***
Глен уже успел пожалеть о своём решении. Правда, они ещё не успели ничего сделать. Он ждал около дома Шиньи, шаркая ногами об асфальт и задаваясь вопросом, почему его дурацкая обувь такая блестящая. Это хорошая идея: надеть свою лучшую обувь, чтобы пойти в клуб? Что, чёрт возьми, люди вообще надевают, чтобы пойти в клуб? Он подумал, что костюм был бы немного слишком, так что он остановился на чёрной рубашке и джинсах… Юу сказал ему, что он должен надеть обычную повседневную обувь вместо своей лучшей пары, но что вообще этот засранец мог знать об этом? Да ничего. Или, может быть, ему следовало прислушаться к Юу… Глен начинал беспокоиться, что какого-нибудь пьяницу, в конечном счёте, вывернет прямо на его обувь. Чёрт, они обошлись ему в целое состояние— Он услышал звук открывающейся двери. Глен поднял взгляд, собираясь послать Шинье равнодушную улыбку, когда… Ну. Вместо этого улыбка сама появилась на его лице, когда он посмотрел на Шинью. На нём была светло-голубая рубашка; первые две пуговицы были расстёгнуты, так что перед Гленом открывался вид на выглядывающие наружу белоснежные ключицы. Чёрные джинсы плотно облегали его ноги, и в обычной ситуации Глен бы закатил глаза при виде людей в облегающих джинсах, но, как ни странно, они шли Шинье. Очень. Но, опять же, Шинья мог напялить на себя мусорный мешок и всё ещё выглядеть хорошо. Глен откашлялся, глядя в сторону. Окей. Откуда, чёрт возьми, вообще взялся поток подобных мыслей… — Готов немного повеселиться? — спросил Шинья, послав ему предвкушающую улыбку, и Глен даже не смог заставить себя нахмуриться. — Я хочу домой, — проворчал он. Одного взгляда на обувь Шиньи хватило, чтобы Глен понял: эта ночь была обречена. Отлично. На Шинье была обычная повседневная обувь. — Ой, да ладно! — Шинья схватил его за руку и мягко потянул, не переставая хлопать ресницами. Часть Глена боролась с соблазном спросить, не застряло ли у него ничего в глазу, и он правда сделал бы это, если бы не факт, что Шинья действительно выглядел очаровательно, даже когда делал это. Глен вздохнул, позволяя художнику тащить его. Практически не имея опыта подобного рода «веселья», который предложил Шинья, можно было с уверенностью сказать, что Глен понятия не имел, чего ему следует ожидать. За исключением пьяных людей. Он ожидал кучу пьяных людей. Он не был уверен, что думать по этому поводу. Крошечная часть него признала, что он предвкушал, что же уготовил ему Шинья. Детство Глена в основном состояло из его родителей, которые навязывали ему быть способным лидером, способным вести бизнес, не оставляя место для «веселья» или пьянок, если быть совсем честным. Добавить ко всему его ранний (и безрассудный) брак с Махиру… Мда, Глен определённо был обделён шиньевским определением «веселья». Они сели на автобус, чтобы добраться до города, и Глен добавил, что это, может быть, его первая поездка на автобусе за бог знает сколько лет. Он предложил доехать на машине, но Шинья лишь рассмеялся ему в лицо и сказал, что он будет не в том состоянии, чтобы после везти их обратно домой. В этот момент в мозгу Глена сработал звоночек. — Я не собираюсь так напиваться, — решительно сказал он. Глен Ичиносе никогда не опустится до уровня типичного пьяницы. Ни за что. Ему нужно поддерживать репутацию, чёрт возьми. Шинья поднял бровь, его губы дёрнулись в улыбке. — Все так говорят. Звоночков стало больше. Прежде, чем он успел даже подумать о том, чтобы пойти на попятную, Шинья толкнул его прямиком в какой-то яркий клуб, рядом с которым красовался знак FUXION, написанный мигающими жирными буквами. Как, чёрт возьми, оно вообще произносилось? Факшн? Фукшн? Едва Глен вошёл внутрь, он мгновенно