Не сжигай поцелуями душу, Не сгорай без меня, подожди, Мы успеем еще все разрушить, Еще вымоют счастье дожди.*
— Вы не отрицаете, что перед заселением забыли проверить наличие взрывчатки в квартире, как прописано в инструкции? — парировал Кастэль, меряя шагами маленький, узкий кабинет. Из-за плотных штор, что были глухо задернуты, комната пребывала в полумраке, нарушаемом лишь редкими лучиками света, исходящими от единственной лампы в коридоре — благо хоть дверь была открыта настежь. В своем порыве босс напрочь забыл ее закрыть. — Так точно, сэр, — глухо ответил Бас. Парень изо всех сил старался выглядеть провинившимся и кающимся, но его мысли блуждали далеко от места пребывания, потому поза тела и движения не всегда соответствовали даже его словам, не говоря уже про образ. — И не отрицаете, что забыли связаться с координатором, находящимся в городе, дабы сообщить о том, что покидаете квартиру? — злостно продолжал Кас. — Он бы выставил охрану вокруг дома, где хранились все планы помещений фабрики! — Да сэр, — невпопад поддакнул Войцеховский, но тут же исправился. — Мы не предавали безопасности большого значения. Дело обещало быть простым. К тому же никто не знал, что мы являемся не обычными студентами, а членами Вашей организации. Видимо, что-то пошло не так. На самом деле, это не было истинной правдой. Их координатор, по совместительству личный консультант босса, намекнул напарникам, что в данном случае любые тревоги по поводу уязвимости беспочвенны, поскольку дело проходило в другом городе, вдали от знакомых. Их беспечность и ослабление внимания были навеяны именно разговором с этим молодым человеком, потому он и был первым, кого нужно было бы обвинять. Тем не менее, существовало одно громадное «НО», а именно: Рональд Кларэнс владел техниками убеждение лучше, чем любой окружной прокурор, не говоря уже о простых смертных. Он был умен, хитер и изворотлив, как червяк на асфальте после сильного ливня. Указывать в таком деле на его вину было все равно, что добровольно подставиться под град пуль без малейшей защиты. Доказательств прямой вины не было даже в помине — не параноики же они, чтобы записывать разговор с каждым встречным и поперечным на диктофон, а их слово против его собственного не весило даже грамма. Да и доказав, что Рон склонял ребят к игнорированию правил, не убирает тот факт, что они не имели права этого делать, в то время как свобода слова позволяла мужчине высказывать абсолютно все, что взбредет в голову. — Да! Что-то пошло не так! — разъяренный спокойствием Баса, завопил Кастэль. — Тебе в роддоме забыли вставить жесткий диск в башку, или не провели контакт между ним и остальными частями тела! Если подумать, то применение мужчиной терминов программирования к любой сфере жизни и в абсолютно неожиданных ситуациях должно было бы выглядеть забавным, но напарники, как и другие его подопечные, уже давным-давно привыкли к этой особенности. Нужно же было использовать полученные в университете знания. Хоть где-то. — Сэр, — тихо промолвила Рина, порядком удивленная такой вспышкой бешенства. Нечасто можно было узреть подобное во время общения с их степенным и расчетливым боссом. Видимо, это дело было не на шутку важным для него. — Мы виноваты, но это не отменяет главного. Уверенность в том, что все дело в фабрике, не подлежит сомнению. И полученные нами данные очень чётко указывают на это. Потому нужно отправить на завод шпиона и разведать обстановку, выяснить, в чем там дело и что конкретно замышляют зачинщики. — Расскажи мне, девочка моя милая, каким образом я отправлю туда человека, если все планы фабрики, что у нас были, сгорели дотла в вашей чертовой съемной квартире?! — крикнул Кас, сверля взглядом побледневшее лицо Алансонской. — Это верная смерть! — Босс, нас могут услышать, — извиняющимся тоном протянул Себастьян и кивнул в сторону открытой двери. — Мы искупим свою вину, если только Вы сами сейчас не сообщите всей улице, в чем дело. — Закрой дверь, Ришар, — сверкнул глазами темноволосый. После выполнения указания, он уставился на парня, прищурившись, словно бы оценивал, на что тот способен, словно бы не знал его уже больше года, словно бы… По позвоночнику Катарины пробежал холодок. — Не много ли ты берешь на себя в последнее время? Или хочешь сказать, что во всем случившимся ты виноват больше, нежели, — он нервно дернул головой в сторону застывшей Рины, — твоя напарница? — Может и так, — не