36 дней моей жизни.

Почти весь вечер Брайан провёл с карандашом в руке, рисуя лес, который ему посчастливилось увидеть после работы. Син не решился расписывать все стены квартиры, только пустую в своей спальне, которая раздражала его больше всего. Однако, и там работы выдалось немало. Где-то к половине третьего ночи он дорисовал последнюю сосну, упиравшуюся в плинтус на потолке, и решил дать себе отдохнуть, чтобы утром со свежими силами усесться за написание самой большой картины. Гейтс позавтракал чашкой кофе, параллельно разбавляя в крышках энное количество красок, потому как банки оказались примерно полулитровыми. Закончив предварительную подготовку, Хейнер взгромоздился под потолок, на самую верхнюю площадку стремянки, и принялся закрашивать карандашные контуры самой толстой из найденных кистей. И без того запачканную белую футболку покрывали всё новые и новые брызги краски: тёмно-зелёные, коричневые, чёрные, кристально-голубые... Оттенки пасмурного неба покрывали его дрожащие руки. Нет, те глаза не похожи на пасмурное небо, в радужке можно утонуть, как будто тебя затягивает под лёд, смыкающийся над тобой, когда голова оказывается погружённой в ледяную воду... Даже здесь Джимми никак не может оставить его в покое. Его присутствие можно почувствовать кожей, как будто он ходит позади Гейтса, словно призрак. Он преследует, заставляя все мысли обращаться к нему. Ничего и никого не существует в мире, кроме Джеймса. Разве можно... Превратить человека в свою религию, сделать своим наркотиком, которому можно поклоняться? Для кого-то это сумасшествие и дикость... Кроме Гейтса, пожалуй. Он влюблён и теряет голову, иначе не сидел бы сейчас на стремянке и не пытался оттенком потемнее прорисовать сосновые иголки на тёмно-изумрудных облаках краски. Густой акрил оставляет за собой бугорки, как гуашь, делая картинку ещё более живой и объёмной. В ход идёт кисть, лежавшая в коричневой краске. Откуда-то сверху начинают стекать всё ниже и ниже по стволу тёмные ручейки, заполоняя белоснежное пространство обоев. Почему он столько смысла вкладывает в каждый взгляд Джимми за то время, пока они виделись на остановке? Столько сомнений было о том, надумал ли Гейтс, что он нравится этому парню, или нет. Почему и сейчас он на тридцать процентов уверен, что Джеймс к нему ничего не чувствует? В обществе не принято так открыто пялиться на людей, как это делал Синистер, видя своего знакомого... Значит, парню с остановки ничего не оставалось, кроме как изучать рассматривавшего его человека, ожидая, что тот что-нибудь скажет или спросит, иначе зачем он так смотрел на него?... Нет, это всё враньё! Хорошо, может в самом начале, но потом...? Разве из невинного рассматривания друг друга это всё потом не перешло в немые разговоры одними глазами, которые так туго понимает Гейтс? Возможно, всё это время Джимми пытался что-то сказать. Но что...? О Боже, почему Син опять так себя запутал? -Что ты делаешь?-послышался голос откуда-то сзади. Брайан обернулся и увидел стоявшего в дверном проёме Заки, сложившего на груди руки и осматривавшего стену, над которой трудился его друг. -Разве перед визитом не надо позвонить и спросить, можно ли зайти?-усмехнулся Гейтс, возвращаясь к стволам сосен. -Ага, конечно, особенно сумасшедшим влюблённым, вроде тебя,-язвительно произнёс Бэйкер, заходя в комнату,-Что ты рисуешь? -Лес,-задумчиво пробормотал Син, осторожно водя кистью,-Ты знал, что чуть дальше от нашей работы он есть? -Что? Лес? Нет. Я не езжу дальше работы в ту сторону... А ты какого чёрта там забыл?-он присел на самый краюшек кровати, чтобы рассмотреть работу своего друга поближе. -Гулял после того, как Джейкоби выгнал меня в месячный отпуск, сказав, что ты один без меня неплохо справляешься. Раз уж у меня в запасе четыре недели, то... Почему бы не расписать эту дурацкую скучную стену?-вздыхает и берёт крышку с более тёмным оттенком коричневого. -Шэддикс сказал, что я тоже в отпуск отправляюсь... Бессрочный. Или пока туман не исчезнет, потому что в офисе невозможно сидеть и ничего не делать. Раз так, то я буду приходить к тебе каждый день, Бри. -Зачем? -Затем, что ты сумасшедший, дорогой мой Брайан. И я боюсь, что ты сведёшь счёты с жизнью в конце концов,-ухмыльнулся Заки. -Не дождёшься!-огрызнулся Син,-По крайней мере, если Джимми не скажет мне "Нет". -Доверяешь свою жизнь тому, о ком ничего не знаешь? Забавно, забавно...-Бэйкер покачал головой,-Только не слишком разумно. Может, ты ему совсем не нужен. -Замолчи ради мира во всём мире, пока я тебя краской не облил!-недовольно проворчал Гейтс. -Ты злишься? Это мило, но ничем хорошим не кончится. -До меня дошло, что наша с ним игра в гляделки оказалась чем-то большим, чем разглядыванием друг друга. Мне кажется, Джимми что-то пытался мне сказать, только я не смог до этого дойти мозгами: никогда не разбирался в подобной пурге. Теперь... Поезд ушёл,-вздохнул грустно Гейтс, почёсывая концом кисточки оголившуюся поясницу. -Ага, "Эй, придурок, перестань стоять и пялиться—подойди ко мне!",-Заки выпустил какой-то едкий смешок. -Возможно, вполне возможно,-кивнул Брайан, спускаясь на ступеньку пониже. -Принимаешь мою шутку за чистую монету? Не похоже на тебя, Бри... -В твоих шутках бывает доля правды, а она мне сейчас нужна, как воздух, лишь бы в итоге добраться до Джимми. Осталось всего четыре дня, прежде чем мой негласный срок окончится... Потом придётся придумывать новые правила к действиям,-Синистер спустился ещё ниже. -Что, надежда умирает последней? Вместе с верой и любовью? -Да. Хейнер знал, что ничего не добьётся от Заки, кроме новых нанесённых ран в районе чёрной дыры, называвшейся его сердцем. Он из коже вон лез, лишь бы перестать думать о Джеймсе хоть на секунду, отвлекая себя некогда затерянным увлечением—рисованием,—ибо в этом и был смысл бытия художника: выпасть из реальности и разрушающих её проблем через создание картин, думая лишь о том, в какой пропорции нужно смешать краски, чтобы они подходили по цветовой гамме. Но даже сидение под потолком с кистью в зубах никак не помогало Брайану: каждый оттенок по-своему возвращал его к предмету сумасшествия, особенно голубой, так не похожий на его глаза. Бэйкер раззадоривал его, бередил открытую кровоточащую рану каждым сказанным словом, насмехаясь над чувствами Гейтса к тому парню, которого он никогда не видел. Возможно, в этом была вина самого Брайана: не следовало доверять другу свою тайну, разрушавшую его психику камушек за камушком. Но радовало одно: оставалось продержаться всего четыре дня, прежде чем случится что-то новое—уж Хейнер это чувствовал.