Space

Четыре стены и потолок. Как невообразимо легко человеку поставить на себе крест и запереть себя в бетонной коробке, вместо того чтобы попытаться что-то сделать. Плотные шторы были задвинуты и не пропускали внутрь ни единого луча света. В маленькой комнате стояла темень, а духота была так осязаема, что, казалось, в лёгкие втягивался не воздух, а раскалённая лава. Окна и двери были плотно закрыты, телевизор выключен, и только мерное жужжание кондиционера говорило о том, что он работает на пике своих сил, хотя испещрённая бусинками пота кожа этого совершенно не чувствовала. На просторной заправленной кровати лежало тело. Оно ни единым движением конечности не выдавало теплящейся в ней жизни и, казалось, даже не дышало. Синее покрывало заглотило его, запутав в своих некрепких объятьях, и только чёрная взлохмаченная макушка ярко контрастировала с белой тканью наволочки. Лицо было спрятано в подушке, в обнажённой рельефной груди билось сердце. ДжиВон не спал. Он устал от всего и поэтому создал себе такой импровизированный склеп: здесь для него не было ни будущего, ни прошлого, ни настоящего — этакая не игровая зона, в которой можно было отдохнуть. Пройдя через две недели ада, он понял, что больше не может и не хочет жить в таком сумасшедшем темпе, что его батарейка села и запас энергии иссяк. Он растрачивал её бездумно, впустую, удовлетворяя всем потребностям своей безбашенной молодости, и теперь платил за это. К назойливому жужжанию кондиционера прибавлялось ещё и назойливое тиканье часов в форме сковородки с яичницей, которые нуна подарила ему на новоселье. ДжиВон невесело думал, что он как эти самые часы: в нём тоже маленькие колёсики крутились сообща, создавая единый механизм. И стоит одной детальке выбиться из общего строя, перестать работать, как маленькое тельце не выдержит нагрузки и лопнет, заставляя сотни винтиков разлететься в разные стороны. Он уже был как сломанная машина, и он больше не смог бы себя собрать, починить. И другим не позволил бы. Поэтому он не открывал людям, которым он доверял, даже если те с остервенелым отчаянием ломились к нему в дверь. Он устал, а здесь было его старое-доброе автомобильное кладбище, где он мог выбросить свой грязный бок на обочину и испить сигаретный вкус депрессии до дна. Здесь его никто не смог бы спасти, да и ему не было нужно спасение. Глаза ДжиВона были открыты нараспашку, но взгляд утыкался лишь в темноту подушки. Но стоило его векам опуститься под неведомой тяжестью, свалившейся на него, перед его глазами сразу вставал бледный свет фар, испуганное лицо менеджера, обездвиженное тело на асфальте и реки дождя, колотящие с лютой ненавистью по всем горизонтальным поверхностям. Они тогда так испугались, что забыли вызвать скорую и сами повезли несчастного в больницу.ДжиВон помнил, как гулко стучало его сердце, когда он, мокрый, напуганный, жалкий с этим непонятным человеком на руках ворвался в белое здание и его тут же окружили вспышки камер и микрофоны, направленные на него, словно холодное оружие. ДжиВон понятия не имел, как журналисты так быстро обо всём узнали, он был перепуган и растерян, и оттого молчал, пробираясь через вспышки фотоаппаратов и протянутые к нему микрофоны. Зато ДжиВон прекрасно помнил, как Dok2 кричал на менеджера в трубку, поднятый посреди ночи такими неприятными новостями. ДжиВон прекрасно слышал голос босса даже из чужого телефона. Но самым громким ему казалось эфемерное стучание тысячи пальцев по клавиатуре, что на следующий день выпустили десятки статей, чтобы разрушить его и без того шаткую карьеру. Дело по его инциденту началось незамедлительно. ДжиВон неделю просидел дома, узнавая о деталях по телевизору, и изредка содрогаясь от гула журналистов за стенкой, караулящих его у собственной квартиры. Ему казалось, они не ели и не спали, страшась упустить его, и даже ночью он слышал их голоса и иногда даже пение и игру на гитаре. В конечном итоге, полиция признала ДжиВона и его менеджера невиновными. Жертва происшествия, бухгалтер Хван Сок с трёхдневной щетиной, был сбит легоньким толчком машины, потому что был пьян и сам валился с ног, в то время как менеджер ДжиВона не брал в рот ни капли алкоголя. Тем более в тот день был сильнейший ливень, на