И гортензии вянут...

Я не знаю точно, сколько уже стою у двери, ведущей в Гнездо, не решаясь постучать. Наконец, поднимаю руку, решившись, но в этот миг, дверь распахивается перед моим носом без всяких усилий с моей стороны. В ужасе отскакиваю в сторону и прижимаюсь к стене. Из комнаты выезжает худой парень с безобразным бугристым лицом. - Какая неожиданность, девушка в наших краях, - гнусавит он, замечая меня. - Как же тебя зовут и что ты тут забыла? - Л-лемур, - заикаюсь я, - меня позвал Стервятник. Услышав это, парень разражается визгливым хохотом. - Серьезно? Не знал, что у нашего вожака такой плохой вкус. Но раз уж говоришь позвал, то проходи, удачно вам пообщаться. И, по-прежнему мерзко хохоча, он отправляется дальше, а я, сгорая от унижения, проскальзываю в приоткрытую дверь. В Гнезде, как и говорили девушки, темно, душно, и в тяжелом влажном воздухе висит смесь из запахов сырой земли, прелых листьев, гнили и ароматов различных растений. После пахнущих смесью хлорки, еды, лимонного освежителя воздуха, так любимого Овцой, и дешевых духов коридоров девичьего крыла, мне кажется, что я очутилась в огромной оранжерее. Птицы настороженно глядят на меня со своих кроватей, не говоря ни слова. Завидев высокую фигуру вожака, застывшего на своей стремянке, как изваяние, пробираюсь к нему, лавируя между кроватями и горшками с цветами. Но на полпути все-таки задеваю тростью огромный горшок с вьюнком. Раздается ужасающий грохот, весь пол покрывается толстым слоем жирной земли, несчастное вырванное с корнем растение безжизненно повисает на опорах. Со всех сторон я слышу возмущенное шипение Птиц и готовлюсь к худшему. С каждой минутой со всех сторон нарастает гневный ропот обитателей комнаты. Я испуганно пячусь к двери и, как назло, натыкаюсь спиной еще на несколько горшков, которые с ужасающим грохотом падают на пол. На обитателей комнаты произошедшее действует, как красная тряпка. Услышав звон разбивающихся горшков и шорох сыплющейся на пол земли, двое парней, девочки вроде бы говорили, что их зовут Бабочка и Дронт, бросаются ко мне, с явным намерением отомстить за гибель любовно выращенных растений. Я вжимаюсь спиной в стену и, сползая по ней, сжимаюсь в комочек, зажмуриваю глаза, уже представляя себе, как буду лежать в Могильнике с кучей переломов. В следующий миг, раздается резкий окрик: - А-ну оставить ее в покое! Руки, уже тянущие меня за платье и дергающие за волосы внезапно разжимаются. Осторожно открыв глаза, я вижу, что бесновавшиеся около меня еще две минуты назад Птицы отпрянули и теперь лишь злобно смотрят на меня из углов, не решаясь приблизиться. А уже знакомый мне долговязый парень, очевидно, и зовущийся Стервятником, несмотря на свою хромоту быстро приближается ко мне, наступая на хрупкие стебли погибших цветов и осколки горшков. При взгляде на его угрюмое лицо, кажущееся мне сейчас еще более зловещим, чем обычно, ужас парализует меня окончательно. В голове бьется лишь одна мысль: "Бежать!". Но одеревеневшие, сведенные судорогой ноги отказываются повиноваться, и мне остается лишь стиснув зубы ждать неминуемой расправы. Однако, к моему крайнему изумлению, Стервятник опускается передо мной на колени и протягивает руку, явно намереваясь помочь подняться. Сжавшись еще больше и с трудом сдерживая слезы, готовые хлынуть от невыносимой боли, я трясу головой. - Судороги? - понимающе смотрит на меня Папа Птиц. Мне кажется, что я вижу в его глазах сочувствие. Правильно расшифровав мое жалобное мычание, юноша достает откуда-то из складок плаща булавку и легонько колет меня в бедро. Через несколько минут боль, терзавшая меня, немного отступает, и мне удается, наконец, вытянуть многострадальную конечность. Отдышавшись, я благодарно киваю ему и с его помощью кое-как добираюсь до ближайшей кровати. Ее владелец, толстый парень по кличке Пузырь тотчас вскакивает и принимается хлопотать, заламывая руки, над месивом, которое осталось от буйно цветущих фиалок. - Я выращивал их три года! - хнычет он, сметая