Сохрани Мою Тень

Сон Курта был беспокойным. Парень всю ночь метался по кровати, ворочался и скомкал всю постель. Он не знал, как там справляется Смайт, но в моменты долгожданного умиротворения он неизменно оказывался в его руках. Себастиан еще спал, а глаза Курта больше не смыкались. Он… выспался? Несмотря на все неудобства и неудачный сон, содержание которого к тому моменту уже забылось? Неужели? Правда, единственное, что не выходило у него из головы, — гнет этого сновидения, его всепоглощающая тьма. Стилист был напуган, а его мозг автоматически закрыл доступ к воспоминаниям. Что ж, ему и не хотелось вспоминать. Хаммел чувствовал чужое тело рядом с собой, и чувствовал, как это тело соприкасается с его собственным, которое было липким от пота, мокрым и совсем не благоухающим. Парень выбрался из хватки спонсора и сонно пошлепал в ванную, чтобы привести себя в порядок. С любопытством приглядевшись, стилист прошел вглубь главной комнаты. На маленьком стеклянном столике черного цвета прямо посередине стоял шарообразный аквариум с парой золотых рыбок, мирно плавающих среди водорослей и не обращающих внимание на присутствие человека. Он максимально приблизился к ним, прикоснувшись кончиком носа к стенке аквариума, и постучал по стеклу. Рыбы всполошились. Одна подплыла прямо к Курту, и он смог рассмотреть ее выпученные глаза. «Сбоку она, кажется, выглядела лучше», — подумалось ему, и парень отошел на шаг, снова с удивлением воззрившись на свою находку. Сзади послышались шаги и тихое покашливание. — Это подарок тебе. — Хаммел развернулся и выгнул бровь. — Чтобы было о ком заботиться. — Стилист вернулся к рыбкам, и Себастиан потупил взгляд в пол и провел рукой по шее. — Эм… Сейчас это, должно быть, выглядит неимоверно глупо. — На самом деле аквариум он приобрел, когда еще был зол на Фарфорового. Спонсор думал отправить ему рыбок как насмешку, а после, остыв, не знал, куда их деть. — Они милые. — Ты так считаешь? — удивился Смайт. — Да. — Парень сел на диван у столика. — Спасибо. Ну рыбки и рыбки на самом деле. Ничего впечатляющего. Но Курт чувствовал себя таким обязанным, что ему было неудобно. Стилист концентрировался лишь на себе и Блейне практически все время и только вчера задумался о Себастиане. Он ведь столько видел, столько выносил истерик и прочего от Хаммела, а почему-то все еще был рядом. Страницы журнала шелестели в руках стилиста, но он не слишком понимал их содержания: повсюду красивые картинки с людьми, одетыми во все яркое и вызывающее. Мелькавший где-то на фоне Смайт пружинисто походкой кружил по комнате, пока не остановился от прозвучавшего сигнала. — Да, отец? — вежливо и сдержано проговорил он, после чего шкодливо улыбнулся. — Себастиан, серьезно, тебе пора возвращаться, — сказал мужчина без предисловий. Не услышав ответа от сына, он продолжил: — Я пока не сказал ей… — И почему же ты еще не донес это известие до сведения сей неподражаемой леди, которую я знать не знаю? — Я уверен, ты передумаешь и вернешься, — строго заявил Смайт-старший. Его сын заливисто рассмеялся. — Ты действительно так считаешь или лишь хочешь так считать? — Для тебя не должно быть разницы, — поставил мужчина Себастиана на место. — Да? Потому что если ты действительно убежден в моем возвращении, то вынужден заявить, что я не твой сын. Отцы лучше знают своих сыновей, чем ты меня. Мы просто старые знакомые, вынужденные вести дела друг с другом. — Ты… под чем-то? — подозрительно спросил мужчина. — Ах, отец, — делано оскорбился юноша, — как ты мог даже представить подобное? — Тогда давай вернемся к обсуждению действительных дел, а не той чепухи, на которой