Точка невозврата

Джастин Давай Джастин, залезай… Тебе понравится, обещаю… Давай, будь хорошим мальчиком…. залезай на качели… ЗАЛЕЗАЙ! Я вырвался из сна, горло сдавил крик, разрушая тишину утра. Тяжело дыша, я медленно возвращался в реальность. Утро. В окна проникал солнечный свет. Уют и тепло обволакивали меня. Ни темноты, ни холода, ни страха. Я глубоко вздохнул. Я был в безопасности. Услышав рядом с собой тихий стон, я оглянулся и увидел Дафни, ворочавшуюся на краю дивана. Глаза снова наполнились слезами от одной мысли, что она провела со мной здесь всю ночь. На самом деле я просыпался дважды, и она оба раза обнимала меня, держала и успокаивала, пока я снова не забывался мучительным сном. Не знаю, что бы я делал без нее. Куда бы пошел. Это было единственное место… единственно возможный вариант. Конечно, у меня были куда более очевидные варианты. Откровенно говоря, я уже пять минут стучал в ее дверь, прежде чем спросил сам себя - почему Дафни? Тщательно все обдумав, я понял, что больше идти было некуда. Что было бы, если бы я отправился к Дэбби? Она бы добилась от меня правды, и вскоре об этом узнали бы все - чего я допустить не мог. Она бы задушила меня своей материнской заботой. А сейчас я бы этого не вынес. Она задавила бы меня собой, а потом рассказала бы всем остальным: Брайану, маме… К маме. Этот вариант тоже промелькнул в моей голове. Но я точно знал, что не смогу скрывать от нее правду, так же, как и от Дэбби. И я лучше бы умер, чем рассказал ей, что произошло. Потому что, если бы я рассказал маме, что случилось с ее сыном, это бы ее едва не убило. А я не мог так поступить с ней, не мог пустить под откос ее жизнь, так как пустил свою. И Брайан… Брайан видит меня насквозь. Он бы догадался. Разве он не предупреждал меня об этой ебанной вечеринке? Разве он не говорил мне? Он бы моментально понял, что произошло. И не дай Бог, моя мама узнала бы, что Брайан знает, - все стало бы еще хуже. И не думаю, что я мог бы справиться со всем, если бы он узнал. Я не был уверен в его реакции… Возможно, он пришел бы в ярость, разозлился на меня или на Сэпа… или на нас обоих… орал бы и отчитывал, и этот адский кошмар становился бы только хуже. Я просто знал, что прошлой ночью мне нельзя было идти домой, и слегка запаниковал, когда Дафни предложила позвонить Брайану. Я до смерти боялся, что она позвонит ему, несмотря на мою просьбу. Но Брайана здесь до сих пор не было, так что я был полностью уверен, что она этого не сделала. А что, если она позвонила, и он просто не захотел найти меня? Что, если так все и было? Что, если Дафни позвонила и объяснила, что происходит, после того, как я заснул, а он просто не посчитал нужным приехать и забрать меня? Что, если ему стало противно? Что, если, он не захотел видеть меня таким - мерзкой, грязной жертвой изнасилования… Кому бы от такого не стало противно? От этой мысли боль в сердце усилилась. Единственный человек, которого я хотел, с которым я всегда хотел быть вместе, возможно, больше не хочет быть со мной. Скорее всего, он даже не захочет ко мне прикасаться. Не то, чтобы я действительно хотел, чтобы он... делал то, что сейчас даже больно передать словами. С другой стороны, что, если Дафни ничего ему не сказала? Что, если он ничего не знает и думает, что все по-прежнему? Я не смогу… никак не смогу заниматься сексом. От мысли, что ко мне будут прикасаться, или мне нужно будет дотронуться до кого-то… буквально тянуло блевать. Дело не в том, что я не стал бы, дело в том, что я реально понимал, что не смогу. Кожа покрывалась мурашками лишь от одной мысли об этом. Но как избежать его подозрений? И что, если ему будет настолько наплевать, что он просто вышвырнет мою задницу? Он… я был почти уверен, что… хорошо, я точно знал, что не безразличен ему. Возможно, он даже любил меня. Но достаточно ли он любит меня, чтобы быть со мной без секса? Не то, чтобы