колеблясь, ответил парень. Он будет проклинать свой героизм последующую ночь, как и благодарить силы Всевышние за то, что сказал тогда именно это после нескольких долгих лет молчания. — Тогда в разведку на завод отправишься именно ты, — практически прошипел Кас, поднимаясь на ноги и упираясь руками в стол. Это был довольно впечатляющий ход, учитывая его внушительный рост. — Сэр, не нужно! — практически взвизгнула Рина, делая несколько шагов к мужчине. — Он не обучен, это не его работа! Это опасно! Вы же сами только что сказали! Бросив мимолетный взгляд на растерянное лицо Катарины, Кастэль довольно усмехнулся. Наверное, именно эта гримаса и стала решающей. Вероятнее всего, Бас никогда бы не пошел на безумный риск, не будь это единственным шансом доказать напыщенному индюку, стоящему перед ним, что он чего-то стоит, бросить потом в мучителя его напарницы добытую информацию, аки метательный нож, закончить это дело раз и навсегда. О да, это было отважное решение, и в случае успеха он сорвет куш. — Тихо, — цыкнул парень, не сводя глаз с лица шефа. — Что мне нужно будет сделать? — Задание: добыть информацию о том, что конкретно происходит в том зловещем месте и как мы можем избежать плачевных последствий, — Кас опустился обратно в кресло, откинувшись на спинку так, чтобы его лицо полностью погрузилось в тень. — Ты должен понимать: я не наказываю тебя, ведь без такого рода разведки мы не узнаем, как действовать дальше, а угрозу нужно ликвидировать. Разница между старыми и новыми планами лишь в том, что отправишься туда именно ты, Себастьян, поскольку, как ты признал, на тебе лежит ответственность за произошедшее. — Хорошо, — практически перебил его дрожащий от негодования парень. Он понимал, что спорить уже бессмысленно и глупо, потому лишь страстно ожидал момента, когда сможет покинуть ненавистный кабинет. — Когда мне отправляться? — Завтра на рассвете. Наблюдатели сообщили, что с территории фабрики сегодня утром выехали два черных джипа. Возможно, часть людей отправилась на поиски каких-то материалов или еды, а значит, там осталась лишь горсть людей, — говорил шеф уже куда спокойнее, хотя ему самому казалось, что холодный кулак сжимает липкими пальцами его внутренности. — Согласно отчетам членов команды наблюдателей, в здании находится около дюжины человек, если учесть, что некоторые уехали, можем сделать вывод: осталась половина из них, может, меньше. Сейчас наиболее благоприятное время для вылазки. — Понял, — Бас так сильно сжимал челюсти от накатывающей на него злости, что зубы уже болели, но это было самое лучшее, что он мог сделать, дабы не дать выхода своему гневу иным способом. — Тебе стоит проверить строение в северо-западной части фабрики, оно находится отдельно от остальных помещений. Наши эксперты считают, что именно там находятся их разработки, поскольку в здание постоянно заходят одни люди, иные же покидают его. Они не живут там, не питаются, и, уж точно, не отдыхают. Все это происходит в заброшенном командном пункте. Создается впечатление, что строение, а точнее, склад, предназначен именно для работы с вредными для здоровья или опасными материалами, так мало они там находятся. Потому потрудитесь взять с собой хотя бы минимальную защиту. Кроме того, нужно постараться обойти дозорных, если они их выставят, — он перевел дух, прекрасно зная, что стражи не будет. — И лучше всего тебе, Катарина, остаться в квартире. Себастьян справиться сам. — Я не могу выполнить это, — отчаянно замотала головой девушка. — Мы напарники. Мы всегда действуем вместе! — в ее голое уже звенело неподдельное отчаяние. — Нам время идти, Ри. Разберемся, — глухо молвил светловолосый. — Тем более, мы должны найти место, где переночевать. — Бас, послушай, мы должны решить это сейчас! Я не хочу тебя искать завтра… — Идем, я сказал! — рявкнул тот непредвиденно громко. — Доброй ночи, босс, — добавил он звенящим голосом, не глядя в глаза Кастэлю. — Доброй ночи, — тихо сказал мужчина, уже когда пара его людей покинули кабинет. Еще несколько минут он сидел неподвижно, застыв в своем черном кресле, аки изваяние. Лишь только когда настенные часы пробили десять, он встрепенулся и, вынув из кармана брюк мобильный, набрал привычный номер. — Завтра на рассвете. Строение в юго-западной части фабрики. Он будет настороже, потому не высовывайтесь, — быстро проговорил он, словно что-то постыдное, и нажал кнопку «Отбой». Лишь один человек во всем мире знал, как сильно ему не хотелось идти дальше, как он жаждал пустить себе пулю в висок и оборвать жизнь, последний месяц которой прогнил до своего первобытного основания. Но он не мог. Его дочь заслуживала большего, и он был готов дать ей все, даже ценой жизней других.***
