Танго в ритме 101 чайной розы

      Ощущение, будто меня ведут под конвоем на эшафот. Мысль о вечере в компании этих беспредельщиков действительно внушала панику. К Максу я уже привыкла, Роман тоже примелькался, а остальная шайка снова пугала, как и в прежние времена, когда встречалась с ними возле арки в наш двор. Та же волна ужаса вновь нахлынула на меня, пока мы не спеша шагали через двор в сторону гаражей. Оттуда были слышны голоса и снова тот же хохот, который и раньше заставлял мое сердце падать в пятки. Те же знакомые голоса, которые снились мне в кошмарах и заставляли покрываться ледяным потом. Вскоре я заметила и саму шумную компанию, как только мы завернули за угол здания. На площадке, недалеко от гаражей, вокруг разожженного костра стояли раскладные стульчики, на которых сидели парни и девушки, в общей сложности человек пятнадцать. Кто-то обжимался в сторонке, а кто-то поглощал закуски, которые были разложены рядом на раскладных столиках. Некоторые просто дурачились, пританцовывая под музыку, которая доносилась из открытого багажника рядом стоящей машины, по габаритам напоминающей джип Макса. Кто-то подогнал ее поближе и поставил на ровно подстриженный газон, интересно, а Алексей Степанович нормально относится к тому, что по его безупречному газону рассекают автомобили, как по трассе? Не мое дело. В любом случае, этот шабаш полупьяных бандитов мне не по душе. И зачем я вообще сюда притащилась? У меня возникло непреодолимое желание развернуться и сбежать подальше от этих вселяющих в меня ужас людей. Но, словно отвечая на мой вопрос, глаза находят единственно важную задумчивую фигуру, что сидит, развалившись на раскладном кресле с подлокотниками. Он внимательно наблюдал за резвившимися по поляне друзьями и их визжащими девушками, подперев рукой подбородок. Этот образ слабо вязался с тем Максом, который мне не давал прохода в городе. Тот парень всегда был заметнее остальных мужчин. Его звонкий смех всегда был слышен громче всех, а его бурлящей энергии мог позавидовать каждый. Ему и на месте-то было сложно всегда устоять. А теперь… Он сидел боком к нам, потихоньку потягивая из бокала янтарную жидкость, и отблески костра неярко оттеняли его лицо, на котором виднелась вымученная улыбка. В этот миг Роман, что сидел рядом с братом, что-то сказал ему и Макс резко развернулся в нашу сторону. На его лице не было больше улыбки, но его взгляд был настолько пропитан теплом, что этот прохладный вечер начал казаться обеденным солнцепеком. Он быстро поднялся, когда мы были уже в паре метров, и, взяв меня за руку, усадил на свое место. Роман тоже поднялся, чтобы уступить место жене. Он не сказал мне ни слова, но от того, как он меня встретил, в душе что-то колыхнулось, Макс будто боялся спугнуть меня лишним словом или действием, не знал, с какой стороны подойти и что вообще делать дальше, он просто сел рядом на маленькую раскладную табуретку и нервно теребил мои пальчики, крепко зажатые в его ладони. Такого нерешительного Макса я не видела никогда, будто его подменили. Теперь, кажется, начала понимать, как действительно сильно он ждал меня. Я заметила это волнение, но ничего не успела сказать.       — Не верю своим глазам! Какие люди! Вика! — на мою беду, один из этих балагуров все-таки меня заметил и с полупустым бокалом ловко взгромоздился в раскладное кресло, которое Ромка освободил для Снежаны, но, слишком увлекшись поцелуем, пара потеряла место. — Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!       — Стасик, — Роман схватил высокого худощавого парня за шкирку и скинул с освобожденного для жены места, отвесив шуточного пинка вслед не твердо стоящему белобрысому остряку, — тебя же предупреждали.       — Ну ладно, ожидал, — еле удержавшись на ногах, парень постарался реабилитироваться в глазах рассвирепевшего Макса, — у этого боксера ведь не сорвешься, — смеясь пронизывающим гоготом, он с вызовом уставился на того, чье терпение сейчас испытывал, но Макс никогда не отличался терпеливостью.       — Беги, — спокойно отозвался тот, сверкнув убийственным взглядом на своего раздражителя. Максим отпил глоток пива и, отдав бокал мне в руки, рванул вслед за Стасом, который уже улепетывал в сторону озера, отчаянно визжа по-девчачьи и размахивая руками, отчего остатки пива в его бокале разлетались во все стороны, стремясь забрызгать бежевый свитер Макса.       — Надеюсь, он его придушит, — буркнула я и отпила прохладную жидкость из увесистой посудины, что находилась у меня в руках, провожая мирным взглядом этих задир. Да, примерно таких острот я и ожидала, но только морально подготовиться к ним так и не успела.       — Не надейся, — вырвал меня из мрачных раздумий звучный мужской голос, и я обратила внимание на его обладателя, который уже приземлился рядом со мной на маленькую складную табуретку, — Макс его обожает. Александр.       В отличие от Стаса, которого я видела всего несколько раз, этот мужчина успел мне примелькаться. Кажется, это он сидел за рулем машины в день моего похищения. Он протянул мне руку для рукопожатия, но я взглянула на нее, словно на протянутую мне змею. Его довольно открытая улыбка на смуглом лице все-таки заставила меня смягчиться и пожать его широкую ладонь.       — Вика, — тихо произнесла я, тот лишь лукаво усмехнулся.       — Да, да. Наслышан, — он бросил взгляд в сторону, откуда все еще разносились визги и крики Стаса, затем снова уставился на меня и, стараясь сдержать улыбку, спросил, — ну и как тебе здесь живется?       — Как под арестом, — выпалила я, снова делая глоток янтарного напитка, — и что, многие наслышаны? — спросила, не глядя на собеседника.       — Макс не делает из этого тайны, — только теперь поняла, насколько действительно глупо выглядела в глазах Алексея Степановича, пытаясь скрыть истинное положение вещей. Выглядело это, словно я действительно пытаюсь прикрыть Максима от заслуженного им наказания. Теперь понятно, почему он так восхищался моей… влюбленностью. Вот черт! Делаю вывод: чаще помалкивать, — и, похоже, счастлив. Знаешь, он ведь сидел тут битый час, не шевельнувшись, пока ты не замаячила на горизонте.       — Вот скажи мне, Александр, — подняла на собеседника дерзкий взгляд и, нахмурившись, с вызовом задала довольно смелый вопрос, — все, значит, знают, что я тут в заложниках нахожусь, и никто и ухом не ведет, как будто так и надо! Для вас это нормальная ситуация? Никто его не осуждает?       — За всех отвечать не могу, а лично я — нет, — мужчина только ухмыльнулся такой наглости, которой я и сама от себя не ожидала. Обычно у меня нет привычки набрасываться на незнакомых людей с претензиями, особенно когда точно знаю виновника своих несчастий, но ведь он был соучастником преступления и еще не известно, кто из этих бандитов подкинул идею о моем изнасиловании, — а вот ты мне лучше расскажи: почему не могла дать парню шанс, пока не оказалась здесь? Неужели не замечала, как он вокруг тебя хороводы водит? — его тон звучал так же дерзко, только раздражения в нем не слышалось, вместо него только любопытная улыбка.       Я, конечно, могла бы и соврать, наговорить с три короба, но почему-то этот Александр располагал к себе. Он не злился, никакого высокомерия не проявлял и даже не издевался. Отчего-то моя память мне рисует совершенно другое его поведение, несколько хамоватое, хотя раньше мне и сам Макс казался дьяволом во плоти. Как-то этот образ адекватного человека совсем не вяжется с моими представлениями. Да и вопрос его показался мне вполне резонным. Хотя истинную причину я понимала, но озвучивать ее не собиралась.       — Не знаю, — тихо ответила я, поумерив пыл и отведя глаза в сторону. Не хочу больше это обсуждать, извиняться передо мной все равно никто не собирается, да и не нужно мне это. Поэтому я решила перевести разговор в нейтральное русло, — почему Макс обожает Стаса?       — Хороший мальчик, — просто ответил собеседник, пожав плечами, — он помог Стасу однажды, с тех пор у них крепкая дружба. Мы с Максом тогда на третьем курсе учились, а этот мальчуган бегал попрошайничал возле нашего института. Ему лет четырнадцать было, — короткий смешок вырвался у мужчины, который явно вспоминал свои бурные студенческие годы, — Максу его жаль стало: тощий, грязный, вечно сопливый. Матери у него не было, а отец бухал в темную голову. Вот он его сначала подкармливать стал, а потом и на работу устроил, к нам в офис, на разные там «принеси-подай». Стасик ему теперь по гроб жизни благодарен, что Макс его из дерьма вытащил. В спорт, опять же, пристроил, — в этот момент Александр посмотрел в сторону, откуда доносились возмущенные крики Стаса, которого тащил довольный и улыбающийся до ушей Макс. Он держал мальчишку локтем за шею, крепко прижимал к себе, взъерошив своей ладонью его светлые волосы, — ну вот куда б ему была дорога? В наркоманы и на зону. Теперь хоть у мальчишки будущее появилось, а у Макса еще один верный человек.       — Понятно, — ответила я, уже полностью переключив свое внимание на веселую парочку.       — Эй! — раздосадованно возмущался Стас. — Он разбил мой стакан! — он тыкнул пальцем Макса в бок, тот в ответ отвесил парнишке смачный щелбан, от которого Стас так забавно запищал, что даже я не смогла скрыть улыбки.       — Скажи спасибо, что не об твою голову, — засмеялся Роман.       — Спасибо, Максим Александрович, — явно издеваясь, протянул Стас в шуточном поклоне.       — Живи пока, — Макс его слегка оттолкнул от себя и направился в нашу сторону, — вот черт, — выругался он, подходя ближе, — не успел отойти, уже стервятники налетели! — посмеиваясь, оттолкнул своего сокурсника от меня и сам уселся на его место. Взяв мою руку, он сначала, как бы невзначай, поднес ее к своим губам, а потом зажал ее между своими обеими горячими ладонями, переплетая наши пальцы. От этого жеста мне стало неловко перед его друзьями и захотелось отдернуть ее. Но Макс не позволил, и от этого мое смущение уже перетекло в яркий румянец на щеках, который я попыталась прикрыть распущенными волосами.       — Ты прямо как Отелло, — посмеялся Саша, — а разговаривать с ней хоть можно?       — Можно, — с угрозой в голосе процедил мой защитник, — только вначале темы разговора со мной обсуди.       — Все, тебе не жить, — злобно оскалившись, Стас, который уже раздобыл себе новый стакан с пивом и свободный стул, провел кончиком большого пальца по горлу от уха до уха, присаживаясь напротив нас, вольготно развалившись в кресле, — кстати, рад видеть тебя, Вика, меня Стас зовут.       — Рада, что ты не оказался безымянным бандитом, — съязвила я, все еще досадуя на его выходку, что не могло не вызвать теплых улыбок и очередных кривляний Стасика.       Этот мальчишка был примерно одного со мной возраста, лет двадцать. Счастливый и довольный жизнью. Меня, признаться, очень растрогал рассказ Сашки о бескорыстной помощи Макса. Или все-таки не такой уж бескорыстной? Он ведь теперь ждал от него преданности. Это как с собаками: мало кто берется перевоспитывать взрослых кобелей, все стремятся приобрести молодых щенков, чтобы сразу воспитать под себя. Чем теперь этот парень обязан Максу? Хотя, с другой стороны, едва ли можно назвать ожидание преданной дружбы в ответ на добро какой-то корыстью. Мой похититель с каждым днем открывается для меня с разных, совершенно неожиданных сторон. Может, действительно нужно было дать ему шанс раньше, просто пообщаться, узнать побольше. Но тогда я была занята созданием семьи с другим человеком. Мне всю жизнь объясняли, как это важно, поэтому вряд ли такое было возможным тогда. Мне нужно было общаться и с его друзьями, чтобы узнать о некоторых моментах, о которых он сам ни за что не расскажет, а такой вариант был вообще провальным. Я и сейчас-то не горю желанием водить дружбу с этими беспредельщиками. Выходит, Макс оказался прав в том, чтобы увести меня подальше от всего, чтобы просто познакомиться поближе. А что же тогда изнасилование, как это стоит понимать?       Уже несколько минут я не свожу взгляд с мужчины, на лице которого сияет моя любимая ослепительная улыбка. Он все время держит меня за руку, будто я способна упорхнуть от него. Макс почти не разговаривает со мной, но умудряется постоянно оказывать знаки внимания: наполнить бокал, подать закуски, лишний раз прикоснуться, растереть затекшие плечи или поправить выбившуюся прядь волос. Он снова так ловко и умело окутывал меня своей заботой, что спустя какое-то время мне действительно удалось расслабиться и перестать шарахаться от него, когда очередной любопытный взгляд смотрел в нашу сторону. Я видела, как он старался угодить мне, это все было так непривычно. Всю жизнь мне только и рассказывали: Вика, делай так, Вика, иди туда, Вика, надень это. И постоянно должна, должна, должна. И только он просил меня ничего не делать, просто расслабиться и довериться