Враг для нас — это мы сами. Сомнения, страхи, отчаяние — это уничтожает.
Крошащиеся ступеньки дома, временно ставшего убежищем, видели и не такое. Шорты приспущены, а подол рубахи и задирать не надо, такой короткий. Она не строила сопливых иллюзий насчет любви до гроба и верности после первого секса. Куроро её Босс, но он не отдавал приказ. Просто ей это было нужно, и ему тоже. Он смотрел ей в глаза, это возбуждало. Между ними полное доверие. А теперь… Теперь Паук в замешательстве лихорадочно шевелил лапками, не понимая, в какую сторону ползти. Мачи, откровенно злясь, смотрела на Шизуку за железной дверью с маленьким решетчатым окном. Она, как всегда отстраненная, вся в себе, сейчас выглядела жалко: понурая, с темными кругами под глазами. Где же та беззаботная девчонка, вечно не запоминающая ненужных ей людей? Её грызли сомнения, как и остальных пауков. Сомнения делают тебя слабее, забирая силы на обдумывание каждого факта, заставляя бояться ошибки, вместо того чтобы смело действовать. Под давлением реальная картина деформируется, и ты начинаешь замечать то, чего нет и в помине, видеть намеки, которых не существует. — А что если Шизуку не одна сливает инфу тому подонку?! — кричал Набунага. Он слишком заводился, близко приняв поражение Уво. Он больше не оценивал трезво ситуацию, его разум застилал гнев. Мачи устало кривилась. Надоели подозрения, обвинения, тупые доводы. «Я верю тебе», — каждый раз шептала она, приходя к Шизуку, но та, кажется, не слышала. Маленькая, сгорбившаяся, разбитая Шизуку, и даже её никогда не снимаемый крест поблек как-то. — Скажите, кого мне пытать, и я решу все ваши проблемы, — Фейтан как обычно плевать хотел на чьи-то чувства, лишь бы развлечься. Хорошо, они обсуждают это не под дверью камеры, а в коридоре, ведущем к ней. Да и считать лишь грубую силу решением проблемы было глупо. «Но если кристалл раскололся под тяжким молотом сомнения, его можно в лучшем случае склеить, не больше. Склеивать, лгать и смотреть, как он едва преломляет свет, вместо того чтобы сверкать ослепительным блеском! Ничто не возвращается. Ничего не восстанавливается», — помнила Мачи прочитанное когда-то в одной из книг Куроро. Как точно сейчас это высказывание подходило их ситуации. Стоит бросить один камушек в воду, как тут же пойдет рябь. Думал ли об этом Босс? Подозревал ли, что хакер, как умная подколодная гадюка, действовал издалека, раскалывая и ослабляя банду ядом сомнений, или же Босс поверил и допустил вероятность, что не только Шизуку предала их организацию? Но он ушел, как всегда не отчитываясь. А в такой ситуации уже не получится решить спор монеткой. Мачи привыкла к неразговорчивости Босса, к его планам, всегда оказывающимся сюрпризом. Но сейчас ситуация была в корне другой, а Куроро пропадал неизвестно где, как и его новый приближенный, которому Мачи не доверяла. А уж интуиция ее ни разу не подводила. Даже решив эту проблему, они не смогут вернуть прежний «Призрачный отряд». Слишком уж подорваны отношения. Отцепи одну паутинку в нужном месте и надави посильнее — всю сеть оборвешь. Наверняка ублюдок-хакер на это и рассчитывал. Шалнарк, копошившийся в телефоне, встрепенувшись, отвлек Мачи: — К нам пожаловали профессиональные Хантеры. Кажется, нас сдали.***
