Let's go far away

Кто великий предсказатель? Я великий предсказатель. Мало того, что очнулся из-за начавшегося дождя на том же самом месте, где был брошен, так еще и встать смог не сразу. Одно только поднятие на четвереньки заняло больше пары минут. Сколько времени ушло на то, чтобы принять почти-даже-вертикальное положение, а уж тем более на то, чтобы добраться до каюты, я и думать не хочу. Спасибо хоть, что эти мрази ушли. Корячиться при них было бы нереально унизительно, а чувство собственного достоинства я, благо, ещё не потерял. В тишине комнаты меня встретил безумно «приятный» сюрприз от команды. От кровати воняло, и не нужно было быть гением, чтобы догадаться чем. Почти что даже цензурно поблагодарив пиратов за подарок, я растянулся прямо на полу, не найдя в себе сил стянуть мокрые и окровавленные вещи. Тело ныло, и краем сознания я отметил, что по полу медленно растекается алая лужица. Какая-то из ран успела вновь открыться и теперь неспешно портила пол моей каюты. Впрочем, слишком неспешно, чтобы я мог порадоваться скорой смерти. Тихо и сдавленно вздохнув, я подумал что, наверное, умудрился запачкать кровью ещё и коридор с палубой. Почему-то эта мысль принесла странное облегчение и чувство хоть и нелепой, но мести. Я искренне пожелал кому-нибудь поскользнуться. Последней мыслью перед сном стал Себастьян. Я молился, чтобы с ним всё было хорошо. Или, по крайней мере, не так плохо, как со мной. Утро началось еще круче, чем закончился прошлый день. На меня наступили. Встали прямо на пальцы. Я взвыл и резко дернулся. По телу пробежала шальная дрожь, и я еле сдержал повторный вой. У меня было как минимум два сломанных ребра, вся спина горела, а в голове играл концерт шумов. Дьявол. Приоткрыв один глаз, я недовольно взглянул на троицу пиратов. — Сэм нам все рассказал, пееедик, — противно протянул один из них, специально ломая голос и сильнее надавливая на мою ладонь. Я сглотнул, стараясь придать голосу привычную холодность и надменность, даже не смотря на его слабость. — Надо же, так вы реально такие иди-кхе-оты, что поверили этому пьяному ублюдку? — удар пришелся по, кажется, тому самому сломанному ребру, заставляя меня вскрикнуть и закашляться. Пираты остались довольны. — Да. Но не волнуйся, с твоей любовью все в порядке. Пока, — он оскалился. — Пока ты выполняешь наши приказы. — Вредить Себастьяну? Капитан вас убьет, — надо мной громко и надменно рассмеялись. По спине пробежали мурашки. — Он следит за Себой только потому, что пацан сын его покойненького дружка. Но пидарасов Капитан ненавидит, а потому стоит нам об этом хоть заикнуться, и мальчишка станет закуской для акул, — его тон был серьезным. Пугающе сильно серьезным. Я не сомневался — он не врет и обязательно воплотит свои слова в жизнь. Паршивость ситуации стремительно летела к точке абзаца. — Иди нахуй, — выдавил я, но голос предательски дрогнул, и морды надо мной рассмеялись. — Вот и славно. Первый приказ — не смотри на Себастьяна. Вообще. Второй приказ — не жалуйся, что бы не случилось. И ничего не меняй, — я не очень понял смысл последней фразы, но кивнул, запоздало понимая, что мог обойтись и без этого, всем всё равно было начхать на моё мнение. После меня грубо подняли с пола. Буквально рывком, от чего как минимум половина вчерашних ран открылась, а голова пошла кругом. Я закрыл глаза, чувствуя, как по правому боку медленно течёт струйка крови, и поражался тому, сколько же её ещё во мне осталось. — Хоть переодеться и перебинтоваться можно? — Да, нет, — они мерзко загоготали. — Сука, — тихо буркнул я. Парни не спешили выходить, видимо, желая удостовериться, что я не займусь своими ранами. Когда я был маленьким, то думал, что пираты клёвые и благородные, бегал в повязке на глазу и орал, что стану величайшим пиратом на свете. Сегодня я окончательно убедился, что был мелким наивным идиотом, который добился своей мечты, став величайшим придурком среди ебучих пиратов, только вот счастье от этого было где-то на глубине Марианской впадины. Смысл последнего приказа дошел до меня только тогда, когда, переодевшись, я сунул ногу в ботинок и обнаружил там не маленькие осколки. Троица заржала от восторга, впечатленная моим ошарашенным лицом. Я стиснул зубы и натянул оба ботинка, стараясь сгрести все осколки в носок обуви. Впервые я был рад тому, что сапоги мне велики. Часть