оказался в месте, которое можно было описать одним единственным словом — ад. Везде царила тьма, в которой то и дело вспыхивали красные огни; толпы и толпы людей были прижаты друг к другу, крича что-то заплетающимся языком, и Глен не мог разобрать ни единого слова. Удивительно, что он всё ещё слышал оглушительную музыку, грохочущую в клубе. Если это было возможно, музыка тут была намного хуже, чем все скримы разом, которые Юу каким-то образом добавлял на его телефон. Глен не был уверен, можно ли вообще назвать это музыкой; было ощущение, что кто-то разом шандарахнул по куче электронных инструментов, породив какое-то месиво звуков, моментально вызвавшее у Глена головную боль. Он застонал, повернувшись к Шинье. Красные огни игрались с его волосами, превратив светлые локоны в розовые. Шинья ухмыльнулся. — Тебе нужно выпить. Нет. Глену были нужны беруши. Тем не менее он позволил Шинье толкнуть его по направлению к бару. Он встретился взглядом с несколькими людьми, ожидающими своих напитков, но тут же отвернулся, не успели те даже моргнуть. Чёрт. Он ненавидел пьяных людей. Но что было ещё хуже, так это то, что он уже увидел группу девушек, глазеющих на Шинью — чёрт, тут даже была пара парней, строивших ему глазки. И Глен скорее всего никогда не узнает, игнорировал ли их Шинья или просто не замечал. И это толкнуло его на неправильную дорожку. Он встал поближе к художнику, достаточно близко, чтобы их плечи касались друг друга. Шинья непонимающе нахмурился. Но у него не было возможности спросить, что случилось, потому что бармен повернулся к нему, спрашивая, что он хочет купить. Шинья задумался на секунду. — Партию шотов, пожалуйста, — сказал он, посылая бармену самую милую улыбку, какую он только мог представить. Глен моргнул. Партия шотов? Когда бармен поставил перед ними двенадцать рюмок, Глен посмотрел на Шинью, словно тот был ненормальным. — Ты когда-нибудь играл в игру «Я никогда не»? — спросил его Шинья, группируя шоты так, чтобы они уместились в аккуратном кругу. — Я никогда не что? Художник мягко рассмеялся. — Окей, например, я скажу что-нибудь вроде «Я никогда не танцевал голышом», и, если ты делал это, значит, что ты должен выпить шот. Понял? — Но я никогда не танцевал голышом. — Тогда… значит, тебе не надо пить. Глен прищурился. — А ты когда-нибудь танцевал голышом? — Это не важно— — Танцевал? Шинья рассмеялся, начав махать рукой, словно это могло отогнать вопрос прочь. Несмотря на то, как небрежно он это сделал, Глен смог заметить лёгкий румянец, окрасивший его щёки. — Ну, я делал что-то подобное, принимая душ… Мысль о Шинье, танцующем в душе, вызвала улыбку на лице Глена. Почему-то он даже не был удивлён. — Отлично, ладно. Тогда начнём, — сказал Глен, запихивая подальше здравомыслящую часть сознания, говорящую ему, что всё это точно не закончится хорошо. Он вполне может сыграть. В конце концов, Шинья уже заказал напитки. — Я начну, — сказал Шинья. — Я никогда не был женат. Глен не шелохнулся. Он посмотрел на стаканы с шотами. А затем на самодовольную ухмылку Шиньи. — Но я был женат, — сказал он безэмоциональным голосом. Шинья кивнул. — Так что пей. — Ты сделал это нарочно. Ухмылка Шиньи стала шире. — Я чертовски тебя ненавижу. Он выпил шот на одном дыхании, поморщившись, когда он почувствовал жжение, скатывающееся по горлу. На вкус было похоже на мыло. Или, по крайней мере, каким бы на вкус было мыло, если бы Глен когда-нибудь вообще так тупанул и попробовал бы его. Поставив рюмку на стойку, Глен вытер губы и выдал идеальный ответ в стиле Шиньи: — Меня никогда не подвозил до дома Глен. Художник послал ему недовольный взгляд. — Мы и правда собираемся сделать это? Глен