мы застряли. — Как всегда, — по-детски, недовольно протянул Себастиан. — Неужели это все, что тебя заботит? — Я забочусь о тебе! — крикнул Смайт-старший, послышался звук удара кулака о стол. — Как обычно, возвращаемся к одному и тому же: «это для твоего же блага», «так будет лучше», «я побольше тебя знаю», «я принимаю решения, потому что опытнее», «ты слишком импульсивен, чтобы судить объективно» и прочее бла-бла-бла. — Мужчина задохнулся от возмущения, слова застряли в горле. Себастиан раздраженно вздохнул. — Окей, так о чем ты там хочешь поговорить? Отец сжал губы и вернул своему голосу холодности. — Во-первых, можно было с этого и начать. Во-вторых, я, правда, делаю все ради нашего благополучия. Возможно, смысл моих слов так никогда и не дойдет до тебя. Эта девушка — твоя будущая жена, наш счастливый билет. Только посмей упустить его! Второй раз такой шанс не представится. Твоя мать смогла бы тебя убедить. Что не так? Что мне предложить, чтобы ты согласился?.. Послушай, сын, я знаю, ты хороший мальчик, и… — мужчина умолк, заслышав громкий, совсем не добрый хохот сына. — Ты. Абсолютно. Ничего. Не. Знаешь. Обо. Мне! Где я, а? Я у одного парня. Ты должен был хотя бы слышать его имя, оно на слуху в последнее время. — Курт с выпученными, как у рыбы в аквариуме, глазами неверяще смотрел на спонсора. Смайт находу взглянул на него, подмигнул и продолжил наворачивать круги по комнате. — Подкинуть еще интересной информации о твоем сыне? — Себастиан, не стоит… — Стоит, папочка, еще как стоит, — Смайт-старший вздрогнул от такого обращения. — Ты ведь ничегошеньки не знаешь о моей личной жизни. Так давай просвещу. Я постоянно торчу на встречах, важных и неважных, и мероприятиях, где завожу множество знакомств. В том числе с миленьким мальчиками, согласными за деньги сделать все что угодно. Понимаешь, что из этого следует? Я регулярно назначаю им встречи, каждому по одной, больше не в силах вынести никто. Все они одинаковые: первый раз готовы запрыгнуть в постель просто так, а на второй не согласятся ни за что на свете. Но деньги — великая вещь. В первый раз их еще достаточно. Я накачиваю их таблетками до предела, лишая реальности происходящего. Я издеваюсь над ними, заставляю молить о пощаде и унижаться всеми возможными способами, я угнетаю их, лишаю свободы, заполняю собой все, становясь тьмой, оставляю шрамы там, докуда еще пока не способна добраться хирургия. В душе каждого я наследил достаточно. Себастиан нахально скалился, обнажая как зубы, так и свою сущность. Он взглянул на Курта, остолбеневшего парня, который своими широко раскрытыми глазами ясно смотрел в ответ, пытаясь увидеть что-то спрятанное куда глубже, но он не был напуган, нет. Спонсор глядел в его глаза, раздумывая о сказанном. Правильно ли он поступает? Отец, находившийся на том конце линии, был позабыт. Себастиан нажал на хрящ. — Отключить, — тихо сказал он. Потрясенный Смайт-старший так и сидел в своем кресле, ненашедшийся с ответом. Себастиан приблизился к Хаммелу и сел рядом на диван. Оба они сидели прямо, не поворачиваясь друг к другу, и наблюдали за плавающими рыбками, не знающими бед. — Ты тоже монстр, — прошептал Курт, еле шевеля губами, но Смайт все же расслышал. — Как и все мы, Принцесса, как и все мы. Через несколько мгновений стилист встал со своего места и, не сказав ни слова, покинул комнату. Юноша, оставаясь сидеть, проводил взглядом удаляющуюся фигуру. «Он увидел меня… И не смог принять». Спонсор глубоко вдохнул и прикрыл глаза, отгоняя от себя ненужное. «Если так, ну и ладно. Будет даже лучше… для всех нас». Отец перестанет искать с ним возможности связаться, позабыв