Судьба наизнанку

Дождь посреди зимы, как детский плач. Меня ты обними. И понадежней спрячь.*

В тот день Сэм была явно не в духе. И вопрос стоял даже не о том, что меньше получаса назад она сорвала голос, стараясь в очередной раз доказать своей девушке: возникновение непредвиденных обстоятельств, помешавших днем ранее явиться на долгожданный концерт TDG*, были вовсе не её виной. Дорожные аварии, обычное дело в Кракове, — вина пьяных водителей или же невнимательных прохожих. Или неудачной смеси алкоголя, кокаина и парочки полуголых девиц в машине. Или всего вместе и сразу. А разгребать это приходится полицейским и, конечно же, судмедэксперту на пару с патологоанатомом-стажёром. Последним, впрочем, только в том случае, если результатом аварии станет пара покалеченных тел, которым уже никогда не суждено вернуться к жизни. Сэм поморщилась. Дело вовсе не в этом. Утром был получен звонок, окончательно подтверждающий то, что она узнала на позапрошлой неделе. Звонок, услышав который несколько месяцев назад, девушка бы пела и плясала, но только не тем дождевым и хмурым утром. Ведь меньше месяца прошло с того дня, когда она, глотая ненавистные слезы, мешающие работать, пыталась установить причину смерти бывшего сокурсника. Тело худощавого парня, который, казалось бы, был самым обычным до момента попадания на её стол, освещалось яркими люминесцентными лампами, а собственные руки с затиснутыми в пальцах щипцами тряслись так, что она едва ли могла сделать то, что требовалось. Потом напарница, решительно оттолкнув её, сама принялась за дело, разрезая скальпелем уже давно окоченевшую плоть, а Сэм Йенсен, бессильно упала в единственное в кабинете патологоанатома кожаное кресло. Даже оно, казалось, было стерильным настолько, что садиться было страшновато. Никогда ещё её так не тошнило от чистоты, как тогда. Саманта вздрогнула от неожиданного звука проносящейся мимо окон машины. Дневное дежурство, когда делать нечего, кроме как считать часы до конца рабочего дня, было настоящей каторгой, но она и не думала жаловаться. Стажировка приносила какие-никакие деньги, а гранд в медицинском университете позволял бесплатно получать высшее образование по излюбленной профессии, — что еще, казалось бы, нужно для настоящего счастья? Она убрала чёрные, цвета вороного крыла, волосы за спину. Работы не было, и девушка распустила их, оставив лежать на плечах тёмными волнами. Ей нужно было подумать. Если раньше она не размышляла над тем, какие именно тела попадают в эту комнату и по какой причине, то в тот день для этого было самое время. В последнее время жертв было больше не просто в полтора раза, в пять раз — это минимум. «Никогда не называй их жертвами. Ты должен помнить их имена»* — из глубины сознания вынырнула фраза и тут же спряталась обратно. Кто это говорил? И когда? Или она это где-то прочла? Не имеет значения. Главным было то, что в город, который стал очагом ужасных событий, собираются приехать небезразличные ей люди. Впрочем, неправильная формулировка. Люди, которыми она дорожила. Взгляд темных глаз упал на настольные часы — неизменный атрибут её рабочего места. Иногда казалось, что этот небольшой темно-синий прибор с маленьким экраном для цифр был заколдованным — так медленно на нем менялись цифры. Вот и тогда двойка никак не хотела потеснить единицу, дабы заявить, что наступил полдень — судное время, если говорить о том конкретном дне. Порой хотелось разбить этот маленький измеритель времени. Не от того, что у патологоанатома были не в порядке нервы. На самом деле, для своего образа жизни она была весьма уравновешенной молодой особой, почитаемой теми немногими знакомыми, коим было дозволенно контактировать с ней, более всего же — немногими друзьями, которым она не боялась открыть себя настоящую, подлинную Сэм. Нет, разбить часы ей хотелось совсем по иной причине: отсутствия полной и безраздельной свободы, поскольку жизнь подвластна не одному своду правил и ограничений, но более всего — потому, что эта маленькая деталь ежеминутно напоминала ей о том факте, стоило лишь отвести взгляд от ярко освещенного лампами белоснежного (до того