О любовницах и брошенных детях
2 марта 2017 г. в 00:57
Итак, мой добрый читатель, давай поговорим о вещах, которые в истории гордой и чистой гувернантки упомянуты, но их как-то не принято обсуждать, да и просто задумываться на эту тему - о любовницах Эдварда Рочестера.
Ох, уж эти любовницы, в романе Бронте они каждой бочке затычка, куда же без них. Смешно наблюдать тот самый папуасский, показательный выпендрёж мисс Эйр, которая ежечасно доказывает Рочестеру, а в первую очередь самой себе, что она не Селина, и даже рядом не стояла.
Гордая и чистая девушка презирает, конечно, потаскушку Селину от всей души, как и всех остальных баб, о которых Эдвард Рочестер имел дурость проболтаться, но это нисколько не мешает ей в самый ответственный момент прикрыть гнилость собственного нутра этой самой Селиной, этими самыми бабами и их весьма сомнительными бедами.
Любовницы Рочестера - это просто жупел в сюжете, и массовый читатель старательно зажмуривается на этот жупел, проглотив «живьём» тезис Шарлотты Патрикевны о том, что все эти бедняжки, злостно брошенные охладевшим Эдвардом Рочестером после того, как последний, вволю пошурудил в глубинах их естества, являются практически жертвами апартеида и холокоста, и достойны всяческого сострадания.
И конечно, гувернантка, не желая становиться жертвой апартеида, бежит в поля, под покровом ночи, а вслед ей сочувственно и одобрительно качает головой массовый читатель, ибо ему, массовому читателю, вполне очевиден расклад, согласно которому бедная девушка попала бы в то самое болото, «из которого нет выхода». Развратил бы её похотливый мужик, ясное дело, поигрался и бросил, как всех остальных несчастных женщин. Как под копирку, по заранее отработанной схеме, и эта схема представляет определённый интерес для читателя не массового, но неравнодушного.
Опираться в своих изысканиях мы можем лишь на факты, описанные автором романа, и за основу мы возьмём историю танцовщицы Селины и её малолетней дочери, поскольку читателю об этой даме известно предостаточно, а именно: Эдвард Рочестер был этой потаскушкой серьёзно увлечён, несмотря на её низкое происхождение и унизительную профессию.
В ход пошли шелка, бриллианты, птичье молоко и луна с неба в придачу, словом, всё то, в чём может выражаться неуёмный пыл мужской страсти в свободно конвертируемой валюте.
Далее я делаю вывод, что Эдвард Рочестер не остыл к своей любовнице даже после её феерического «залёта»; не знаю, гладил ли он свою Селину по животику в припадке слюнявой сентиментальности, но, полагаю, лапша о том, что ребёнок его, вешалась ему на уши регулярно, и Рочестер благополучно пережил девять месяцев беременности и ещё полгода, до самого разрыва с Селиной, и при этом ухитрился к ней не остыть.
На балконе сэр Рочестер бесился довольно убедительно, да и стреляться из-за потаскушки не каждый бы стал, тут нужно было иметь очень сильный мотив, и Эдвард Рочестер его определённо имел. Он, конечно, избавил Селину от своего покровительства, но вместо того, чтобы забрать все тряпки-бриллианты и выкинуть потаскуху из окна за ноги, как поступило бы в этой ситуации большинство оскорблённых рогоносцев, оставил ей кошелёк на необходимые расходы.
Пиз…ец и кружка пива, дорогой читатель, это ж надо быть таким дураком.
В общем, Селина Варанс сама была виновата в своих несчастьях, и разрыв с Эдвардом Рочестером - целиком и полностью её рук дело. Потеряла баба всякий страх, а совести у неё отродясь не было, отсюда и весь сюжет.
Что касается Адели, дорогой читатель, то здесь всё ещё проще; не могу сказать наверняка, нянчился ли Эдвард Рочестер с предъявленным ему ребёнком, сюсюкался и носил ли на руках те полгода, пока Селина не оборзела в край и окончательно не потеряла бдительность, может да, а может нет, но определённо - он единственный позаботился о брошенной девочке.
Вытащил сиротку из помойки, официально взял в опеку, обеспечил, хотя никто не заставлял его это делать. И это чисто мужской подход к делу, возможно, что девочку он и «не замечал», приходя к любовнице, но когда дело обернулось худо - Эдвард Рочестер взял на себя всю возможную ответственность за чужого ребёнка.
В романе Адели около десяти лет, а Рочестер расстался с Селиной, когда ей было полгода, и всё это время наш славный Эдвард, похоже, держал руку на «пульсе», и я делаю вывод, что судьба ребёнка все эти годы его интересовала. И ещё, дорогой читатель, вся эта ситуация тянет на вполне себе «порушенное гнездо», а не на мимолётную интрижку.