наши отношения были основаны только на сексе. Но он был их частью. Большой частью. Секс всегда был для нас способом познания друг друга. Неким средством коммуникации. То, что не могли выразить слова, говорили наши тела. И если мы лишимся этого, то я не знаю, что будет дальше. Я судорожно вздохнул, вытер краешком одеяла, укрывавшего нас с Дафни, глаза и попытался выкинуть Брайана из головы. К сожалению и без мыслей о Брайане мне было, о чем беспокоиться. Я подумал о своем сне. Это был один из тех редких снов, которые помнишь еще очень долго, даже после пробуждения, настолько он ярок и реален. Вроде тех снов, от которых потом часами сводит живот… К тому же в моем животе уже давно скрутился болезненный узел, так что я не был уверен, что дело только во сне. Во сне, хотя ночной кошмар - куда более подходящее название, я видел те качели. Я чувствовал… блядь, чувствовал, как полностью и бесповоротно теряю контроль над своей жизнью, как он ускользает от меня, когда дюжина рук заставляет меня залезть в… я чувствовал их. Везде, все еще. Руки и пальцы, губы и тела, которые не имели права делать то, что я не позволял делать никому. Только Брайану. Смогу ли я когда-нибудь снова позволить ему делать это со мной? Даст ли он мне возможность позволить ему это? Захочу ли я когда-нибудь этого? Я снова вздохнул, пытаясь плакать тише, чтобы не разбудить Дафни. Я не хотел, чтобы… Я знал, что она будет добра, нежна и отзывчива, как самый настоящий лучший друг… Но прямо сейчас я хотел побыть один, подальше от всего и вся. Я не хотел быть нигде… Я хотел быть далеко-далеко, там, где ничего нет. Избавиться от всех мыслей и чувств, просто... я просто хотел, чтобы меня не было. Я закрыл глаза, но, блядь, все, что я мог - это видеть смутное очертание лица, надвигающегося на меня из темноты. Так что я просто лежал и плакал, изо всех сил стараясь отогнать сон и вернуться в реальность. Сейчас я был здесь. Сейчас я был в безопасности. Это всего лишь сон, в котором мне пришлось оказаться. Теперь же настало время жить настоящим, осознать реальность. Проблема была лишь в том, что теперь этот сон и был моей ебучей реальностью. Эти слова, эти голоса, эти руки, эти лица… все это теперь моя реальность. Неотъемлемая часть моей жизни, навсегда врезавшаяся в память. И я хотел выцарапать ее из-под кожи, завопить и с кровью и криком выпустить все наружу. Я хотел, чтобы все это исчезло, испарилось. Но теперь оно застряло во мне. Теперь это было частью меня самого. Оно было внутри меня. - Джастин? Я подпрыгнул. Она просто произнесла мое имя, а я подпрыгнул от страха. Как это жалко. - Доброе утро, Даф, - прошептал я, пытаясь выдавить улыбку. Но у меня ничего не вышло. Я почувствовал, как она успокаивающими движениями потирала мою руку. Ногти царапали мои плечи и живот, руки хватали меня за бедра, пальцы нащупывали… Внезапно мне потребовалось отодвинуться. Я сел резко, без предупреждения, и чуть не столкнул ее с дивана. Сел так, чтобы мне хватало пространства и воздуха, так чтобы меня не трогали. Я двигался бессознательно. И когда дикая паника отпустила, я снова смог думать относительно ясно. Я обнаружил, что сижу достаточно далеко, на другом конце дивана. Свесившись с подлокотника, спиной к Дафни, я пытался остановить подступающие слезы и глотал воздух, как утопающий. -Джастин, - я услышал шорох и почувствовал, что она сзади. Ее голос был тихим и участливым, я точно знал, что она до меня не дотронется, но она была слишком близко. Слишком близко, чтобы я чувствовал себя комфортно. Для меня сейчас это было слишком, чья угодно близость была сейчас излишней. - Мне нужно в душ, - заявил я. Последовала пауза. - Хорошо. Но Джастин… ты не думаешь… Я хочу сказать, что понимаю - это тяжело, но все же… - она запнулась, нервничая от необходимости сказать то, что хотела сказать. - Но что? Она тяжело вздохнула. - Ну знаешь… доказательства, - только