Сохрани Мою Тень

Максимально приблизив лицо к холсту, Фарфоровый тонюсенькой кисточкой выводил мелкие детали на картине. Себастиан отвлекся и с карандашом в руке чуть вытянул шею в попытке заглянуть. Стилист же ничего не видел, целиком погруженный в работу вырисовывания. Рукой в краске он согнал со лба упавшую прядь, между прочим из причесанных волос, и, замарав как волосы, так и лицо, поднял взгляд. — Эй! — возмущенно воскликнул он и подтянул холст к себе поближе. — Это не по правилам. — А мы устанавливали какие-то правила? — хитро улыбнулся спонсор. — Тогда это будет первым, — надулся Курт и продолжил рисовать. — Эй! Не обижайся. Мне, правда, очень интересно. Судя по твоей палитре, это что-то грандиозное, — заметил юноша, и стилист повернул голову к палитре. На картине они располагались более систематизировано, стоит сказать. — Скоро нарисуешь свое? — поинтересовался Курт, чтобы показать, что не в обиде. Смайт пожал плечами. — Может, и пару штрихов, а может, переделаю еще часть. — Он внимательно поглядел на картину. — Лучше переделай. — С чего бы? Ты пока не видел ее, откуда тогда знаешь? — Юноша подозрительно сощурился, и стилист рассмеялся. — Успокойся, ничего я не видел. Просто мне точно еще не пару мазков делать. Лучше закончить одновременно. Хаммел менял кисточки в процессе, зажимая одну в зубах, и придирчиво оглядывал полотно, находя очередные части, с которыми стоило поработать. Где-то сделать тень глубже, где-то выровнять тон, приглушить фон, чтобы выделить главный план. И не в какой-то определенный момент, а вообще, он почувствовал на себе сверлящий взгляд с места напротив. Ему не хотелось прерываться, но неприятное чувство не отпускало, не позволяя продолжить работу. Парень со стуком положил все кисти, сжатые до того в руке, и строго уставился вперед, однако Смайт не потупил взор пристыженно, а продолжил смотреть. Создавалось впечатление, что ему так даже лучше — виднее. Хаммел прокашлялся для привлечения внимания, но и это не помогло. — Что ты пялишься? — Нет, ну Принцесса, мы тут с тобой не картиночками маемся. И если ты еще не понял, в нашей игре нужно передать того, кого рисуешь, как можно глубже. — Но это невообразимо нервирует. — Значит, я выиграю. — Глаза стилиста полезли на лоб, и он отклонился на спинку назад. — Мы с тобой, оказывается, еще и соревнуемся? — Как и в любой игре, здесь есть и победитель и побежденный, — сказал спонсор. — И каким же это образом мы установим, кто есть кто? — скептично спросил Курт. — Думаю, все и так будет очевидно. — И вроде, по выражению, с которым он это говорил, стилисту показалось, что он не имел в виду свою работу. — Все, — сказал Курт, и оба парня, подняв головы, остановились и посмотрели друг на друга в ожидании. — Одновременно? Хаммел передал свой холст Себастиану, а тот ему свой. — Вау! Мне нравится этот костюмчик, — тут же оценил спонсор. На Смайте с картины был надет костюм насыщенного темно-вишневого цвета с интересной текстурой. Неужели на это Курт и тратил время? — Кроме костюма будто ничего нет? — Стилист закатил глаза и вернулся к рассмотрению картины Себастиана. На ней был изображен он, Курт, спрятавший лицо ладонями, который сидел на полу, подобрав ноги. Позади него стояло зеркало, и в нем не было отражения дизайнера, словно он там и не находился. — Ты просто нарисовал меня сейчас и раньше? — язвительно спросил Смайт. — Похвально, конечно… — А ты просто нарисовал меня без отражения? — в том же тоне ответил стилист, хоть и понимал, что это не так. — Нет, ну это совсем другое… — И у меня совсем другое. Возможно, нам стоит объяснить значение наших картин? — Я