записи с дорожной камеры было видно, что для машин загорелся зелёный свет, а для пешеходов — красный. И третий важный факт состоял в том, что машина не успела набрать скорость, которая могла бы причинить человеку хоть какой-то вред: на пострадавшем не было абсолютно никаких механических повреждений. Хван Сок в своём интервью лично признал свою вину и попросил прощения, и в довершение всего, ДжиВон ни в каком случае не был причастен к этой аварии: во время инцидента он спал на заднем сидении и не нёс никакой ответственности за происходящее. И, казалось, это должно было всё прояснить и отчистить его имя от грязных сплетен. Но инквизиторский костёр уже был раздут, а гнев толпы было не потушить. Через неделю ДжиВон был вызван в офис на ковёр к начальству. Он смотрел в глаза людей, которые хотели сделать его супер-звездой, и выслушивал унизительную просьбу «подумать над своим поведением». Весь его промоушен был свёрнут, менеджер уволен, и теперь сам ДжиВон был отстранён от работы, как какой-то маленький ребёнок, которого поставили в угол за провинность. Ему было тошно, ему было обидно, но он лишь улыбался, пока кожа на его кулаках натягивалась всё сильнее от сжатия, и говорил «хорошо». Хорошо. Хорошо... Ни черта не хорошо. Что может быть хорошего в том, что он потерял всё из-за какого-то... пьяницы? И теперь ДжиВон лежал и думал о том, какой несправедливой бывает жизнь, и какой же он идиот, раз заметил это только сейчас. С этой силой в его голове он возомнил себя божком, этаким Зевсом, способным заполучить всё, что захочет, лишь подумав об этом. И, чёрт, это правда: сила мысли, одно простое, но железобетонное «хочу» способно вырвать человека из лап смерти, дать ему богатство, обожание, признание. Будто внутри действительно есть бог, способный создать что угодно одним взмахом руки. И это работало всегда. Да, чёрт возьми, ДжиВон с его поганой читкой даже победил на SMTM, но никогда, когда дело касалось других людей. Мы не можем подчинить себе чужую волю, мы не можем сказать другому богу действовать в угоду нам, и именно так ДжиВон не смог удержать мать, ЧеРин, забрать себе ХанБина и не столкнуться с пьяным Хван Соком на ночной трассе. Люди сильны сами по себе, и мысль сильна. Но никакие мысли не дали бы ДжиВону возможность быть вместе с ХанБином. Даже если бы он сжал его в своих объятиях до хруста слабых рёбер под грудной клеткой, ему бы всё равно не удалось бы заполучить ХанБина, потому что у хёна в голове точно такая же мысль, только, может, в сто крат сильнее и непоколебимей. Нет, нет, у него внутри целый космос, который ДжиВон никогда бы не смог объять и подчинить себе, как бы ни мечтал об этом. И тут то же самое. ДжиВон никогда не был особенно набожным, а после общения с нигилисткой Черин вообще стал отрицать бога. Но здесь он не мог не признать: у провидения на всё свои планы, и чхать оно хотело на мнение ДжиВона. Думать о будущем было страшно. Что ему делать теперь, без образования, без внутреннего стержня, без музыки? Как он будет жить дальше, когда всё, что у него было, отобрали? Смогут ли дать ему второй шанс?.. И захочет ли он им воспользоваться?.. ДжиВон был совсем не уверен, что после всего случившегося его взгляд снова загорится при виде сцены. Да и позволят ли ему ещё раз выйти на неё? Неизвестность пугала, словно чёртова чёрная дыра, и ДжиВон старался не думать о ней. Телефон зажужжал, возвещая о входящем звонке, и безжизненная рука дёрнулась, в слепых попытках на ощупь отыскать девайс. Тело лениво перевернулось на спину, и миру явилось опухшее лицо, сохранившее на правой щеке красные отпечатки подушки. — Алло?.. — ДжиВон сам испугался того, насколько охрипшим звучал его голос. — Да?.. Привет. Да... Нормально всё... Нет, парни, давайте без меня. Что? Нет... Да неважно себя чувствую. Ага... Всё... Бывай. ДжиВон нажал на кнопку сброса и откинул телефон. Тот запрыгал по мягкой поверхности кровати, пока не остановился на одном месте, успокоившись. ДжиВон гулко застонал. Звонил СынХун, предлагал пойти с ними в кино. Его голос был какой-то неестественно холодный и равнодушный, будто он старался вести себя, как ни в чём не бывало, но у него не получилось. ДжиВон злился на него. Ему не была нужна его... нет, ему