Глаза в глаза, дыхание сбилось окончательно. Умелые пальцы Жанны скользили по шелковистой черной рубашке Сэм, любимой рубашке их обоих, поскольку она как нельзя лучше подчеркивала неординарную внешность норвежки. Мягкие губы Ривьер наконец нашли ушко любимой и сейчас оставляли на нем обжигающие, разгоняющие кровь поцелуи, импульсы от которых словно бы поражали каждую клеточку тела черноволосой, заставляя оную пьяно улыбаться, обхватив за талию причину своего счастья. А счастье было полным и безраздельным, таким настоящим и всепоглощающим, что чувство реальности давно уже уступило место дезориентации. Для них не существовали в тот момент ни время, ни пространство, ни жуткий кризис, неустанно терзающий в последние месяцы экономический рынок Польши. Не было ни черного, ни белого, лишь палитра ярких красок, заливающих внутренний взор и заставляющих быть собой, быть живыми, чувствовать и любить. Обе иностранки, обе чужие той конкретной среде и тому образу жизни, они нашли друг друга в водовороте Краковских улиц и бесконечной путанице домов, где можно было заблудиться, и не спешили терять. Ни сейчас, ни сегодня. Никогда. Говорят, после ссоры отношения стают резче, более живыми и настоящими. Говорят, любой паре необходима встряска и обновление обстановки. Они не знали, есть ли хоть крупица правды в таких суждениях. Поддается сомнению тот факт, что боевая Жанна вообще хоть раз тратила время на изучение психологии, но допускается, что Саманта изредка пролистывала Фрейда.* Впрочем, совершенно не важно, правда это или нет. Имело значение то, что концерт Грейсов и стал той встряской, которая была им так нужна. Длинные пальцы рыжеволосой никак не могли справиться с пуговицей на рубашке Йенсен, и именно потому Жа так отчаянно дергала несчастливый кусочек пластмассы и фыркала сквозь поцелуй, словно потревоженный молодой жеребец. Сэм, не выдержав, наконец, весело рассмеялась, оторвавшись от любимой, и помогла ей справиться с одеждой. — Так-то лучше, — буркнула Ривьер, нетерпеливо стягивая с девушки рубашку. Но спустя миг ее недовольство сменилось мечтательной улыбкой: — Я уж и забыла, как неудобно то, что ты выше меня. — Так вспоминай, — улыбнулась Сэм, вглядываясь в глубокие серо-зеленые глаза своей нимфы. Каким же блаженством было запустить пальцы в ее длинные, спутанный волосы цвета огня, наслаждаться каждым прикосновением и каждым мигом, проведенным с ней рядом и знать, знать совершенно точно и безраздельно, что ее никто не сможет забрать. Если раньше это было лишь недостижимой мечтой, которую она лелеяла по ночам, пряча лицо в подушку, то теперь стало ощутимой реальностью. Если хотеть чего-то достаточно сильно и стремиться к этому всем своим естеством, то у Вселенной не будет иного выбора, кроме как дать настойчивому просителю желаемое. Те дни, когда Жанна Ривьер была известным мастером спорта в области каратэ, а Саманта Йенсен — лишь робким зрителем, давно отошли в прошлое. Те вечера, когда черноволосая вдохновлено декламировала на сцене небольшого театра собственные стихи, а рыжая слушала ее, примостившись в тени на последнем ряду и затаив дыхание, уже давно вошли в историю. Но теперь они были вместе, друг у друга и сами у себя. Ногти Сэм, отросшие всего за каких-то два дня, впились в плечо француженке, когда она почувствовала, как пальцы любимой нашарили замок джинсов. — Ай! Осторожнее! — наигранно возмутилась жертва экзекуции. — Я отвыкла от тебя, — слегка смутилась из-за собственной несдержанности Йенсен. — Так привыкай, — поддразнила вожделенную та. — Набросилась на меня в прихожей, — сокрушенно покачала головой Саманта, — даже чаю не попили. — Тебя прихожая тревожит? Значит, мы идем в комнату, — не терпящим возражения тоном заявила девушка и, обняв за талию норвежку, повела ее в сторону спальни. Похоже, она лучше хозяйки квартиры знала, где находится эта комната, а последние дни без Сэм лишь разожгли аппетит и прояснили память. Безапелляционно поддавшись любимой и оказавшись в ее власти, черноволосая закинула руку на плечи той и сделала несколько шагов по коридору, когда идиллию нарушил дверной звонок, разразившийся на всю прихожую звонкими