Сохрани Мою Тень

Себастиан уже второй день подряд приходил на их с Куртом место и не находил его там. В первый раз он решил, что небольшой перерыв никому не повредит, хоть Хаммел и нарушил условия их соглашения. Однако придя назавтра, Смайт впал в недоумение: ему не приходила в голову мысль, что Курт может исчезнуть не на одни сутки. Тогда юноша подумал, что стоило бы сходить навестить его и напомнить об обещании. Прямо сейчас. Да. Только он развернулся, как его застигла вибрация в ухе. Недовольный Себастиан издал нечленораздельный звук, который можно было интерпретировать как: как же мне все это надоело, и нажал на маленький приборчик на хряще уха. — Принимай, — раздраженно распорядился спонсор. С кислой миной он слушал своего собеседника, иногда мыча, чтобы показать, что он еще здесь. Единственное только, напоследок юноша сказал: - Иду. — И закончил разговор. Планы поменялись, но он еще рассчитывал выкрасть немного времени вечером для Фарфорового. С тяжким вздохом Смайт поплелся на важную встречу. *** — Откуда?! Откуда у них мой голос? Как?! Как они смогли сделать это? Фарфорового всё ещё трясло от воспоминаний о дне ужасов. Вот уже второй день он безвылазно сидел у себя в комнатах. Стилист не мог позволить себе реагировать на людях также, как и в одиночестве. Его переживания должны были остаться только с ним. Хаммел принял весь свой морфлинг, что у него оставался. В окружении людей, Себастиана в особенности, нужно было постараться поймать момент, чтобы незаметно закинуть таблетку, но, когда ты один, данная проблема исчезает. Только выходит в итоге не совсем хорошо. Когда ты смотришь что-то на экране безотрывно и когда в руках у тебя тарелка с едой, ты не замечаешь, как она все пустеет и пустеет, пока совсем не оказывается пустой. Что-то похожее наблюдалось и у Курта. Не с той же частотой, конечно, но именно так он спустил весь свой запас таблеток в один вечер. А последний раз доставая морфлинг, Хаммел взял вдобавок другие таблетки. Говорят, уносит от одной такой сразу же и надолго, тем более в первый раз. На этот наркотик переходят те, кому морфлинга становится недостаточно и кому терять уже нечего. Зачем Курт взял их, он и сам не знал. С каждым проходящим часом, что он проводил без наркотиков, беспокойство его нарастало. Спокойная обстановка, окружавшая трибута, нагоняла еще больше тревоги на Курта. Его состояние стало похожим на состояние Андерсона в день ужасов: все казалось таящим в себе опасность, и оттого, что ничего не менялось, беспокойство Хаммела становилось для него тяжелее и тяжелее: «Я просто окончательно отхожу от действия таблеток», — заверял стилист сам не зная кого. И думал он и пришел к выводу, что в охватывающем его чувстве тревоги, не затемненном пеленой наркотика, выжить бы не смог. Полушутки, которые парень отпускал в связи со своим рассудком поначалу, теперь по-настоящему страшили его. Рассуждения Хаммела довели до того, что он окончательно уверился в том, что не сделал ничего плохого, чего можно было бы стыдиться. Ведь сейчас то он в полном порядке. Морфлинга жутко не хватало, но стилист не хотел себе в этом признаваться. Когда на экране показалась первая белка-переродок, Курта передернуло, и он подался вперед, чтобы не упустить ни единой мелочи. Когда на экране показались все белки, скрытые листвой, которых Андерсон видеть не мог, дыхание стилиста сперло, и он настолько впился глазами в происходящее, что создавалось впечатление, что Хаммел и сам там находится. Когда его любимый сказал свои последние слова, Курт всхлипнул и закрыл ладонью рот. Слезы непрерывным потоком заструились из его глаз. Когда тело трибута окончательно и бесповоротно было признано мертвым