***
Это потрясающее ощущение поглотило его с головой: его душа одновременно находилась на вершине мира и погружалась всё глубже в Марианскую впадину. ДжиВон забыл всё, чем жил на земле, у него будто случилась кратковременная амнезия, когда он дорвался до всех благ мира сего и оказался в таком водовороте событий. Новые впечатления вытеснили родные лица, номера друзей и знакомых, ворчание нуны и тяжёлый взгляд Ким ХанБина. Он, будто воздушный шар, скинувший балласт, устремился в небо, не понимая, что спускается на самое дно. Вид с Джомолунгмы открывается потрясающий — такой, что чувствуешь себя хозяином горной страны: хребты с блестящими, будто покрытыми волшебной снежной пыльцой из сказок, вершинами стелются один за другим до самого горизонта, и голубое, голубое небо — воздушное покрывало родной планеты Земля. Но если долго смотреть на один и тот же вид, он быстро надоедает и перестаёт быть таким фантастическим. Хребты повсюду — они больше не вдохновляют, а мерцание снега слепит глаза и раздражает. И небо, голубое, всевидящее небо над головой давит, и хочется сбежать от него, хочется спрятаться. Вскоре ДжиВон перестал понимать, чем он вообще занимается в этой жизни. Он будто полгода провёл в алкогольном опьянении, а когда неожиданно протрезвел, обнаружил себя в луже чего-то красного и, наверняка, дорогого, в окружении людей, пребывающих в состоянии полного не_стояния. С каждым днём музыки в его жизни становилось всё меньше, зато количество вечеринок, пьянок и изображений с ним на всех глянцевых поверхностях росло в геометрической прогрессии. Откровенно одетые женщины ластились к нему, словно кошки; люди, улыбающиеся ему, распускали про него самые мерзкие слухи, а его новых «друзей», казалось, волновал лишь его банковский счёт. Сияющий Олимп стал больше похож на зловонный Содом. Когда очередная сумасшедшая фанючка, караулящая его у дома, чуть не довела Бом-нуну до инфаркта, ДжиВону оставалось только тяжело дышать, словно рассерженный буйвол, снова и снова повторяя про себя слова менеджера: «Это твои деньги, потерпи, потерпи». ДжиВон не хотел терпеть — деньги, добытые таким путём, были ему не нужны. Он ведь рэпер, хип-хоп во плоти! Но разве могли пятнадцатилетние девочки, шлющие ему письма с просьбами встречаться, что-то понимать в хип-хопе? Их больше интересовало его лицо, поджарое тело и шмотьё, в которое его одевали стилисты, а на его музыку им было откровенно наплевать. Не о такой славе он мечтал. Не о такой.***
Время шло, а ДжиВон становился всё более подозрительным. Новые знакомства больше не прельщали его, ему везде виделись лесть и обман, но Dok2 говорил: «Эти люди важны нам. Это твоя работа». И ДжиВон растягивал свои губы в подобии улыбки и весь вечер, сидя за столом с людьми, которые ему не нравились, в костюме, который ему жал, изображал почти натуральное счастье и неподдельный интерес. Если бы ДжиВону заранее сказали, что для того, чтобы стать рэпером, надо освоить ещё и актёрское мастерство, он бы сразу отказался. В ворохе дней ДжиВон вспомнил своих старых друзей и отыскал их номера телефонов. Он был так опьянён своей новой жизнью, что потерял связь со всем, что было до неё, а сейчас почувствовал острую необходимость пообщаться с теми, с кем не надо надевать маску счастья. С кем можно быть искренним. Он звонил МинО, СынХуну, СынЮну, но каждый раз на предложение о встрече слышал в ответ только категоричное <i>«Я занят», а ХанБин-хён вообще сбросил вызов. ТэХён сначала тоже послал его в дальние дали, потому что: «Хрен ли ты только сейчас о нас