36 дней моей жизни.

Пока Заки отвлекал Гейтса своими разговорами, тот успел закончить роспись на стене. Теперь просыпаться стало приятнее, даже казалось, что откуда-то веет прохладный лесной ветер, хотя Брайан всего лишь приоткрыл окно, чтобы запах акриловых красок выветрился из его комнаты. Туман так и не рассеивался, однако это не помешало Гейтсу выбраться на свет Божий погулять. Он даже не сомневался, куда доведут его ноги, так что оставил все попытки сопротивляться самому себе. Под ногами всё меньше хлюпал грязный мокрый снег, дороги очистили, так что это был просто влажный асфальт, что не могло не радовать, потому как Брайан задолбался после каждой прогулки сушить кеды и очищать их от налипшего снега. Син неторопливо шёл, смотря под ноги и держа руки в карманах. Почему он даже с закрытыми глазами может найти эту дорогу, если ходил к дому Джимми несколько раз? Почему ему даже не стыдно за то, что ошивается под этими окнами? Его просто никто там не видит и не ждёт. Чем он похож на умопомешавшегося, преследующего человека, с которым они ни разу не перекидывались ни фразой? При отдалённом рассмотрении—ничем. Так что можно спокойно стоять под окнами и смотреть в туманную пелену, скрывающую небо. Вдруг Брайан остановился. Камушек под ногой знакомый, значит, дошёл до дома Джимми. Откуда-то сверху, но совсем близко, с третьего этажа, пожалуй, была слышна музыка. Кто-то слушал запись игры на пианино или играл сам возле открытого окна. Гейтс остановился как вкопанный с поднятой наверх головой. Это точно не классика: ничего вычурного, слишком простая композиция,—и не запись: звук настолько чистый, будто кто-то сидит и наигрывает грустную мелодию сам. Ноты пронимали до самого сердца, словно сочинивший музыку был точно в таком же отчаянии, как и Гейтс. На ум приходили грустные слова: "потеря", "покинутый", "несчастье", "тщетное ожидание"... Монотонная спокойная мелодия, но откуда в ней столько печали? Почему Брайан так сильно чувствует каждую эмоцию? Не он ли потерял, остался покинутым в своём несчастье и теперь тщетно ждёт чуда? Не он ли бросил работу и впал в депрессию, устав от рутинной жизни, когда в ней забил лучик разнообразия, который звали Джимми?... -Джимми, перестань играть у открытого окна: и так болеешь!-крикнул женский голос. Пианист оборвал музыку... Сердце Гейтса подскочило ближе к глотке. Джимми?! Тот самый? Его Джимми? Он сейчас играл на пианино? Это... Невероятно! Он так играет, что... Что... В душе пробиваются чёрные дыры. Гейтс попытался представить, как длинные пальцы объекта его сумасшествия летают по клавишам пианино... Или фортепьяно—мало ли что у него там стоит в квартире. Как льдисто-голубые глаза из-за очков сосредоточенно наблюдают за каждым движением рук своего обладателя, как напряжённо сжаты губы Джимми... Как хочется подойти сзади и положить руки на плечи, чтобы он расслабился хоть немного. Сверху вновь послышались звуки, но более приглушённые: Джеймс отсел от окна. Из-под пальцев полилась новая музыка, ещё более нежная, чем композиция, сыгранная до неё. Гейтс завороженно смотрел наверх, пытаясь разглядеть огонёк люстры, но туман был слишком густой. -Джимми!!!-вырвалось протяжным стоном изо рта Брайана вместе со струёй пара. Пианист вновь перестал играть и, кажется, подошёл к окну, чтобы увидеть того, что его звал... Гейтс был уже далеко от дома Джеймса, чувствуя столько стыда, сколько не испытывал ещё целый мир.