Бархатцы

Дверь в спальню была прикрыта, но в щель снизу упрямо пробивался желтоватый электрический свет. Хоук наугад протянул руку и нашарил мобильник. Три часа ночи, мать его. Тяжело вздохнув, он поднялся с кровати и направился на кухню, пошатываясь со сна. Андерс лежал на животе на полу, подперев щеку рукой, и читал какой-то талмуд. Вокруг высилась гора книг, тетрадей и разных конспектов, каждый из которых был утыкан стикерами с пометками. Пальцы на автомате перебирали мягкий ворс ковра, в волосах у него был карандаш, воткнутый на манер шпильки, а в глазах – вселенская усталость, но твёрдость. Гаррет против воли улыбнулся, когда Котёнок поднял голову и тепло взглянул на него: – Чего не спишь? – хрипловатым после долгого молчания голосом спросил он. – Могу задать тебе тот же вопрос. – Гаррет прошел на кухню, переступая через завалы книг, и налил в чайник воды. – Падая от усталости, много не выучишь. Андерс приподнялся на локтях, морщась от боли в затекших конечностях. – Знаю, знаю. Но тут столько всего надо запомнить… – Почитай вслух, пока я жду чая. – Уверен? Оно скучное. – Давай-давай, – Хоук сел на диван, притягивая Андерса к себе так, чтобы тот уперся спиной ему в колени, вытащил карандаш и запустил пальцы в светлые волосы, массируя кожу головы. – Идентичность – это широкая концепция, включающая все качества личностных сочетаний, обусловленная большим массивом биологических, психологических, социальных и культурных факторов… Хоук беззвучно зевнул, пытаясь не потерять нить повествования. * * * Протягивая Андерсу свежезаваренный чай, Гаррет с неудовольствием отметил тёмные тени, залегшие у него под глазами. Словно в подтверждение мыслям, Котёнок утомлённо потёр ладонями лицо: – Как же я устал… – Андерс, я хочу тебе кое-что сказать. «Не самый подходящий момент», вдруг подумалось Хоуку, но отступать было поздно. Он мягко закрыл книгу, которую читал любовник, и, немного волнуясь, произнёс: – Когда сдашь последний экзамен, мы поедем на Юкатан. Лицо Андерса вытянулось в недоверчивом недоумении. – Ч-чего? В груди щекотными пузырьками поднималось ощущение радостного предвкушения, и Хоук, сглотнув, повторил: – В Мексику, Котёнок, на Юкатан. Я хотел отвезти тебя туда ещё на Рождество, но не вышло с билетами… – Андерс так комично приоткрыл рот в немом изумлении, что Гаррет не смог сдержать ласкового смеха. – Ты это… серьёзно? – он моргнул, всё ещё не веря своим ушам, и вдруг счастливо выдохнул. – Боги, Гаррет… – и притянул к себе, крепко обнимая. – Так вот почему ты даже крыло на машине не перекрасил… Хоук благоразумно умолчал, что страховку на следующий год он тоже не брал, и насмешливо протянул, кривя губы: – Лучше бы спросил, надолго ли мы, когда вылетаем и где будем проезжать… Андерс погладил Гаррета по щеке и зарылся пальцами в жёсткие тёмные волосы на затылке, сопровождая каждое своё слово коротким поцелуем в уголок рта: – Завтра всё мне расскажешь, подробно… * * * На следующее утро – точнее, ближе к полудню – Хоук обнаружил взъерошенного, заспанного и совершенно очаровательного Андерса на кухне: он залез на табурет с ногами и увлечённо перебирал буклеты, которые Гаррет захватил с собой из авиаагентства. Котёнок всегда, сколько Хоук его знал, хотел путешествовать. И не просто праздно валяться на пляже где-нибудь на Багамах – он мечтал дотронуться до лапы самого большого кота в мире в Гизе, очертить пальцами узорчатые барельефы ацтекских зиккуратов, послушать орган в старой готической церкви, пение