трелями. — Похоже, пиццу доставили, — произнесла Сэм, убрав руку с шеи Ривьер и сладко потянувшись. — Я открою. — Рубашку накинь, — недовольным голосом буркнула Жанна, меньше всего на свете ей нравилось, когда их прерывали, да еще и таким наглым образом. Дверной звонок вновь выдал долгую, нетерпеливую трель. — Жа, это же секундное дело, — улыбнулась норвежка. — Рубашку накинь, ты слышала? — сверкнула глазами рыжеволосая, и у ее половинки не было иного выбора, кроме как подчиниться. Кое-как справившись с непослушным элементом одежды, она сделала шаг в сторону двери, как раз вовремя, дабы выслушать очередной, уже раздражающий поток звуков, что в каноне должен был походить на трель соловья, если бы не был таким громким и надоедливым. — Сейчас! — быстро повернув защелку, она открыла дверь, запахнув рубашку второй рукой. Но уже спустя миг милая улыбка, с которой это было сделано, испарилась, не оставив и малейшей отметины: — Бас?! Какого черта ты здесь делаешь?! Войцеховский возвел одну руку к волосам, очевидно, собираясь их взъерошить, но, вспомнив о новой стрижке, вновь опустил. Сделав шаг вперед, мимо остолбеневшей Йенсен, парень протиснулся в узкую дверь, а вслед за ним поспела удрученная Рина. — Нашу квартиру взорвали, — начал было он, когда в поле зрения попала Ривьер, что стояла, опершись на косяк двери гостиной и скрестив на груди руки. Девушка была облачена в красивое летнее платье цвета изумруда, что было немного не по погоде, но уж не оставляло сомнений, что настроена та была на романтический вечер. Прервав сам себя, парень вопросительно поднял брови: — О, так у вас и это, как у людей? А я-то думал… — Бас, позже, — прервала его Рина, в то время, как Жанна демонстративно хрустела костяшками пальцев, сжав губы до такой степени, что они превратились в тонкую розоватую нить. Повернувшись к Сэм, нервно застегивающей рубашку, она продолжила: — Прости, что мы вломились без предупреждения. Как сказал Себастьян, квартира разнесена в пух и прах. Мы можем уйти, если ты не примешь нас на ночь, — помолчала, вновь скользнув взглядом по каратистке, — но идти нам некуда. Вздохнув, Саманта запустила пальцы в черные, как воронье крыло, волосы. Такие встряски уже начинали входить в норму за последние два дня, но все же ей было не по себе. — Квартира большая, — наконец выдохнула она, — так что вы можете… — Хорошего вечера, я ухожу, — резко бросила рыжеволосая. — Стой, Жанна! — воскликнула хозяйка квартиры практически в отчаянии. — Рина и Бас могут занять помещение возле кухни и балкон-лоджию, а мы с тобой уединимся в моей комнате, тогда никто не будет никому мешать. Застыв с одной туфлей в руке, француженка, казалось, обдумывает предложение. Затем, со злостью бросив элементов обуви в направлении Баса, но, к счастью, не задев оного, она крутнулась вокруг своей оси и пошла в сторону дальней комнаты, даже не удосужившись включить свет в коридоре, но зато возмущенно бормоча себе под нос: — Ой, экстрим-секс, и хорошо. Мне не привыкать. — Прости, — тихо произнесла Алансонская, на что Саманта лишь махнула рукой. — Да, мы не хотели разозлить твою подружку… Или как правильно сказать? — осведомился Бас. — Молчи уже, — устало ответила Сэм, но на ее губах уже играла улыбка. Любимая не ушла, и это было на тот момент самым главным. Пусть ей и предстоит выслушать сейчас возмущения, оно того стоит. — Офигеть! Вот это у вас тут мыльная опера! — неожиданный возглас из-за спины заставил троицу повернуться и узреть молодого парня в форме разносчика пиццы. Он растеряно стоял в дверном проеме с плоской квадратной коробкой в одной руке и ключами от машины в другой. По-видимому, незваный гость слышал практически всю беседу. — Но вы все же заказ забирать будете? — добавил он, изогнув белесую бровь.***