ему. Он сам был готов сделать для меня все и не упускал ни одной возможности наглядно продемонстрировать это. Макс реагировал на каждое мое движение, более глубокий вздох сразу закладывал тревожную складку между бровей, и полный заботы взгляд тут же был направлен ко мне. Каждая волна сладкой дрожи от его прикосновения тут же порождала вопрос, не холодно ли мне. Это все было так трогательно, в этом действительно хотелось раствориться и не беспокоиться ни о чем, собственно то, что он мне предлагал все эти месяцы. Друзья даже не пытались подшучивать по поводу его ухаживаний. Мне показалось, что это все вызывает у них какое-то странное умиление и теплые одобрительные улыбки. Кому, как не им, известно истинное состояние его души, то, как он переживал все эти месяцы, а если судить по их отношению к похищению, то не сложно догадаться, как действительно ему все это нелегко далось. Да и самим ребятам тоже досталось от этой его одержимости мной, он как-то упоминал об этом.       Вечер проходил в теплой домашней обстановке. Все были пьяненькие и веселые. Шутили и дурачились, обмениваясь колкостями, и вспоминали курьезные ситуации из прошлого, что вызывало дружный смех всей шайки. Девушки вели себя чуточку скромнее, а парни давали волю чувствам, ничего не стесняясь. Я познакомилась со многими его друзьями, правда не была в состоянии запомнить имя каждого из них, зато меня очень хорошо здесь знали, каждому было интересно перекинуться со мной парой слов, будто я здесь какой-то экзотический музейный экспонат, привлекающий всеобщее внимание, хотя навязчивым это не выглядело. В конце концов, Макс бы им ни за что не позволил ничего подобного, он и так постоянно следил за моей реакцией на все происходящее. Они пытались меня втянуть в разговоры, иногда я тоже отшучивалась и улыбалась, но больше всего мне было интересно именно наблюдать за ними. Почему-то со стороны эта компания выглядела слишком вульгарно, вызывающе. Они постоянно приковывали к себе внимание прохожих своим наглым и невоспитанным поведением, но, посмотрев на все изнутри, я была удивлена, насколько у парней теплые отношения друг с другом. Все это веселье было словно бесконечный праздник, дарящий улыбки окружающим, наполняющий все вокруг счастьем. И в центре был, естественно, Макс, как самый матерый зачинщик всех смешных ситуаций. Он не боялся кривляться, смеяться и подшучивать над собой, постоянно приковывая внимание к своей персоне. Добродушный весельчак и балагур, а главное, ни капли пошлости. Теперь я наконец увидела того парня, который не давал мне прохода с постоянным позитивным настроем. Я была поражена. В конце вечера мне уже и самой не хотелось покидать эту теплую атмосферу. У меня никогда не было такого общения с моими друзьями детства. Подобное поведение считалось неприличным. Мне всегда объясняли, что привлекать к себе излишнее внимание недопустимо, смеяться в полный голос неприлично, а отвешивать колкости — вообще из ряда вон выходящее событие. Нужно вести себя скромно и уважительно, но если бы я тогда знала, как это чертовски весело и приятно, то сразу же послала бы все к черту.       — Добрый вечер, — в нашу бочку меда прилетела ложка дегтя. Маша, как всегда воплощение сексуальности и стервозности, вплыла в наш круг, словно непотопляемый лайнер, плавно покачивая буферами. Она легко коснулась шеи Макса, и меня словно ударили дубиной по голове. Я старалась не глядеть в ее сторону. Вот чье, на самом деле, вульгарное поведение просто выносило мозг. Хотя Макс не так сильно напрягался, как я. Он продолжал свое беспечное общение, совершенно не игнорируя ее присутствия, даже наоборот, иногда мило с ней беседуя и хохоча над ее шуточками. Я же постаралась переключить внимание на Снежану и разговаривать только с ней и Ромкой, но очередной заливистый смех этой Маши, словно взрывной волной, заставляет меня подпрыгивать на месте. Единственный человек, который поглядывал на меня с тревогой, — это Снежана. Сейчас мне снова захотелось придушить Макса. «Я же тебе говорила! Мне тебя не жаль», — снова этот противный внутренний голос моего черного эго напевает прописные истины, которые я так старалась затолкать подальше, но теперь я за себя не ручаюсь. Или я выцарапаю ей глаза, или…       Я просто встала и