не была нужна ничья жалость. Так какого чёрта они все продолжают лезть к нему? Больше, чем людей, ДжиВон ненавидел только телефон, который связывал его с этими самыми людьми. Ему постоянно приходили сообщения, ему постоянно кто-то звонил, будто вдруг всем и каждому появилось до него дело. Это раздражало, и каждый раз, когда девайс разражался очередным жужжанием, ДжиВону хотелось бросить его в стену. Но он не мог заставить себя даже элементарно отключить его. Кто знает, может быть, что-то внутри него всё ещё сопротивлялось депрессии и пыталось держать связь с внешним миром. Телефон опять задрожал, оповещая о новом входящем звонке, и рука ДжиВона дёрнулась в попытке дотянуться до него, но он остановил себя. Всё. Хватит. Он устал, он не может только и делать, что отвечать на чужие звонки. Пора перестать ломать себя. С этими мыслями ДжиВон закрыл глаза и провалился в полудрёму, в которой не было ничего. Если бы он ответил на звонок, он бы узнал, что ему звонил ХанБин.

***

Впервые ДжиВон покинул пределы своего склепа через две недели, когда осознал, в каком плачевном состоянии находился его холодильник. Полки, освещённые тусклым светом лампочек, были абсолютно пусты, а ДжиВон, конечно, планировал умереть, но в моральном плане, физическая же голодная смерть его никак не прельщала. Он вышел на улицу, закутанный в одежду сверху до низу: на голове у него была кепка, а на лице — маска, но он всё равно боялся, что кто-нибудь узнает его. Он уже успел позабыть, каким ярким может быть день, и даже это короткое путешествие до ближайшего супермаркета утомило его и почти лишило сил. В супермаркете он старался не сталкиваться с людьми, не смотреть на них и не касаться их, но с одним он справиться не мог. Как он и говорил, у стервы-судьбы на всё своё мнение, а она в последнее время его особенно невзлюбила. — ДжиВон? ДжиВон узнал голос (не мог не узнать, столько лет знакомы всё-таки), но больше всего он поразился тому, как СынЮн мог узнать его в этой одежде, окольцевавшей его, словно защитный кокон. Да и откуда здесь быть СынЮну? Он живёт в другом конце города. Пачка чипсов пошла мелкой дрожью в его руке, но деваться было некуда, поэтому он просто растянул свои губы в радостной улыбке. — Какая удача, — рассмеялся СынЮн в ответ на приветствие, — а я как раз к тебе шёл. ДжиВон посмотрел на корзинку в его руке: она была заполнена снеками, сухариками, чипсами и недорогим алкоголем. — Видно, это судьба, что я повстречал тебя здесь и мне не пришлось ломиться к тебе в дверь. — Да уж, — ответил ДжиВон; он старался выглядеть счастливым и радостным, но они оба знали, что это ложь. Однако ничто не мешало им продолжать этот цирк дальше. ДжиВон весь был встревожен: он не желал ничьего общества и не был уверен в том, что сможет выдержать его, но всё равно продолжал шутить и весело переговариваться с СынЮном по пути домой. ДжиВон не считал себя лицемером, ведь он думал, что поступает правильно. Он не знал другого способа общения с людьми, кроме как прятать все свои переживания глубоко внутрь, даже если это чуть больше, чем невыносимо. Для него такое поведение было простой истиной, которую он впитал в себя с молоком матери, которой его воспитывала Бом и которую он прямо сейчас применял на практике. Квартира ДжиВона встретила их сыростью, темнотой и застоявшимся запахом пота, но ДжиВону не было стыдно: СынЮн тоже мужчина, ему не привыкать. Чужая ладонь нажала на выключатель — свет яркой вспышкой осветил помещение и, кажется, ранил глаза ДжиВона. — Неплохо ты здесь устроился, — восхищённо пробасил СынЮн, оглядывая дорогой и стильный интерьер. Его взгляд упал на легион роботов биониклз, приветствующий гостей на тумбочке: — Ого, ты и коллекцию свою сюда перетащил. Всех собрал? — Нет, — невнятно промямлил ДжиВон: он уже смирился с тем, что этим вечером его не оставят в покое. — Последний остался. ДжиВон и СынЮн разделились: пока первый ходил на кухню, чтобы расставить в холодильнике купленные продукты, СынЮн пошёл в хозяйскую комнату. Когда ДжиВон, неся с собой стаканы для алкоголя, переступил порог своего импровизированного склепа, тот уже не был склепом: СынЮн по-хозяйски раздвинул шторы и распахнул окна, и теперь комнату заливали лучи по-летнему светлого