усмехнулся, состроив точно такое же выражение лица, какое было у Шиньи несколько мгновений назад. — Пей, Шинья. — Если ты так хочешь играть… Шинья выпил шот, и его даже не передёрнуло, он улыбнулся невинной улыбкой, поставив стакан на стол. Окей, может быть было не самой лучшей идеей бросать вызов парню, который выглядел так, словно он привык к алкоголю, тогда как сам он — нет… Глен встретился с пристальным взглядом художника, отказываясь идти на попятную. Прошлый шот практически не повлиял на него. Он надеялся, что сможет выпить ещё несколько без особых проблем. Ничего страшного. Пятнадцать минут и пять выпитых шотов вырубили способность Глена соображать, он начинал сожалеть, что вообще затеял всё это. Он поморщился, слегка похлопав по груди. На самом деле он не ощущал особой разницы, за исключением факта, что из-за алкоголя стало немного трудно дышать. И немного хотелось рыгнуть. Или что-то вроде. Наверное. Трудно было сфокусироваться на чём-то из-за этой громкой музыки и мигающих вокруг огней. Глен кашлянул. Он посмотрел на Шинью, хмурясь из-за того, что художник за всё это время выпил лишь четыре шота. И выглядел он абсолютно нормально. — Ты в порядке? — рассмеялся Шинья, слегка тыкая его в плечо. На его лице снова появилась привычная улыбка, привлекающая внимание к его губам. Хаа. Глен никогда не замечал, что губы Шиньи и правда выглядят гладкими и мягкими. Он стряхнул руку Шиньи и сказал первое, что пришло ему в голову. — Я никогда не целовался с парнем. Глаза Шиньи расширились. Он отвёл взгляд, на лице на секунду появилась застенчивая улыбка, прежде чем он влил в себя шот и поставил его на стойку. Даже когда он закончил, Глен всё ещё продолжал смотреть на его губы. Вот чёрт. Теперь Шинья смотрел на него. Окей. Смотри ему в глаза. Это не помогло… Голубые глаза Шиньи практически пылали в свете огней этого клуба… — Последний шот, — заявил Шинья, его щёки слегка покраснели — Глен понятия не имел, это из-за алкоголя или же нет. — Я никогда не… Его голос потонул в оглушительной музыке. Ему показалось, или всё стало как-то громче. Глен нахмурился, обведя взглядом окружение. Вокруг него танцевала куча людей, трясь друг об друга телами и крича в такт звучащей в данный момент песни. Выглядело не особо привлекательно, но он начинал уставать от сидения на одном месте и лажая в этой глупой шиньевской игре. — Эй, Глен. — Шинья слегка потряс его. Глен снова обратил внимание на художника. Он понятия не имел, что только что сказал Шинья, но всё равно взял и опрокинул в себя последний шот. Шинья рассмеялся, хотя звучал смех выдавленным насильно и немного обеспокоенным. — Э. Я ещё ничего не сказал… Оу. Оу, ладно. Он пожал плечами. Лишний шот не повредит. — Что теперь будем делать? — спросил Глен. Он уставился на пустые рюмки, и его желудок сделал кульбит, когда он осознал, сколько успел выпить. — Ну… Мы можем потанцевать. — Потанцевать? Шинья кивнул, указывая на танцпол. — Я не танцую, — сказал Глен. — Но я буду с тобой. Ты можешь потанцевать со мнооой. — Шинья снова шлёпнул его по руке, с лёгкостью стащив с барного стула. Не то чтобы Глен сопротивлялся. Он не сопротивлялся. Вообще. Он не отводил взгляда от профиля Шиньи, пока художник вёл его вглубь танцпола. Несмотря на то, что его окружала толпа людей, Глен мог сфокусироваться только на Шинье; улыбка застыла на его лице — та самая улыбка, которую он видел на протяжении многих месяцев и к которой должен был привыкнуть… Должен был, но так и не смог. В улыбке Шиньи было что-то такое, что никогда не могло надоесть. Они остановились. Музыка гремела в ушах Глена, огни мигали множеством цветов, благодаря которым Шинья выделялся ещё