вспомнил, мудак?» Но потом всё же согласился встретиться посидеть вечером пятницы, когда у ДжиВона будет окно в расписании. Со своей нынешней зарплатой ДжиВон мог бы повести ТэХёна в самый дорогой ресторан Сеула и заплатить там не только за него, но и за добрую половину посетителей, но вместо этого они встретились в том самом клубе, где они провели самые беззаботные годы своей жизни, мечтая о светлом будущем. Они ностальгировали, смотря «Время шоу», вспоминали, как круто было выступать на этой сцене, и пили дешёвое, откровенно дерьмовое пиво. И его вкус нравился ДжиВону гораздо больше, чем весь тот дорогой алкоголь, что он вливал в себя вёдрами на приватных вечеринках. ТэХён был, как всегда, вредный и всем недовольный: он открыто называл ДжиВона мудаком и не скрывал своего негодования по поводу предательства друга. Но ДжиВону нравилось это. Ему казалось, что раз они могут вот так общаться, словно ничего не произошло, это значит, что не всё потеряно, что всё ещё можно вернуть на круги своя и забыть о наваждении звёздной болезни, как о страшном сне. Не сказать, что ТэХёну было интересно, как и чем жил ДжиВон весь тот год, что их номера пылились в игнор-листе. ТэХён поступил в Сеульскую Консерваторию, и земные блага были последним, что его волновало. Но ДжиВону было больше не о чем рассказывать, кроме как о пьянках, фальшивых улыбках, фотосессиях и сумасшедших фанатках. А нервы его уже были на пределе, поэтому он щедро вылил на друга всё своё негодование. — Я даже в магазин не могу нормально сходить, — горячо заявил ДжиВон, выдувая третью банку соджу. Он уже дошёл до волшебной кондиции и перестал выбирать выражения. — Я даже в супермаркете будто на подиуме! Каждый случайный прохожий считает своим долгом сфотографировать меня и попросить автограф! А недавно, нуна закатила огромный скандал, что если ещё раз она увидит одну из этих неадекватных девочек у нашего дома, она подаст на них в суд... — И что ты хочешь от меня? Чтобы я тебя пожалел? — ТэХён тоже уже был готов к задушевным разговорам, и даже обида, плескавшаяся на донышке его полу-пустой бутылки из-под пива, уступила место прежним чувствам и привязанностям. — Ты сам выбрал этот путь. Правильно говорит этот твой хмырь-работотадель: это твоя работа. Так что нечего сопли распускать. ДжиВон был возмущён таким отношением к себе и своим нервным клеткам, поэтому они ещё полчаса спорили о том, что входит в понятие его работы, а что не входит, и стоит ли подавать на сумасшедших малявок в суд. Когда тема была исчерпана, а ТэХён вбил ДжиВону в голову, что он сам полез в это дерьмо и теперь должен играть по правилам, последний соизволил вспомнить о своих друзьях и поинтересоваться, как у них дела. — Сам звони и спрашивай. Я тебе что, новостной портал, чтобы обо всём докладывать? — Но они не хотят со мной разговаривать, — возмутился ДжиВон, не ожидавший, что его так жёстко пошлют, — они, видите ли, заняты. ТэХён прыснул. — Ты же знаешь, эти люди никогда не бывают заняты, когда дело касается выпивки и музыки. Они просто обижены и не хотят иметь ничего общего с таким козлом, как ты. — Что, даже СынЮн? Будда-СынЮн, всепрощающий и всепонимающий? — Ммм, возможно, — ТэХён задумчиво вертел баночку из-под пива, увлечённый тем, как алкоголь переливается на донышке, — но, скорее всего, он и правда занят. Биты сотрясали стены, исписанные граффити, очередной молодой повеса, лелеющий мечту стать известным, скакал по сцене, а толпа на танцполе полностью отдавалась ритму, подчиняясь звонкому голосу парня. Юный рэпер был явно неопытен: у него