монахов в буддистском монастыре, вдохнуть запах благовоний в индуистском храме, аромат дождя и травы на кельтских курганах… При этом Андерс не был нигде дальше своего штата, не считая поездок с интернатом в средней школе, да и там, как он жаловался, было слишком много народа и слишком мало «живой» истории. Мысль куда-нибудь отвезти Котёнка посетила Гаррета слишком давно, чтобы о ней помнить – почти сразу, как только он увидел горящие восторгом глаза при упоминании путешествий. Но надо быть реалистами – просто так выложить нужную сумму из кармана было невозможно, поэтому Хоук брал подработки и не гнушался порой даже тяжелого труда. И вот, наконец он накопил достаточно денег, чтобы отправиться в Мексику на десять дней. Да и мать подкинула пару сотен – к его великому смущению и благодарности. Проходя на кухню, Гаррет скользнул рукой по спине любимого. – Утро, Котёнок. Тот заторможено кивнул, читая брошюрку. Хоук усмехнулся и поставил чайник. За завтраком Андерс решил, видимо, отыграться за вчерашнее молчание и завалил Гаррета вопросами, а тот лишь улыбался и терпеливо объяснял. Вылет и впрямь был назначен ровно на следующий день после последнего экзамена Андерса. Всю неделю он сиял в предвкушении, и даже экзамены казались не такими страшными. Впрочем, чем ближе к поездке, тем больше Котёнок нервничал. Однажды он вдруг замер у шкафа, в котором меланхолично перебирал одежду, выискивая подходящую для поездки, и резко повернулся: – Гаррет!.. Я же ни разу не летал… Хоук поднял глаза от экрана ноутбука. – Всё бывает в первый раз, не бойся. Я же буду рядом. – И как это мне поможет, если мы разобьёмся? – Ой, всё, – Гаррет захлопнул крышку ноута и отложил его в сторону, – с какой стати мы вообще должны упасть? На обратном пути ещё куда ни шло… – на этих словах Андерс испуганно распахнул глаза, – а вот сейчас мы просто обязаны добраться. По голове ему стукнула свёрнутая в рулон футболка. – Ещё раз скажешь что-нибудь про смерть в самолёте – и летишь один! – И смотреть на ацтекские храмы тоже буду один, – парировал Хоук с улыбкой и притянул любимого к себе, обнимая. – Тебе понравится летать, обещаю. И действительно, восторг Андерса, когда самолёт набрал высоту, был настолько явным, что Гаррет едва замечал пушистые позолоченные солнцем облака, глядя лишь на его горящие восторгом глаза и прекрасную улыбку. *** Гаррет щурился под закатным, но всё ещё палящим солнцем и улыбался. Взгляд его был прикован к длинным пальцам Андерса, бережно поглаживающим старый, как сам мир, камень. Было в этом нечто столь воодушевляюще-волшебное, что, казалось, даже ветер перестал шуршать буйной листвой, одни лишь птицы весело перекликались где-то вдали. Они стояли посреди джунглей и глядели на потемневший от времени и дождей небольшой каменный алтарь. Судя по вытоптанной тропинке и маленьким подношениям, местные частенько сюда заглядывали, но вот знали ли туристы про это место? Хоук сомневался, потому что немногие стали бы гулять по непроходимым джунглям в самом сердце Юкатана. Да и они с Андерсом точно не нашли бы алтарь, если бы та странная женщина не рассказала, где он... *** Мексика встретила их жаром из распахнувшихся дверей аэропорта. Аренда автомобиля, быстрый ужин в маленьком ресторанчике – и в путь по пыльным дорогам Юкатана, с остановками где только душа пожелает, с обязательными посещениями всех руин по пути и кормлением обезьянок по дороге. Они подолгу разглядывали каждый полуразрушенный зиккурат на своём пути, плутали