***
Он свернул за угол, в еще одну пустынную улочку. Недалеко был маленький ларек, в витрине которого красовалось около дюжины разных видов минеральной воды. То, что надо. Горло пересохло и ужасно хотелось пить, а подготовленная еще с вечера бутылка вожделенной воды была благополучно забыта в морозильной камере, где ей полагалось остывать до утра. Парень вытащил из кармана деньги и отделил от остальных купюру номиналом в двадцать злотых. Розово-фиолетовая бумажка, слегка затертая по краям, едва не выскользнула из его пальцев, но он все же умудрился не упустить ее наземь. «Мелочи бы», — пронеслась в голове мысль, но тут же исчезла под натиском нежелания снова лезть в сумку и шарить по дюжине карманов. Утоляя жажду, юноша неспокойно дернулся от того, что в кармане шорт завибрировал мобильный телефон. Вот почему он не любил эти аппараты — ужасно осознавать, что ты можешь быть досягаем в любую секунду. Поморщившись, парнишка отогнал от себя уже далеко не свежие, но тяжелые воспоминания об одном из последних опытов заводить отношения с девушками. Та красивая, но расчетливая и холодная стерва обожала издеваться над его гордостью. Постоянно досаждала вопросами, почему он не ответил на звонок или, еще хуже, находила причину придраться к каждому его слову, хорошо, хоть не к знаку препинания в смс-ках — еще одном чуде технологии, которое он искренне ненавидел. Нет, любовь — бредни сумасшедшего. Сейчас он молод, свободен и счастлив. Телефон снова завибрировал, заставляя его еще раз переосмыслить наличие вожделенной свободы. Была ли она, в самом деле? — Да, — перепаленные солнцем губы с трудом двигались и причиняли ужасный дискомфорт. — Вин, это я, — Фил был, как всегда, оживлен. Сложно было с первых слов осознать, что веселость была наигранной и фиктивной, но кому, как не Винсенту Новаку, его лучшему другу, знать? — Мне нужно встретиться с тобой, брат, пока я в городе. Парень устало провел рукой по вспотевшему лбу и потер недавно выстриженный висок. Меньше всего на свете сейчас ему хотелось выслушивать очередную историю Шиманского про его разбитое сердце очередной проституткой, принятой ним за загадочную принцессу или, того хуже, отклонять приглашение на пьянку. Он не посещал их, старался не брать в рот даже каплю алкоголя, чтобы не дразнить собственный организм с его глубокими и еще не застывшими ранами, не возвращаться к прошлому, никоим образом не давать себе надежду на продолжение отношений с той самой холодной и расчетливой... Он тряхнул головой. Да что с ним сегодня такое? Больше года не вспоминал, а сегодня вдруг... — Ты еще здесь, друг? — Разумеется. Если это не слишком важно, я бы предпочел выслушать тебя по телефону. Пойми, я занят сейчас, готовлюсь к лекциям, — черт подери, кому он врет?! Лишь неделю назад ему сообщили, что он, как и годится третьекурснику, обязан вести пары дважды в неделю. Готовиться к этому решительно не было нужно, но, видимо, отмазка пришлась собеседнику по душе, потому что тот вновь оживленно затараторил, избавляя Винсента от необходимости придумывать, что бы еще солгать. — Хорошо, суть дела в том, что завтра вечером тебе нужно явиться в универ. Я тоже там буду. Собственно, я останусь в Польше до двадцать второго октября, а потом вернусь в Дрезден*: учеба, сам понимаешь, — Вин закатил глаза. Как же он не любил эти лирические отступления! Порой казалось, если бы Филлип говорил только по теме, его речь можно было бы вместить в пару-тройку небольших предложений, какие он самым загадочным образом умудрялся растянуть на несколько полноценных страниц А4, двенадцатым шрифтом Times New Roman. К тому же, парня бесило расписание университета, в который он с таким трудом попал всего пару лет назад. Лекции в Ягеллонском университете* — одном из самых престижных учебных заведений страны — начинались первого октября и продолжались ровно до конца июня, когда от жары, казалось, стонал даже воздух. А именно сейчас он имел целый месяц для бесцельных вылазок по городу во избежание пребывания на