сбивалась дыхалка, а окончания строчек проглатывались, но народ уже был раскалён до предела, и ему было всё равно. Диско-шар лениво крутился вокруг своей оси, от солнечных зайчиков слепило глаза (какой идиот додумался его здесь повесить?), блики танцевали на безразличном лице ТэХёна и его выжженных в блонд волосах, когда он вернулся с новой порцией соджу. ДжиВон точно помнил, что когда они виделись в последний раз, ТэХён был шатеном, а ещё, он недавно выдел в Инстаграме, что МинО тоже обесцветил волосы. И это явно неспроста. — У вас что, флешмоб? МинО вон, тоже блондином ходит, — сказал ДжиВон, принимая из чужих рук банку пива. — Неужели СынЮн с СынХуном тоже теперь обесцвеченные? ТэХён на это ничего не ответил, только сделал глоток из банки, всем своим видом показывая, что ДжиВон облажался с выбором темы для разговора. — Мне интересно, а почему ты согласился на встречу со мной... — ДжиВон осёкся, поймав недовольный взгляд друга. — В смысле, ты такая заноза в заднице. Ты должен ненавидеть меня и обижаться дольше всех, а вот так вот спускать всё на тормозах не в твоём стиле.. — Спасибо за комплимент, мистер бестактность, — огрызнулся ТэХён, — и это кто ещё из нас заноза в заднице. Я, в отличие от тебя, не игнорировал своих друзей целый год. И потом, я вот сейчас обижусь и уйду... — Я не игнорировал вас! — Не оправдывайся, — ТэХён закатил глаза: за это время он уже успел подзабыть о бурных реакциях своего друга и его непроходимой толстолобости, — и не обольщайся. Я пришёл сюда не потому что соскучился по тебе, а потому что хотел насолить МинО. Этот засранец мне уже весь мозг вынес тем, какой ты урод и как он хочет с тобой встретиться, но никогда не сделает этого, потому что он горд, как Зевс, а ты урод и так далее по кругу. Меня это задолбало, поэтому я взял и согласился на встречу. ДжиВон знал наверняка, что логика в рассуждениях друга была, но она ускользнула от ДжиВона примерно на том месте, когда «МинО захотел встретиться с ним, потому что он урод», поэтому дальше он особенно не вникал. У этих двоих всегда было всё запутанно и непонятно, и за всё то время, что он их не видел, они ни капельки не изменились. — А ещё этот идиот собрался на «Show Me The Money», и теперь нашей спокойной жизни настал конец, — ТэХёна, похоже, совсем не смущало, что ему не отвечают и даже, скорее всего, не слушают. Видимо, это тоже было больной темой для него. И теперь, когда у него выдалась возможность выговориться, он не собирался её упускать. — Лучше бы он пошёл в колледж, честное слово. А то бегает, как ошпаренный, по прослушиваниям, носится со своими текстами, как с писанной торбой, ночами не спит и другим спать не даёт — нервы треплет. Кошмар! Вроде бы с тобой всё это уже проходили, но ты не разводил вокруг себя такую жуткую суету. ДжиВон уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но ТэХён даже и не думал передавать ему эстафету. — Но ничего, чем бы дитя ни тешилось... Главное, чтобы он не стал таким же козлом, как ты, а всё остальное приложится. И вообще, что с тобой сделал шоу-биз? Ты раньше был, как огурчик, а сейчас тебя будто законсервировали на долгое хранение. Что за фигня, ДжиВон? ТэХён в пьяном (да и не только) состоянии, словно чистый и непорочный младенец — его устами говорит истина (порой не самая приятная). И ДжиВон понимал это, он и сам стал замечать, что всё больше киснет с этой своей «работой», но обсуждать это сейчас ему не хотелось ни капельки. Тем более что была ещё одна тема для разговора, куда более интересная. — А откуда так много информации