Когда исчезает тень?

- Пожалуйста, хватит… - стонал Тецуя. Он кончал от мануальных ласк Мидоримы уже четвертый раз подряд, но бомбардир не останавливался, продолжая мучить Куроко. - Я уже говорил: нет. – В голосе Мидоримы слышалось раздражение. Он не любил повторять одно и то же, но Куроко постоянно просил его остановиться. Каждый раз, чтобы возбудить член Тецуи и заставить его кончить, времени требовалось все больше, а семени выходило все меньше. Мидорима ждал тот момент, когда спермы не останется совсем. Ему было интересно это немного… с научной точки зрения. Да, стоны и разгорячённое тело Куроко возбуждали, и он одновременно дрочил его и свой член, но кончив пару раз, желания стало меньше, а внизу начало слегка болеть. Интересно, что же испытывал Куроко? Судя по его лицу - боль. А наслаждение? Ему было приятно? Что он почувствует, когда член будет кончать всухую? Куроко было больно. Мидорима уже не пользовался левой рукой, вероятно боясь ее случайно повредить, он дрочил ему правой. Кроме боли было возбуждение. Не такое, как раньше. Такого Куроко не испытывал никогда. Это возбуждение ни в какое сравнение не шло с тем вынужденным, что он получал от надавливания на простату. Чувствительность головки повысилась настолько, что от прикосновения пальца бомбардира к уретре Тецуи внутри все словно сжималось. Внизу будто бы плавилось железо, а затем текло, порываясь выплеснуться к нему на живот. Больно, однозначно больно. Снова слезы, которые он пытался унять, но не мог. Снова мольбы, которые он зарекся ни за что не произносить, но говорил. Тецуя повторял снова и снова: «Мидорима-кун, пожалуйста…». В пятый раз из уретры почти ничего не вышло, и Мидорима наконец прекратил. Он брезгливо отпустил покрасневший обмякший член и тот с хлюпающим звуком упал в лужицу спермы. Куроко задержал дыхание, чтобы успокоиться. Теперь-то уж он сможет перестать плакать. - Тебе было приятно? – спросил Мидорима. Куроко удивленно посмотрел на него. Он шутит? - Больно… - тихо произнес Тецуя. Рыдания прекратились, но голос был хриплым, измученным и очень плаксивым. - Это я знаю, - отстраненно и холодно. – Расскажи о возбуждении. Это ведь не так, как обычно… Куроко испытал прилив такой агрессии и злости, что на мгновение ему показалось - он сможет разорвать веревку и вцепиться Мидориме в горло. Нет, это было не так. Он сильно дернулся, от чего уже стертые в кровь руки заболели, возвращая Куроко к суровой реальности. Снова страх, отчаяние и боль, которые целиком поглощали всю его злость. - Это… больно, - повторил Куроко. Мидорима молча развел ноги Тецуи, возвращаясь к прежней позе. Куроко с ужасом смотрел. Что? Еще не все? – Мидорима-кун, я больше не могу, хватит, - сказал он чуть громче и настойчивее. Разве он не должен следить за его, состоянием? Разве не должен лечить, а не калечить? - Там, где ты больше не можешь, я трогать не собираюсь, - безразлично сказал Мидорима. Он возбудил свой член несколькими движениями руки, а затем приставил его к анусу Куроко. В этот раз вошел сразу на всю длину, из-за чего Куроко вскрикнул и дернулся. По запястьям потекла кровь, а из глаз слезы. Мидориму раздражало, что Куроко все время плачет. Раздражало, что он так открыто показывает свою боль. По мнению Шинтаро, это было слишком эгоистично с его стороны. За ним следят, ухаживают, везде ходят, а он постоянно ноет и дергает руками, сдирая их кожу до крови. А уж, сколько заботы и внимания Мидорима вложил в ласки его члена своей забрасывающей рукой… мог бы быть чуть более благодарным. Он хотел, чтобы Куроко понравилось. Столько усилий… а этот мальчишка их так и не оценил. Мидорима трахал долго и грубо. Не только потому, что Куроко дергался и плакал. Это конечно раздражало, но все же дело было в другом. Шинтаро хотелось больше, чем он получал. Хотелось видеть «плоды» своих стараний. И он видел, однако не то, что хотел. Вместо румянца смущения – краснота от слез, вместо похотливых стонов – стенания и всхлипы. Хотелось удушить мальчишку за его слабость. Мальчишке хотелось того же. Прямо сейчас Куроко себя ненавидел искренне и самозабвенно за глупость и… эту же самую слабость. Как он допустил? Как не разглядел? Он должен был знать, предугадать или догадаться, на что способны Поколение Чудес… От того, что Мидорима задевал и стимулировал простату, член Куроко снова встал. Не сразу, но это произошло. Не было больно до тех пор, пока Тецуя не захотел кончить, просто нечем. Мышцы судорожно сжались несколько раз, но вышло лишь немного мутноватой смазки. Мидорима кончил одновременно с ним, в этот раз, излившись внутрь Куроко. - Идиот, - выдохнул Шинтаро, вытаскивая член. Он накинул на себя полотенце и вышел за дверь, вероятно собираясь