Дождь стучал по стеклу, не давая сомкнуть глаза ни на минуту. Капли нервно барабанили по оконной раме, изредка находя микроскопические трещинки в трухлявом дереве, и тогда мини-фонтанчики брызгали на Баса, заставляя его дергаться и переворачиваться. От жесткой раскладушки, единственного места для спанья на балконе-лоджии, ломило тело. Вздохнув, юноша взглянул на люминесцентный экран наручных часов: только-только перевалило за полночь. У него еще около пяти часов подумать, ради чего или кого он пойдет с первыми лучами солнца на головокружительный риск. И на этот раз бокал виски, способный затуманивать разум, не предусмотрен. — Бас? — робкий голос со стороны дверного проема прервал его раздумья. Алансонская застыла, словно призрак. В майке и шортах, которые она достала из шкафа Саманты, ей явно было прохладно в этом, пропитанном сыростью, помещении. — Да? — он был рад малейшему поводу сменить положение тела и сесть на кушетке. — Ты не отдохнешь здесь. Пошли в комнату, там тепло и там двуспальная кровать, — ее голос слегка подрагивал, как будто бы она боялась, что напарник примет предложение. — Не выдумывай, Ри. Тебе нужно выспаться, и... — А тебе не нужно? Или ты не собрался на рассвете в разведку? — вспыхнула Катарина. — Если откажешься, то клянусь: я посижу здесь всю чертову ночь. — Понял, — вздохнул Себастьян, но теперь в его голосе было и облегчение. Кому-то все же не плевать на него. Обняв за плечи девушку, он повел ее в сторону выхода с лоджии. Руки напарницы были подобны ледышкам, потому, только они зашли в комнату, парень спросил: — Здесь нет покрывала? — Я не нашла. Надо было спросить у Сэм, но ведь не буду я ее сейчас будить, — ответила та. Себастьян сбросил с плеч пиджак, который был на нем до сих пор, еще с посвящения. — Нет, что ты... — начала было Рина, пока парень, игнорируя протесты девушки, опустился на кровать, потянув за собой и напарницу. — Ложись мне на плечо и укрывайся пиджаком, согреешься, — тихо сказал он. Низкий шепот заставил спину и руки Рины покрыться гусиной кожей, а колени — задрожать. Его дыхание приятно щекотало шею, а большие ладони лежали на ее плечах, слегка сжимая те. Больше всего на свете она желала сейчас уткнуться носом в его шею и провести ночь в этих теплых объятьях. Пускай, в последний раз, или же нет, ей было абсолютно не важно. Но Катарина была сведуща еще кое-чего: позволь она себе эту слабость, и все может закончиться не одними лишь поцелуями. Вздохнув, Рина все же аккуратно положила голову на грудь Себастьяну. Под ее щекой медленно, в почти такт его размеренному дыханию билось сердце. Девушка едва улавливала легкий аромат геля для душа, исходивший от парня, но к этому запаху примешивалось что-то еще, возможно, крем после бритья или отголосок духов. Ей казалось, что она уже где-то чуяла его, так, словно тот был чем-то полузабытым, но не менее дорогим. Ей было неудобно, и оттого Рина несколько раз меняла положение правой руки, то вытягивая ее вдоль тела, то наоборот устраивая ее на плече парня. Это продолжалось в течении нескольких минут и, возможно, продолжалось бы и дальше, если бы не наскучило Басу. Резким движением парень перехватил ладонь девушки, и, переплетя пальцы, опустил собственную руку вдоль тела. Удобства не прибавилось, но Алансонская лишь крепче сжала его руку, стараясь не вращаться, чтобы не тревожить Себастьяна более. Закрыв глаза, она пыталась заставить себя прекратить думать о завтрашнем дне, уверить, что утро мудренее вечера, но ей это не удавалось. Насильно мил не будешь, как любила повторять ее дорожайшая мать, что в контексте данной ситуации было неоспоримой правдой. Не смотря на все усилия, уже через пару десятков минут нога Рины затекла и та, бросив извиняющийся взгляд на Баса, что, конечно, остался в темноте незамеченным, попыталась осторожно перевернуться. Она уже практически выполнила свой замысел, когда ветхая деревянная кровать издала предательский скрип. Парень встрепенулся, поднимая голову и поворачивая лицо к Катарине. В темноте фигура девушки была лишь темным силуэтом на фоне освещенного лунным светом окна. В каноне ухоженные волосы сейчас лежали бесформенным скопом на одном из ее плеч. Черты лица разглядеть было невозможно, но он знал: она сейчас смотрит на него вопросительно, закусив губу. — Все в порядке? — хриплый мужской голос нарушил тишину. — Да... Нет. Прости, что разбудила, — она села на кровати. — Что случилось? — он тоже поднялся вслед за Риной. Тяжелый вздох девушки был сигналом того, что она скоро потеряет контроль над собой. Все или ничего, спокойствие или истерика, а третьего не дано — такой уж, к сожалению, был девиз. Чреда тихих всхлипов окончательно подтвердили опасения Себастьяна, доказывая, что сказать ничего членораздельного она сейчас не сможет. Придвинувшись ближе, юноша обнял ее за плечи, прижимая к себе. Он положил подбородок ей на макушку, чувствуя, как содрогается тело Рины под его ладонями. — Все, успокойся, — грубый голос, неизменный, что бы ни случилось. — Ри, твои слезы не помогут. Все будет хорошо. — Не сыпь пустыми обещаниями, я тебя прошу! Если