Джурджевдан

- Главное ничего не оставить! Прошедшая свадьба не принесла Ольге Валерьяновне покоя. Она по-прежнему не находила себе места – за день до отъезда ей пришла идея отметить все чемоданы и коробки в соответствии с содержимым. Изрезав кучу ткани, она все же исполнила свою задумку: на футлярах со стеклом и фарфором появились голубые лоскутки, на мебели – красные. Когда вещи начали грузить, княгиня все время бегала за ними с улицы в дом, умоляя быть осторожнее. Мария была замужем уже десять дней, но каждый этот день не делал ее счастливей. Она понимала – скоро, совсем скоро она сядет в поезд и уедет, а ее родные останутся. Видеться часто не получится, лишь письма можно посылать сколько угодно, но разве они заменят семью? От нее не скрывалось, как все грустнее становятся братья, молчаливей отец и, напротив, разговорчивей мачеха, каждую свободную минутку пытающаяся занять ее делом рядом с собой, что сестренки прибегают к ней чаще и обнимают…. И обнимает Георгий – и лишь в этих объятиях она забывалась. Сербия близко. Сербия – почти кусочек России, там так мало что отличается. - Боже спаси, боже храни, српског Краља, српски род, - немузыкально напевал принц, переплетая свои пальцы с ее. - Боже, Царя храни! Сильный, державный. Царствуй на славу, на славу нам, - отвечала Мария уже своим гимном. – Вот видишь, снова похоже. «Орел на гербе? У нас такой же! Белград? А в России Белгород имеется. Хоть и не столица далеко, но все же есть. Много общего. Очень много…» В последний день в Петербурге Георгий уехал на какой-то полковой смотр то ли Измайловского, то ли Преображенского полка. Допоздна просил не ждать, в город не возвращаться, а оставаться в Царском – пообещал приехать поздно ночью или утром и отправился. То, что он просто хотел дать ей проститься, не вызывало сомнений – королевич все эти дни был ужасно чутким. Его прежний образ, кажется, слегка поблек, освобождая место для нового – и сразу вспомнился бал-маскарад у графини Клейнмихель, прекрасный вечер, данный в честь их свадьбы. Ее окружала красота – прекрасные костюмы, богато украшенные залы. Георгий в русском костюме сокольничего, братья, наконец-то разговаривающие с ним почти свободно. Помнила как подкашивались ноги, когда она танцевала соло, как потом дрожало все внутри от счастья от короткого замечания графини – «ваш муж, дорогая, ужасно мил». «Он, оказывается, такой душенька, Мари» - наперебой сообщали ей молоденькие княжны. А ведь совсем недавно они же и слышать не хотели ни о каких оправданиях поступков Георгия. А потом снова удивила сестренка, но не Наталья, как обычно, а Ирина. В вечер перед отъездом Марии она вышла из своей комнаты, волоча объемный узел с зеленым лоскутком – знаком одежды и тканей. Свалив его в кучу приготовленных к отправке вещей, она усадила сверху куклу и промокнула лоб платочком. - Что это?- спросила княгиня удивленно. - Я уезжаю, мама, - сообщала девочка серьезно. – Я выхожу замуж. - Что? - Я буду жить у Мариши. Мы будем пить чай с пирожными и гулять в саду. - Прекрасно, - судорожно кивнула Ольга Валерьяновна. – А замуж ты за кого собралась? - Как за кого? – Ирина кокетливо улыбнулась и напялила шляпу. – За Павла. Забыв о печали, расхохоталась Мария, Дмитрий едва не уронил крышку рояля на голову покатившегося со смеха брата. На лестнице громыхнуло. - Хочу замуж!!!!!!!! – завизжала Наталья пронзительно и понеслась вниз по ступенькам, но оступилась и покатилась вниз. Остаток дня семейство лечило Наташины синяки, вместе дуло на ссадины. Вернувшийся за полночь Георгий нашел супругу и тещу у постели больной. - Ну и что за беда была – и пусть бы шла замуж, - резюмировал он после краткого объяснения. - Павлом никто не дорожит. - Ирина хотела за него, - пояснила девушка. – Не она. - Хочу за Павла, - заныла Наташа. – Хочу! - Выходите, Наталья Павловна. Мне минимуим на четверть будет спокойней обычного в Белграде, если он останется здесь. Мы его заставим. Девочка заулыбалась – обращение по имени-отчеству ей нравилось, а обещание помочь пришлось ей по душе еще больше. Прощаться с ней пришлось дома. Всхлипывая, она пообещала, что приедет сразу же следом, и попросила сообщить когда Павел станет достаточно большим, чтобы жениться на ней – такую отговорку применил отец. Остальные на вокзал поехали – император с дочерьми и некоторые родственники ждали их