больше. Он уставился на губы художника и не мог не отметить, как близко друг к другу они находились и что теперь Шинья положил руки на его плечи и… стоп, чёрт, он что-то говорил. — Глен, ты слушаешь? — Шинья щёлкнул его по лбу. — Ага. Нет. — Глен быстро моргнул. Так. Сфокусируйся на Шинье. Слушай. Вот так. Шинья рассмеялся. Его смех звучал как звон колокольчиков или как что-то… действительно приятное. Он сделал эту милую штуку: смеясь, он закрыл глаза. Глен не подозревал, что люди и правда так делают. — Так. Танец, — снова начал Шинья, на этот раз сжав его плечи сильнее и наклонившись ближе. Румянец на его щеках стал ярче, а глаза словно застыли, напоминая синее стекло, и Глен мог бы поклясться, что видел в них своё отражение. Он обернул руки вокруг талии Шиньи, ухмыльнувшись, когда почувствовал, что художник отталкивает его. Сделать это казалось правильным, да ещё и талия у Шинья оказалась удивительно тонкой… — Ну же, Шинья… — прошептал Глен, наклоняясь ближе к уху художника. — Научи меня танцевать. Он почувствовал, как задрожало дыхание Шиньи, превратившись в мягкий смех. И затем он кивнул; его волосы скользнули по подбородку Глена. Биты стали громче. Шинья двигался напротив него. Глен не мог сосредоточиться; он чувствовал колебание воздуха, то, как учащается биение сердца, когда тело Шиньи прижимается к его, он наслаждался жаром, исходящим от художника, и отзывался на каждое его действие. Парочки вокруг них делали то же самое, трясь друг об друга в полубессознательном состоянии, расплывшись в улыбках и закрыв глаза, охваченные страстью. — Д-думаю, теперь ты уловил суть, — пробормотал Шинья. Его взгляд опустился, глаза скрылись за белыми прядями. Он посмотрел вверх и на мгновение улыбнулся, но улыбка не отразилась в его глазах. — Тебе стоит опробовать новые движения на одной из тех девушек. Глен оглянулся через плечо, заметив группу девушек, без дела стоящую у стены. Они болтали друг с другом, но их глаза сканировали танцпол, словно ожидая, когда кто-то пригласит их на него. Хаа… Глен вернул свой взор на Шинью. Музыка заглушала всех, тех девушек, всё вокруг. Шинья был единственным человеком, на которого стоило смотреть. — Думаю, я останусь здесь, — сказал Глен, ухмыльнувшись, когда глаза Шиньи расширились настолько, что выглядело это очень мило. Он улыбнулся. На этот раз искренне. — Ты пьян в хлам, — рассмеялся он, тем не менее, оставаясь в руках Глена. Пьян? Он не был пьян. Он просто… неспешно двигался… и танцевал. Танцевал. Приятно было находиться рядом с Шиньей и прижимать его так близко к себе; не то чтобы он когда-нибудь признается себе в этом, когда протрезвеет — стоп, он же и сейчас трезв. Он задумался. Кажется. Всё вокруг словно смешалось, было ощущение, что он больше не контролирует своё тело и свои мысли, не поспевающие обрабатывать сигналы. Он двигался в унисон с музыкой, возбуждаясь из-за находящегося рядом художника; его колено находилось между его ног, дыхание Шиньи было единственным, что он мог слышать помимо играющей песни. Жар, ничего, кроме жара. Тело Шиньи. Его тонкая талия в руках Глена, их бёдра, прижимающиеся друг к другу, и дыхание, смешивающееся в единое целое по мере того, как музыка становилась всё громче и громче. Запах пота и алкоголя был ничем по сравнению с ароматом ванили, исходящим от Шиньи. Он заполнил все его чувства, его разум, настолько, что единственное, о чём Глен мог думать, был Шинья, Шинья, Шинья. Он улыбнулся, полностью погружаясь в этот момент, потому что ничего больше не имело значения, кроме художника в его руках.***