удалилась, сославшись на головную боль. Сбежала, как крыса с тонущего корабля. Не могу видеть их вдвоем, развеселых и смеющихся, я сразу ощущаю себя там лишней. Обратно в комнату идти совсем не хочу, потому что знаю: меня снова настигнет мрачная депрессия, а так и до нервного срыва недалеко. Ноги сами несут меня к озеру, где прохлада ощущается гораздо сильнее, чем возле горящего костра. Я отошла довольно далеко, чтобы даже не слышать их голоса, но звуки музыки все равно долетают до меня. Пусть и не звенящая тишина, но это гораздо лучше, чем слышать флиртующие нотки в голосе Маши. Надо признать, этим вечером Маша не удостоила меня ни одним ледяным взглядом, она вообще старалась избегать меня, будто и нет вовсе. Это не могло не радовать, но потом все-таки насторожило. Неужели она так просто оставит все наши перебранки в прошлом, словно ничего и не было? По словам Романа, не та она девица, чтобы так просто прощать и упускать свою добычу. Я присела прямо на землю, которая оказалась на удивление теплой, разогретой предыдущими жаркими днями. Обхватив колени руками, понимаю, что здесь не на много спокойнее, чем в комнате, но уйти отсюда уже просто нет сил. Чувствую, как колючие слезы снова подступают к моим глазам, но я буду бороться с ними до конца. «Макс! Что же ты со мной сделал?»       Спустя минут тридцать из оцепенения меня выводит легкий шорох подсохшей от летнего зноя травы. В полуметре от меня грузно опускается мужчина, который ворвался в мою жизнь, словно горящая ракета, разбивая на своем пути все, что раньше считалось значимым. Озарил своими огненными протуберанцами мою душу, пытаясь отогреть от сковывающих ледяной коркой правил и предубеждений, но почему-то чаще опалял, выжигая дотла. Кто знает, может, только на руинах пепелища возможно построить что-то принципиально новое. Он только что приоткрыл завесу своей жизни, и я не увидела там ничего, что раньше казалось предосудительным. Наоборот, я поразилась открытости этих ребят, их откровенному высмеиванию пороков, зачастую своих собственных. Это была не серая масса, каждый из них сиял индивидуальностью и своеобразной харизмой. Они подкупали своей искренностью, во время общения, не пользуясь общепринятыми шаблонами, говоря честно, не скрывая ничего, непосредственно в лицо собеседника о его недостатках. Мужчины и их девушки не пытались выдавать себя за тех, кем они на самом деле не являются, не надевали маски положительных героев, а просто были собой, дурачились, любили, радовались жизни и ненавидели тоже открыто, в лицо. Это не могло не расположить к себе. Только я там казалась белой вороной, которая скрывала свои сущность и чувства, все время хотела показать, что я вся такая не такая. Даже сейчас сижу и не могу просто взять за руку этого парня, что уже минут двадцать сидит рядом и просто молчит. Не могу провести пальчиками по его лицу, которое он опустил, глядя в землю перед собой. Он так много мне сказал, а я подавляю в себе желание заговорить первой. Ну что я ему скажу? Тишина начала угнетать.       — Ты все еще обижаешься на меня? — он, как всегда, нарушил молчание первым.       — А разве есть, на что? — задала встречный вопрос, он лишь глубоко вздохнул. И действительно, за что таить обиду? Сегодня я много заметила и услышала. Например, Саша умудрился меня упрекнуть в моей черствой непреклонности, за то, что не снизошла до без памяти влюбленного в меня парня, а если даже и перебрасывалась словечком, то пренебрежительно, словно с грязью. Увидела, как искренне сопереживают его друзья и радуются тому, что я хотя бы не бегаю от него кругами и не пытаюсь выцарапать глаза, как дикая кошка. В конце концов видела, как из задумчивого, угрюмого парня он превратился в жизнерадостного весельчака и как с моим появлением улыбка не сходила больше с его лица, а его пальцы не выпускали моей руки ни на миг, не разрывая нашего физического контакта. Наконец Маша, единственный человек, способный довести меня до белого каления за считанные минуты, но надо отдать ей должное, тоже искренняя в своих симпатиях, предпочтениях, выражении чувств и, естественно, лютой вражды и ненависти по отношению ко мне. Это меня всегда учили держать чувства под замком, а мысли при себе. Выходит, даже Маша оказалась не такой лицемеркой, как