меня не будет рядом и с тобой что-то случится… — в ее возгласе прозвучало что-то более, чем расстройство. Сейчас в нем были злость и обида, граничившая с отвращением. — Так это из-за меня? — Себастьян сам не заметил, как изменился его голос. — Я полагал, что случилось что-то еще. Тот парень в универе, Винсент, кажется, — помолчав, он продолжил, — ты ходила словно прибитая после встречи с ним. — Мой бывший. У меня с ним ничего общего сейчас, — она отстранилась, вытирая слезы, но уже через секунду снова уткнулась ему в плече. Сейчас воспоминания о прошлых отношениях нахлынули с двойной силой, в смеси с тревогой по поводу напарника они были практически убийственными. Казалось, что она не справится с чувствами, что они просто раздерут ее на клочья изнутри. Бас вздохнул, вдыхая запах ее шампуня для волос и опустил руки ниже, притягивая девушку к себе. Неожиданно пальцы коснулись чего-то мягкого и упругого. Рина встрепенулась от внезапного прикосновения, но не сказала ничего. На несколько секунд они замерли, словно бы испытывая друг друга: кто первый сдастся, кто первым сделает следующий ход. Рине казалось, что температура в комнате поднялась на несколько градусов, Себастьяна же, напротив, била легкая дрожь. Алансонская была уже готова разрядить обстановку шуткой, когда почувствовала как длинные пальцы сжали ее левую грудь, а вторая рука юноши решительно прижала ее вплотную к его теплому телу. — Бас, не надо, пож... Она ощутила, как ее губ быстро коснулись чужие, пересохшие и неуверенные, но не менее от того напористые. Быстрый поцелуй прервался, и дыхание обоих сбилось. Они были близко, слишком близко друг к другу, а в округе не было ни души, которая могла помешать им. Это было и хорошо и, одновременно, страшно. Войцеховский дивился своей собственной смелости, но и опасался того, что может последовать за этим. Но неожиданно его терзаниям пришел конец. Это настало без малейшего предупреждения, так, как и началось. Он снова поцеловал Катарину, быстро расстегивая рукой несколько пуговиц не ее майке. Рефлекс подействовал быстрее, нежели она успела подумать или прислушаться к бешено колотящемуся в груди сердцу. Девушка вцепилась ногтями в его пальцы, стараясь оттолкнуть руку и игнорируя неожиданное приятное, тяжелое тепло внизу живота, которое медленно разливалось по ногам свинцовой тяжестью, мешало ясно думать и сопротивляться тому, кто был виновником появления сего чувства. — Что не так? — Бас прервал поцелуй, почувствовав, как в его руку отчаянно впиваются чем-то острым. — Мы не можем, — задыхаясь, произнесла Рина, чувствуя себя еще более уязвимой, осознавая, что ее довод не несет никакой смысловой нагрузки. — Ты не хочешь этого? — глаза Себастьяна поблескивали в темноте, словно самоцветы. — Скажи, что не хочешь, и я остановлюсь. Она молчала, все еще сжимая обеими руками кисть его руки, которая так и теребила последнюю пуговицу. Выждав несколько секунд, парень вновь поцеловал ее и, сняв с нее майку, отбросил ту в сторону. Хоть она и знала, что в комнате темно, Рина инстинктивно поежилась и прижалась к парню, запуская руки в его густые волосы. Они оба хотели этого, отчаянно хотели, но иногда переступить определенную грань бывает невыносимо сложно, даже не взирая на желание и возможность. Когда человек рядом с тобой каждый день, когда ты видишь дорогое лицо слишком часто, поневоле привыкаешь к этому факту. Ты думаешь, что уже достиг нужного, что ты доволен и тем, что имеешь, что дальше идти нет и малейшего смысла, ты уверен в этом так же, как и в том, что знаешь собственное имя, но это не означает, что ты прав. Комфорт — это еще не предел мечтаний. Очень часто за гранью, которую ты так боишься переступить, скрывается что-то новое и неизведанное, а потому и пугающее, но не всегда приносящее вред. Иногда там скрыт целый мир ласки, нежности и понимания, а ты просто страшишься войти туда и впустить этот мир в себя. Открыть его кажется так легко, что ты не задумываешься над самим фактом свершения сего. А иногда открывать для себя сказку становится слишком, слишком поздно и глупо. Хотя как можно совершенно точно ответить на вопрос: где заканчивается счастье и начинается глупость? Под ладонями парня пульсировала грудь Рины, неравномерно вздымающаяся и опускающаяся вновь. Он чувствовал, что его напарница сейчас боится больше, чем во время любого из их совместных многочисленных опасных дел, и этот страх каким-то чудом