останки цветка в мусорное ведро. Стервятник машет рукой и раздраженно говорит: - Хватит причитать, Пузырь, ты все равно не подходишь к этим фиалкам уже пару лет и так бурно колосятся они лишь благодаря моим усилиям. Так что прекрати стенать и лучше завари нашей гостье чаю. Услышав это, толстый начинает возмущенно пыхтеть, но не решаясь спорить с вожаком, идет в угол, где стоит допотопная электроплитка, и раздраженно грохочет чайником. Я, сгорая от стыда за погубленные цветы, сижу как на иголках, и мечтаю, чтобы все поскорее закончилось. Стервятник закатывает глаза, тяжело вздохнув, поворачивается ко мне и, заметив выражение моего лица, произносит: - Да ладно тебе, не дрожи, у нас всегда так, все равно ему эти фиалки были нафиг не нужны. Ноет больше для проформы. Как, кстати, тебя зовут? - Лемур, - бормочу я, опуская голову еще ниже. - Ступай с осторожностью, Лемур, - шепчет он, - и с оглядкой, по долгой дороге, что предстоит пройти. Я не успеваю спросить, что он имеет ввиду, потому что к нам уже шлепает Пузырь с двумя надколотыми исходящими странно пахнущим паром чашками. Зачарованно смотрю в глаза Стервятника, и даже забываю все то, о чем меня предупреждали. Я беру одну из них, по странному стечению обстоятельств украшенную рисунком лупоглазого лемура, и собираюсь уже сделать глоток, как Стервятник, принюхавшись, резким движением выбивает у меня из рук чашку, заливая покрывало и мое платье. К счастью, чай уже не горячий, и я отделываюсь мокрым, прилипшим к коленям платьем Химеры. О том, что она со мной за это сделает, я стараюсь не думать. Вместо этого, я с изумлением слушаю, как Стервятник распекает состайника. - Ты чего ей туда заварил, идиот? Ты соображаешь, что делаешь? - Г-г-гавайскую розу, - заикается толстяк. - Немножко совсем. - Да что ты говоришь? Почему же тогда я ее запах сразу почувствовал? Ты соображаешь, что с ней было бы, выпей она такую дозу с непривычки? - Большая Птица орет так, что дрожат стекла. - Ну заснула бы и все, - мычит незадачливый Лог, почесывая свою круглую лоснящуюся рожу и упорно не понимая, из-за чего, собственно весь этот сыр-бор. - Господи, за что мне это? - поднимает лицо к потолку вожак Третей. - Да какие вам девушки, вам даже хомяка нельзя доверить! Пузырь вздыхает и опускает глаза к полу, ничего не отвечая. Махнув на него рукой и сплюнув, Стервятник поднимается на ноги и, поманив меня за собой, стуча тростью, движется к выходу из Третьей. Выйдя в коридор, мы отходим от двери группы и, оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не услышит, он сбивчиво, быстро и тихо говорит: - Слушай, извини, что я тогда так повел себя. Просто тот период моей жизни мне не очень приятно вспоминать, а ты меня тогда видела. Я стою напротив него, и от такой близости мне даже страшно. Надо же, он даже знал о моем существовании. Он обратил внимание на ту, с кем по воле случая некогда делил палату, хоть и просто по ночам. Желтые глаза вожака Птиц, кажется, видят меня насквозь. Я прижимаюсь к серой грязной стене у двери, чтобы не потерять равновесие. Все это слишком странно. - Спокойной ночи, - говорит мне Стервятник после неловкой паузы. Его голос ясно дает понять, что наша личная встреча на сегодня закончена и вряд ли когда-то повторится еще. Я не без смущения киваю, бормочу: - И... И тебе спокойной ночи. И прости еще раз за горшок... Приятно было познакомиться. Кажется, что он даже не слушает меня на этот раз, и молча возвращается обратно в комнату. Я разворачиваюсь и бреду по коридору в сторону женского крыла. Пыльная мигающая лампочка в потолке, единственное,что освещает этот аппендикс, жалобно моргает два последних раза, и гаснет. Я испуганно замираю и до меня доходит, что я совершенно не знаю, как возвратиться в свою комнату. Вот же дурья башка, как я не догадалась попросить хоть кого-нибудь из мальчиков меня провести? Не Стервятника, конечно, это было бы слишком круто, но думаю даже вредный Пузырь вряд ли бы отказал мне. Лишь бы я побыстрей убралась из их комнаты. Я