навсегда, что у него есть сын. Курт… Курт будет сам искать выход из лабиринта, в котором бродит. Это пойдет ему на пользу. А сам Себастиан останется в полном одиночестве, зато ни у кого не будет ложных представлений о нем. *** Хаммел неслышно сел напротив спонсора, устроившегося на полу у панорамного окна. Задумчивый Смайт вскинул голову и недоуменно свел брови вместе. Он явно никак не ожидал, что Фарфоровый, вместо того, чтобы забиться в угол от такого чудовища, как он, боясь той же участи, что и прошлые знакомые Смайта, сам придет в его лапы поговорить. — Пришел сказать, что как-нибудь ночью, пока я сплю, убьешь меня за все то, что я делал? Юноша, прищурившись, шутливо улыбнулся, когда внутри в действительности был весьма взволнован, зачем Курт подошел. Парень ненадолго неумело приулыбнулся в ответ и перевел взгляд на кипящие жизнью улицы Капитолия. Он ничего не сказал. Себастиан сжал губы и несколько раз постучал ногой. Ему и правда очень хотелось знать, что думает стилист. А Курт, в свою очередь, и правда хотел понять спонсора, узнать его движущие силы, забраться глубоко-глубоко под кожу. То, что он видел, забираясь глубоко-глубоко в себя, ему опостылело. Он отрекся от самого себя. Курт устал, по-настоящему устал, полностью истощив живительные ресурсы. После последнего разговора с Блейном его глаза наконец открылись, и он увидел, насколько увяз во всей этой грязи. Поиски правды, ответов, отправной точки, ожидание трибута, постоянное обвинение себя, размышления о том, что могло быть и уже никогда не будет, беспросветная пучина страха и тьмы. Все, конец этому, довольно, с него хватит. — Так зачем же ты пришел? — допытывался спонсор. — Почему парни? Чем тебя не устроили девушки? — повернувшись лицом к Себастиану, спросил Хаммел. — Ну, я гей, — напомнил юноша. — Ну так какая разница, над кем издеваться? — «И правда, какая разница?» — задумался спонсор. — Я.. — Смайт еще не знал, что сказать, даже мысль в голове пока не сформировалась. — Я их не знаю — девушек. Они для меня чужие существа. С парнями проще хотя бы потому, что я сам парень. — А как же мать? — Потом, Хаммел, — строго отрезал Себастиан. — Окей. Зачем ты вообще тогда делал это? — Юноша вскинул брови. — Это вечер откровений? — съязвил он. — А ты что ожидал? — не прекратил ряд вопросов стилист. — Хорошо, а от тебя я услышу откровения? — Даже не надейся, — он критически покачал головой в довершение. Спонсор пораженно вздохнул. — Ты хотел знать, зачем я делал это? Возможно, чтобы не чувствовать себя таким одиноким, — фраза звучала немного вопросительно, как будто он спрашивал Курта, удовлетворит ли его этот вариант. Тот покачал головой — «не верю». Смайт вновь вздохнул, теперь с некоторою раздраженностью. — Ты сегодня такой допытливый или всегда? — бросил он риторически и поднял голову, задумавшись всерьез. — В своей жизни я ничего не выбирал, выбор делали за меня. Вся моя жизнь состояла из чьих-то указов, которым я должен был подчиняться, забыв о собственном нежелании. Ни разу никто не спросил, чего хочу я, за исключением, разве что, названия коктейля в баре, — усмехнулся он. — Не было ни единой возможности сделать что-то самому. Думаю, так я чувствовал в своих руках сосредоточение силы, могущества, власти. «Которыми не умел пользоваться», — добавил про себя стилист, а вслух сказал: — И что же теперь? — Я пошел наперекор построенным для меня планам. Они были как башня. Сломав один, я разрушил ее всю. Мое будущее было предопределено на годы вперед, сейчас же я не знаю и что случится завтра. Так непривычно, пугающе, но в этом все удовольствие, не так ли? Я строю свою собственную