передавался ему. Несмотря на то, что в комнате было довольно прохладно, ладони Баса вспотели, а в животе проснулся противный скользкий червяк, заставляющий сопровождать каждое движение инстинктивным страхом и мыслью: "Вдруг что-то пойдет не так?" Он не перешел к действиям сразу, потому что знал: начни он тогда, и не вышло бы ровным счетом ничего. Они и без того были в эпицентре событий, загнанными в угол без права выбора. Если подмешать к этому неудачную попытку сближения, можно было бы окончательно потерять равновесие, а он этого не хотел. Отчаянно не хотел. Все чего ему желалось — дать ей возможность расслабиться, забыть на время обо всех проблемах, как и самому себе. Катарина вновь прижалась к его обнаженному торсу, заставляя наконец-то почувствовать то покалывание ниже пояса, что было подтверждением: дело движется в правильном направлении. Она доверяла ему безраздельно и окончательно — это было приятно осознавать, особенно если припомнить, что в прошлом занятие сексом обычно сводилось к перепиху, основным правилом которого было не облажаться перед старшей партнершей. Здесь было что-то иное. Здесь главным был он. Себастьян улыбнулся, почувствовав тонкие длинные пальцы в районе резинки боксеров, но удивлен не был. Он знал, что рано или поздно Рина поборет свою опасливость. Осторожно стянув с нее шорты вместе с бельем, он помог закончить начатое: все же ее руки еще порядком дрожали. Когда на нее опустилось тяжелое тело, Катарина на секунду замешкалась. Но уже через миг ее губы нашли потрескавшиеся уста Себастьяна. Быстро поцеловав девушку, парень оперся на локти, стараясь сделать все как можно аккуратнее. Он не был уверен, был ли у Рины раньше мужчина, но почему-то ни на секунду не усомнился, что он у нее первый. Иначе чего бы она так волновалась? Почувствовав тепло внутри, Ри инстинктивно подняла бедра навстречу ему, но не вскрикнула и не вцепилась в его плече. Он начал ускорять темп, стараясь не сводить глаз с лица напарницы, хотя в темноте сложно было разглядеть черты. Теперь уже вспотели не только ладони, но и все тело. Руки парня крепко сжимали ее бедра, а их тела были плотно прижаты друг к другу, потому тот момент, когда спина Катарины выгнулась дугой от наслаждения, пропустить он не мог. Наконец, она запустила пальцы ему в свежеподстриженные волосы, слегка поцарапав кожу на зашейке. Спину юноши вновь обдало холодом, но лишь только он уловил тихий, но отчетливый стон Рины сквозь плотно стиснутые зубы, тело, напротив, налилось свинцом и приятной слабостью. Возможно, это и стало решающим фактором, подтолкнув и самого Баса к завершению. Заключив ее, такую же теплую и вспотевшую, как и он сам, в объятиях и закрыв глаза, юноша дождался, пока колени перестанут дрожать, а сердце войдёт в более-менее размеренный ритм, а затем немного отстранился. Глаза партнерши блестели, а на губах играла легкая, еле заметная в лунном свете улыбка. Он не был уверен в достоверности своей догадки, но, кажется, именно с такой, слегка загадочной улыбкой она давала ему списывать в старших классах, изредка добавляя: "Ты у меня в долгу, Ришар". Прежде чем он успел еще раз прокрутить в голове обрывки воспоминаний, Рина подалась вперед и крепко обняла его за шею, вновь зарыв пальцы в волосы. Перед внутреннем взором Баса возникла другая картинка: она тянет его за руку на танцпол на выпускном, а затем, обвив шею руками, кладет голову на его плечо, прижимаясь все теснее, а он притягивает ее к себе — сначала неуверенно, но потом все более решительно. Воспоминание рассыпалось на тысячи цветных осколков, а перед глазами вновь возникла копна густых волос. — Спасибо, — прошептала она на ухо парню, — что все сделал нежно. — Ты держалась молодцом, — произнес он пересохшими губам. — Даже слишком для первого-то раза. — Это не было первым разом. Для меня, по крайней мере, — девушка отвернулась, дабы включить ночник, стоящий на тумбочке, но парень ни на секунду не усомнился, что она едва ли сдерживает наглую улыбку. — Как? — он контролировал голос весьма неплохо, но удивление в нем все же было уловимым. — У меня первый раз был около года назад, Ришар, — девушка поднялась с постели, обмотавшись простыней на манер тоги, и открыла дверцы шкафа для одежды. — Не спрашивай, с кем. — С Винсентом, как же, — на тот момент в голосе юноши уже звенела злость. — Почему ты не сказала мне? Удивленная, Катарина развернулась к собеседнику. Еще секунду на ее лице