и его поднял в воздух и забрал планолет, стилист закричал. После он впал в неуправляемое безумие. Хаммел вскочил и начал сносить все, что ему попадалось под руку. Первой с размаху на пол отправилась так любимая им коллекция хрустальных зверей, мгновенно разбившаяся от падения; ее он взял из своего дома, чтобы хоть что-то напоминало ему родное место. Следующими в ход пошли дизайнерские вазы, оставшиеся от прошлых жильцов мастерской. Замыкали процессию птички, подвешенные к потолку, — еще одна его коллекция — о которых он вспомнил только когда с остальным было покончено. Стилист метался по всей комнате, как загнанный в клетку зверь. Еще больше став похожим на животное, он громко зарычал, и изо рта его донеслись невнятные звуки, будто говорил он на каком-то особом, ему одному известном языке. Вскоре пол стал полностью усыпанным осколками, мелкими предметами, частицами каких-то сломанных вещей. Под ярким лучом солнца стекло приобретало особую яркость и, отливая невообразимыми цветами, пол превратился во что-то ужасно прекрасное. Продвигаться сквозь эту захламленность было все сложнее, но Курт никак не хотел успокаиваться. Напротив, вслед за закончившимися легкими предметами пошли вещи более габаритные — мебель. Диван перевернут и жестоко растерзаны подушки, чайный столик валялся где-то совершенно в другом месте, шкафы, те, которые были уронены, во многом сломались. За всем этим занятием его застал электронный голос, сказавший: «У вас три новых сообщения». Покрасневший и мокрый он остановился и недоуменно уставился вперед: его вернули в эту реальность. — Давай любое, — ответил парень. — У вас четыре новых сообщения. — ВКЛЮЧАЙ, Я СКАЗАЛ!!! — яростно заорал стилист. — Сообщение номер один: «Здравствуйте, мистер Хаммел. Я из «Panem Today». В связи с произошедшими событиями, — тараторил говорящий, — мы настоятельно рекомендуем дать нам интервью. Всего несколько вопросов, это не займет много времени. Хотя всем нам бы хотелось услышать от вас как можно больше. Может, специальное интервью?.. Мы знаем очень мало их этой истории, но она представляется нам очень интересной. Смерть вашего любимого… — драматично начал мужчина, но закончить ему суждено не было, точнее, чтобы Курт услышал этот конец. «Большая утрата для нас, — было далее в сообщении, но стилист прервал воспроизведение, закричав: — ЗАКРОЙ СВОЙ ПОГАНЫЙ РОТ!!! — И он вернулся к своему собственному миру. Хаммел тяжело дышал, оглядывая свое лучшее творение в поисках несовершенств, когда краем уха услышал стук в дверь. «Блейн! Только он так стучит». Парень был обрадован, как ребенок. Лицо осветила счастливая улыбка, и он побежал ко входу, натыкаясь на все разбросанное, раня свои ноги попадавшимися осколками. Сияя, Хаммел настежь распахнул дверь, однако за ней никого не оказалось. Курт, накрытый осознанием, как волной, в этот миг потерялся. Исчезли ориентиры, и не на что было опереться. Устойчивая поверхность ушла из-под ног, и стилист полетел в пропасть. Теперь же он впал в апатию и двигался невероятно медленно. Вернувшись в комнату, Курт шел вперед, временами нагибаясь, чтобы поднять осколок. Маленький мальчик на морском берегу с солью на губах собирает красивые камушки, чтобы пополнить свою коллекцию. В жизни, правда, все было не столь романтично. Стилист с полностью занятыми руками зашел в ванную и, скатившись по стене, сел. Он аккуратно стал раскладывать кусочки, недавно еще существовавшие в виде целых вещей, перед собой, после чего неторопливо брал в руки по одному и вертел, дабы осмотреть со всех сторон. Какие-то парень отложил вправо, какие-то влево. В конце концов Хаммел крепко сжал выбранный им осколок и встал перед зеркалом, положив руки