уже там. - Не забывай нас, Мари. – Император расцеловал ее в обе щеки. - Пиши хоть от случая к случаю. - Напишу. Обязательно. Прощание с родителями, Ириной и братьями далось труднее всего. Уже грозился отправиться поезд, а Мария все не могла заставить себя опустить руки, отступить, перестать обнимать. Она не говорила ничего, боясь дать волю слезам, лишь кивая торопливым словам родных, шепчущим ей на ухо. - Все хорошо, доченька, - проговорил отец. – Пора, пора. Нехорошо заставлять ждать. Кивнув, Мария шагнула к вагону, но вновь обернувшись, бросилась на шею Дмитрию. - Быть может, не поедешь? – предложил князь наивно. Девушка покачала головой. - Пора. Она все-таки заставила себя ступить в вагон, обернуться к вошедшему следом мужу. Он улыбнулся, но не обиженно, а понимающе. - Идем. – Он взял ее за руку и подвел к окну. Все стояли совсем близко, и Мария просунула руку им навстречу. Ее едва успела коснуться Ольга Валерьяновна, когда поезд тронулся, и она, не сумев больше сдерживаться, заплакала, пряча лицо на груди у принца. - Я буду скучать, - прошептала она, глотая слезы. - Я знаю. – Он погладил ее по спине, прижимая к себе. - Приедешь, как только захочешь. Вокзал скрылся из вида, и это немного утешило Марию, оставив легкий налет безысходности. Обнимая Георгия, она смотрела в окошко, за которым мелькали деревья, поля…. И вдруг подумалось, что в Сербии наверняка все не так. - Глаза опухли, - с сожалением заметил принц и погладил ее по щеке. – Пойдем, умоешься, отдохнешь. В купе девушка избавилась от шляпы и перчаток, и присела на кровать у стены. - В Сербии не так плохо, - сказал Георгий, садясь на кровать напротив. - Не имеет значения. Там - ты. - Нет, я здесь, с тобой. Она подняла глаза, непонимающе смотря на него. - Но… - Нет никакого «но». Я там, где ты. Он пересел к ней, деликатно привлекая к себе, к плечу, и Мария поддалась. Она уткнулась в ткань мундира, вдыхая запах этого мужчины – именно его, таинственного, до сих пор непонятного, но такого дорогого. - Нужно готовиться к ужину, - шепнула девушка. Гладкая щека потерлась о ее волосы и их коснулись губы. - Нужно переодеться? – спросил Георгий и кивнул, когда она движением головы подтвердила ответ на вопрос. – Оставлю тебя. Покурю в коридоре. - Тебе не обязательно уходить. - И все же. – Он встал, но наклонился к ее уху. – Пообещай не плакать в одиночестве. - Обещаю. - Хорошо. Принц вышел, а Аксюта зашла в купе. В Сербии, к несчастью, она оставаться отказалась, и хоть король лично уверил Ольгу Валерьяновну, что горничные непременно будут подобраны, но Мария понимала, что первое время привыкнуть все же будет трудно. Георгий вернулся, когда она уже была совершенно готова. Серое, довольно простое, но изящное платье делало ее стройнее, волосы венчиком были убраны на затылке. Княгиня прибегла даже к пудре, скрыв все следы недавних слез – ей совсем не хотелось, чтобы их видел король. - Мы-то по-простому, а Марьюшка будто на бал, - сказал Петр, когда они появились в вагоне-столовой. После свадьбы король изменил обращение к ней – если раньше она была лишь только «Марией Павловной», то теперь прочно превратилась в «Машеньку» и «Марьюшку». Он назвал ее так впервые и посмотрел с интересом – не обиделась ли? Молчаливое разрешение было получено, и больше стесняться король не стал. - А вы позволите называть вас папой, Ваше Величество? – осмелилась Мария, прямо смотря на свекра. Его глаза сверкнули лукаво. - Позволю. Даже похвалю за это. А вот «Величествами» разбрасываться запрещаю. Давайте садиться. Он прошел к столу, устраиваясь в его главе, Александр сел на первом стуле справа, Павел, неожиданно – через один. - Присаживайся, - тихо проговорил Георгий, отодвигая средний из стульев на пустой стороне. – Я… - Садись здесь, - отрывисто бросил ему отец, разворачивая салфетку. Королевич остановился в непонимании, а он продолжил, жестом указав на стул слева: - Сюда. Так будет удобнее. Принц повиновался, помогая жене сесть на второй стул, и сам сел, но вышло у него это не слишком ловко. Пожалуй, то же самое можно было сказать и о Павле, незаметно переместившемся на пустующее место. Ужин проходил слишком тихо для привыкшей к другому Марии. Она вспомнила смех сестренок, войны братьев за поджаристые булочки, обсуждения новостей из газет отца. Сербы ели молча. Когда кому-то нужно была соль, он привставал