о МинО? — ДжиВон улыбался, ему было смешно, ведь вопрос предполагал вогнать ТэХёна в краску и разозлить его, как это происходило всегда. Но ожидания ДжиВона не оправдались. — Да мы, вроде как, встречаемся, — на лице ТэХёна не дрогнул ни один мускул. ДжиВон подавился соджу. — Что, серьёзно?! — Нет, блин, я пошутил. ДжиВон, врубай мозги хоть иногда! — Вау, поздравляю, — ДжиВон был искренне шокирован. Ему казалось, что ТэХён с таким паршивым подходом к предмету своего воздыхания не только ничего не добьётся, но и в глаз получит. Однако он не только жив и здоров, но ещё и взял эту крепость. — Ты просто герой. Я уже и не верил, что у тебя что-то получится. А как так вышло? — Не твоё дело, как так вышло! И сделай взгляд попроще — мне не нравятся, когда на меня пялятся, как на дикобраза, — ТэХён отодвинул от себя заинтересованное лицо ДжиВона, который от любопытства чуть ли не в рот ему заглядывал. — Тем более я уже два раза рассказывал эту историю, где ты был в это время, а?! Третьего выступления не будет, в нашем театре больше не отыгрывают эту программу. — А кому ты рассказывал? — любопытству ДжиВона не было конца и края. — СынЮну и СынХуну? — Типун тебе на язык! — ТэХён вдруг ощетинился, как дикий кот, готовый расцарапать трогающему его ребёнку лицо. — Не смей, слышишь? Не смей даже заикаться об этом при СынХуне, или эта сплетня станет последней, слетевшей с твоего языка! Я не хочу до конца своих дней быть объектом насмешек и подколов. — Окей-окей, — ДжиВон поднял руки в примирительном жесте. Они все знали, каким жестоким может быть СынХун, когда находит дельный повод для троллинга. На это уже не обижались, этого просто старались избегать. Но если не СынХун, тогда кто?.. — ХанБин-хён и ДжинХван-хён знают, — ТэХён будто прочитал мысли друга, а теперь наблюдал за тем, как вытягивается его лицо при упоминании ХанБина. — Последний мне очень помог справиться со стрессом. И вообще, они, в отличие от тебя, не забыли о нас, как только достигли поставленной цели! — ХанБин-хён знает?.. — ДжиВон даже упрёк пропустил мимо ушей. Потому что имя хёна, которое он так давно не произносил вслух, — единственное, что он смог услышать из всей тирады. — Да, — решительно ответил ТэХён, подаваясь ближе к ДжиВону, — и знаешь, что он сделал, когда узнал? Он был искренне рад за нас и поздравил. А ты — идиот, который только и делает, что петушится, а в самый ответственный момент прячет голову в песок. ДжиВон был возмущён. Это чуть ли не самый большой позор в его жизни, и он делился этим с ТэХёном не для того, чтобы потом это использовали против него же самого. Хотя, он мог предугадать это. — Неправда! — Правда! — Не известно, что было бы, если бы я довёл дело до конца. Может быть, он такой толерантный, пока дело до него не дошло, а мне бы он плюнул в лицо, — ДжиВон вцепился в единственную трезвую мысль в своей пьяной голове. — Ну и пусть! МинО чуть не убил меня, когда я признался, да ещё «педиком» обозвал и нахер послал. А ХанБин хиленький — максимум бы в глаз тебе дал. ДжиВон гулко простонал. — Ааа, теперь я понял, почему я не признался ХанБину, — ДжиВона уже шатало и язык заплетался, но он всё ещё пытался что-то доказать не менее волшебному ТэХёну, — это потому что ваш случай меня так впечатлил. О, нет, «впечатлил» — слишком мягко сказано. Эти горе-голубки поколотили тогда друг друга так, что их, разукрашенных, забрали в участок за драку в общественном месте. Бом-нуна тогда полночи над ними кудахтала, пытаясь доказать полиции, что они не опасны для общества. И как бы ТэХён ни пытался