думаю, не стоит. У нас куча времени впереди чтобы подумать, — невнятно пробормотал спонсор. Он решил заняться разбором прямо сейчас. Если Хаммел заявляет, что смысл там есть, то неплохо было бы докопаться до него самому. Юноша оббегал полотно глазами, надеясь зацепиться хоть за что-то важное, но это так ни к чему и не привело. Тогда он отстранил ее от себя и осмотрел в целом, а не детально. На картине были два Себастиана, стоящих на какой-то площади, когда вокруг них мимо проносились безликие капитолийцы, притом что каждое лицо было особенным, каждый наряд исключительным, но все равно создавалось впечатление их незначительности. На своей половине площадки, поделенной между ними, стоял ребенок в одежде простой, но тем не менее не заставляющей его сливаться с прохожими. Подбородок его был задран кверху, губы сжаты — вид его выдавал напускную браваду, когда глаза кричали о еле сдерживаемых эмоциях. Он оказался в толпе, в огромной толпе незнакомцев, искусственных людей, ненастоящих, которые не имеют чувств, и единственный, кто замечает его, этот, вот тот, что стоит напротив. Оперевшись на стену, на него смотрел, засунув руки в карманы, взрослый Себастиан в костюме с иголочки. Смотрел с презрительной насмешкой, пренебрежительно, как на муху, с холодным спокойствием. Маленький Смайт застыл в положении, выставив одну ногу вперед, со сжатыми кулаками. В следующий же момент от обиды он готов был броситься на старшего. Если Фарфоровый нарисовал столкновение Себастиана настоящего с Себастианом прошлым, то он зашел чуть глубже остальных — опустил руку по запястье. Но если это то, чего ему не хотелось бы допускать, то, получается, Курт погрузился в воду с головой. Оставалось надеяться, что не слишком, что он не увидел, что таит в себе дно, чтобы сделать воду из кристально чистой мутной вновь. — Есть будешь? — спросил Хаммел, выводя спонсора из задумчивости. Тот тряхнул головой и пару мгновений прикидывал, насколько он отключился от реальности. Они в молчании жевали каждый свое и оба выглядели пребывающими где-то точно не здесь. Себастиан услышал всхлип, оказавшийся для него очень неожиданным. — Что с тобой? — Курт помотал головой. — Да говори уже. Я долго терпеть не стану, — немного жестко сказал спонсор. Хаммел сморгнул подступившие слезы и уронил голову на руки. — Моя память — бесполезная ветошь. То, что случилось… Я хочу забыть. Но больше, чем забыть, я хочу вспомнить. Вспомнить настоящего Блейна. Я-я… — заикался стилист в слезах, с которыми не смог справиться и которые не замечал, — не знаю, что правда, что было, чего нет и что я должен помнить, но почему-то не могу вспомнить. Я настоящий предатель. — Он стучал себя ладонью по лбу, стиснув зубы. — Я предал память о нем. Блейн совсем не был тем, кем я его запомнил. Он не был таким… таким… Я даже не способен сказать, каким он не был. Это тянет меня за собой к самому дну. — Хаммел предпринял попытку совладать с дыханием, чтобы продолжить. — Тяжело терять… Я теряю его в своей голове. Не в памяти. Но я больше не знаю того, что раньше было для меня всем. Он ускользает. Я пытался, честно, — захлебывался парень в рыданиях, убеждая… Кого? — Все еще пытаюсь… Я не могу сказать, сколько еще продержусь со всеми обрывками, кружащими вокруг беспрестанно. Курт поднял взгляд, рассчитывая увидеть Смайта сочувствующим и понимающим. Ну, это конечно сказка. Он рассчитывал просто не увидеть в его лице насмешки, она пронзила бы его сильнее любого оружия. Вместо всего этого стилист тупо уставился на то, как спонсор резко вскочил с места и, яростно жестикулируя, начал говорить. Бомба замедленного действия