и произнесла она тихо. Я не двигался. Доказательства. Доказательства того, что он… доказательства того, что они – их было больше одного, намного больше – сделали… Не знаю. Я даже не знал, как назвать это, потому что «изнасилование» не отражало всего, что произошло. Одно это ебанное слово не могло отразить всю тяжесть произошедшего. - Прости, что завожу этот разговор, Джастин, но я… - Мне нужно в душ, - повторил я упрямо. Все, что я когда-либо слышал об этом… о такого рода вещах… теперь я это понимал. Необходимость быть чистым. Просто смыть все это, стереть со своей кожи. Именно это я сейчас чувствовал. Мне нужно было стать чистым. Нужно было выскрести наружу то, что осело внутри, словно пойманное в ловушку моей кожей, чем бы оно ни было. Доказательства... Тоже можно было смыть. И я хотел, чтобы они исчезли. Я хотел удалить со своего тела каждый отпечаток, все до последнего. Я знал откуда у Дафни появились такие мысли, но… Какой смысл сохранять эти доказательства? Единственной причиной хранить их могло стать обращение в полицию… предъявление обвинений… но это бы означало… хорошо, я просто не мог этого сделать. Я не мог, поэтому у меня не было причин не отмываться от этого. Кроме того, даже если бы я обратился в соответствующие инстанции… Чем бы в итоге все закончилось? Сэп… его друзья… никогда не получат соответствующего наказания. Если Крису Хоббсу было позволено вышибить мне мозги бейсбольной битой, то кому какое дело до изнасилования мерзкого педика на какой-то там вечеринке. Снова вздохнув, Дафни попросила меня подождать, пока она принесет свежие полотенца. Она быстро вернулась, отпустив меня в душ без единого слова. Дойдя до ванной, я сообразил, что полотенца лежат там же, где и всегда, на стойке рядом с душем, но розовый бритвенный станок исчез. Если честно, я не знал, как на это реагировать. Она думала, что я в отчаянии? Она действительно решила, что я могу?.. Это вызвало вопрос, на который у меня сейчас не было ответа… Хотел ли я? Я выкинул мысль из головы и начал медленно раздеваться. Одежды было не много. Куртка да джинсы. Джинсы мои… я нашел их рядом с собой, когда очнулся… именно это заставило меня понять, что на какое-то время я терял сознание. Я лежал на полу, все в той же комнате, но уже не был в качелях. Я был один и, узнав свои штаны, натянул их. Мне было холодно, так что я схватил куртку, которая валялась там же. Все эти мысли мелькали в голове. С того момента, как очнулся, я знал - что-то было не так… Я не знал, где я находился или как я там очутился… и произошло ли что-то, но точно знал, что-то было не так. Я чувствовал страх. Первобытный страх. Было что-то, я знал… что-то было не так, и я пытался ухватить это, но оно ускользало. И случилось это, когда я, наконец, понял, где нахожусь. Это... я бывал здесь раньше… для чего-то, но для чего? Это было определённо что-то знакомое, я помнил это место… Место, где случилось что-то очень важное, но что? Это было так странно… Я даже не мог вспомнить последнюю вещь, которая осталась в моем сознании. Все было, как в тумане. Смертельно пугающем тумане, который больше ощущался, чем виделся. Я мог ощущать то, что чувствовал, когда это произошло, но не знал, что именно произошло. Я почувствовал какой-то легкий толчок на периферии сознания, изо всех сил стараясь вытащить это на первый план. Это было похоже на грустную скрипичную музыку, без слов, с мучительно печальной мелодией, такой, которая без каких-либо объяснений заранее дает понять, что тебе будет очень горестно. К тому же я продолжал чувствовать голый страх. Раньше я уже не раз испытывал страх, должен признать, он так часто настигал меня, особенно после нападения, что я сбился со счета. Но мне был совершенно незнаком страх, который я испытывал в этот раз – липкий, дикий, первобытный, до смерти пугающий. И я чувствовал себя… грязным. Словно моя кожа была грязной, и