я. Это наводит на очень нелицеприятные мысли о собственной персоне. И конечно Макс не дал мне ни одного повода усомниться в его намерениях. Он открыто симпатизировал только мне, а Машу даже умудрялся окорачивать, причем довольно жестко, если верить словам Романа и Снежки. А та поездка в город была лишь вынужденной мерой, Алексей Степанович не мог же отправить с ней Ромку. Это было бы как-то неправильно, ведь он женат и его жена в интересном положении, а кроме нас четверых никого больше на базе и не было. Тем более он, даже катаясь с ней по магазинам, думал только обо мне. Интересно, как отреагировала Маша, когда он купил мне цветок? Подумала, что для нее, или сразу догадалась, кому? Как же Макс после этого в живых остался — загадка. Получается, и действительно обижаться на него не за что. Взглянув на Макса, я поняла, что он все же расценил мой вопрос как язвительный укор его поступкам, из-за которых я постоянно щедро разбрасывалась обвинениями.       — Вика, я так больше не могу, — еле слышно произнес Максим, глядя на небо, где вдалеке сверкала молния и уже слышались слабые раскаты грома, — мы с Романом решили переехать на несколько дней в наши дома, пока здесь все не разъедутся, — он перевел на меня измученный взгляд, — переезжай туда вместе со мной.       Я закрыла глаза, и моя двуличная натура снова затеяла свой бесконечный спор о недопустимости подобного и непреодолимом желании перешагнуть через все условности и насладиться счастьем, которым Макс одарит меня с лихвой, только вот не захлебнуться бы. Я снова молчала, терзая и его, и себя. Хотя определенный прорыв все же чувствовался: теперь я не шипела, словно ядовитая змея, на каждое подобное предложение. Молчание хоть и не положительный ответ, но все-таки и не жесткое отрицание. По правде говоря, мучительная неизвестность едва ли лучше того, чем я его одаривала раньше. Несколько минут напряженной тишины снова были нарушены Максом. Он придвинулся ближе, зажав мою руку в своих горячих ладонях, и заговорил так пылко, старая меня убедить любыми способами.       — Вика, — и тем не менее мое молчание дарило ему призрачную надежду, которой было пронизано каждое его слово, — я обещаю, что не прикоснусь к тебе, пока ты сама не попросишь. Просто я больше не могу спать один. Та ночь, когда ты была со мной, когда я слышал твое дыхание рядом, чувствовал твое тело в своих руках, мог касаться тебя, не опасаясь вызвать кучу негодований… — он запнулся, подбирая нужные слова, но так и не мог найти ни одного, чтобы его речь оказалась убедительной для меня, — Вика, это было как наркотик, вызывающий привыкание с первой же дозы. И теперь у меня страшная ломка.       Новые раскаты грома, которые звучали все ближе с каждым новым всполохом молнии, заглушили его фразу, но не в силах были поглотить смысл его слов. Я не могла согласиться. Взглянув на него, вновь заметила ту тревожную складку на лбу, что так глубоко залегла и уже много дней не желала оставлять красивое лицо Макса. На этот раз рука сама потянулась, и пальчики несмело коснулись этой привычной морщинки, стремясь стереть липкую тревогу. Чувствую, как его мышцы расслабляются и та угрюмость, что глубоко впечаталась в его мужественные черты лица, исчезает, словно по мановению волшебной палочки. Он закрыл глаза, наслаждаясь этим робким прикосновением, которое шло не по принуждению, а из самых потаенных уголков моего сердца. Несколько крупных капелек приближающегося дождя упали на его щеки, оставляя влажные следы, подобно слезам, и я осторожно отерла их. Мои пальчики касались его опущенных век, чуть искривленного носа, густых темных бровей, которые сходились на переносице. Осторожно провела по широким скулам, опускаясь к подбородку, на котором виднелась еле заметная ямочка. Впервые за долгое время я решилась, наконец, изучить его лицо, как незрячий, впитывая его образ не только зрительными нервами, которым я не особо-то доверяла в последнее время. Все увиденное мной раньше оказалось очень обманчивым. Это я смогла понять лишь прикоснувшись к предметам своих страхов, испытав на себе, прочувствовав их изнутри. Фраза: «внешность обманчива» заиграла для меня новыми красками, раскрывая новый, доселе неизведанный глубокий смысл. Поэтому я хотела запечатлеть каждый изгиб его лица, каждую неповторимую черту не только глазами, но и впитать пальцами, чтобы не оставалось сомнений в реальности происходящего.       