момента, как очередной труп затмевал его девственную чистоту) стола и перевести его на часы. Они не были виноваты в наличии ограничений, их просто хотелось иногда разбить. Дождь за окнами сменился на самый настоящий ливень, иногда сопровождающимся сверканием молнии и громкими раскатами грома. Прелестная погода для того, чтобы подумать о смысле жизни, но никак не вселяющая оптимизм, когда существования этого самого смысла поставлено под вопрос. Потоки воды стекали по стеклам, за которыми, не смотря на обеденное время, было порядком темно. Пара машин без особой спешки ехали по дороге; у каждой из них, словно сумасшедшие, работали дворники. Мальчик без зонтика перепрыгивал через лужи, будто бы соревновался с одним из автомобилей. Сэм отвела взгляд от окна как раз в момент, когда ребенка с головы до ног окатило волной грязной воды из-под колеса. Мало кто смотрит, мимо кого он проезжает сейчас. Нет времени. Йенсен снова взглянула на экран часов, в десятый, наверно, раз убеждаясь, что время идет слишком, слишком медленно. Но за полдень уже перевалило. Её сокровенные никогда не отличались пунктуальностью и, тем не менее, надежда на то, что они не явятся вовсе, всё же теплилась где-то на задворках сознания. Почему бы сейчас её телефону не завибрировать, извлекая из себя прекрасную мелодию из "Властелина колец", ее любимую, к слову, а после почему бы веселому голосу Рины не известить, что рейс "Лилль-Краков"* отменен, а они вынуждены вернуться домой? Хотя... Тогда её голос вряд ли будет весел и полон энтузиазма, не так ли? Норвежка по национальности, Саманта не была привычной к бездействию и впадению в депрессию. Именно поэтому данная ситуация не просто раздражала ее, а навевала состояние с легким привкусом ярости. Отсюда и исходило странное желание разбить часы, разломать телефон, сделать хоть что-то, свидетельствующее о том, что она еще может влиять на окружение, доказывающее это, прежде всего, себе самой. Черноволосая потерла висок, стараясь предотвратить приступ головной боли, который уже был готов начать распускаться, словно неизведанный цветок, расползаться по коре головного мозга, будто неопасный, но крайне неприятный недуг. Почему-то у многих в этом мегаполисе часто болела голова в последнее время. Настолько часто, что жаловаться на сие недомогание входило в дурную привычку. Глупое ли сочетание обстоятельств, что старт всех неприятностей брал начало с того громкого дела, касающегося взрыва на фабрике, сопровождаемого пропажами десятков людей, несколькими убийствами, разногласиями во всех сферах жизни города и, что самое неприятное, появлением иррационального, противно-липкого страха за день грядущий? Или это разумно скомпонованное преступление, бомба замедленного действия в конце жаркого лета? Может, теракт? Даже дождь, этот всемирный потоп, словно бы оплакивал былое, уже отошедшее в прошлое прекрасное лето, которое закончилось в этот год немногим раньше обычного — шестого августа, когда прогремел взрыв в трех километрах от тихого кабинета, где она работала, в полуподвальном помещении старого дома на улице Костюшка*. Она помнит переломный момент в частности потому, что работы стало намного больше, начиная с того дня. Хотела ли Сэм знать, что творилось в некогда приятном месте, которое она полюбила за год обучения в университете и работы? Хотел ли того каждый живущий в Кракове, будь он приезжим или же коренным? Скорее всего, страстно желалось того, чтобы все стало на свои места, как прежде, спокойным и зажило своей размеренной, неторопливой жизнью. Но были и другие, обязанные разобраться; те, кого обязывала профессия. А тем временем, огражденное желтыми, в некоторых местах порванными местными сорванцами, лентами место взрыва зловеще пустовало, городская власть не менее зловеще молчала, а не один десяток семей оплакивал пропавших близких, тем не менее не имея возможности зарыдать в голос под страхом лишения житейских благ и, того хуже, свободы, какой бы призрачной она не казалась. Таким, весьма невеселым, был конец августа в Кракове летом две тысячи шестнадцатого года, когда на улице лил ливень, Сэм Йенсен отчаянно