Шинья не знал, что ему следует чувствовать: радость или вину. Или и то, и то одновременно. Всё было лишь детскими играми до тех пор, пока Глен не предложил выпить ещё больше и влил в себя четыре стакана с пивом и два шота. Удивительно, как ему ещё не стало плохо; Шинья не мог перестать думать о том, что завтра утром он наверняка будет страдать от жуткого похмелья… а также получит кучу гневных сообщений из-за всего этого. К счастью, они, наконец, отправились домой без каких-либо проблем после четырёх часов… он, правда, не мог вспомнить, чего именно. Он не был так измотан, как Глен, и он определённо лучше переносил алкоголь, но ему всё ещё было сложно определить, что именно было реальностью, а что — лишь его потаёнными желаниями, просочившимися в жизнь. Кто бы мог подумать, что Глен будет таким… чудесным, когда напьётся? Кстати говоря… Он схватил Глена, придержав бизнесмена прежде, чем тот споткнулся и упал лицом на асфальт. — У тебя есть ключи? — спросил Шинья. — Мы сейчас около твоего дома. Глен засунул руку в карман и нащупал ключи. Господи, пьяным он был очарователен. Его брови нахмурились, и взгляд из-за этого стал милым и одновременно раздражённым; он воткнул ключи в замочную скважину с такой злостью, что Шинья удивился, как это он не пробил в двери целую дыру. Дверь открылась, и Глен, споткнувшись, ввалился в свой дом, схватив за руку Шинью и утянув его за собой внутрь. Шинья рассмеялся, удивлённый тем, что Глен не отпускал его, так что они практически пробежали весь путь до гостиной. Алкоголь, безрассудная влюблённость — или что там бежало по венам Шиньи в этот момент, — колотились глубоко внутри него, вызывая трепетание в животе, когда он упал на диван рядом с Гленом. Они вздохнули; их плечи соприкасались, когда они, тяжело дыша, продолжали смеяться, разрывая тишину. — Сегодня было весело, — сказал Шинья. Прошли годы с тех пор, когда он чувствовал себя таким счастливым; ему не хотелось идти домой. Если бы это было возможно, он бы остался на ночь тут, прямо на диване Глена, и никогда не уходил. Он кинул взгляд на Глена, который, кажется, выпал из пространства… Ах. Может, нужно дать ему стакан воды, чтобы помочь немного протрезветь. Повезло, что Глен, по крайней мере, не начал устраивать стриптиз или что-то, из-за чего его могли арестовать, как было с Крул. По крайней мере, он был не настолько пьян. Шинья встал, собираясь отправиться на кухню, чтобы принести им пару стаканов воды. В первую очередь для Глена. Меньшее, что он мог сделать, это— Глен схватил его за талию и потянул на себя. Сильно. Он потерял равновесие и упал прямо на колени Глена. В первое мгновение Шинье хотелось закричать и тут же вскочить с места, но всё это вылетело у него из головы, когда Глен нагнулся и поцеловал его. Глен поцеловал его. Шинья понятия не имел, как долго он пробыл в этом положении: широко раскрыв глаза и застыв, пока губы Глена скользили по его. Ему мерещилось. Это не могло произойти. Это… Это не… Глен зарылся рукой в его волосы, выдохнув прямо в губы. Его губы были мягкими, удивительно нежными, и Шинья, наконец, позволил себе ответить на поцелуй. В голове Глена что-то щёлкнуло. Как только Шинья расслабился, он толкнул художника на диван и углубил поцелуй. Пульс раздавался в ушах Шиньи, полностью погрузившемся в происходящее. Глен раздвинул его ноги своим коленом и скользнул языком глубже в его рот. Шинья ощущал вкус алкоголя, и где-то на задворках сознания он понимал, что должен остановить всё это — но он не мог. Он не мог не цепляться за шею Глена, и его тело не могло не дрожать, когда соприкасались их языки. Они стонали в унисон, наполняя комнату звуками их дыхания и вздохами, потонув в обжигающем наслаждении— — АААААААКХХХХХХ! Шинья подскочил, оттолкнув Глена от себя. Первое, что он увидел, был