вечера и охлаждал свежий воздух. — Духота как в газовой камере, — пояснил СынЮн, заметив вопросительный взгляд друга, и ДжиВону нечего было возразить. В комнате действительно было душно, но не то чтобы он был против. ДжиВон думал, что они собираются напиться до беспамятства, а потом плакаться друг у друга на плече о своих горестях, но, к его удивлению, этого не случилось. Вместо обычной пьянки, они как раньше уселись играть в консоль, которую ДжиВон забрал у нуны, и за вечер переиграли во все игры, которые смогли найти у ДжиВона в загашнике. И в ту минуту, когда персонаж ДжиВона сидел верхом на персонаже СынЮна и бил его по лицу, вдавливая в асфальт; только в ту минуту он чувствовал себя по-настоящему живым и по-настоящему счастливым, потому что ничто не могло воскресить его из пепла так, как жажда победы. Лишь один раз за вечер они коснулись той темы, которая так волновала и будоражила их. Когда ламборджини СынЮна обгонял ягуар ДжиВона на повороте, напряжение искрилось в воздухе, и ДжиВон даже вынул язык от усердия, вопрос СынЮна прозвучал словно фоновое сопровождение: — Что, тяжело тебе пришлось? — Нормально, — не думая ответил ДжиВон, его ягуар пошёл на обгон, — прорвёмся. — Куда прорвёмся-то хоть? — Не знаю, — честно ответил ДжиВон, — но куда-нибудь точно про... чёрт! — автомобиль ДжиВона врезался в не пойми откуда взявшуюся ограду. Он от досады отшвырнул джойстик куда подальше и застонал: — Нет-нет-нет! СынЮн на это только рассмеялся: Ламборджини плавно вошёл в поворот, и теперь победа была ему обеспечена. Они решили разойтись где-то в час, когда весь алкоголь был выпит, вся закуска съедена, а в глазах рябило и руки тряслись от перенапряжения. СынЮн встал, отряхивая себя от крошки; ДжиВон, покачнувшись, встал следом. — Ты хоть домой-то доберёшься? — спросил ДжиВон, его язык чуть-чуть заплетался от количества выпитого. — Я вызову такси... о, кстати, — СынЮн, неожиданно что-то вспомнив, начал рыться в своей барсетке, — я к тебе, вообще-то, за делом пришёл. Он протянул ДжиВону два билета: — ДжинХван-хён просил передать. ДжиВон задумчиво принял посылку. Билеты были на час завтрашнего... то есть, уже этого дня и вели до Чонджу. Если ДжиВону не изменяли его знания, это город где-то на Чеджу, но его знания точно изменяли ему, потому что на географии он спал вместо того, чтобы учить номенклатуру, поэтому название «Чонджу» ему ни о чём не говорило. — Чего это он? — Не знаю, — СынЮн пожал плечами, — он хотел сам тебе передать, да ты на звонки не отвечал и дверь не открывал. Кстати, я советую завтра тебе явиться в любом случае: хён выглядел действительно сердитым на тебя и сказал, что если ты не придёшь за полчаса, он свернёт тебе шею, потому что у тебя и его билет тоже. ДжиВон не стал спрашивать, почему ДжинХван просто не оставил свой билет себе, зато он живо представил рассерженное лицо хёна и его жилистые пальцы, охватившие дживонову шею... Да, пожалуй, лучше всё-таки явиться завтра. Уже когда СынЮн собирался уходить, ДжиВон окликнул его, сам не зная для чего, и чувствовал себя дураком. Они стояли посреди коридора, в котором одна из многочисленных лампочек постоянно мигала, и смотрели друг другу в глаза. ДжиВон больше не мог молчать, ему было важно знать. — СынЮн, а ты тоже делаешь вид, что всё хорошо, когда на самом деле всё плохо? Тишина звенела в бледных очертаниях коридора, и каждый выискивал в чужих глазах ответы на свои вопросы и способы усмирить демонов внутри себя. Когда лампочка мигнула и снова загорелась ярким светом, СынЮн моргнул и хрипло ответил: — Да. — Вот как, — усмехнулся ДжиВон, — хреново. — Да уж, — снова усмешка. Они так и остались стоять, чего-то ожидая. СынЮн смотрел внимательно, он не спешил уходить, в то время как ДжиВон не спешил закрываться. За его спиной была распахнутая настежь дверь, и, кажется, в этот момент, когда они оба такие серьёзные и жаждущие, а алкоголь взял верх в голове, можно было не закрывать эту дверь совсем. ДжиВон не выдержал. — Что ж, бывай. СынЮн моргнул. На мгновение, на его лице отразилось нечто вроде удивления и разочарования, но потом он поднял свою руку в прощальном жесте. — И тебе не хворать. ДжиВон закрыл за СынЮном дверь и снова остался один в пустоте квартиры.