по просёлочным дорогам, ощущений ради воровали фрукты с фермы по дороге на Сальто де Агуа, полоскали ноги в каждом озере от Эль Росарио до Петен-Ица, гуляли по мощёным улочкам Катасаха и песчаным пляжам Коацалькоалькоса... и сейчас осталось добраться только до Белиза, откуда через пару дней самолёт должен был унести их обратно домой. Одна из последних остановок на пути, национальный парк Тикаль в Гватемале, представляла собой живописные развалины, надёжно спрятанные в джунглях подальше от любопытных глаз. Хоук с Андерсом немного побродили по улочкам городка неподалёку, насмешливо поглядели на лощёных туристов, стайкой направляющихся в свой автобус, и почти синхронно покачали головами. Они, уже успевшие сгореть, загореть и изрядно запылиться, разительно отличались от основной массы путешественников, зато и впечатлений у них было в разы больше. Ради такого стоило ездить «дикарями». Закупившись снедью на местном базарчике, Гаррет уже хотел было идти к машине, как Андерс схватил его за руку и потащил к прилавкам с бусами. – Погоди-погоди, я такое увидел... Сигрун будет в восторге! – и принялся перебирать прохладные камешки, что-то прикидывая в уме. Гаррет с улыбкой глядел на него, не сразу заметив, как из-под навеса к ним двинулась сухая фигура. – ¿A qué venís aquí, compadres? – высокая старая женщина с совершенно белыми волосами, одетая в национальную одежду, дружелюбно смотрела на них из тени. Хоук указал взглядом на прилавок, но она фыркнула и махнула рукой, отчего многочисленные браслеты на запястьях тихо зазвенели. – Aquí, a nuestra tierra. – Тёмные глаза смотрели на них прямо и с каким-то необъяснимым тёплым ехидством. Помешкав, Андерс произнёс заученную фразу, что почти не говорит на испанском, но старуха вновь отмахнулась: – De nada. Dámelo, – и протянула ладонь, указывая на руки Андерса. Оглянувшись на Хоука, тот протянул ей бусы, но женщина цепко, но мягко поймала его пальцы и, подержав так немного, отпустила. Затем, ухмыльнувшись, поманила Гаррета. Да, всё это выглядело странно, но, во-первых, он как-то привык ничему не удивляться, а, во-вторых... ну не вызывала она страха, как ни крути, и вообще была похожа на старые-старые барельефы, виденные ими на истёртых стенах руин. Может, в её жилах течёт кровь тех, кто их построил... Касание сухих тёмных пальцев тоже было больше приятным, чем настораживающим. Старуха что-то пробормотала себе под нос и отпустила ладонь Хоука, затем со вздохом поднялась и, жестом показав парням подождать, скрылась в тени навеса. Они с улыбками переглянулись, но промолчали, боясь спугнуть назревающее таинственное приключение. Через пару минут женщина вернулась, держа в руке клочок бумаги, достала карандаш и принялась рисовать. – Tikal, – произнесла она, нарисовав квадрат и быстро подписав его. – M-m-m... sendero, – от квадрата вверх появилась извилистая линия, ведущая на северо-запад. – Ven al norte. Norte! Es un camino muy largo... – она задумалась, нарисовала маленькие часики и обвела по кругу, показывая «час». – Y encontraréis tuunich... m-m-m, la piedra! Es su piedra. Comprenderéis lo que hay que hacer. С этими словами старуха нарисовала в углу листочка что-то, отдалённо напоминающее нож, и отдала бумагу Гаррету, который благодарно кивнул в ответ и тут же уставился на импровизированную карту. Из того, что он понял, нужно было найти тропинку севернее руин Тикаля и… идти по ней около часа. Зачем вот только? Что она хотела сказать? Уже у машины Андерс, бережно держащий