все, что под кожей, тоже было грязным. Я не мог пошевелиться, у меня не было сил поднять одежду с пола, на котором я лежал в полуобморочном состоянии, пока первые отголоски воспоминаний не заставили меня содрогнуться. И хотя я уже был сильно напуган… так глубоко, что выворачивало кишки… но именно в этот момент я запаниковал. Будто я очутился… в вакууме. Весь мир сузился, замкнулся, закрывая меня внутри. Я почувствовал, как грудь резко сдавило от нахлынувших воспоминаний, и перед глазами замелькали картинки с прижимавшимися ко мне телами. И я знал. Чувствовал. Все было нечетким и размытым, но это было не важно. Потому что я чувствовал это, чувствовал их. Я знал, что конкретно сделают со мной. И мне не нужна была четкость и резкость, чтобы почти неразличимый шепот и силуэты обрели реальные очертания, я просто ощущал это всей кожей и знал, что они существуют. Вспышки эмоций и воспоминаний, одна за другой, появлялись и исчезали вновь, проносясь и ускользая, словно случайные мысли, что в беспорядке роятся у вас в голове перед тем, как вы уснете. Чем дольше я лежал тут, тем яростнее становилась борьба между прошлым и настоящим. И, в конце концов, она переросла в мою собственную борьбу с необходимостью сосредоточиться… борьбу с воспоминаниями и смутными ощущениями на границе сознания… которым я почти поддался… но тогда мое тело запульсировало бы от боли, и я вынужден был бы вернуться в настоящий момент. Я понимал, что мне страшно, холодно и больно везде. Понимал, что чувствовал себя таким липким не из-за пота, понимал, что запястья горят. И чувствовал, что у меня кровоточило и саднило в таких местах, в которых не должно было, и все там ощущалось совершенно вымаранным. Я понимал, что слышу чужие разговоры… в другой комнате, наверное, это… там все еще находились люди, и если бы я пошевелился, показал, что я жив, то они могли снова причинить мне боль… Но еще я понимал, что мне нужно выбраться, добраться до другого места, любого. Скорее убраться отсюда так далеко, как позволяют человеческие способности. Следующим я помнил, как барабаню в дверь Дафни, рассказываю об изнасиловании, рыдаю у нее на плече и просыпаюсь уже утром. Блядь, сейчас был следующий день… день после того, как меня изнасиловали. Прошлым вечером меня изнасиловали. Я не смотрел на себя, не хотел видеть оставленные ими следы, понимать, что они сделали со мной. Но это не имело значения, потому что я все чувствовал… чувствовал слишком много… я был в полном раздрае. Я знал, что весь в синяках, ссадинах, кровоподтеках и бог весть чем еще, потому что чувствовал их. Но я поставил перед собой задачу – не смотреть, даже когда разрешил Дафни снять с меня куртку. Теперь же, аккуратно обнажая каждый участок кожи, я заставил себя смотреть. Не мог не смотреть. Я должен был знать, что они сделали, сколько именно повреждений - не только в интимных местах - они нанесли моему телу. Конечно, они не могли просто трахнуть меня… им нужно было превратить это не просто в секс, и они заставили меня не только эмоционально кровоточить в душе. Но и физически истекать кровью. Когда я встал перед зеркалом Дафни, глаза у меня были закрыты, и убедившись, что я стою на достаточном расстоянии, чтобы увидеть свое отражение, насколько это позволяло зеркало над раковиной, я сделал глубокий вдох и открыл глаза. Новая волна тошноты подкатила к горлу и ударила меня, словно о кирпичную стену. Это было… ужасно, словно изуродованный арт-объект… разноцветный… Повсюду были синяки. Большинство из них черные и синие, а в некоторых местах ужасного желтого цвета. И красного. Что-то красное было похоже на порезы на коже, но остальные части выглядели так, словно по ним неоднократно били, били сильно. Вроде розовых отметин, которые оставались после того, как Брайан игриво шлепал меня по заднице, только в разы хуже. Сейчас на одной из ягодиц даже остался след от руки. Запястья