***

ДжиВон и не думал, что окажется на вокзале снова. Когда он в первый и последний раз был здесь с матерью, это здание впечатлило его своей громадностью, технологичностью и наполненностью. Для маленького мальчика из деревни всё было в новинку, и он смотрел во все глаза на происходящее вокруг, боясь что-то упустить. Теперь же всё было по-другому. То ли здание устарело, то ли ДжиВон повзрослел, но пёстрые таблоиды, мягкий женский голос из ниоткуда и массивные железные монстры больше не восхищали, как раньше, а казались чем-то само собой разумеющимся. «Поезд Сеул-Чонджу прибыл на станцию». ДжиВон стоял у огромного интерактивного табло с расписанием. Вокруг него туда-сюда сновала толпа, и никому не было дела до низенького паренька в майке-алкоголичке и кепке. Те же люди, что узнавали в нём Бобби, прошлогоднего победителя SMTM, не решались подойти к нему, предпочитая держаться на расстоянии и украдкой снимать знаменитость на телефон. ДжиВону же было всё равно. Этим утром ему не просто тяжело было проснуться после вчерашней «вписки», ему было так хреново, что понадобились титанические усилия лишь для того, чтобы вспомнить, кто он, что он, где он и какого чёрта будильник прозвонил так рано. Как только он вспомнил ответ на последний вопрос, в голове сразу всплыло содержание прошлого вечера, и фантазия живо нарисовала ему дьявольски злого ДжинХвана, чьи пальцы сомкнулись на его побледневшей шее. Эта картина заставила его не только окончательно проснуться, но и встать с кровати без лишних «десяти минут». ДжиВон даже вышел из дома раньше, чем планировал, а перед этим десять раз проверил, взял ли он билеты. К своему огромному неудовольствию, ДжиВон, всегда и везде опаздывающий, прибыл на вокзал первым. Это было ужасно хотя бы потому, что ДжиВону никогда не приходилось кого-либо ждать (все обычно ждали его), и он изнывал от скуки, не зная, что делать. Но безделье было проблемой только первые полчаса. Потом появилась другая проблема. ДжинХван опаздывал. Нет, не так. Дофига пунктуальныйДжинХван опаздывал. Это обстоятельство заставило ДжиВона занервничать, но сначала он старался не придавать этому значения, потому что, ну, с кем не бывает? Мало ли где он мог задержаться, все они люди, ну. Но когда до отбытия поезда осталось всего двадцать минут, а хёна всё не было, ДжиВон начал паниковать. И самым ужасным в этом во всём было то, что ДжинХван не брал трубку. ДжиВон звонил ему десять раз, и все десять раз женский голос отвечал ему что «подождите, абонент разговаривает». ДжиВон уже начинал злиться: с кем это можно так долго трепаться, когда у тебя такая важная поездка на носу? Когда ДжинХван не ответил и в одиннадцатый раз, ДжиВон беспомощно выдохнул и опустил телефон, блокируя ему одним лёгким касанием пальца. Он с тоской огляделся вокруг, надеясь в толпе увидеть растрёпанную чёрную макушку хёна, но вместо этого он увидел парня, так же стоящего у табло к нему спиной. ДжиВон не видел его лица, но его внимание привлекли вишнёвого цвета волосы и гитара за спиной. А ещё то, какой напряжённой была его тонкая фигура: его побелевшие пальцы с какой-то остервенелостью вдавливали айфон в ухо, а другая рука была упёрта в бок в возмущённом жесте. ДжиВон усмехнулся. Похоже, не только его компаньон опаздывал. — Ты что, издеваешься надо мной?! — вдруг вскричал парень, не в силах сдерживать свои эмоции. — Что значит «ты не приедешь»? Жить надоело?! Значит так, кидок, у тебя мой билет, так что пулей на вокзал, если не хочешь, чтобы я подкараулил тебя в тёмной подворотне и избил. Ну, блин, нормальные люди так не делают... ДжиВон замер. Он узнал этот