Сомнения приходят в самый ненужный момент, разжигая внутри из тлеющих угольков костер, оставляющий пепелище. Правильно ли он поступил бы, отдав Куроро Хисоке? Файлы, подтверждающие виновность его банды, уже в полиции, он и так попадет за решетку. На поимку «Призрачного отряда» отправят лучших Хантеров, награда за их головы уже давно доросла до баснословной. Либо Куроро всю жизнь проведет в тюрьме, либо в бегах, но однажды неизбежно попадется. Курапика столько раз представлял его смерть, желал её каждой клеточкой мозга, иногда во сне руки сами сжимались в жажде сойтись на его шее. Но так поступать было бы неправильно, и Курапика, успокоенный случайной девушкой в парке, временно не терзался обычной чрезмерной тягой к насилию, удушающей с первого шага в здание «Спайдер»; она отступила на второй план, и простой справедливости могло оказаться достаточно. Однако уговор с Хисокой никуда не делся, а заводить такого врага совсем не полезно для мирной жизни. Но, если Куроро отдаст концы при встрече с клоуном, Курапика косвенно будет виновен в этом. Будет ли уже эта вина терзать его? Услышать бы сейчас ту самую мелодию вновь. Но кто знает, где девушка с флейтой. Курапика возвращался в парк, где её видел, хотел отчистить разум хотя бы ещё раз, чтобы трезво взглянуть на ситуацию. Возможно, того одного раза должно было хватить, но злоба, ненависть, сомнения засели слишком глубоко, и чтобы выманить их, как мотыльков на свет, одной вспышки фонаря мало. Здесь постоянно идут дожди. Так почему они не смывают грязь с прогнившего города и его жителей? Курапика устал, как столетний старик, годами пробывший на войне. Да, это была война за его совесть и душу, и нельзя сказать, что он её выиграл. Из битв невозможно выйти абсолютно чистым и незапятнанным, и нельзя стереть воспоминания, как грязь на одежде стиральным порошком, они въедаются куда сильнее. Потерянными иголками в матрасе иногда колят, напоминая о прошлом. Невозможно создать непробиваемую стену между до и после. Иногда ты просто устаешь, так что сил нет двигаться ни вперед, ни назад, но нужно что-то делать, хоть что-то, чтобы не оказаться погребенным в чужой могиле. Слабость обвивает не хуже цепей из Нэн, тихо позвякивает, шепча заманчивые предложения о побеге, а иногда предлагает самый простой выход — сдаться. Не плыть против течения всегда легче. Курапика опустился на коротко стриженную парковую траву вдали от посторонних глаз. Черный паук на руке напоминал о себе легким раздражением, чесался, пока заживает. А Курапике не было нужно, чтобы он заживал. Это угнетающее напоминание о том, как он прогнулся ради своей цели, о том, как пришлось затолкнуть все убеждения куда подальше, пока человек, которого он ненавидел более всех на свете, заталкивал в него свой член. Курапика задрал рукав, дрожа от нетерпения, брови нахмурены, а глаза вновь кроваво-алого цвета, что так привлекал ценителей особенностей, пальцы сжали неровный камень. Это не прихоть, а необходимость. Он должен избавиться от позорного клейма, словно перекладывающего и на него все грехи «Призрачного отряда». Первое движение не принесло результата, и пришлось усилить нажим. За камнем потянулся след крови, но этого не достаточно. Слишком недостаточно. Курапика тер и тер, сжимая зубы и не желая сдаваться. Паук исчезнет навсегда. Пусть больно, пусть стекает по локтю кровь, пачкающая брюки, он доведет дело до конца. Ему не жаль Куроро. Хоть тело и охотно реагировало, поддаваясь на его провокации, разум не изменил своего отношения ни на йоту. Куроро оставался таким же беспринципным убийцей и вором, заслуживающим наказания, всё также вызывал отвращение и непонимание. Вот только не хотелось больше мести, удушающей злости и коварных планов. Набрать номер Хисоки уже проще, когда боль добавила решительности. Пара гудков и в трубке послышалось протяжное довольное «Алло».***
В подвалах всегда пыльно, но обычно в них не лежат груды тел, отдающие свою теплую кровь безжизненному бетону. Это был особенный подвал, которым пользовались особенные люди. Но и те, кто ворвались сюда без спроса, оказались отнюдь не слабаками, хотя многие из них уже не вернутся домой. Битва с «Призрачным отрядом» с самого начала являлась воплощением безумия, и риски выходили неизбежным допущением, но главная цель достигнута. Отряд пойман, и лишь его глава отсутствовал в здании во время облавы.