были особенно… почему они были такими красными? И все еще горели. Как в детстве, когда я несколько раз натер руки от того, что слишком быстро скользил по ковру. Откуда это появилось? А эти рубцы… кто знает, что использовали для того, чтобы их нанести… на задней поверхности ног я увидел парочку закручивающихся царапин, и укус на спине. Я был уверен, что если приглядеться получше, то можно будет обнаружить их везде. Пиздец, это?.. Это... Должно быть, это... Я безнадежно начал молиться, чтобы эта вязкая субстанция оказалась потом, но… Это было не так. Пот не бывает красным. Красной бывает кровь. А крови там быть не должно было. Там не должно быть крови. Не должно. Но это была не единственная субстанция, которую я узнал… там была не только кровь… там было… Блядь…. Доказательство. На мне было… Было их ДНК. Они были на мне. Они больше не дотрагивались до меня, но все еще оставались на мне. И нужно было отделаться от них, прямо сейчас. Блядь. Вот только я едва ли мог двинуться с места, чтобы добраться до душа. Я не понимал, в чем дело, не знал, были ли у меня какие-нибудь внутренние повреждения, вроде тех, что оказались снаружи, или же вид моего тела в сочетании с психологической травмой дали такой эффект, что мое нутро взбунтовалось против меня. Но я не мог дышать. Меня затошнило. Мне захотелось блевать, и внезапно ко мне вернулась способность двигаться - я бросился на пол перед унитазом. Со вчерашнего обеда я ничего не ел, но все, что осталось у меня в желудке, выплеснулось в туалет. Я еще несколько минут простоял перед ним на коленях, меня выворачивало наизнанку, и я плакал, отчаянно желая, чтобы все это так же покинуло меня, чтобы я, как и мой желудок, избавился от этого. Но оно все еще оставалось во мне. Как и вчера ночью, когда я едва ли мог сдержать слезы, но их все же было недостаточно, чтобы выплакать все это. Я так и не смог выплакать все до конца. Оно все еще оставалось во мне. Наверное, это не уйдет со слезами, пока я не очищусь. Я продолжал всхлипывать, но эта боль скрывалась за слезами. Неважно, сколько я кричал или плакал, или умолял, чтобы эти ебучие воспоминания перестали крутиться внутри… они не переставали. Так же, как было неважно, что я кричал, и плакал, и умолял, чтобы они остановились… они не останавливались. В конце концов, я поднялся и смыл в унитазе воду, надеясь, что Дафни меня не слышит. Я кучей свалил одежду в углу. Мне не во что было переодеться, но от мысли о том, чтобы снова натянуть на себя эту одежду, все внутри передернулось. Возможно, я ее сожгу. Когда вернусь в лофт и переоденусь, эту одежду я сожгу. Живот свело от мысли о возвращении в лофт. Не то, чтобы я не хотел домой… но там был он. Как я смогу скрыть это от него? А с другой стороны, как я справлюсь, если он обо всем узнает? Может, я смогу остаться у Дафни? Зайду домой, соберу свое барахло и вернусь сюда. Возможно, она могла бы пойти со мной и помочь. Теоретически это было хорошей идеей… но ровно настолько же, насколько меня пугало возвращение домой… настолько же мне не хотелось оставаться и здесь. Но все же здесь было безопасно. Не то, чтобы в лофте было не так, но Дафни знала. Здесь мне бы не пришлось ничего объяснять, не нужно было бы переживать из-за ее реакции, вынуждать себя терпеть некоторые ограничения или пытаться заставить ее чувствовать себя лучше из-за случившегося… Она бы дала мне личное пространство. Она дала бы мне все, что я ни попрошу, без единого вопроса. Так поступают лучшие друзья. Ни ожиданий, ни объяснений подобных вещей. Она просто дала бы мне возможность быть собой. Дома же мне вряд ли удалось бы скрыть это от Брайана. Да и я не был уверен, что смог бы такое скрыть, но как объяснить произошедшее, я не знал. Я не знал, чего от него ждать. К тому же… Брайан уже прошел со мной через такое количество дерьма... Нападение… о котором, несмотря ни на что он никогда не