Юу, стоящий прямо перед ними и держащий в руках баскетбольную биту, в то время как Мика стоял позади него, шокированно глядя на них. — МОИ ДВЕНАДЦАТИЛЕТНИЕ ГЛАЗА! — провопил Юу, бросив биту, и драматично развернулся на сто восемьдесят градусов, закрывая своё лицо. — Это шрам на всю оставшуюся жизнь! Как можно всё развидеть? — продолжал бормотать он, тряся головой и продолжая заявлять, что его жизнь кончена, потому что он увидел своего дядю, развлекающегося с его другом. Шинья моргнул. Он сидел на месте, с распухшими от поцелуев губами, всё ещё тяжело дыша и чувствуя головокружение от всего, что только что произошло. Глен застонал, схватившись за голову. — Юу… какого хрена? — пробормотал он. Его голос был невнятным, едва ли понятным. — Что…? Что происходит? — Ты пьян! — крикнул на него Юу, надув щёки. Идеальная картина ребёнка в гневе. — Иди спать! — Нет… Блять… Иди к чёрту. — Глен попытался встать, но каким-то образом умудрился больно удариться коленкой о кофейный столик и в итоге рухнул обратно на диван. Юу ткнул пальцем в Глена, теперь смотря на Шинью, словно только что получил идеальное подтверждение своим словам. — Он в говно! Мы можем просто врезать ему, чтобы он отрубился? Шинья покачал головой: — Эм, не думаю— Было слишком поздно. Юу, топая, подошёл к Глену и дал ему пощёчину. — Возьми! Себя! В руки! — прокричал ребёнок, давая своему дяде по пощёчине вдобавок к каждому произнесённому слову. Удивительно, но Глен лишь заскулил и попытался шлёпнуть его в ответ; его веки практически закрылись, когда он качнулся на месте. — Ю-Юу-чан, нет, не бей своего дядю! Мика потянул его назад, как раз в то время, когда веки Глена сомкнулись и его голова накренилась к плечу. Не обращая внимания на собственный шок, Шинья подвинулся ближе к Глену, чтобы придержать этого пьяного человека. Он что, на самом деле заснул? Ну, Шинья не должен быть удивлён, учитывая, сколько он выпил… — Окей, хм, Глен… — Шинья ткнул пальцем в его щёку. — Глен, ты можешь поспать в своей комнате, хорошо? Она наверху. Ну же, ты уже почти там. Бизнесмен буквально застонал. — Нет… Отвали… — пробормотал он, пытаясь оттолкнуть Шинью. — Хочу спать. — О боже, — побледнел Юу. — Можно мне еще раз его ударить? — Нет! Больше никаких ударов! В итоге Шинья вздохнул. Не было и шанса, что у него получится затащить Глена наверх, особенно учитывая, что, кажется, он был полон решимости заснуть прямо здесь, на диване. — Я позабочусь о нём, — сказал он детям. — Так что вы можете идти в постель, и кстати, Мика, ты вообще почему здесь? Твоя мама знает, что ты ночуешь у Юу-куна? Как и следовало ожидать, в глазах Мики промелькнуло чувство вины, и он опустил свой взгляд на ноги. Шинья снова вздохнул. — Я останусь тут на ночь, так что завтра отвезу тебя обратно к маме. Но ты объяснишь, почему в тайне от неё пришёл сюда, хорошо? — Хорошо… Несмотря на то, что он согласился, интонация, с которой Мика произнёс это, говорила обратное. Тем не менее, оба ребёнка поспешили подняться наверх, Юу-кун в последний раз бросил на дядю короткий взгляд. После того, как они ушли, у Шиньи, наконец, появилась возможность прийти в себя и решить, что же ему теперь делать. Итак. Глен был пьян. Даже нет, он был вдребезги пьян. И они целовались. Так. «Скорее всего завтра он ничего не вспомнит. Произошедшее ничего не значит». Шинья мысленно повторял эти слова, отчаянно желая, чтобы его надежды не оправдались. Его взгляд соскользнул на бизнесмена рядом с ним; он не был удивлён, что тому удалось заснуть на диване. Губы Шиньи дёрнулись в улыбке. Он встал и начал медленно опускать Глена ниже до тех пор, пока не убедился, что бизнесмен находится в положении, которое пригодно для сна. К счастью, Глен не сопротивлялся, скорее всего слишком пьяный, чтобы заметить что-то, и продолжал спать. Даже когда Шинья, наконец, закончил, он не ушёл. Он сидел рядом с Гленом, глядя на стабильно поднимающуюся и опадающую грудную клетку. Сколько бы он не пытался, он не мог забыть поцелуй. Шинья потряс головой, подняв руку и проведя ею по губам, вспоминая чувства, которые он испытал, когда Глен прикоснулся к ним.***
