***
Неизвестно, как долго длилось это состояние, и насколько реальным было всё увиденное и услышанное. Постепенно бред отступил. Мелания лежала на старой шкуре. Ворсинки неприятно щекотали кожу и лезли в нос. Воздух был приторно-сладким и пыльным. Неприятный запах. Лежать на животе было неудобно. Шея онемела. Девушка попыталась перевернуться, но тело плохо слушалось. От следующей попытки по всему телу пробежала острая боль, а из горла вырвался тихий стон. — Что, проснулась, окаянная? — послышался из-за двери скрипучий старушечий голос. — Чтоб тебе света белого не видывать и землю ногами своими не стаптывать… — Замолчи, дура старая! — перебил другой голос. Молодой, но строгий. Из горницы вышла худая женщина. Когда-то, наверное, она была красивой, но сейчас очень исхудала — тонкая болезненно-бледная кожа обтягивала кости. Чёрные нерасчёсанные волосы спадали ниже плеч, одежда была потрёпанная, но чистая. Проклён из соседней комнаты и появление незнакомой женщины в незнакомом доме окончательно пробудили Меланию. Все воспоминания и чувства ещё не возвратились к ней, но девушка насторожилась. — Не дёргайся, дитё. Вон спина вся спеклась как окорок в печи. Прыгать ещё не скоро будешь. Что смотришь, как будто оборотня зубатого увидела? — с этими словами женщина начала отдирать со спины своей пациентки пропитанное мазями полотно. — Уже не гноится — и то хорошо. Что-то прохладное и липкое потекло на спину. Быстрые холодные руки начали размазывать непонятную смесь по обожжённой коже. Ощущения при этом были неприятные, но могло быть и хуже. Потом всё снова накрыли чистым полотном, а грязное было скомкано и прицельным движением выброшено за порог. — Забери. Из-за двери показалась морщинистая рука и с громким сопением забрала ткань. — А ты спи, — сухо бросила команду тёмноволосая и вышла из комнаты, не проронив больше ни слова. Мелании оставалось только подчиниться.***
Возле кровати кто-то стоял. Темно — хоть глаз выколи, но совсем рядом хриплый высокий голос выводил тихую жуткую мелодию. Потом музыка резко оборвалась, и остались лишь тихое сопение да звук удаляющихся шагов. Меланию снова охватил мрак забвения. А с утра снова появилась чёрноволосая. Её холодные блеклые глаза ничего не выражали. Женщина опять намазала раны и, подхватив девушку под руки, одним рывком посадила на кровати. По комнате пролетел громкий крик. — Не ори, окаянная, чертей по всей округе распугаешь. Мелания всё ещё плохо соображала, а из-за резкого подъёма потемнело в глазах. — Прошу прощения, — всё, что она сумела прошептать — голос совсем её не слушался, горло болело, сильно хотелось пить и плакать. Девушка всхлипнула и прикусила губу, чтобы снова не закричать. Из другой комнаты появилась старушка. Её длинные грязные волосы свисали прядями непонятного цвета. Из полуоткрытого рта слышался хрип. Один глаз заволокло белой пеленой, но второй смотрел зорко и цепко. Тело женщины как будто переломилось надвое и она медленно тащила его, громко шаркая ногами. Женщина несла что-то в руках — миску, из которой еле-еле поднимался пар. Тёмноволосая, не дожидаясь, пока её помощница дойдёт до кровати, вышла вон, по дороге чуть не сбив старуху с ног. Та, с пылом бормоча под нос проклятия, всё же добралась до цели. Она села рядом с девушкой и достала из складок своей одежды старую деревянную ложку. Мелания не запомнила, как пахла еда и какой была на вкус, но, скорее всего, будь она в здравом уме, то вряд ли ела бы это. Как бы то ни было, голод и болезнь сыграли свою роль, и когда миска опустела, снова появилась тёмноволосая и уложила девушку обратно. После чего пришёл долгий сон без сновидений.***
С приходом нового дня проснулось и осознание всего происшедшего. Солнце ещё не взошло, но уже можно было различить силуэты вещей. Воздух был холодным, но душным. Мелания поняла, что кроме тонкой ткани, наброшенной сверху, на ней ничего нет. Всё тело онемело, болело и покрылось гусиной кожей, но девушка не шевелилась, она лишь смотрела в одну точку. Воспоминания — обрывочные, нечёткие, но не менее болезненные — нахлынули на неё волной. Расставание с матерью, поиски в темноте, утренний ветер река. Дым и гарь, боль и крики, смерть. Смерть… Пляшущие тени… Жив ли Любар, жива ли её мать? Хоть кто-нибудь выжил? Если бы только… Если бы только она вернулась раньше… Возможно тогда… Чутьё подсказывало, что их больше нет в этом мире — не то чутьё, о котором обычно говорят старухи и азартные юнцы, а истинное, ведьминское. Слёзы скатывались на старый мех. Ей больше не дано встретиться с близкими, не увидеть улыбку матери, не услышать голос любимого. Никогда. Преодолев слабость и не обращая внимания на боль, Мелания поднялась и села на кровати. Перестав плакать, девушка быстро вытерла мокрые следы на щеках. Она больше не имеет права вести себя как малое дитя, ибо отныне она — хранительница рода Совы.***