выставить себя жертвой, МинО тогда заполучил себе разбитую губу, жуткий отёк под ребром, который не спадал месяц, и кисть у него после этого функционировала как-то плохо. — А ты на нас всю вину не скидывай, — заметил ТэХён. — Ну подрались мы, ну и что? Зато где теперь Мино? А? То-то же, — довольный своими аргументами, ТэХён сделал ещё один глоток, и очень расстроился, когда оказалось, что больше в бутылке ничего нет. После этого ДжиВон сник окончательно, ведь, с какой стороны ни посмотри, а ТэХён был прав. Мысли материальны, а желаниям свойственно сбываться, если прикладывать усилия для их осуществления и хотя бы пытаться. ДжиВон знал об этом, ДжиВон не раз проворачивал этот трюк, когда учился в школе или выступал на SMTM. Это была заезженная до дыр схема, которая никогда не давала сбоев, но даже понимание этого не помешало ему спасовать перед бледным лицом ХанБина. — Ну пожале-ей меня, — захныкал ДжиВон признавая своё поражение, — я же идио-от. — Вот ещё!***
С того момента в мыслях ДжиВона был один Ким ХанБин. После того судьбоносного вечера, принёсшего ДжиВону самую большую победу и разочарование в его жизни, они больше не пересекались. Разбежались кто куда, будто решили проверить, можно ли в таком маленьком Сеуле при наличии огромного количества общих знакомых не встречаться больше года. И эксперимент показал: можно. ДжиВон не раз пытался прервать эту безумную игру. Он звонил хёну на мобильный и домашний, караулил его у дома, даже просил ДжинХвана подсобить ему и устроить им где-нибудь встречу, но удостоился от последнего только тяжёлого взгляда и «ХанБин занят». Правда, чем таким важным занят Ким ХанБин, ДжинХван не уточнял, но его тон яснее всяких слов говорил о том, что разговор окончен. Тогда ДжиВон невесело думал, что с ХанБином всегда так: он то огрызается, то не сбрасывает руку со своего плеча, то отталкивает от себя, то делится самыми интимными мыслями и чувствами. ДжиВон не знал, даже представить не мог, какие сложные механизмы работали в голове у ХанБина, и ему безумно хотелось его разгадать и вместе с тем стать обладателем ключа от одной из самых больших, по его мнению, загадок человечества. Но ХанБин явно не хотел, чтобы его разгадали. А лучше, чем сочинять музыку, у него получалось только одно — убегать от проблем. ДжиВон будто играл в «прятки» с профессионалом, которого найти нереально, даже зная его адрес, место учёбы и работы. ДжиВон много думал о причине такого поведения, ему казалось, что он, может быть, отпугнул хёна своим напором. Но мысли эти ему не нравились, поэтому он занимался тем, что у него выходило: бездумно действовал, не видя перед собой чёткой цели, и искал ответы на вопросы, которые ещё не задал. А потом жизнь утянула ДжиВона в свой бесконечный водоворот, а работа больше не могла ждать, пока он разберётся в своих и чужих чувствах, и ДжиВон перестал искать ХанБина. Он думал, что скоро всё забудется, да и жизнь научила его этому, ведь она довольно быстро стёрла ЧеРин с задворок его памяти. ДжиВон считал, что и эта страсть пройдёт, пусть она была неудержимой и жгучей. ДжиВон справедливо решил, что надо двигаться дальше, и вскоре в одном из клубов он повстречал МинКи. Она танцевала гоу-гоу, у неё были вишнёвые волосы и серьёзный взгляд, и ДжиВон решил, что хочет каждый вечер видеться с ней. Удивительно, что бывают люди, которым тебе нечего сказать днём, зато ночью между вами стираются все барьеры. Да, пусть МинКи не была разговорчива и не затягивала в себя, как бездна. Но она выгибалась, как кошка, и ДжиВон иногда вероломно ждал момента, когда она достигнет предела своей гибкости и сломается напополам. ДжиВона всё устраивало, но после встречи с ТэХёном он впервые за долгое время не позвонил МинКи. Не захотел.***