Сам сэй Эдвард признаётся, не скрывая: «Любил, - говорит, - эту заразу. Пылко, помногу и часто, - аж майка заворачивалась». И то, что он не оставил в течение почти десятка лет после разрыва эту ситуацию, говорит о серьёзном постоянстве этого джентльмена. Другой бы при таком образе жизни уже и думать забыл и про любовницу, и про её ребёнка.
Вот читатель утверждает, что сэй Рочестер плохо обращался с бедной девочкой, и что не видела она от своего опекуна любви. Автор сих строк в недоумении поднимает брови, ибо утверждать подобную глупость всё равно, что сказать: «Эдвард Рочестер - вторая миссис Рид».
Сиротка Джен не видела любви и хорошего к себе отношения, отчего и выросла дурноватой, но детство Адели, как мы все знаем, очень отличалось от детства главной героини. Милостью опекуна у неё было всё, чего только могла пожелать девочка её лет. Скитаясь по свету, сэй Эдвард помнил, что у него дома ребёнок, и регулярно привозил этому ребёнку подарки.
Да, сэй Эдвард в силу характера не был особенно склонен эмоционально фонтанировать, капать благостными слюнями и целовать свою подопечную в потылицу, но, как всегда и во всём, предпочитал действие и знание. Например, выбирая Адели подарки, он знал точно, какое платье ей понравится: «Кокетство у неё в крови»; может, он и не целовал деточку в лобик перед сном, но очень хорошо понимал, что она собой представляет, и относился к её потребностям соответственно.
Очень показателен в этом плане приезд Адели в Англию: девочку тошнило, и Рочестер перенёс её с корабля на берег на руках. Не спихнул обузу на руки служанкам, изверг, а понёс сам, и такие мелкие, незначительные на первый взгляд нюансы поведения говорят о человеке многое, если не всё. Молчаливая забота и реальные действия в интересах Адели были для Эдварда Рочестера предпочтительней всякого восторженного визга.
И что бы там ни утверждало общественное мнение, я имею все основания считать, что разрыв с Селиной был для Эдварда Рочестера нешуточным потрясением. После бурных перипетий семейной жизни он обрёл, как ему думалось, тихую пристань, ту самую, которую он будет искать в дальнейшем всю жизнь, - у него была любимая женщина и ребёнок. И вдруг всё это закончилось, одномоментно и как в дурном сне, как в скверном анекдоте на тему: «Возвращается муж из командировки».
Как мы видим, дорогой читатель, с первой любовницей у Эдварда Рочестера не задалось - именно она была инициатором их разрыва, а другие были, полагаю, не лучше, поскольку сэй Рочестер, увлекаясь, имел привычку сажать предмет увлечения себе на голову, чем эти предметы, собственно говоря, и пользовались.
Как ни крути, я не вижу в упор никаких жертв апартеида, а вижу довольно расчетливых, ушлых бабёнок, которые и на хуй залезли, и в накладе не остались, ибо сэй Рочестер имел привычку быть воистину щедрым. А поскольку человек своих привычек не меняет, ни пищевых, ни половых, то стоны по поводу тяжкой участи гувернантки в незаконном сожительстве с данным сеньором кажутся мне весьма сомнительными.
Уж чего-чего, а сожительствовать сэй Рочестер умел, и ребёнка своей любовницы, которая (подчёркиваю красным) была инициатором разрыва - взял на воспитание без всякой бумажки.
Почему он это сделал - вопрос дискуссионный: чтобы искупить множество грехов, больших и малых, утверждает Шарлотта Бронте, ухитряясь всю сложность и весь объём бытия объяснить одной красивой, возвышенной и пустой фразой, ибо что закореневшая девственница могла знать о сокровенной, интимной психологии двух людей, которые ложатся в одну постель? Ровным счётом ничего, и поэтому я возьму на себя смелость выдвинуть ещё одну теорию, в дополнение к авторскому варианту.
Эдвард Рочестер, несмотря на все свои «навороты», был человеком добрым, щедрым и совестливым, и девочку не просто «пожалел»; в нем жило и бурлило всё пережитое-недолюбленное, его прежняя, честная и бурная страсть к матери этого ребёнка, которого он привык считать своим, и, не будем забывать об этом, в своём далеко не мальчишеском возрасте он был одинок, как перст.
Вполне понятно и объяснимое желание его, человека зрелого, цельного, но очень несчастного, который нахлебался и повидал в жизни всякого, помочь и спасти существо маленькое и слабое.
И меня, дорогой читатель, несказанно удивляет гувернантка, - светоч доброты, любви к ближнему и ума! - которая ухитряется в этой простой истории про аристократа и танцовщицу не разглядеть в упор ни любви, ни доброты, ни сострадания, ни изломанной человеческой жизни. Мисс Эйр видит лишь купленное за презренные за шелка и бриллианты такое же презренное женское тело, и ничего больше. И конечно, не упускает случая перед уходом ткнуть бывшему жениху в нос эту скабрезную, сугубо в её понимании, историю, напоминая, какая же всё-таки он сволочь. Феерическая девица.