Как только Глен проснулся, он моментально захотел умереть. Его голова могла вполне оказаться разделённой на части. Он изо всех сил попытался сесть, кряхтя, окружённый размытым пространством. Хорошей новостью было то, что он, по всей видимости, находился дома. По крайней мере, он не отрубился посреди улицы и не заснул в луже мочи, или что-то в этом роде. Вырубиться на своём диване — всегда хороший знак. То есть насколько вообще хорошими могут быть подобные знаки в данной ситуации. — О, проснулся. Глен потёр глаза, его взгляд, наконец, смог сфокусироваться на вручённой ему тарелке наггетсов. Наггетсов. Чёртовых наггетсов. Теперь он знал, что окончательно проснулся. Юу ухмылялся, глядя на него сверху вниз. — Вот. Я ведь хороший племянник, так что приготовил для тебя наггетсы. У Глена даже не было сил, чтобы поблагодарить его. Он взял тарелку и поставил ее на колени, глядя на золотистые наггетсы, ожидающие, когда он попробует их. Драгоценной еде Юу лучше помочь избавиться от похмелья, иначе он клянётся, что в итоге всё закончится очередным запретом на их появление в этом доме. — Шинья и Мика ушли домой час назад, кстати, — сказал Юу, плюхнувшись на диван рядом с ним. Он наклонился и спёр наггетс из тарелки. Мика? Какого чёрта этот ребёнок вообще делал здесь? Тьфу. Не важно. Голова Глена болела слишком сильно, чтобы вдобавок думать ещё и об этом. Он протолкнул наггетс в рот и начал жевать. По крайней мере, он помог перебить вкус алкоголя. — Что произошло прошлой ночью? — спросил он. Последним сохранившимся в его памяти воспоминанием была та игра на выпивание с Шиньей… Выпить семь шотов кряду было, вероятно, не самой лучшей идеей — особенно не для первой ночной вылазки, если подумать. И определённо ещё более «гениальной» идеей было пить больше алкоголя после этого. Было практически чудом то, что ему не было плохо до сих пор. Хотя, вполне возможно, эти наггетсы просто могли выполнить свою задачу. Юу ухмыльнулся, практически перестав дышать. — Ты вообще ничего не помнишь? Глен прищурился. Ему не нравилась эта ухмылка. Юу засмеялся. — Подумать только! — Юу, чёрт тебя дери, либо ты рассказываешь всё, либо, клянусь Богом, ты больше никогда не съешь своих наггетсов вновь. Это заткнуло его. Засранец фыркнул, сложив руки и бросив на него хмурый взгляд, а потом он открыл рот: — Ты целовался с Шиньей. Глен замер на месте. Глядя на Юу. И задаваясь вопросом, правильно ли он расслышал его. — Я что? Его племянник закатил глаза. — Ты целовался с Шиньей. Я зашёл — а там вы, развлекаетесь на диване, и, позволь сказать: это не то, что я хотел бы— — Я что? Глен встал так быстро, что тарелка упала на пол. Юу завизжал, причитая о своих наггетсах, но для Глена это было лишь фоновым шумом, в то время как воспоминания о прошлой ночи ворвались в его сознание. Он вспомнил смутный образ Шиньи и его улыбку, когда они танцевали вместе, какими манящими были его губы, как практически всю ночь Глен провёл, глядя на них, пока… Поцелуй. На чёртовом диване. Расплывчатые воспоминания художника, стонущего под ним, его руки вокруг шеи Глена, и сам Глен, не чувствующий ничего, кроме алкоголя и Шиньи. Блять. Он целовался с Шиньей. Он действительно, чёрт возьми, целовался с Шиньей. Дерьмо.