принять душ. Куроко остался один. Один в самом широком смысле этого слова. Ни одной мысли, и в голове пустота. Словно кто-то выключил его, поставив на паузу. Боль в теле притупилась, но она была хоть чем-то, что он мог чувствовать. Больше ничего, словно жизнь уже прекратилась и никогда не возобновиться. Он вдруг заметил кровь, стекающую по руке. Несколько тонких красных ручейков соединились на сгибе локтя. Такая яркая, такая красная, такая… его. Выключатель щелкнул, и он почувствовал сразу всё. Болели руки, бедра, анус и его член. Холодно. Усталость в теле, и то же самое в душе. А еще… облегчение. Все закончено, он в безопасности. Больше ничего не случится, Куроко один. Тецуя хватался за только что созданную его собственным сознанием иллюзию, иллюзию того, что он неуязвим. Больнее уже не будет, хуже не будет, ничего не будет. Он все пережил. Куроко закрыл глаза и… отключился. Он проснулся от того, что кто-то хлопал его по щекам. Мидорима склонился над Куроко уже одетый, от него приятно пахло каким-то шампунем, и это перебивало запах спермы, исходящий от тела Тецуи. Однако стоило Шинтаро отстраниться, очнувшийся Куроко тут же почувствовал резкую вонь. Мидорима принялся развязывать веревки, и это оказалось для Тецуи больнее, чем просто лежать со связанными руками. Когда он, наконец, взглянул на свои запястья – ужаснулся. Веревка и раньше ему натирала, но это были всего лишь красноватые полосы на коже. Теперь же – яркие багровые ссадины, из которых сочилась кровь. Больно, очень больно. Его руки начали трястись, но Мидорима крепко сжал их выше запястий. - Это скоро заживет, - сказал он. – Не нужно было так дергать руками. - П-прости, Мидорима-кун, - прошептал Куроко. Он искренне считал, что виноват сам, виноват во всем. Будь он другим, умнее и сильнее, ничего бы не случилось. Или… он должен был быть тише и незаметнее? Может быть, покорнее? Пока Куроко думал о том, когда, где и как он ошибся, Мидорима уже обрабатывал его раны. Ссадины шипели, пенились и ужасно щипали, после чего окрашенная красным жидкость стекала в белую раковину. Куроко залез в ванну, собираясь принять душ. Мидорима решил, что будет быстрее, если он помоет его сам, чем ждать, пока это сделает заторможенный Куроко. Мыл аккуратно, не касаясь мыльной пеной ссадин, а затем мыл внутри… там, где осталась сперма. Он уже делал так после Акаши, но тогда Куроко был немного другой. Смущался и пытался сделать все самостоятельно. Сейчас Мидориме он казался сломанной игрушкой, которую срочно надо починить, пока хозяин не заметил. Впрочем, Шинтаро не боялся гнева Акаши, хотя не хотел лишний раз с ним конфликтовать. Он боялся другого: вдруг с него снимут такую приятную обязанность, как заботу о Куроко? Чушь… никто лучше него не справится. Никто не захочет. А этот глупый мальчишка совсем его не ценит! Мидорима злился, с силой растирая мочалкой бледную кожу Куроко. Куроко молчал, пребывая где-то глубоко внутри себя. Там было пусто, темно и холодно, а еще… не было никакого Мидоримы. Только он один… в высшей степени проявления одиночества. - Прости, что я тебя люблю, - неожиданно среди пустоты. Этот голос не извне, откуда-то изнутри. Куроко просто вспомнил то, что давно забыл. - Что за странные слова, Акаши-кун? – тихо рассмеялся Куроко. – И что значит "ты меня любишь"? – уже серьезно. - Что я могу причинить тебе боль, - спокойно. Но вдруг на губах капитана появилась широкая улыбка. – Это же шутка. Разве ты не понял, Куроко? - Прости, нет, - смущенно извинился Куроко. – Юмор Акаши-куна всегда такой… странный. - Да, ты прав. Кажется, я не умею шутить… - Акаши-кун! – вскрикнул Куроко. Мидорима удивленно на него посмотрел и продолжил вытирать полотенцем мокрые голубые волосы. - Тебе нужен Акаши? – спросил он. - Мидорима-кун? – Тецуя взглянул на Шинтаро так, будто только что его заметил. Мидориме этот взгляд не понравился. Ему вообще ничего не нравилось, он был в крайне плохом настроении. Раки сегодня самые неудачные в рейтинге, и тут не смог бы помочь даже талисман. - Акаши дома нет, но могу позвать для тебя Кисе. - Нет, не надо… и… Акаши тоже не надо. Скажи, Мидорима-кун… когда ко мне придёт Аомине? Мидорима тяжело вздохнул, убирая полотенце. Из шкафчика под раковиной он достал свежую одежду для Куроко. - Я не знаю, - ответил Шинтаро, когда Куроко принялся одеваться. – Давай быстрее, время твоего завтрака итак давно прошло. О еде Куроко и вовсе не вспоминал. Он не чувствовал голода уже давно и как будто забыл, что это такое. Ел, потому что его заставляли. Впрочем, как и все, что он делал. Тецуя подумал, что и живет он сейчас только потому, что его заставляют жить. Проще было бы сойти с ума, но он почему-то все еще понимал, что происходит.