ждала своего выхода. — Блейн то, Блейн се! Как же мне это надоело! Это не ОН был с тобой, когда ты чуть ли не убил себя. Не ОН вытаскивал и вытащил тебя оттуда. Не ОН!!! — вскричал Себастиан. — Это был я! Я! Я, слышишь?! А где был Блейн?! Спонсор зло сверкнул глазами и умчался в спальню. Курт сидел с шоком, написанным крупными буквами на его лице, и так и не сделал ни одного движения. Он мог бы начать долгие размышления о случившемся, начать искать мотивы слов и его собственные, и Смайта. Мог бы, да не случилось. Стилист почувствовал потребность разобрать все как игрушечный домик из кубиков, но в голове, на удивление, была пустота. Одна пустота, обжигающе холодная и колючая. Хаммел тщательно рылся в своем разуме, как раньше в шкафах мастерской, но, как и там, не смог ничего вытащить. Неужели способность мыслить покинула его? Он, как призрак, слонялся по комнатам, избегая спальни, но, когда вошел в нее спать, спонсора в ней не нашел. «Он снова ушел?» — возник логичный вопрос, но стилист безразлично решил, что, наверно, это уже и неважно. Курт лежал, накрывшись одеялом до подбородка, и рассеянным взглядом смотрел в пустоту. В свою пустоту. А может, и в неизвестную. Он медленно потянул одеяло до уровня макушки и скрылся тем самым под ним полностью. Парень укутался плотнее, став похожим на куколку бабочки. Дышать становилось все тяжелее с каждым новым вдохом. Его душило отсутствие воздуха, но можно ли задохнуться от отсутствия самого привычного — живой мысли? Не из ряда тех, что он слышит сейчас, они, наоборот, безжизненны и мертвы. Одним движением стилист скинул и отбросил от себя одеяло. Слишком большая, в сравнении с прошлой, порция кислорода насытила мозг. Сами собой стали проматываться кадры случившегося. Взорвавшийся Себастиан, и вот, на всего одно мгновение, прежде чем он окончательно отвернулся, боль на лице. Пускай не боль, пускай обида. Обида и разочарование. Совсем не одно и то же? «Нет». Парень стер слезы о подушку. Он открылся ему, обнажил душу и показал сокровенное, сжирающее его душу. А он, потоптавшись на прощание, обесценил все дорогое для него. Глупый Курт. Он ведь и правда верил, что они прошли через это, что Смайт подтвердил свою надежность, что ему можно довериться. Такова ли его судьба натыкаться на те же самые ошибки? Но как же та боль, чья печать была явно видна на его лице?

Daughter — Winter Frozen hearts growing colder with time There's no heat from our mouths Please take me back to when I was yours

*** Курт шел умыться. У него было время все обдумать и передумать. Своими словами он нанес значительный удар по Смайту, и да, он очень сожалеет, что позволил себе высказать так много. Но ведь все то была правда. И Смайт ранил его в ответ. Скорее всего, его слова тоже были правдивыми… даже абсолютно точно они такими были. Тогда они оба виноваты, им стоит обсудить все. Им нужно поговорить — вот к какому выводу он пришел. Пришел более эмоционально, нерационально, путаясь в заключениях, сделанных им самим. — Курт, — послышалось где-то справа. Там, облокотившись на стойку, стоял спонсор и держал в руках дымящую кружку, помешивая содержимое ложечкой. Он с определенной частотой покусывал щеку изнутри и нагло улыбался, точно задумал какую-то пакость. — Произнеси его и мое имя. Слабо признать, что они звучат одинаково приятно? — с издевкой сказал Себастиан. Хаммел, недоуменно скривившись, выгнул бровь и открыл рот. — Какая же ты сука, Бастиан, — медленно ответил стилист, отчеканив каждое слово и звук, сделав акцент на последних словах, и неверяще покачал головой. Меж тем его сердце пропустило удар. Смайт, добившись