решаю, что самым умным решением таки будет вернуться к Птицам и попросить о помощи, и начинаю идти в другую сторону. Однако, в темноте я не могу различить дверь комнаты, даже долго елозя руками по стенам. Хочется тихо завыть от беспомощности. Я продолжаю идти вперед по какому-то коридору в надежде встретить хоть кого-нибудь, кто сможет меня вывести, но, как назло, нигде нет ни души. В нескольких метрах от меня виднеется какой-то силуэт и я спешу к нему, насколько это в моих силах, вцепляясь в трость. Но вблизи это оказывается всего лишь брошенной коляской. От разочарования по щекам начинают течь слезы. Пройдя еще немного, я, наконец, натыкаюсь на какую-то дверь, и изо всех сил дергаю ее, оказываясь в пустом классе. Непонятным образом я умудрилась дойти до учебной части. Окончательно расстроившись, я сажусь на первый же попавшийся стул и плавно сползаю вниз от усталости. Желудок сжимается в ком, и я прижимаюсь к холодному полу под партой. В ушах звенит, и я пытаюсь бороться с этим звоном ровно столько, сколько могу. Когда же я, наконец, открываю глаза, то обнаруживаю себя лежащей ничком на середине какой-то дороги. Где-то вдалеке воет ветер и, кажется, что-то грохочет. Именно этот грохот и заставляет меня подняться. Немного оцарапываю руку, поднимаясь с асфальта. По обе стороны дороги стоят высокие фонарные столбы без единого горящего фонаря. Однако, на мое счастье, вдалеке светится всеми цветами радуги огромная вывеска, к которой я и решаю направиться. Шагаю немного неуверенно, но все же довольно быстро пересекаю это расстояние и оказываюсь перед небольшим придорожным кафе. Так как никакого иного выбора у меня нет, захожу внутрь. На пороге меня сразу же хватает за руку одутловатая официантка с рыхлым лицом, усыпанным множеством родинок, в грязном сером халате: - Что ты тут делаешь? Таким маленьким девочкам, как ты, тут не место. Пытаюсь возмутиться, что я никакая не маленькая, и, вообще, если бы могла, то ноги моей здесь и не было, но вместо этого слышу детский голос: - Я потерялась, тетенька. Несколько секунд у меня занимает, чтобы понять, что этот голос на самом деле принадлежит мне. Стараюсь не кричать и не выказывать никак своей паники. - Я из города, - добавляю я чуть погодя. - Бедная малышка, - сочувственно вздыхает тетка. - Небось, родители из тех самых Потерянных, что бросили тебя здесь. Садись, я сейчас вернусь. Она усаживает меня на грязный диван за столиком и я покорно остаюсь ее ждать, пытаясь придумать, как отсюда выбраться. Через несколько минут официантка возвращается с тарелкой, на которой высится гора жареной картошки с кусочками лука и сала, и большим молочным коктейлем. - Я решила, что ты проголодалась. Автобус в город будет только утром, так что тебе пока нужно подкрепиться. Смущенно ее благодарю, и принимаюсь за еду. Картошка слишком жирная, а лук - пригоревший, но я так голодна, что с жадностью готова проглотить и такую пищу. Когда с ужином закончено и я допиваю коктейль, глаза начинают слипаться. Я так и засыпаю, свернувшись калачиком на грязном залапанном диване из кожзаменителя. Просыпаюсь через, как мне кажется, 5 минут, оттого что официантка трясет меня за плечо. - Автобус приедет через пятнадцать минут, вот тебе немного денег, хватит на билет, - она пихает мне в руку смятую бумажку. - Спасибо, - смотрю на нее слезящимися глазами и порывисто обнимаю в ответ. Она трепет меня по волосам, после чего спроваживает к остановке, где уже набралось немало народу. Когда автобус подходит, я лезу в него одной из первых, пихаю бумажку кондуктору и пищу: - До города едете? Кондуктор на меня удивленно смотрит: - Такая маленькая, а уже одна ездит. Да, едем до города, крошка. Удовлетворенно киваю ему и спешу занять место около окна. Официантка все еще стоит на остановке и высматривает меня. Машу ей рукой. Кажется, она замечает, потому что облегченно вздыхает и, постояв еще долю секунды, возвращается в свое кафе. Автобус, набрав пассажиров, трогается, и мимо меня пролетают неработающие фонари.