на прозрачную раковину. К сливу скатилась одинокая капелька, стилист смотрел на нее на протяжении всего пути, пока она не исчезла, оставив за собой красную дорожку, а потом взглянул на свое отражение. Он покачал головой - нет, так нельзя. Переодевшись под периодически звучавшие оповещения о новых сообщениях и умывшись, пройдясь расческой по волосам и уложив их, Фарфоровый, нисколько не показав, что доволен, вернулся к прерванному. За время подготовки он холодно рассчитал, что все именно так и должно происходить. Парень рассмотрел свою левую руку, правая же держала осколок рядом с нежной кожей первой. Он твердо прижал к ней край этого осколка и медленно повел его вверх. Получилась лишь прямая белая линия. Нужно было придавить осколок сильнее, но Курт почувствовал, что не сможет сделать это. Он лихорадочно огляделся в поисках чего-либо более острого. Белая полоса, оставленная осколком, покраснела, и в том месте начало покалывать. В любом доме в каждом дистрикте и даже в самом Капитолии есть кухня, и на ней есть ножи. В тренировочном же центре, кроме столовых, ножей не было. Во-первых, зачем они там, где ими не пользуются;, а во-вторых, Капитолий всеми силами старался предотвратить самоубийства трибутов перед играми. Вот только он не трибут, и ему срочно нужно что-то острое. Сорвавшись с места, Курт быстрым шагом пошел в дальнюю часть апартаментов — непосредственно мастерскую. Он ведь не только придумывает костюмы, но и сам занимается их претворением в жизнь, то есть шитьем. Сюда он не заходил, устраивая погром. Со стола полетели ненужные вещи: пуговицы, нитки, кусочки ткани, ленты, веревки, резинки, замочки — в общем, все, кроме того, что он искал — больших острых ножниц. Возвращаясь обратно в ванную, кончиком указательного пальца стилист провел по лезвию и прикоснулся к острию. «Пока еще не затупились. Отлично. Возможно, с ними попытка будет более удачной». Хаммела трясло. Ножницы не хотели лежать в руке и были чужими. Их конструкция, в отличие от ножа, не была предусмотрена для такого. Стилист выходившей из-под контроля рукой все пытался подобрать удобное положение. Поняв, что так ничего не добьется, он остервенело полоснул себя по бледной, будто бумага, руке. Вспышка боли пронзила его тело, и он, сжав зубы до треска, зажмурился и ударил еще. Еще и еще. Было это однако не столь результативно. Что-то внутри парня не давало ему искалечиться. Вскрикнув, он со злостью отбросил от себя ставшие алыми ножницы. — Даже сдохнуть нормально не могу! — в поражении сказал Курт и всмотрелся в зеркало, ища в себе что-то неправильное, что мешало ему. Он с силой ударил рукой по раковине от беспомощности. Ладонь окрасилась кровью, из-за чего на раковине остался отпечаток. Стилист закрыл руками лицо, все еще дрожа, и вновь вернулся к месту, где были заботливо разложены осколки. Вдруг он убрал руки и в озарении полез к шкафчикам со своими кремами и другими средствами для ухода. Там же стилист прятал таблетки. Он взял пузырек и, завороженный, смотрел, как проходит через стекло свет. Курт вытряхнул все содержимое себе на ладонь. Многое сразу же просыпалось и оказалось на полу. И пока он собирал непослушные таблетки, от него убегали и другие. Это очень его бесило. Такое чувство, что он вознамерился собрать в руку абсолютно все. В момент, когда Хаммел был готов разбросать все к чертям, он с усилием воли остановил себя. Теперь же стилист смотрел на таблетки в своей руке как на волшебство. Такой сочетающийся с красным желтый становился оранжевым, окрашиваясь кровью от одной к другой таблетке. В руке появился стакан с водой. — По-другому никак, — искусав губы, сказал свои последние слова Курт, прощаясь с этим миром.