голос. Он узнал бы его из тысячи, и он одного звука его сердце начало ходить ходуном в грудной клетке, грозясь вот-вот выпрыгнуть. Он был так счастлив, так рад, что ни о чём не думал; и до того, как здравый смысл и депрессия смогли бы его остановить, он воскликнул: — ХанБин! Парень с гитарой замер, а потом медленно повернулся к ДжиВону. Да, это действительно был ХанБин, настоящий ХанБин, из плоти и крови, а не жалкая фантазия его изголодавшегося мозга. ДжиВон был готов броситься к нему на шею, но лицо хёна было таким удивлённым, таким шокированным и бледным, что ДжиВон, наоборот, отшатнулся. Неужели он был так ему неприятен?.. — Что случилось, ХанБин? ХанБин! — разрывался телефон голосом ДжинХвана, а ДжиВон всё не мог понять, что за чёрт. Это что, очередные игры провидения? Или чья-то более сильная воля вновь столкнула их вместе?.. «Поезд Сеул-Чонджу отправляется через пятнадцать минут». Женский голос вызволил ДжиВона из ступора, и он вспомнил о том, зачем именно сюда приехал. Немного ошалевший, он непослушными руками достал из рюкзака билеты, и, потрясая ими, обратился к ХанБину. — ХанБин... хён, это же ДжинХван-хён, да? — он кивнул на трубку. — Скажи ему, пожалуйста, что у меня его билет, и я не знаю, что с ним делать. ХанБин напряжённо смотрел на бумажки, зажатые в ладони ДжиВона, и даже сквозь его непроницаемое лицо было видно, что для него что-то прояснилось в этот момент. У ХанБина всегда так: на лице холодная маска безразличия, ни единый мускул не дёргается, выдавая эмоцию, и только глаза, эти зеркала души, всегда яркие, подвижные, полные чувств и переживаний. Сейчас эти глаза избегали смотреть на ДжиВона. — Алло, ДжинХван? Я здесь твоего донсена встретил, бедняга не знает, что делать с твоим билетом. ХанБин выслушал ответ и молча протянул трубку ДжиВону. — Алло, хён? Что за?.. — Прости, ДжиВон-а, нет времени объяснять, — сбивчиво заговорил голос по ту сторону провода. — У меня не получится с тобой поехать, причину объясню потом. — Но я... — Отдай билет ХанБину, а? Заранее спасибо. — Стой, хён, я... — в телефоне послышались гудки, и ДжиВон отнял трубку от уха, неверящее всматриваясь в экран. Звонок закончен. Какого чёрта только что было?.. ДжиВон бы почувствовал себя преданным, если бы у него было на это время. Но сейчас, когда они так опаздывали, а ХанБин стоял так близко, путая все его мысли, это не имело значения. Лицо хёна было бледно, как мел, он нервно ходил вокруг, кусая губы, и, похоже, в красках представлял себе, как он сталкивает ДжинХвана под этот самый поезд, на котором они должны были уехать. ДжиВон прекрасно понимал его чувства. — Держи, — ДжиВон протянул ХанБину билет вместе с айфоном, — ДжинХван-хён сказал отдать тебе. ХанБин шумно втянул в лёгкие воздух, готовясь снести ДжиВона волной своего праведного гнева, но девушка сказала, что до отправления их поезда осталось всего десять минут, поэтому он сдулся, словно лопнутый воздушный шар, и молча принял билет. В конце концов, негодование могло подождать, а вот поезд — явно нет. ДжиВон, так давно не видевший ХанБина, выпал из реальности, когда чужие руки попались ему на глаза. У ХанБина были очень аккуратные ладони, как, впрочем, и весь ХанБин, который по жизни был словно выглаженная до хруста и полного отсутствия складок рубашка. А ногти его, коротко постриженные, выглядели так ухоженно, словно ХанБин не вылезает из маникюрного салона, в отличие от того же ДжиВона, которого нуна так и не приучила следить за руками. ДжиВон, несмотря на уговоры, всё равно самозабвенно сгрызал ногти под корень и обкусывал заусенцы до крови. За прошедший год ХанБин