башню. Удовлетворил ли я твое любопытство? — Хаммел не отвечал. Кажется, ответ был исчерпывающим, и оба умолкли, задумавшись каждый о своем. На улицах столицы разом зажглись огни, и вместе с тем к Курту пришел внезапный вопрос: — Ты не пытался покончить со всем этим? - На лице Себастиана читался вопрос. — Я имею в виду умереть. — Мне вполне хватало той энергии, что переходила от парней. — Ты же не всю свою жизнь над людьми издеваешься, я надеюсь? — произнес стилист и пристально вгляделся в юношу. Тот не выдержал долго и рассмеялся. — Нет, нет. Сначала я был милым мальчиком. — Улыбка застыла на его лице, а картина из его жизни сама собой встала перед глазами. Себастиан распластался на кровати, блаженно качаясь на волнах охватившего его спокойствия. Ему никогда в жизни не было так хорошо. Серая жизнь, преследующая повсюду, не исчезла, но частично растворилась и отошла на далекий-далекий план. Все благодаря тому «золотому» коктейлю, что с ним поделились. Это достойный конец. О нем невозможно пожалеть. В комнату ворвался отец, а за ним и стая врачей, безжалостно вырвавших его из этого сладостного забвения. Те, кого, по словам Смайта-старшего, он должен благодарить всю оставшуюся жизнь, которая у него есть только из-за них. Но он никому не сказал спасибо, когда очнулся. Юноша встал, подошел к отцу, строго смотрящему на сына с презрением и отвращением, и, испытывая абсолютно идентичные чувства, плюнул ему в лицо. Ему было шестнадцать, и жизнь не стоила того, чтобы ее проживать. — … В общем, нет, даже не думал об этом. — Смайт с вызовом посмотрел на стилиста, посмеет ли тот сказать, что он лжет? Но Курт опять молчал. То источает вопросы с невиданной скоростью, то притихает совсем. - Эй! А откуда такой внезапный интерес? — Себастиан не был против, даже за. В какой-то мере ему было неприятно говорить о себе и своем прошлом, но Хаммел выглядел оживленным и более здоровым, и юноше не хотелось ему отказывать. — Просто интересно, — пожал плечами стилист, Смайт с явным скептицизмом взглянул на него. — Я уже говорил, чтобы ты не наделся на откровения с моей стороны? — Спонсор кивнул. Да, действительно, парень говорил об этом, так на что Смайт рассчитывал? Они снова притихли. Тишина не была гнетущей, но и не умиротворяющей — обычная тишина, обычное отсутствие звуков. Курт покусывал губу и исподлобья смотрел на спонсора, чей взгляд бл направлен на темнеющее небо и начинающие проступать на нем звезды. — Я не хочу вспоминать. — Хаммел зажмурился и замотал головой. На его лице проступили морщины, он страдал. Спонсор понимающе кивнул, продолжая смотреть в окно. — Я не хочу вспоминать… — горько шептал он медленнее. — Да, я понял. — Себастиан опустил взгляд и, оставив рот полуоткрытым, остановился. — Курт… Стилист спрятал лицо в руках, успокаиваясь, а когда убрал, Смайт увидел его горящие ледяным пламенем глаза. — Я не могу вернуться, — сказал он безумно, но шепотом, точно поведав какую-то тайну. — Хорошо… — У Себастиана не было идей, что сказать или сделать, однако стилист сам остановил его жестом руки и отвернулся. — Прости, — извинился он, развернувшись. — Бывают моменты, когда я не могу совладать с собой, — обыденно рассказал Курт, как будто это самое нормальное дело, происходящее со всеми. — Понимаю, — ответил спонсор, но нельзя понять, правда это была или нет.

Bastille — Flaws When all of your flaws and all of my flaws Are laid out one by one A wonderful part of the mess that we made We pick ourselves undone … All of your flaws and all of my flaws, When they have been exhumed We'll see that we need them to be who we are Without them we'd be doomed