Troye Sivan — Happy Little Pill My happy little pill Take me away Dry my eyes Bring colour to my skin My sweet little pill Take my hunger but within Numb my skin

*** Смайт направлялся к апартаментам стилистов Дистрикта-7. Дойдя, спонсор уставился на четыре абсолютно одинаковых двери. Он изрядно поломал голову над тем, где чья. Большинство сменных людей, принимающих участие непосредственно при подготовке на время или окончательно вернулись в свои дома, поэтому Себастиан пришел к выводу, что неплохо было бы постучать в каждую дверь. Только он занес руку перед первой, приготовившись, как увидел, что в самом конце коридора дверь была чуть приоткрыта. Туда юноша и отправился. Аккуратно, чтобы не вызвать лишнего шума, он вошел внутрь, не исключая вероятности ошибки. С порога же спонсор произнес: — Хаммел? Сегодня уже наступило? В ответ, кроме тишины, Смайт ничего не услышал. «Ладно, раз никто не против, я пройду дальше», — принял решение он. Заглянув в следующие комнаты, Себастиан застыл: первым, что бросалось в глаза, был царивший там бардак, даже погром. Юноша прошел вперед, оглядываясь по сторонам, чтобы все рассмотреть. Под дорогими лакированными туфлями спонсора трещало и крошилось стекло. Стены были пусты, все сметено на пол. Смайт подумал, что ему стоит посмотреть другие комнаты. Веселье его давно уже испарилось. Когда он шел мимо ванной, услышал чей-то всхлип и невнятную речь знакомого голоса. — Курт? — Себастиан отворил дверь. От увиденного им одинокой фигуры стилиста, заляпанной кровью и загипнотизировано смотрящей на свою ладонь, глаза юноши поползли на лоб. Он молнией подлетел к Хаммелу, чтобы выбить таблетки из руки, крича: — Ты что творишь?! Лишенный орудия убийства Курт перевел свой пронзительный взгляд на Смайта. Он был несколько озадачен. — Блейн? — с придыханием прошептал стилист. — Нет тут твоего Блейна. — Себастиан, хоть и старался говорить спокойно, не слишком преуспевал в этом: голос выдавал испуг. Это стилист и сам понял. Тогда, потеряв всякий интерес к персоне спонсора, как будто того не существовало, он стал поочередно поднимать и снова осматривать осколки. — Хаммел! — Нет ответа. — Хаммел, ты меня слышишь? — Не дождавшись реакции, Себастиан начал трясти парня за плечи. — Ты должен посмотреть на меня, — приказал он. Когда стилист все-таки поднял помутневший, ни на чем не фокусирующийся взгляд юноша продолжил: — Что с тобой, черт возьми, происходит? Ты сам понимаешь, что творишь? Однако Смайт не питал больших надежд на то, что услышит объяснения. Минуту он внимательно всматривался в лицо Курта. Потом спонсор взял в свои руки его и повернул их запястьями вверх. Стилист попытался вырваться, но слишком вяло, чтобы это привело хоть к какому-нибудь результату, и больше для вида. Раны были неровными, рваными. Себастиан огляделся, но не увидел, чем стилист мог так раскромсать свои руки. Он встал и потянул за собой Хаммела. От него остался красный след на полу. Спонсор опустил взгляд, заметил, что Курт был босоног и, закрыв глаза, чтобы прийти в себя, покачал головой. — Нужно срочно с этим что-то делать, — медленно проговорил он. Хаммел не возражал, похоже, он вообще не осознавал происходящего. Смайт забинтовал раны, но повязка в скором же времени начала окрашиваться, поэтому, не зная, что делать, юноша положил бинты в больший слой. Когда спонсор счел это достаточным, сказал: — Пошли, ляжешь. Стилист, ничего не сказав, пошел в спальню за Себастианом, еле влача ноги. Тот положил его и вышел. Но Курту совсем не хотелось спать, поэтому он встал и тоже пошел из комнаты. Смайт стоял посреди разгромленного зала, когда услышал позади тихий звук ломающегося стекла. — Ты такая истеричка… — сказал юноша, оборачиваясь. — Я тебя положил спать вообще-то. — Курт словно и не видел перед собой кого-либо еще. Он, как маньяк, наклонился подбирать осколки. — Брось! — Себастиан ударил парня по рукам. — Пошли обратно. На этот раз спонсор остался и присел на край кровати. — Не так я себе это представлял, — усмехнулся он, доставая что-то из внутреннего кармана пиджака. — На выпей. — И протянул Курту таблетку. Парень, оживившись, быстро закинул ее в рот и лег, укрываясь одеялом. Он все ожидал, когда накатит долгожданное морфлинговое спокойствие, но ничего не почувствовал, уснув через пару минут.