боролась с головной болью, а Винсент Новак и Филлип Шиманский обговаривали подробности грядущего дебатного турнира, который им предстояло организовать, гоня подальше от себя мысли о не так давно погибшей Элли, одной из первых жертв сего безумия. "А, может, они забыли о рейсе? Перепутали дни?" — догорающими перед рассветом звездами мерцали нелепые лучики надежды в голове Йенсен. Электронные часы точно были заколдованными, время не могло идти настолько медленно. Сэм развернулась как раз вовремя, дабы уловить движение в окне. На сей раз пара людей прошла намного ближе того мальчика без зонтика, промелькнув перед самым окном. Еще секунду глухие отголоски надежды теплились в её мозгу, но, поверженные, они испарились, не оставив и следа. Сердце упало, как только огненная шевелюра скрылась из виду, а густой бас отчетливо обозначил слова: "Налево здесь. У тебя хронический топографический кретинизм, что ли?" Не дожидаясь стука (надо бы уже посоветовать мистеру Риксу обзавестись электрическим дверным звонком), черноволосая девушка побрела открывать дверь. Как было бы хорошо, если бы Рина вылечилась от топографического кретинизма и заразилась от кого-то временной амнезией! Едва лишь защелка была повернута, а пара хитромудрых замков благополучно открыты, на Сэм навалилось тяжелая смесь приятно пахнущих хной рыжих волос, черной кожи потертого пиджака и, вдобавок ко всему, радостного визга. Кое-как высвободившись из объятий новоприбывшей, Йенсен подняла взгляд на вошедшего следом высокого парня, который широко развел руки, сияя улыбкой. Сэм шагнула навстречу, вдыхая привычную смесь сигаретного дыма и недорогих, но приятных мужских духов. Его объятия не были такими безумными, как у Рины, но не менее искренними.       — Итак, теперь вы мне скажите, какого черта вас принесло? — наконец, осведомилась она, отстранившись и даже не пытаясь скрыть недовольства в голосе. По мнению девушки, те две недели, которые она провела в состоянии тревожного ожидания, были вполне достаточным откупом. Сейчас ей требовалась правда и, желательно, безраздельная.       — И мы тебя рады видеть, — произнес парень, присаживаясь на операционный стол и скрещивая на груди руки.       — Бас, нет! Это стерильно… — к сожалению, было слишком поздно, потому Саманта попросту махнула рукой на скорчившего удивленную мину юношу. Она просто даст ему потом жмут ваты и банку спирта и не выпустит из кабинета до тех пор, пока там не сдохнут все до единого микробы. Да, она именно так и сделает.       — Сэм, я обещала, что расскажу тебе всё от начала и до конца. И я сделаю это, — Рина примирительно подняла вверх ладонь, — но прежде нам нужно отправиться в университет и сообщить о своем запоздавшем из-за непогоды прибытии. Мы и так нарушили все планы, со всех ног прибежав к тебе прямо из аэропорта…       — Есть телефон, Ри! Мобильник, знаешь? — Йенсен уже повышала голос, возможно, именно оттого она не обратила должного внимания на то, как Катарина содрогнулась при озвучивании такой версии её имени. — У меня эта ситуация сидит в печенках, поверишь? Ты, которая говорила мне, что будешь работать еще, как минимум, год, пресекала все попытки уговорить тебя учиться здесь, недалеко от меня, звонишь мне две недели назад и бодрым голоском сообщаешь, что вы с Себастьяном вскоре прилетаете, так как получили гранд в Ягеллонском университете! Потом выясняется, что это не ради обучения, а ради очередного сомнительно задания от вашего босса Кастэля, в ходе которого, так, на заметку, вас могут к чертям убить! Глаза девушки метали молнии и, если бы взгляд имел силу испепелять, то Рина, вне всякого сомнения, уже превратилась бы в горсть пепла. Голос Сэм сорвался, и судмедэксперт тяжело опустилась на стоящий рядом, благополучно проигнорированный Басом, стул. Сам же парень сделал попытку обнять девушку за плечи, но та неистово дернулась, оттолкнув его.       — Я расскажу всё. Сейчас, только заткнись и прекрати орать, пожалуйста, — быстро сказала Рина, видя, что Сэм уже готова разразиться очередной громкой тирадой, — не по моей вине мы с тобой практически не общались на протяжении этого года. Ты знаешь, кем я работала…       — Криминалистом! Компьютерным фриком, по совместительству! По вызову! Без образования и какой-либо страховки! — взорвалась Саманта. — Получая пособие по безработице! Девушка буквально выкрикивала слова в лицо подруге, которая обеспокоенно оглядывалась по сторонам.       — Тише, ладно? По окончанию школы мы с Басом не смогли поступить в те университеты, в которые желали попасть. Как следствие, нам нужно было зарабатывать на жизнь. Один знакомый посоветовал эту работу. Он сказал: хорошо платят и не требуют гарантий об образовании. Конечно, она сопряжена с определенным риском, но, — увидев выражение лица Йенсен, Рина возвела руки к небу, — ради Бога, Сэм, ты тоже не ангел! Так вот, нас приняли на испытательный срок. А через некоторое время — и на полную ставку, если такие термины применимы к нелегальной работе. Ты в курсе, что я хорошо разбираюсь в компьютерах в частности и технике в целом, а Себастьян был незаменимым медэкспертом. Йенсен метнула испепеляющий взгляд в сторону Баса, но тот лишь пожал плечами. Затем он вновь попробовал взять норвежку за руку, и это ему удалось.       — Через год работы мы накопили денег. Сумма была достаточная для того, чтобы оплатить хотя бы пару семестров в университете. Мы хотели уйти, но Кастэль не отпустил, — продолжала Рина, — он пригрозил, что если мы покинем работу без его разрешения, он заявит в полицию на нас, как на нелегалов, которые обманом заставили его взять нас на работу. Это в его стиле. И после долгих споров мы сошлись на одном: дело, здесь, в Кракове. Одно дело, и мы свободны. Я понятия не имею, почему оно так важно для Кастэля, а он не имеет и малейшего желания делиться соображениями, но я знаю одно: это лучше, нежели провести несколько месяцев, тягаясь по судам и, вдобавок, всю последующую жизнь осознавать, что ошибка молодости отбросила тень на твою будущую карьеру. Катарина умолкла, давая подруге время воспринять и переварить полученную информацию. Сэм же опустила взгляд, избегая возможности встретиться глазами с той, на кого она так яростно кричала еще несколько минут назад, но когда молчание стало свинцовым, Йенсен сдалась:       — Выходит, у вас нет выбора?       — Выходит, что так, — подал голос Себастьян, крутя в свободной руке кожаный браслет, который он снял с запястья минутой ранее. Сэм не могла припомнить, был ли он у него, или же появился в тот период, когда возможности общаться не было, — и у тебя тоже, ведь ты единственный судмедэксперт, к которому мы можем обратиться в ходе расследования. Ты в любом случае знаешь больше меня, ведь образования у меня нет и в помине. К тому же, здесь есть техника и препараты, без которых…       — Что?! Я на это не подписывалась! — Сэм вскочила со своего места, мгновенно вырвав ладонь из пальцев Баса, и, кажется, еще в прыжке умудрившись повернуться к говорившему.       — …ни одно расследование провести невозможно. Ты ведь нас не бросишь, — он невинно улыбнулся, обнажая ряд ровных белых зубов.       — Сэм, он прав, — тихо сказала за ее спиной Рина, — и нам понадобится, чтобы ты рассказала нам всё, что знаешь, о ситуации в городе. Ты ведь не можешь быть неосведомлённой. Йенсен отвернулась к окну, за которым всё так же шел дождь. С того момента, как эти двое ворвались в её обитель, время, казалось, припустилось, словно сумасшедшее, судя по тому, как темно было на улице. А, может быть, это оттого что краски в её собственной голове сгустились еще сильнее.       — Я знаю лишь то, что шестого августа на одной фабрике Кракова случился взрыв, — голос звучал глухо, словно бы исходил из какого-то подвального помещения, она сама это отчетливо слышала, — могу дать вам координаты, если требуется. Городская власть отрицает, что тамошние события являются началом хаоса в городе, но многие люди не верят им. После взрыва начали происходить странные вещи: исчезновения людей, пара несчастных случаев, самоубийства… То, как черноволосая передернула плечами, могло свидетельствовать только о двух вещах: либо ей было прохладно, либо она отчаянно старалась скрыть или напрочь забыть подробности этих происшествий.       — А к самой фабрике и приближаться все боятся? — закончил за Сэм Себастьян.       — Да. Откуда ты?.. — и без того большие глаза девушки сейчас занимали едва ли не половину лица, когда та развернулась, дабы встретиться взглядом с парнем.       — И в городе у многих болит голова в последнее время? — добавила Рина, убирая с лица прядь огненно-рыжих волос.       — Да, — Сэм прекратила задавать какие-либо вопросы, лишь глядя на собеседников широко распахнутыми глазами.       — Мы изучали дело до того, как прибыть сюда, — глубоко вздохнул Бас, — теперь нам нужно лишь разведать обстановку и предоставить Кастэлю доказательства, что подтверждают наши догадки, а остальное он сделает сам. Он уладит ситуацию, с чем бы она ни была связанна, а мы будем свободны. У нас есть план, довольно подробный план, о котором мы расскажем тебе завтра. Не пойми нас неправильно, но мы ужасно устали.       — Идёт, — Саманта быстро кивнула, стараясь игнорировать подступающую к горлу тошноту от обилия полученной информации, — только не лезьте в самое пекло, у меня как раз закончился формалин.*       — Я загляну в ближайший магазин, куплю себе сигарет, может, и формалина тебе там достану, — с улыбкой произнес парень, спрыгивая с операционного стола.       — Скажи мне, на кого вы работаете? — задумчиво произнесла Сэм, когда за юношей захлопнулась дверь.       — Если бы я знала, дорогая, — покачала удрученно головой Рина, — Кас не сотрудничает с полицией или же внутренними органами, это точно. С правового аспекта его фирма является консультирующей, но в действительности общение с клиентами — лишь верхушка айсберга, средство сбора информации. У него всегда были собственные цели, смысл которых он нам не объяснял. В основном, в число наших с Басом задач входило лишь проверять полученную информацию или же консультировать Кастэля. Это давало возможность ему иметь уши и глаза во всех уголках города, везде, где это было ему необходимо. После же он проводил различные операции: иногда по устранению криминальных авторитетов, к которым полиции было не добраться, но чаще всего — проникновения на защищенные объекты. Что он творил там, мы не знали, но после всегда заметали следы и получали оплату. Мы никогда не попадались. Может, это везение, а, возможно, опыт босса. Работа не пыльная, платили хорошо, а мы не задавали вопросов. Это первое задание, которое следует выполнять вдали от дома. Едва лишь изо рта Катарины вылетели последние слова, Саманта шагнула вперед и, шумно вздохнув, обвила руками шею подруги. Та неуклюже погладила Йенсен по спине, запустив руку в густые, черные волосы, точно такие же, какими они были год назад, когда они виделись в последний раз. Она скучала. Как же она, черт подери, скучала!       — Ты ведь скажешь мне, если что-то пойдет не так, правда? — глухо спросила черноволосая, отстраняясь.       — Обязательно скажу. Мы будем у тебя завтра после обеда. Береги себя. Рина закинула сумку, которую она сбросила на пол, едва ли войдя в кабинет, на плечо и устремилась к двери. Напоследок её окликнул голос девушки:       — Катарина де Трой, обрадуй меня хотя бы тем, что ты с ним вместе.       — Очень смешно, — но взгляд, который был кинут через плечо, свидетельствовал о том, что юмор всё же оценен. Иногда школьные секреты, рассказанные в нужном месте и в подходящее время, имеют магическую силу связывать людей на протяжении всей жизни, — только я тебя дважды разочарую: во-первых, я не де Трой…       — А во-вторых, мы не вместе, — закончил за Рину Бас, закрывая за собой дверь. В руках у парня тлела сигарета, а кожаный браслет неизвестного происхождения снова висел на запястье.       — Ты что, замуж вышла и фамилию изменила? — подняла брови Йенсен, демонстрируя крайнее недоумение. Тёмные глаза с насмешливыми огоньками поочередно исследовали лица собеседников.       — Работа под прикрытием требует конфиденциальности, — печально усмехнулась рыжая, — так что я теперь Алансонская, а Себастьян окрещен Войцеховским. И если кто раскусит, что наши, сделанные очень умело, поддельные документы фальшивы, то придется несладко. Даже очень несладко.