Когда уже совсем рассвело, в двери вошла полуслепая старуха, всё так же бормоча что-то под нос. Судя по всему, снова свои проклятия. Казалось, она получала истинное удовольствие от своей брани. На кровати никого не оказалось. Бесконечный поток слов утих, даже сопения не было слышно. Хозяйка осмотрела комнату и увидела гостью, которую до этого мешала разглядеть дверь и слепота. Женщина сплюнула на пол и с громким сопением снова начала тараторить себе под нос. — Что ты это здесь разбегалась, чтоб тебе ноги поотсыхали, чтоб тебе… — Прошу не обращаться ко мне так. — Голос девушки прозвучал негромко, но отчётливо. Старуха аж присела от неожиданности, глаза со страхом уставились на ведьму, губы начали трястись. Казалось, что она или расплачется, или убежит, сверкая босыми пятками. — Прошу прощения, хозяйка, если я Вас словом неосторожным, или действием неумышленным оскорбила. Не было того в моих помыслах. Я благодарна Вам за гостеприимство и помощь мне, но не намерена молчать, если слышу проклёны, да ещё и незаслуженные. Не сводя глаз с Мелании, старуха медленно вышла из комнаты, так и не закрыв её, чуть позже скрипнула входная дверь. Девушка не стала ломать голову над странным поведением женщины — всё станет ясно, когда придёт время. Поправив полотно, которое она приспособила вместо одежды, знахарка снова попыталась подняться на ноги, держась рукой за стену. Когда девушка встала с кровати, то смогла дойти только до стены — больше не хватило сил. Да и не мудрено — слишком рано после болезни. Там её и нашла хозяйка. Второй раз подняться было сложнее. В ногах всё так же ощущалась слабость. Если сейчас она упадёт, то больше не встанет без сторонней помощи. Стены и пол качались как каюта корабля, но девушка всё же благополучно добралась до кровати. Теперь оставалось только ждать. А ждать долго не пришлось. Скоро в комнату ворвалась чёрноволосая. Она была бледнее, чем обычно, её дыхание сбилось, а глаза с укором смотрели на подопечную. — Чего вздумала, а! Чего ж то тебе не лежится, дитё? Сгубить меня удумала, ведьма? Чем я этого заслужила, а? — Я… Я не хотела… — Замолчи и ложись, — скомандовала женщина, укладывая девушку, и тише добавила: — Пожалуйста. Мелания краем глаза увидела испуганный взгляд своего лекаря. Что здесь происходит? Почему они то бранятся, то командуют, то пугаются её. И вообще, где это «здесь», и кто они такие? — Не моё это дело — языком чесать, — оборвала расспросы хозяйка. — Если не будешь вскакивать раньше времени, скоро обо всём узнаешь. Закончив все свои ритуалы над больной, черноволосая подпалила сухие стебельки сон-травы и покинула комнату.***
Так прошло ещё несколько дней. От посетительниц девушка так ничего и не узнала, сколько не расспрашивала. Зато теперь она стала крепче и ей уже разрешалось ходить по комнате под присмотром чёрноволосой. Также оказалось, что её когда-то длинные волосы стали намного короче (хорошо, что хоть без волос не осталась). Сейчас они были подобраны и спрятаны под платком. Неведение начало сводить ведьму с ума. Столько вопросов, столько переживаний, и ни одного ответа. Ранним утром, наверное, спустя четыре дня после того как Мелания начала задавать вопросы, к ней вошла незнакомка. Полуслепая старуха больше не приходила, и поэтому чёрноволосая как раз принесла завтрак. Увидев вошедшую, женщина быстро отошла от ведьмы и стала у стены, уставившись на пол. Она вытирала о рубаху мокрые ладони и всем своим видом показывала, как ей здесь неуютно, хотя раньше такого поведения девушка за ней не замечала. Знахарка перевела взгляд на гостью. Это была старая женщина, худая как сухой стебелёк. Глаза смотрели куда-то вдаль поверх головы Мелании. Серая рубаха и вылинявшая юбка невообразимо как держались на старческом теле, длинная седая коса спадала ниже пояса. Старуха опиралась на костыль, проволакивая за собой правую ногу. Что у них здесь творится? Они все калеки? Даже чёрноволосая, хоть не слепая и не очень-то старая, не светилась здоровьем. — Выходи, — обратилась она к стоявшей у стены, та в свою очередь быстро подчинилась, лишь подождав, пока гостья отойдет от входа, чтобы быстро закрыть за собой двери. Голос старухи был высоким и с небольшой хрипотцой. Она медленно подошла к кровати и села рядом с девушкой. — Мне сказали, что ты хотела что-то спросить, милая, — сказала старуха, обнажив в улыбке на удивление красивые ровные зубы. — Что у Вас с ногой? — конечно, это не тот вопрос, который травница хотела задать и, в любом случае, не тот вопрос, из которого стоит начинать знакомство, но в этом подволакивании было что-то жуткое. — Моя мать — целительница и я, возможно, могу Вам чем-то помочь. — Ну, попробуй, девонька, — голос старухи был насмешливым, всё её тело сотрясалось в беззвучном смехе, когда она приподняла подол юбки. Всякое доводилось повидать девушке, наблюдая за работой матери, но это зрелище всё же её ошарашило. Нога полностью иссохла, превратившись в обтянутую посеревшей кожей кость. В некоторых местах кожа оторвалась, обнажая желтизну скелета. Старуха ещё некоторое время продолжала смеяться, отчего Мелании становилось не по себе, а потом она быстрым движением опустила подол. Изумлённая знахарка ещё некоторое время смотрела на юбку, а потом снова перевела взгляд на улыбающееся лицо. Гостья всё ещё ждала вопросов.