Когда я случайно коснулась его мягких губ, он вздрогнул, глубоко при этом вздохнув, и рот чуть приоткрылся. Он сидел достаточно близко, чтобы я ощутила его учащенное дыхание на своей коже, не шевелясь, опасаясь спугнуть мои несмелые, практически невесомые прикосновения, наслаждаясь каждым моим движением. Но меня манили приоткрытые губы, вкус которых я давно мечтала ощутить. Все остальное для меня перестало существовать, лишь эта навязчивая идея заполнила меня с головы до ног. Ощущение было как от песни, которая прицепилась и весь день ее мотив крутится в голове, не давая нормально думать обо всем остальном, а избавиться от этого наваждения возможно лишь вдоволь насытившись ею, постоянно напевая, пока не надоест. Я решила пойти известным путем. Уже смелее провела большим пальцем по контурам его губ, и тихий стон сорвался с них, который я тут же заглушила своим легким поцелуем. Несколько долгих секунд он сидел, не шевелясь, тяжело и шумно гоняя кислород по легким. Макс дал мне время исследовать его рот, смакуя каждое ощущение. Я медленно провела своим языком по внутренней поверхности верхней губы, запоминая каждый изгиб, каждую складочку, то, как они податливо изгибаются от моих прикосновений. Осторожно прихватила его нижнюю губу, чуть оттягивая и посасывая ее. Чувствую, как легкая дрожь пронизала его тело, и в этот миг он перехватил инициативу, сгребая меня в охапку, тараня мой рот жгучим поцелуем, лаская языком все, до чего мог дотянуться. Он атаковывал меня снова и снова, крепко ухватившись за лицо своими горячими ладонями. Быстрыми движениями с ощутимым нажимом, откидывая мои волосы назад, он открыл для себя мое лицо, чтобы ни один сантиметр не остался обделенным, без этой обезумевшей ласки. Его язык смело ласкал мои губы, ища ответные ласки от меня, затевая жаркий танец страсти наших языков, в котором ведущая роль естественно была у Макса. Я чувствовала его жар, непроизвольный стон моего имени, который растворился в моих губах. Он был везде одновременно, касался, целовал, прижимался всем телом. От такой страсти и напора я опешила, и тело мое сковало судорогой от его власти над собой, от которой уже не хотелось бежать. Я приняла роль его жертвы, целиком отдаваясь на милость своему хищнику. Капли дождя продолжали моросить по уставшей от зноя земле, орошая наши разгоряченные лица, когда он уже перебрался на мою шею, обжигая ее своими влажными поцелуями, распаляя все сильнее и сильнее наши истосковавшиеся тела. Он опрокинул меня на влажную землю, а его руки блуждали по моему телу, пытаясь найти освобождение от невыносимой страсти, которая обещала спалить нас из-за неосторожного обращения с ней. Уже столько раз мы были на грани, боюсь, что эта бомба когда-нибудь разорвет нас на мелкие кусочки, которые потом нельзя будет склеить.       Внезапно ливень обдал наши тела ледяными струями, вмиг остудив наш пыл. Чувствую себя мартовским котом, которого из-за порядка поднадоевшей любвеобильности раздраженные жильцы первых этажей окатили водой, чтобы незадачливый любовник наконец угомонился и перестал будить всю округу своими истошными воплями. Могу заверить, это и правда здорово будоражит, отбивая всякое желание на дальнейшие любовные подвиги. Макс среагировал первым, вскочив на ноги, он схватил меня за руку и бегом поволок за собой под ближайшее раскидистое дерево. Еле переставляя ноги, я изо всех сил пыталась поспеть за ним, попутно спотыкаясь и повизгивая. Сама не заметила, как оказалась прижата к стволу его огромным теплым телом, укрывающим меня от ледяных брызг, которые пронизывающий ветер забрасывал под низкорастущую густую крону. Моя тонкая трикотажная кофточка насквозь промокла и противно липла к телу, отчего я вся тряслась, словно осиновый лист. Макс пытался растереть мне плечи, но быстро убедился, что единственным способом согреть меня было его собственное тело. Он крепко обнял меня, прижимая к своей сильной груди, куда я сложила свои дрожащие ручки и спрятала нос, ища убежища в нем, и он охотно мне это давал. Но легче не становилось, ветер усиливался, и Макс уже сам начинал трястись от холода.       — Нам нужно убираться отсюда, — старательно выговаривала я, чтобы прозвучавшие слова не потерялись в непроизвольном постукивании зубов, Макс только крепче прижал меня к себе.       — Так куда мы побежим? — его вопрос снова навис надо мной тяжелее той грозовой тучи, что сейчас вымораживала наши тела.       — Я не готова пойти с тобой, — заплетающимся языком тихо проговорила, но чувство, будто умелый кукловод шевелил моими губами и говорил моим голосом, не покидало меня. Снова эти двойные стандарты.       — Я ведь обещал, что не прикоснусь к тебе, — с обидой в голосе отозвался Максим, но лица его видеть я не могла. Он прижал свою голову, пряча в укромном местечке между моим плечом и шеей, где я почувствовала волнующее шевеление его губ.       — В том-то и дело, что рядом с тобой я не доверяю своему телу, — пыталась оправдаться, вцепившись пальчиками в его шею и прижимаясь лицом к его широкой груди, от которой веяло одновременно смертельной опасностью и надежной защитой. Ощущение, будто весь мир трещит по швам, раскалываясь на две части, а я стою на самом разломе, оперевшись обеими ногами в разные концы разъезжающейся реальности. Очень шаткое положение, если я в скором времени не решу вопрос выбора стороны, то рискую провалиться в расширяющийся разлом с раскаленной магмой, — я не хочу потом жалеть ни о чем. Понимаешь?       После недолгого колебания он утвердительно кивнул и потащил меня обратно, где сильный ливень уже разогнал толпу развеселой молодежи и затушил некогда полыхающий костер, не оставляя даже тлеющих углей. Машину, из которой играла музыка, так и бросили там, где она и стояла, на газоне, плотно закрыв двери, чтобы дождевые капли не намочили салон. Хотя нет, не бросили. Кто-то на переднем сидении привлек мое внимание, освещенный яркой вспышкой молнии. Счастливая парочка решила согреть друг друга кое-чем погорячее простых объятий и алкоголя. Наконец мы добрались до моей комнаты, весело смеясь над причудливо повисшей мокрой одеждой и моими спутанными влажными волосами, в которых к тому же застряли веточки и сухая трава.       — Ты мое чудо в перьях, — ласково проговорил Макс, заботливо обирая с меня всю эту красоту с неизменно ослепительной улыбкой, которая согревала получше самого жаркого зноя. Я не могла отвести глаз от этой мужественной, брутальной красоты, он и правда похож на древнего Аполлона, — может, ты передумаешь? — со щемящей тоской добавил он.       — Макс, прошу, не дави на меня, — ну почему он так смотрит на меня? Мое сердце разрывается от жалости к нему и нарастающей ненависти к себе.       — Прости, — прошептал он, легко поглаживая мою щеку.       — Мне надо в душ, — торопливо пробубнила я, отводя глаза в сторону, когда была поймана с поличным за неприлично долгим взглядом, блуждающим по его красивому лицу.       — Ты такая забавная, когда смущаешься, — не знаю, что было неприятнее: когда он поймал меня за этим занятием или когда упомянул о нем, не оставляя сомнений в том, что он действительно верно истолковал мои непроизвольные действия. Я попыталась вырваться, но без глубокого поцелуя он меня не отпустил, — до завтра, — еще раз легко чмокнув меня в губы, Макс удалился, оставляя меня в гордом одиночестве с неповторимым послевкусием его поцелуя на моих губах.       Когда стальные объятия были расцеплены, я без оглядки понеслась в душ с полыхающими щеками, как у школьницы. Какой кошмар. Чего вдруг я так странно среагировала? Ну посмотрела, ну и что. Взглянув на себя в зеркало, только сейчас увидела, в первые за долгое время, как мое лицо видоизменилось. Уголки губ не опущены в грустном изгибе, щеки пылают здоровым и смущенным румянцем, глаза странно поблескивают, но вовсе не от слез. Не вдаваясь в долгие раздумья, я быстро скинула мокрые бесформенные тряпки и шагнула под горячие струйки душа, облегченно вздохнув. Не желаю сейчас заниматься самоанализом, подумаю об этом завтра, сейчас просто хочется задержать в себе как можно дольше приятные эмоции от сегодняшнего вечера. Все-таки Снежка молодец, что уговорила меня спуститься вниз из своего добровольного заточения. После душа, обтеревшись мягким полотенцем, я переоделась в пижамные короткие шорты и такой же облегающий топ. И забравшись под теплое одеяло, я быстро провалилась в сладкое забвение.