стекляшек, однако, все равно впилась в кожу, но я гордо не проронил ни звука. Ноют разнеженные родительскими деньгами дворянские девушки, да слабаки. Тогда же на кону стояла жизнь Себастьяна. Одно это не давало мне не то, что выть, но даже хмуриться, когда осколки больно резали и прокалывали ступню, а ребро начинало противно щекотать кожу изнутри. Ещё и постоянное чувство тошноты и звон в ушах приятно дополняли картину. Меня заставили выполнять обычную работу, которая «почему-то» заняла в три (три ли?) раза больше времени, чем обычно. Себастьяна я не видел. Это одновременно и радовало, и пугало. Не могли же его убить? Хотя, могли. А могли заставить страдать и похуже меня. Ублюдки. Я отогнал дрянные мысли, борясь с желанием закричать от накатившей боли и одиночества, зная, что моё волнение было бы только в кайф пиратам. Работа была закончена поздним вечером. Троица отстала от меня, добавив, что завтра меня навестят другие. Я безразлично повёл плечами, дождавшись, пока они скроются, а после скинул ботинки, цокнув при виде разодранной и окровавленной ноги. Некоторые осколки довольно глубоко зашли в кожу, так что достать их голыми руками представлялось мало возможным. Ну, хоть заражений, вроде, не было. Как и гарантий, что они не появятся. Раны необходимо было срочно обработать. Подумав, я направился в противоположную от вонючей каюты сторону. В кладовую. Шаги давались с трудом, воздуха в лёгких отчаянно не хватало, но отступать было не в моих правилах. И, пусть я чуть не поплатился за это сознанием, путь того стоил. На винной бочке, прижав одну ногу к себе, сидел Себастьян. Вид у него был действительно печальный и задумчивый. Услышав шум, он поднял голову и удивлённо уставился на меня. Воцарилась тишина. Я не мог поверить своей радости. Пират, видимо, тоже. Отойдя от ступора, я сделал неловкий шаг вперед. Ноги запутались, и падение было бы неминуемо, если бы сильные руки не успели меня подхватить. От прикосновений к ноющим рёбрам я громко зашипел, чем привлёк внимание парня. — Черт! — глубокомысленно изрек он, дотащив меня до бочки и стянув рубашку. Я повел плечами. — Холодно, — шепот получился даже слишком тихим. — Ты придурок, — процедил брюнет, доставая черт знает откуда бинты и бутылку с чем-то прозрачным и однозначно не питьевым. Я с секунду смотрел на нее, приводя шестеренки в действие. — И давно это здесь? — Всегда было. Я в детстве часто падал и царапался. Вот и обустроил тут личный медпункт. Ты что, не интересовался содержимым этой комнаты? — Никогда. Мне тут просто нрав… Бляяя, — укол боли пронзил все тело. Себастьян неловко улыбнулся. — Я проверял ребра. Одно точно сломано. Ну, или треснуто. — Спасибо, мистер Садист. Я и так мог это рассказать. — Мог бы поблагодарить, — цокнул языком парень, выплескивая часть жидкости на рану. Я застонал, не в силах больше сдерживаться. — Проклинаю… — Меня? — Их! Черт побери, почему мы здесь?! Мы заслужили большее! Себа, мы обязаны убраться отсюда. Это клетка, и мы в ней — далеко не главные хищники. Давай уйдем туда, где не будет ни капитана, ни команды, — брюнет печально улыбнулся и невесомо дотронулся до моих губ. — Когда-нибудь мы обязательно уйдем, обещаю, — прошептал он, пока я тонул в его полных грусти глазах. Поняв это, он мотнул головой, натягивая на лицо более весёлую улыбку, и вернулся к обрабатыванию ран. Я же позволил себе закрыть глаза и слабо улыбнуться. Он пообещал это. Он действительно пообещал, и это придало мне лишних сил. Даже не смотря на то, что было чертовски больно, нежность, с которой касались тела, и слова, сказанные им, успокаивали. Я глубоко вздохнул, запрокинул голову и уперся затылком о стену. Происходящее последнего дня вдруг потеряло былой ужас. Главное, что Себастьян был цел и рядом, а остальное не важно. Тишина, стоящая вокруг, нарушалась лишь нашим дыханием, и это заставляло меня испытывать странное для такой ситуации чувство умиротворения. В тот момент я окончательно решил, что сделаю всё, чтобы эти мрази не навредили моему брюнету. Даже если оставшиеся четыре года на корабле станут для меня пыткой или день освобождения никогда не наступит — я был готов пойти на это. Лишь бы с ним все было в порядке. — Я люблю тебя, — бездумно прошептал я, едва ли не проваливаясь в сон. — И я тебя, — и мягкие губы невесомо коснулись моей щеки, окончательно обрывая реальность.