ДжиВону всё надоело. Его уже тошнило от вечеринок и показов мод, от моделей и легенд корейского хип-хопа. Его Инстаграм с радостными рожами его и коллег обновлялся чаще, чем Топ постил фотографии мебели, а это уже означало, что в этой жизни нужно что-то менять. Но ДжиВон даже не знал, что именно. Музыка больше не приносила прошлого удовольствия — она стала просто работой. И то, малой её частью, если учесть, что до студии он добирался едва ли три раза в неделю. И песни, которые писал Dok2, не то чтобы плохие... ДжиВон не видел в них себя, и потому не удивлялся, когда на выходе получалось полное дерьмо. Но это больше не были любительские треки для себя и друзей. Это была полноценная работа, и любой провал больно отразился бы на его кошельке, а поэтому нужно было хоть биться головой о аппаратуру, но работать до лучшего результата. ДжиВон довольно скоро понял, что поддержки от этих людей не дождётся: Dok2 и Quiette, пусть и мягкие, как набитые перьями подушки, но об их профессионализм сломается любой. Душевное состояние ДжиВона было, конечно, важно, но не так, как результат, и тем более не так, как деньги, которые из-за его нестабильности можно было потерять. Поэтому ДжиВона гоняли, как ломовую лошадь, укрепляя его связи во всех нужных и ненужных сферах и заставляя его перезаписывать плохо вышедшую часть песни до посинения. — ДжиВон, ты можешь зачитать нормально? — Dok2 уже даже не ругался: он разодрал себе всю глотку полчаса назад, когда руганью ещё можно было что-то решить. Сейчас же стало понятно, что кричать — крайне бесполезное занятие, да и сил у него на это уже не было. — Да, могу, — голос ДжиВона звучал бодро, но внутри у него всё звенело от тревоги. Он пытался сконцентрироваться на музыке, но ничего не выходило. Он пытался выстроить в своей голове мост к цели, но воображение отказывалось работать. Он искренне хотел достичь результата, но... видимо, не хотел. И это делало его бессильным. — Я знаю, что ты можешь, — устало сказал продюсер, смотря на то, как суетливый ДжиВон нервно надевает наушники, — но, пожалуйста, сделай это. — Окей, — ДжиВон замер перед микрофоном в полной боевой готовности. Лампочка загорелась, и музыка пролилась из колонок. ДжиВон даже дышать боялся — в этот раз он не должен налажать. Часы показывали полдвенадцатого — неимоверно позднее время для людей с гибким рабочим графиком. Обычно самое крайнее, когда в «ILLIONAIRE» покидали офис — это десять часов вечера, и то, люди, засидевшиеся настолько допоздна, считались заработавшимися беднягами, которым срочно нужен недельный отдых. Dok2 и ДжиВон, даже будучи ревностными перфекционистами, когда дело доходило до музыки, редко уходили домой позже пол-одиннадцатого. У них был идеальный тандем: Dok2 чётко объяснял, что именно он хочет от ДжиВона, а тот обычно был смышлёным и схватывал всё на лету. Но сегодня с этим что-то не задалось. И это убивало, да. За время всех этих пьянок он будто разучился читать рэп, и осознание этого было больнее, чем нож в спину от друга (потому что музыке он доверял больше, чем кому бы то ни было). Внезапно он перестал попадать в ритм, и слова, которые он раньше произносил чётко и без запинок, спутались, будто подставляя подножку одно другому. Хотя ДжиВон старался не показывать этого, он был расстроен и зол на себя — пальцы, увешанные массивными кольцами, дрожали. Он попытался собрать