Отрицание бывает губительно. Пусть даже не всегда для того, кто отрицает.
Собирание карточного домика отвлекало от невоплощенных порывов. Он мог бы трахнуть его даже на том уродливом безвкусном розовом диване. Курапика затыкал бы себе рот пыльной подушкой, потому что стены тонкие, а он не из тех людей, что выставляют своё сокровенное напоказ. А кричал бы он обязательно. То, чего Хисока умел безукоризненно добиваться от людей — это крики. Иногда крики наслаждения, иногда чего-то похуже. По дороге сюда он внимательно рыскал в толпе в поисках подходящей жертвы, способной вызвать ликование и трепет в ходе боя, но они все были так слабы. Ужасно слабы. Убил бы кого-нибудь просто так, от разочарования, если бы не добрался до его пентхауса так быстро. Обстановка минималиста, нет безделушек, особенных деталей, за которые мог зацепиться глаз. Никакой атмосферы. Здесь даже не пахло. — Почему ты не пахнешь? Никогда ничем не пахнешь, — спрашивал Хисока как-то у хозяина квартиры. — Такое уж воспитание, — безразлично отвечал тот. Да уж, воспитание действительно было специфическим, и, в принципе, не удивительно, что он вырос ну очень странным, больше похожим на ходячий манекен, чем человека. Может, поэтому он и людей превращал в подобные создания, в своих марионеток, ломая им волю и разум. — Не ждал тебя, — раздалось над самым ухом, рука Хисоки дрогнула и карточный домик распался. — Ну вот, — обиженно протянул он. — Только ты можешь застать меня врасплох. — Ты слишком увлекся, — бездушный приятель Хисоки, если можно было его назвать приятелем, прошел к софе и рухнул на неё как подкошенный. Иногда ему было лень двигаться как нормальные люди. Хисока, собрав карты, тоже присоединился к нему, грациозно присев на край. — Представляешь, Миллуки просил у меня иголки. Мои иголки! Девушку, что ли, нашел? — Или мальчика, — ухмыльнулся Хисока. — С его-то лицом. Не удивительно, что он ко мне обратился. — Ты помог ему? — Нет. — Хм, так и знал. Я скучал. А ты? — Хисока знал, что тот ответит. — Нет, — но небрежно опущенную руку с бедра не скинул. — Ты как всегда разбиваешь мне сердце, Иллуми, — притворно закатил глаза. — А оно у тебя есть? — бездонные темные глаза полны безразличия, а белая кожа лица с застывшими навеки мышцами делала из него фарфоровую куклу, у которой уж точно нет сердца. Пару раз Хисоке приходила в голову мысль разорвать ему грудную клетку и посмотреть, так ли это. — Сердце привело меня сюда! — пафосно вдруг выдал Хисока. — А от тебя смердит каким-то омегой. — Ревнуешь? — вздернул в удивлении бровь Хисока. — Нет, просто воняет. — Ты же тоже омега. — От меня не воняет. — Даже не представляешь, как интересно узнать твой запах, — нагнулся к лицу Иллуми и перешел на шепот Хисока. — И от того ты за мной таскаешься? — Я бы назвал это дружбой, а ты как всегда. Ты так стыдишься того, что ты не альфа, а ведь старшему сыну это подошло куда больше, да? Пытаешься скрыть то, кем на самом деле являешься. Даже Киллуа хотя бы бета, и это бесит тебя? Из-за этого ты его подавляешь? Иллуми не поддавался на провокации, но Хисоку не остановить. — А я и бетами не пренебрегаю. К тому же твой братик куда эмоциональнее, и в постели, видимо, тоже. Его детская неловкость будет весьма очаровательна, — Хисоке пришлось заткнуться, когда Иллуми молниеносно оказался сверху, прижимая к горлу одну из своих игл. — Не смей и думать о Килле, — тон ровный, но тяжелая густая аура угрожающе заполнила комнаты. — Давай позабавимся, — примирительно предложил Хисока, но сколько раз он ни заводил речь о интиме, Иллуми всё время увиливал. — Тебе есть с кем забавиться, — намек на запах Курапики. — Это всего лишь взаимовыгодное сотрудничество. Я даю то, что нужно ему, он то, что нужно мне, хотя