упоминал (и говорил ли он о нем когда-нибудь вообще?) Я знал, что он все еще винил себя… этого было более чем достаточно. Он не заслуживал того, чтобы снова окунаться в мое дерьмо по моей же вине. И все же, вопреки всему…. может быть это было эгоистично, но… я очень хотел домой. Я любил Дафни. Она была лучшим другом, о котором только можно мечтать. Я знал, что она беспокоится обо мне и сделает ради меня все. И я мог на нее положиться. Но здесь… я бы просто существовал. А дома у меня был Брайан. Брайановы руки вокруг меня, и грудь Брайана, на которой можно было заснуть, и успокаивающий голос Брайана в ухе. Там, с ним, я мог бы начать… хотя в данный момент я и помыслить о таком не мог, но все же… там с ним, я мог бы начать приходить в себя. Он вернул меня к жизни после нападения, и я не понимал как, но знал, что если кто-нибудь и сможет спасти меня сейчас, то только он. Даже после нападения, когда я только начал снова выходить в люди, в толпу, вместе с ним… Если посреди улицы меня накрывало истерикой, и я начинал паниковать, плакать и пытаться вернуться на площадь один… он держал меня, говорил, что все в порядке и что я молодец. Я помню, как думал тогда, что это так не похоже на Брайана, особенно, когда я прекрасно понимал, что никакой я не молодец, что все не в порядке, и назад я делаю больше шагов, чем вперед. Даже когда я никуда не двигался, он заставлял меня чувствовать себя так, будто я двигался. Он давал мне… давал мне надежду. Вот что это было. Он вернул мне надежду. Словно когда-нибудь... как-нибудь, но все снова станет хорошо. Хотя прямо сейчас видеть Брайана, чувствовать оптимизм… казалось несбыточной, далекой мечтой. Я знал, что он сможет снова спасти меня… но прямо сейчас я не хотел думать о том моменте. Потому что даже ближайшее будущее казалось слишком неясным, туманным… и все же конкретно данный момент был четким и ясным. Мне нужно было принять душ. Все еще нужно было смыть с себя ощущение их рук, вымыть их грязь изнутри. Я не знал, куда это меня приведет, где я окажусь после… но я точно знал, что мне нужно прямо сейчас, и это было чем-то, с чем я мог справиться. Я медленно залез в душ и включил воду, задохнувшись, когда струи ударили по мне… все царапины и раны, и все, что было на мне, вспыхнуло, словно огонь. Все мое тело горело в огне. И все же это не остановило меня от того, чтобы сделать воду горячее, чем можно было вынести. Если смыть это не получится, то я всегда смогу это выжечь. Кипятить до тех пор, пока это не исчезнет из меня, возвращая мне мое тело, чистое и незапятнанное, каким оно было прежде. Я хотел избавиться от этого, извлечь из своего тела, чего бы мне это ни стоило. Мыло Дафни уже находилось в опасной близости к полному растворению, когда я, наконец-то, закончил. Я даже воспользовался ее ярко-фиолетовой мочалкой для тела, чтобы скрабить кожу, что не дало никакого результата, кроме еще больших ссадин и красного раздражения. И это... все еще… блядь… не исчезало… Не уходило. Словно гигантское черное пятно на чистом белом листе. Неисчезающее. Необратимое. Постоянное. И в тот момент, ужасающий, пугающий момент я все понял. Меня словно молнией поразило, и я осознал. Это случилось. Это было здесь, во мне, со мной, навечно. И ничто в мире не могло этого исправить. Я не мог ни соскрести его, ни выжечь, ни стереть… не мог, потому что, по сути, я пытался стереть произошедшее, а это было невозможно. Чтобы я ни делал, как бы я ни исцелялся, сколько бы времени ни прошло, оно останется со мной до конца жизни. Тело мое сотряслось от резкого, сухого всхлипа, который я не смог сдержать. Слезы смешивались со стекающей из душа горячей водой, и я опустился на колени, когда ноги внезапно ослабели и перестали держать меня. Это… это случилось, этот ужас, это изнасилование… теперь было частью меня. Навсегда. И от этой мысли я зарыдал отчаянней, чем когда-либо прежде в жизни.