себя по кусочкам для того, чтобы сделать последний рывок и покончить с этим дурацким куплетом, будто бегун, прибавляющий скорость за десять метров до финиша. Он вкладывал (или думал, что вкладывал) всю мощь и гнев в слова, обращённые в никуда. А Dok2 смотрел на него бесстрастно и устало, будто мыслями он был уже дома, и то, какие претензии ДжиВон предъявлял микрофону, его совсем не волновало. Лампочка потухла, и Dok2 снял с себя наушники, вздохнув при этом так, будто вместе с ними он избавился от непосильного бремени. — На сегодня всё. — Хорошо вышло? — в словах ДжиВона звучала надежда, а его глаза блестели так, будто он сейчас расплачется. — Не то чтобы, — продюсер отвернулся, чтобы не видеть разочарованного лица донсена, — но, чувствую, мучать тебя и дальше бесполезно. Лучше всё равно не сделаешь. Dok2 забрал ключи от машины и ушёл. А ДжиВон так и остался там, за стеклом, пытаясь переосмыслить себя и «лучше всё равно не сделаешь».***
После дебюта ДжиВон редко ходил куда-то пешком: обычно его возил менеджер, а в особо позднее время он вызывал такси. Но сейчас он испытывал острую потребность побыть на свежем воздухе, а ДжиВону всегда казалось, что нужно потакать сиюминутным порывам. Поэтому он собрал все свои вещи, выключил свет в студии звукозаписи (последнее горящее окно в их офисе), и отправился в ночную прогулку по Сеулу. Звёзды завораживали его, а ноги сами несли его домой. Но не в тот дом, где его хищным оскалом встречала пустота; а туда, где он повзрослел, коллекционируя роботов и мечтая о бессмертной славе. В этот день ДжиВон острее, чем когда-либо, чувствовал, что ошибался, провозглашая себя счастливчиком, взобравшимся на Олимп. Это придавало силы и угнетало одновременно. Он не мог понять, рад ли он тому, что ещё не всё успел познать, или его тяготит то, сколько ему ещё придётся работать. Огни ночного Сеула ослепляли, машины проносились мимо ДжиВона, и фары отражались в его усталых глазах. Люди проходили мимо него, не замечая, не приставая, и это было великим облегчением и таким же великим одиночеством, в которое он сам запер себя, словно в клетку. Забегаловки призывно сверкали своими выставками и манили запахами, доносящимися из приоткрытых дверей. За стеклянными дверьми и чоканье, и смех, а на скамейках и везде, куда бы ни упал его взгляд, — парочки, жмущиеся друг к другу и смущающиеся, словно преступники. И только ДжиВон — один, с непомерной тяжестью на своих плечах. Он мог бы пойти к МинКи и забыться, как делал это раньше, но в последнее время это перестало помогать. Он не знал, что послужило этому, и это незнание его пугало. Пусть он и скидывал всё по-прежнему на загруженность на работе и стресс, в душе он понимал, что дело гораздо серьёзнее, чем обычная хандра. Раньше ДжиВона всё устраивало: и его работа, и его недо-отношения. Теперь ему не хотелось ни того, ни другого, и он всё чаще предпочитал общество ворчливой тёти танцовщице. Если бы он знал противоядие от этой болезни, он бы принял его тут же. ДжиВон остановился на светофоре и запрокинул голову, вдыхая в лёгкие ночной воздух. Над ним — чёрное полотно неба с лампочками-звёздами, такими далёкими, такими манящими. Над ним — Космос, всезнающий и всевидящий Для которого проблемы ДжиВона, наверное, это что-то настолько мелкое и незначительное, на что можно даже внимания не обращать. И завороженно смотря в затягивающую космическую пасть, ДжиВон почему-то вспомнил о ХанБине. И что-то в нём дрогнуло и сломалось в этот самый момент. Когда ДжиВон вернулся на землю, светофор снова загорелся красным.