от бонуса я бы не отказался. Перепихон с Курапикой действительно был бы неплохим дополнением — юное омежье тело, готовое в любых позах и в любых местах. Курапика бы развратно изгибался, закусывая губы и безуспешно пытаясь себя образумить. Эти картины бередили воображение Хисоки с тех пор, как он предложил ему помощь. Впрочем, и с Иллуми они могли бы чудесно скоротать вечерок, а потом ещё один, и ещё… Но этот упрямец с завидным упорством корчил из себя недотрогу. Возможно, не просто так он западал на холодных, неблагодарных эгоистов? Что Иллуми, что Курапика, что остальные. Ему нравилось играть с ними, задевать, но не получать никакой отдачи. И вот Хисока страдал от недотраха. Один омежка, второй омежка… И все какие-то неполноценные. Они такие разные, даже волосы противоположных цветов, но почему не может нравиться что-то настолько отличающееся, как сладкое холодное мороженное и теплые ошметки противника? Хисока любил разнообразие. Он притянул все еще сидящего сверху Иллуми за подбородок и, почти задевая губами его губы, прошептал: — Давай по дружбе, а? — Ты же знаешь, я не верю в дружбу. У наемных убийц не может быть друзей. Чертово безэмоциональное отродье! Хисока не понимал жизни без эмоций. Как это так, держать в руках выпотрошенные у кого-то кишки и не восхищаться, не наслаждаться всё ещё бьющимся сердцем, которое ещё секунду назад разгоняло кровь по организму, не давая умереть? Только под влиянием эмоций люди способны как на самые лучшие поступки в жизни, так и на самые худшие. Захватывающе наблюдать за эмоциями, прорывающимися через тщательно выстроенный за годы панцирь Курапики. На экзамене он показал себя крайне уравновешенным и разумным, но стоило столкнуться нос к носу с Пауками, вся его сдержанность затрещала по швам. А Иллуми, Иллуми всегда спокоен как удав. Так говорят, да, только думается, что и удавы чувствительнее, чем он. — Когда-нибудь ты покажешь мне себя, — гортанно рассмеялся Хисока, облизывая губы в предвкушении. — Ага, только не в этот раз.***
Через пару дней на крыше того же пентхауса Куроро Люцифер. Волосы его трепал ветер, а сам он задумчиво оглядывал город, такой крошечный с этой высоты. Что-то зачастили к Иллуми альфы в последнее время. — Кого ты хочешь убить? — Иллуми не важно, кого убивать, пока платят деньги. Такой вот кодекс у их семьи. — Один надоедливый хакер портит нам нервы. — И вы не можете разобраться с одним компьютерным червем? — Видишь ли, нам необходимо разобраться с ним поскорее, он сеет разлад в Пауке, а когда лапки ползут кто куда, Паук не сдвинется с места. — И от тебя несет этой вонью, — Иллуми отошел подальше, когда ветер стал дуть в его сторону. — Эм?.. — Куроро заинтересованно вскинул голову. — Хисока водится с тем же омегой, которым несет от тебя. Сомневаюсь, что совпадение, он ведь хотел с тобой сразиться. Этот омега не просто так вокруг тебя трется. Сколько ты мне заплатишь за его убийство? — Если он предатель, то не волнуйся, я разберусь сам. Оплата за подсказку будет перечислена завтра. — Но я же никого не убил, — развел руками непонимающе Иллуми. — Ты уже помог, а я ценю связь с тобой. Что меня интересует, так то, что вы вроде неплохо ладите с Хисокой, а ты сдал его мне без всяких сомнений. — Мне не нравится его дружба с сомнительными людьми. — Но ты же портишь его планы. — Если он захочет, то доберется до тебя и без этого мальчишки. Не вижу проблемы. — Однако есть у тебя странная привязанность к нему. — Нет, я не верю в дружбу, — как заведенный болванчик мотая головой, день изо дня повторял Иллуми эту мантру и искренне в неё верил. Резкий звонок телефона отвлек Куроро. — Ты нашел его, Курапика? Где? Сейчас буду, — губы Куроро Люцифера изогнулись в хищной улыбке. — Веселье начинается.