вообще сделался каким-то нереальным. Удивительно, с ним произошли такие колоссальные перемены, а он всё равно остался всё тем же ХанБином. Ему невероятно подходили тёмно-вишнёвые волосы и серьга в ухе, а тёмно-зелёная клетчатая рубашка, обвязанная вокруг его бёдер, та самая, которая раньше ему не шла, теперь идеально контрастировала с новым цветом волос. ДжиВон бы с хищническим удовольствием накинулся на ХанБина и забрал его к себе, но он не мог себе этого позволить. Нет, не мог. Не когда он так противен старшему. ДжиВон тяжело вздохнул и посмотрел прямо в глаза ХанБину. Всё-таки они не сопливые девочки, чтобы смущённо жаться и не знать, что сказать друг другу. Они — мужчины, и поступать должны как мужчины, без всяких ужимок и недомолвок, поэтому ДжиВон считал, что всё делает правильно. — Что ж, было классно повидаться, хён, — ДжиВон улыбнулся; ХанБин озадаченно выгнул бровь. — Бывай. Неплохо было бы свидеться ещё. ХанБин смотрел ДжиВону прямо в глаза; маска на его лице не треснула, но сквозь прорези зрачков на долю секунды можно было увидеть непонимание и удивление. ДжиВон не предал этому значения. — Окей, пока. И они обошли табло с разных сторон, спеша смешаться с толпой, чтобы не смущать друг друга и разными путями прийти к одной и той же цели. Уже сидя на своём месте в поезде, ДжиВон корил себя за своё нелепое поведение и трусость. Он уже во второй раз сбежал от ХанБина. Какой же он неудачник. — Не парься, ДжиВон, — голосом ДжинХвана вещала трубка, которой ДжиВон изливал все свои душевные переживания, — ты едешь на заслуженный отпуск. Расслабься и получай удовольствие, а не нервы себе трепи. Просто забей на всё. ДжинХван честно сказал ДжиВону, что он не смог поехать, потому что у него дела (какие именно у него были дела, он не уточнял), но как только получится, он тут же приедет к нему. ДжиВона это нисколько не успокоило. Но потом, сидя на своём месте в неподвижном поезде и пялясь в окно, ДжиВон думал о том, что поступил не столько трусливо, сколько разумно. Он же, действительно, ехал отдыхать, а рядом с ХанБином этого сделать было бы невозможно. С ним даже сидеть рядом было бы не возможно! Новая версия старшего была настолько горячей, а ДжиВон настолько изголодался по нему, что быть рядом с ним и не иметь никакой возможности прикоснуться или даже посмотреть, было бы пыткой. Честное слово, ДжиВон бы не пережил, если бы эти пальцы и серьга в ухе постоянно маячили у него перед глазами: он бы просто умер от желания. Но теперь, когда их пути окончательно разошлись, можно было вдохнуть спокойно, что ДжиВон и сделал. Как только светлая мысль о том, что теперь он не умрёт от шикарности ХанБина, появилась в его уставшем мозгу, блаженная улыбка расплылась у него на губах. — И снова здравствуй. О, чёрт. ХанБин возвышался над ним, как чёртова гора над ошалевшим Магомедом, который не ожидал, что она-таки придёт к нему. И ДжиВон готов был поклясться, что он слышал издевательские нотки в голосе старшего. ХанБин действительно смотрел на него, как на идиота, потому что, ну, блин, он действительно был идиотом: как он мог подумать, что они могут расстаться, когда билеты специально были куплены на места рядом? На ДжиВона бы даже накатила волна ностальгии (никто не смотрел на него так уничтожающе, как ХанБин), если бы он не был занят... ...безудержным страданием. — Вставай, умник, — хмыкнул ХанБин после того, как закинул свои вещи на отсек для багажа, — моё место у окна. — Что?.. — Что-что, пошевеливайся, говорю! Пока ДжиВон, кряхтя, пересаживался с одного места на другое, он думал о том, насколько «весёлый» предстоял ему отпуск.