играла слишком веселая улыбка, но затем губы сложились во что-то на подобии гримасы презрения: — А почему я должна была, Бас? Ты не утруждал себя попытками расспросить меня о моих желаниях. Ты просто хотел сделать это, а я не была против, — она вновь отвернулась, дабы достать с верхней полки футболку Сэм, но пальцы девушки так дрожали, что она уронила вещь на пол. Даже не бросив взгляд на упавший элемент одежды, она вытащила из шкафа следующую, сбросив при этом на пол еще несколько безделушек, что остались во тьме незамеченными. Широко открытыми глазами Себастьян смотрел на вновь теряющую над собой контроль напарницу. Что-то происходило — он ощущал это каждой клеткой тела. И не могла она позволить так просто собой завладеть, не будь на то причины. Не взирая на все заверения Рины, приправленные злостью, он был в этом уверен и не ошибся. Когда девушка вновь заговорила, в ее голосе звенела не только злость, но и слезы. — Вспомни последние месяцы. Когда не было работы, ты мог исчезнуть на несколько недель и не подавать о себе вестей, порой не отвечать на звонки. Я тебе всегда звонила, я о тебе волновалась. Тебе никогда не приходило в голову, что я считала наши отношения чем-то большим, нежели партнерскими? Тебе не приходило в голову, что ты сам создавал иллюзию близости, когда был рядом, а потом вновь отдалялся и причинял этим мне страдания? — ее голос звенел от избытка чувств, но был, на удивление, тверд. Уже с первых слов слезливость бесследно испарилась, уступим место холоду. Парень слушал обвинения, приоткрыв рот и даже на минуту забыв, что меньше четверти часа назад он ощущал свою власть над этой женщиной. — А теперь ты вопрошаешь, почему я чего-то тебе не рассказала, так? — на сей момент она повернула голову к нему и взглянула прямо в глаза. Волосы, обрамляющие лицо, были спутанными, взлохмаченными. С этим мучительным взглядом, побелевшим в тусклом свете ночника лицом и дрожащими руками она выглядела на пять лет старше, нежели была на самом деле. Ужаснувшись столь резкой перемене, он не мог вымолвить ни слова. Но это была не единственная причина. Было что-то еще, невесомое, как паутинка, но чертовски важное. Не то, чтобы слова Рины вызвали чувство вины, но они точно затрагивали и объясняли многие факты, происхождение которых было доселе ему неизвестным. То, как она всегда спрашивала, как у него дела, очень часто забывая рассказать о собственных. То, что она не объявилась на вечеринке в ночь, когда он сломал руку. То, что девушка, ненавидящая школу, едва ли сдерживала слезы на всех торжествах, но после того, как они оба оказались на обочине образования и устроились на одну работу, светилась от счастья. А еще — платья. Те, кому и счастливилось видеть де Трой в платье или хотя бы классической юбке на торжестве, по правде могли считать, что узрели восьмое чудо света. Но в последний год она носила их едва ли не каждый день. Едва ли не каждый холодный день. А он все шутливо спрашивал, для кого она прихорашивается. А она все молчала. — Знаешь, что самое приятное в этой ситуации? — сквозь туман воспоминания голос Рины казался каким-то слишком громким, а, может, он таким и был. — То, что все это в прошлом. Я не хочу сближаться вновь. Мы закончим это дело и получим полное право решать самостоятельно, что делать со своей жизнью дальше. Мы всего лишь напарники, Ришар. Тем более если бы ты мне был важен, как раньше, то шансы на провал операции удвоились бы. Террористы – страшные люди, они могут использовать любые сведения, дабы причинить невыносимую боль. Представь, что было бы с нами, если бы все оставалось, как раньше. — Понял, де Трой, — хрипло ответил светловолосый, глядя идущей в сторону ванной комнаты девушки, — мы всего лишь напарники, заметано. *** Жанна едва ли успела отскочить с дороги Катарины, когда та выскочила из комнаты и направилась к противоположной двери. Кажется, та ее не заметила. Кажется, она вообще ничего не видела из-за града струящихся по щекам слез. Но Йенсен успела услышать то, что ей было необходимо: они отправляются на рассвете, а ее Саманта, конечно, может попробовать пойти с ними, потому помешать сей бессмыслице — ее святой долг. Вернувшись в комнату, она долго глядела на густую копну черных волос на подушке любимой и гладила ее по плечам, скрытым под слишком широкой, мужской футболкой. Мы в ответе за тех, кого приручили — это правило Ривьер уяснила еще в детстве и не спешила его нарушать.