желаемого, только больше растянулся в улыбке. — А правда она глаза режет, да Принцесса? — донеслось до спины парня, направляющегося к первоначальному пункту назначения. *** — Эй, ты здесь? Я бы хотел поговорить. — Спонсор вошел в спальню, по которой расплывался приглушенный свет из-за прикрытой шторы. Спиной к двери на кровати сидел Фарфоровый. Он сидел там с того момента, как вернулся из ванной. Чаши весов, находящиеся ранее в равновесии, стали перевешивать в одну из сторон. Дальше? Что дальше? Парень понимал, что когда между ними такие отношения, он будет вынужден уйти. И тут вставал вопрос. Он никак не мог вернуться к старту. Его не будут воспринимать так же, как раньше. Так куда ему двигаться? — Ты слышишь меня? — спросил Смайт, не дождавшись ответа. — Неподходящее время. — Похоже стилист нажал не на ту кнопку, сказав то, что сказал. — Да ты, верно, смеешься надо мной?! — вспыхнул юноша и истерически засмеялся. — Давай позже, сейчас не могу, не время, нет, подожди, прости, извини. — Себастиан сделал псевдострадальческое лицо и стал говорить с придыханием, имитируя Курта. — Ты уже даже не Принцесса, ты чертова Королева! С трона не свались только. Наши разговоры начинать есть право исключительно у тебя, я же простой слуга. — Голос его разносился по комнате и, отражаясь от стен, возвращался назад, усиливая эффект. Фарфоровый утомленно посмотрел на него и ничего не сделал. Себастиан наворачивал по комнате круги, то и дело натыкаясь на предметы мебели, — что неудивительно, — но вскоре выдохся, истратив весь свой запал, и сел рядом со стилистом. В одно время он и восстанавливал дыхание и ждал от парня хоть какой-то реакции. — До чего же меня достали твои заскоки, — сказал Хаммел и уселся поближе к стене, используя ее в качестве опоры. Слова его не несли в себе никакой эмоциональной окраски — ни плохой, ни хорошей — являлись лишь констатацией факта. И спонсор сжал губы, чтобы на них не заиграла улыбка. Он подсел к Курту. — Твои нисколько не лучше. — Не смотря на юношу, стилист чувствовал и мог с уверенностью сказать, что в его голосе звучала усмешка. Хаммел повернул голову. — Мы оба говорили правду, да? Так почему это привело нас сюда? Выходит, нам стоит лгать? Себастиан повел плечом, смотря парню прямо в глаза. Расстояние между ними было очень маленьким, и оба говорили настолько тихо, что кроме них вряд ли кто мог услышать произнесенные ими слова. — Мы могли бы долго ломать голову над этим. Но зная тебя, могу предположить, что в твоей голове есть еще множество других вопросов. Давай, озвучь их. — Ты не боишься того, кем становишься? — спросил Курт, и спонсор услышал неприкрытую надежду в его словах. Он ждал универсального рецепта от хотя бы этой беды. — Я боялся бы, если бы не знал того, кем становлюсь. Ты не знаешь. Для тебя это монстр-чужак, для меня мой - нет. Но я боюсь, да, и это чувство не хочет уходить. Я боюсь того, что способен сделать. Ну, ты понимаешь. Что-то ужасное и в итоге непоправимое. Твой случай другой. Он пройдет. Должен. По крайней мере, я бы очень этого хотел. — Они отвернулись друг от друга и оба, плечом к плечу, посмотрели в одном направлении. — Ты врал сам себе, когда решил, что отрекся от себя и полностью переключился на меня. На самом деле ты действительно заинтересовался мной, но интерес к себе у тебя нисколько не пропадал. — Откуда?.. — Я не дурак, Курт, — томным голосом ответил спонсор, рассмешив Хаммела. — Нам обязательно всегда повторять слова друг друга? — улыбаясь, спросил он. — Иначе мы уже не будем собой, — произнес Смайт легко, и Курту оставалось только догадываться, что тот имел в виду.