съемной квартире, которую свято ненавидел всем своим двадцатилетним сердцем. — Вин! Вин, ты вообще слушаешь? — из восторженного голос Филлипа превратился в настороженный, а затем — в откровенно неприязненный. — Да, прошу прощения, — парень прикрыл глаза, стараясь не обращать внимание на только что родившуюся и уже явно доставляющую дискомфорт пульсирующую боль в левом виске. — Тогда ты мне дашь совет сегодня вечером? — требовательно, без тени просьбы. — Конечно, — ответил Винсент, не имея понятия о том, о каком совете его просит друг. Полагался юноша лишь на то, что до времени их встречи тот благополучно забудет об этом и переключится на нечто иное, как это часто происходило у Шиманского. — Отлично, — вновь оживленно, но не менее подозрительно, — я не упомянул, почему тебе нужно явиться в университет. На следующей неделе начинается подготовка грандиозного дебатного турнира среди студентов, и требуются организаторы со свежими… Слова Фила дошли до юноши не сразу. Но как только его мозг связал воедино полученную информацию, реакция была незамедлительной: — Нет! Нет, я не буду заниматься этим. Я завязал. Ты знаешь, — его била легкая дрожь, а слова срывались с губ помимо собственной воли. Слыша, как на том конце провода друг пытается что-то сказать, возможно, какие-то доводы или подобрать аргументы, он сознательно не давал тому даже раскрыть рот. — Это не мое! После смерти Элли я не могу! — он остановился, задыхаясь. — Вин, — на этот раз голос парня был мягче обычного, без тени веселья или же приторной грусти, — именно потому я и хотел передать тебе информацию лично. Потому что знал: по телефону тебя не уговорить. Именно поэтому мисс Клейтон не захотела разговаривать с тобой, а попросила передать тебе, хотя ты, а не я, являешься постоянным студентом университета. Вин… — Не имеет значения, — снова задохнулся парень, — я не возьмусь за организацию турнира! Слишком много у меня связанно с этими дебатами! — последние слова он практически прокричал в трубку. Пора бы уже было давно нажать на красную кнопку "Отбой", но он все еще не делал этого, до побеления костяшек сжимая телефонный аппарат, невидящим взглядом вглядываясь в пустынную улочку, вдоль которой шла пожилая женщина, испуганно оглядывающаяся на него после неуместно громкого возгласа, что так неожиданно потревожил вязкий, жаркий воздух. — Ладно, — тяжелый вздох в трубке, — если ты передумаешь и решишь, что это поможет тебе оправиться, то собрание назначено на шесть вечера, и… Я всегда буду рад тебя видеть. Клац. Звонок прервался.***
Он не мог спать. Не получалось даже на десять минут сомкнуть веки, чтобы не вызвать ненавистные образы перед глазами. Как только он начинал проваливаться в заветный сон, он видел их. Снова, и снова. И опять. И еще разок. ...девочка с немного выгоревшими волосами цвета меди последний раз обнимает его и отстраняется, чтобы еще раз, последний раз, сказать, что любит и верит. И будет ждать. Сквозь смех, заглушающий ее слезы, она говорит что-то о том, что они встретились на этом турнире не просто так, это судьба. На этом турнире. ...тлеющий труп, который больше похож на кусок сгоревшего мяса, чем на человека, в развалинах практически полностью сгоревшего дома. Ему говорят, что это был несчастный случай, но он не верит. Он не может верить. Элли была его лучшим тиммейтом*, лучшим игроком в команде, душой дебатного клуба. Никому не могло бы и в голову прийти специально поджечь ее дом. Но все же, он не верит. Наконец, перестав бороться с неизбежным, он поднимается с кровати и идет в кухню, дабы сделать несколько глотков воды, которые способны хоть немного освежить разгоряченные внутренности. Легче не станет, но думать он сможет с куда большей ясностью. К дьяволу былое. К дьяволу его незажившие раны после отношений с той стервой, что обещала ждать и верить. К дьяволу первые и последние его осознанные слезы, когда он присутствовал на похоронах Элли. Он примет вызов. Он организует лучший дебатный турнир во всем, черт подери, Кракове.