в ладонях бусы для Сигрун, встал рядом и уткнулся в рисунок. – Ты понял, зачем нам это нужно? – пробормотал Хоук. – Наверное, – пожал плечами Котёнок. – Она говорила что-то о камне, ла пьедра. Может, там какие-то живописные развалины… – Или свирепое майянское племя, жаждущее принести в жертву северян, – устрашающим тоном протянул Хоук и получил тычок в бок. – Как думаешь, стоит сходить? – Конечно, – глаза Андерса задорно блеснули. – Чем не приключение? *** И вот сейчас приключение привело их к этому странному камню, вокруг которого были разложены цветы и мелкие подношения: плетёные нити, свечи и деревянные фигурки. Гаррет склонился, разглядывая рисунок на боку, долго хмурился, а затем хлопнул себя по лбу и рассмеялся: – Я знаю, что это! Андерс заинтересованно поднял голову. – Смотри, – Хоук провёл пальцами по шершавому камню, очерчивая линии, – это свадебный алтарь, Котёнок… – он вдруг запнулся и замолчал, потрясённо глядя на возлюбленного. Ничего себе старуха! Как она могла узнать о его мыслях?! Гаррет вспомнил своё недавнее открытие, о котором не говорил ещё никому: что сколько бы ни смотрел в будущее, Андерс всегда был рядом, поблизости; его хотелось видеть по утрам и, засыпая, слышать полусонное «сладких». Без лишних сантиментов, без розовых очков, Хоук понимал: они были не самыми лучшими из людей, с кучей своих недостатков, но… но сейчас о них не думалось, как не думалось и о наносном, внешнем, чём-то типа внешности или привычек, только о самой сути. Мир вдруг стал для Гаррета простым и понятным, все факты легли как на ладони, и он чуть не рассмеялся, понимая, каким же был раньше глупым. Он обвёл пальцем выбитое изображение двух людей и резко выпрямился. – Андерс, женись на мне?.. Лицо возлюбленного, озарённое оранжевым солнечным светом, выразило вдруг совершеннейшее удивление. Андерс потрясённо моргнул, перевёл взгляд с Гаррета на алтарь и обратно… и, запрокинув голову, счастливо рассмеялся. – Конечно, – твёрдо ответил он, глядя Хоуку прямо в глаза, и тут же оказался в медвежьих объятьях, но Гаррет почти сразу отпустил его и полез в рюкзак. – Что такое? – Котёнок, всё ещё удивлённый, заглянул через плечо, пытаясь понять, что же тот ищет. И только когда из кармашка появился складной ножик, он длинно присвистнул: – Теперь я понял, почему она нарисовала нож… – Ага. И взгляни на барельеф. Гаррет отложил рюкзак в сторону и обнял Андерса за плечи: – Иди ко мне… Я люблю тебя. Я хочу быть рядом с тобой. Я должен быть рядом с тобой, ведь только это кажется мне истинно верным решением. И ещё я… не умею говорить пафосные речи, – оба синхронно фыркнули. – Но ты всё понял, я знаю. Андерс одними губами прошептал «да». – Я отдаю тебе себя и свою жизнь, – и Гаррет, ни секунды не сомневаясь, что поступает верно, резанул ножом по правой ладони, почти не почувствовав боли, и вытянул руку над алтарём. Андерс ахнул, но тут же повторил его действия, даже не поморщившись, и переплёл влажные от крови пальцы с пальцами Хоука. – Я люблю тебя, – тихо проговорил он, прижимаясь лбом к его лбу. – Я тоже… отдаю тебе себя. И очень хотел бы сделать тебя счастливым. Так они стояли и шептались, почти не тревожа живую тишину вечернего леса, а тёплые лучи заходящего солнца блестели на каплях крови, собирающихся в небольшом углублении на алтаре. А у самого берега озера Петен-Ица, стоя на заднем дворике и разбрасывая курам крошки, одна седая женщина в бордовом наряде глядела на красноватые закатные облака и понимающе улыбалась.