и брал ее, а не просил подать того, кто был ближе. - Как хорошо, что ты сегодня с нами, Маша,- произнес король, позволяя забрать свою тарелку и заменить ее чистой десертной. – Давно не помню такого чудного ужина. Княгиня кивнула, в душе не понимая, что хорошего в этом ужине. Пятеро родных людей, не находящих слова друг для друга – это было почти странно. Да, не ладили последние годы жизни дядя Сергей с отцом, да и все после его женитьбы стали общаться с ним сухо, но все равно они оставались семьей. Здесь же все было иначе. Когда звякнула тарелка девушка не заметила, игнорируя и осколки на ковре, и растерянное лицо лакея. Лишь сжатые до побелевших костяшек руки мужа, стиснувшие приборы – будто звон издали они, а не посуда. Она видела только их. Грохот отцовского кулака об стол вздернул королевича словно петля виселицы. - Георгий! Его пальцы разжались, опуская вилку и нож, будто они были горячими, а лицо побелело. Голос Александра, зазвучавший внезапно, не встряхнул его, а напротив, заставил сжаться словно от удара. Мария не поняла ни слова - наследник говорил слишком быстро. - Не сметь! – громыхнул громче недавнего удара Петр. Его горящий взгляд, еще недавно безраздельно прикованный к Георгию, сейчас был устремлен к Александру. – Не сметь говорить по-сербски в присутствии людей, не знающих язык! Я услышан? Младший принц опустил взгляд в стол. - Да. - Я рад. – Он отодвинулся от стола и медленно встал. – Пойду к себе. Спокойной всем ночи. - Папа, - решилась окликнуть его княгиня. – Вам нехорошо? Быть может, вас проводить до купе. - Нет-нет, девочка. Все хорошо. – Король кивнул в пустоту. – Все хорошо... Дверь за ним закрылась, но Георгий так и не шевельнулся. Медленно поставивший локти на стол Александр сцепил руки у рта, испытующе смотря на брата. Быстро и вновь по-сербски что-то бросил Павел, кузен подтвердил, а он все молчал, пока, наконец, не встал. - Спокойной ночи, Ваши Высочества, - произнес он четко и, отодвинув стул Марии, направился к дверям. Он шел впереди, не оборачиваясь и не трудясь ждать ее. Рывком остановившись у окна, королевич дернул задвижку, впуская свежий воздух в вагон. Его руки судорожно похлопали по карманам, отыскивая портсигар, и, наконец, обернувшись, принц посмотрел на нее. - Вернись в купе. Я покурю. - Я подожду тебя. - Не стоит. Здесь сквозняк. Он сказал это будто бы с нажимом, отрезая все возможные варианты возражений, и Мария все же попятилась к двери. Она ушла, но тому, что в эту секунду он заботился о ней, она не поверила. Зубья расчески прошли сквозь ее волосы уже, наверное, тысячу раз, без труда, плавно, но она все еще машинально расчесывалась, смотря на дверь купе. Он не вернулся. Времени прошло достаточно, чтобы выкурить целую сотню сигарет, но принц все еще был в коридоре. Или уже нет – все дело было в случившемся за ужином, происшествии, которое она так и не поняла. Отчаявшись ждать, девушка отложила гребень и, приглушив свет, легла в постель. Тонкий лучик света проник в купе, впущенный приоткрывшейся дверью. Мягкое свечение на мгновение окутало ладонь королевича, но сразу же угасло, и он бесшумно разделся, оставляя вещи на стуле. Почти невидимая в этой темноте смуглая кожа зазолотилась в сиянии луны за окном, но его тут же укутало белое облако одеяла. Не подошел. Первая ночь их жизни, когда он не поцеловал ее перед сном. Но она не спала, украдкой смотря за ним, за неслышно отстукивающими ритм беспокойными пальцами, так отчетливо видными на постели, замечая в темноте блеск бессонных глаз. Не выдержав этой муки, Мария откинула одеяло, тихонько вставая, и лишь через шаг присела у его постели. - Джордже, милый, - позвала она его впервые по-сербски. Его лицо обратилось к ней, мраморно-безупречное во тьме, твердое, бесстрастное. – Что у тебя на душе? Принц двинулся к стенке, освобождая место на ужасно узкой полке, но девушка ухватилась за эту возможность, готовая висеть над пропастью, а не над полом вагона. Одеяло укрыло их обоих, переставая разделять их, и ласковые, родные руки прижали ее к нему. - У меня нет никого, кроме тебя, - свистящим шепотом раздалось у нее над ухом. – Никого. Княгиня повернула голову, вновь находя взглядом его глаза. - Но я у тебя есть. Он кивнул почти незаметно, придвигая голову к изгибу ее шеи и мимолетно касаясь губами косточки ключицы. - Больше ничего и не нужно…