Джурджевдан

«..король Сербии в сопровождении своих сыновей покинул Россию». Газетный лист упал на пол, и Мария присела на краешек кровати. Георгий уехал. Он не дождался ответа. Пришедшая утром в комнату горничная нашла княжну, разметавшуюся в кровати в лихорадке. Перепуганная княгиня вызвала доктора, но тот, осмотрев больную, не смог облегчить ее страдания. С холодным компрессом в надежде снизить температуру, она лежала без движения и молчала. Лишь только в голове, не утихая, бормотали, сбиваясь, голоса и теснились образы. Ее выдадут замуж. Нет, не спросят, как когда-то отец – просто выдадут и все. Ей уже не двадцать, и они решат, что так лучше – не оставлять же в старых девах на содержании братьев. Жених будет каким-нибудь сорокалетним принцем, конечно же без надежд на трон, возможно уже женатый когда-то вдовец. А жена его наверняка умерла в родах, и он женится вновь, чтобы она плодила ему детей. И она тоже умрет в мучительных родах, как мама. «Только не это, Господи» - заплакала Мария про себя. - «Митя, Боденька, милые, не позволяйте им со мной так поступить». А Бодя непременно влюбится. Конечно, без памяти полюбит Мари и потеряет голову, а ему откажут. Так и объявят – «вы князь, неподобающего происхождения, и вам никогда не будет благословления». И он застрелится, непременно застрелится, как английский кузен Альфред, он же ужасно впечатлительный, поэт. Как он, маленький, будет мучиться, бедняжка. Куда же Дмитрий смотрит, неужели ему так сложно объяснить ему, что ни к чему хорошему это не приведет? Ох, а сам Дмитрий-то! Его влюбчивость точно обернется бедой. И все чаще сквозь беспорядочное жужжание мыслей о семье пробивался голос Георгия. «Я буду ждать…» - сказал он тогда, но уехал следующим же утром. На что он надеялся, как она должна была сообщить ему о своем решении ночью? И почему он не выслушал, не дал ей сказать тогда, ведь она сразу была готова ответить. «Согласна!», «Да!» - ну не кричать же ей было ему вслед на весь дворец. Георгий, такой милый, такой чудесный… кто вообще распускает о нем те небылицы? Но все менялось вместе с состоянием здоровья Марии. Усиливалась лихорадка, и в мыслях всплывали газетные листки с новостью о женитьбе старшего сербского королевича с нечеткой фотографией и размытым именем невесты, и девушка плакала, в бреду повторяя имена незамужних принцесс. Конечно же, он не женится на лютеранке или католичке, сербы такие набожные, только на православной - и она перечисляла их, как отчитывают бусинки на четках священнослужители в европейских церквях: Елизавета, Мария, Евдокия, Елена, а маленьких-то еще сколько, ведь он может и подождать! А если Ольга, княжна, ведь это невеста, о которой только мечтать можно, сербский король будет рад такому союзу, да и дядя Ники тоже – он узнает Георгия получше и полюбит его. И слезы снова лились по щекам, в груди обливалось кровью сердце. «Дмитрий, несчастный Дмитрий. Бедный мой влюбленный братик. И он тоже застрелится». Бред усиливался: в кого-то безответно влюблялась Наташа и искала револьвер, чтобы свести счеты с жизнью, Георгий по очереди женился на всех четырех царских дочках, братья в монашеских клобуках мерно перебирали четки, в Зимнем в большой императорской короне на голове правила всем Ирина. Безумность снов пугала, но княжна никак не могла избавиться от этих ужасов и проснуться. Кругом, как на свадьбе Иоанна и Елены, шептались о сумасшедшем среди гостей, но им была она, а не королевич. - Маришенька, посмотри на нас, - шепнул голос Георгия над ее ухом. – Пожалуйста. И княжна впервые за долгое время ощутила свое тело, почувствовала, что может шевельнуть рукой, ногой. Веки слушались хуже, но она все же сумела разлепить ресницы, чтобы взглянуть на нависших над ней братьев. - Слава Богу, - вздохнул Дмитрий. – Ты видишь нас? - Вижу… И из глаз брызнули горькие слезы: Георгий был рядом только в ее бреду. Не он ее звал, а Владимир. Она больше никому не нужна, кроме них. - Ну не плачь, не надо, - взмолился Бодя. - Я тоже сейчас разревусь. - Мари? – заглянувшая в комнату мачеха бросилась к кровати. – Как ты испугала нас, милая. Мальчики, вызовите доктора снова. Братья выбежали из спальни, а княгиня приложила прохладную руку ко лбу девушки. - Все еще жар. Впрочем, то, что ты уже в сознании, обнадеживает. Приложить компресс? - Да, пожалуйста, - кивнула Мария через силу.- Давно я так лежу? - Почти неделю. Отец извелся, каждый день звонят из Александровского, из Константиновского, все очень волнуются. Императрица винит слуг, что не подали вовремя верхнюю одежду после бала. Ты хочешь что-нибудь? - Можно глоток воды? Взяв со столика чашку, Ольга Валерьяновна принялась поить девушку с ложечки. Глотая почти безвкусную сейчас воду, Мария думала только о том, как смогла пролежать так долго, да еще и всего лишь от нервного припадка. Ведь не было никакой простуды. Лейб-медик Боткин, уже несколько дней по приказу императора присматривающий за больной княжной, приехал и сейчас. Осмотрев больную, он заметил несомненное улучшение и, прописав лекарства и диету, оставил дом, обещав примчаться по первому же требованию. Мария поправлялась. Через несколько дней ей разрешили вставать, недолго ходить по дворцу, но делать это приходилось неизменно под присмотром братьев, готовых носить ее на руках. Развлекали девушку сестренки, чуть ли не часами просиживая возле нее, играя, рисуя, наведывались в гости сводные сестры Марианна и Ольга. Брат Александр с женой, лишь приехав, заявили, что обратиться стоило напрямую к Распутину, а никак ни к Боткину, но мать отвергла эту идею. Заглянувшая как-то императрица тоже намекнула на возможную помощь старца, но получив уверения в том, что Марии намного лучше, оставила эту идею. Так летели недели, одна за другой, будто минуты. Выздоровевшая, но все же удивительно тоненькая и бледная княжна лишь изредка покидала дом, чаще проводя время за вышиванием или книжками, которые подсовывал любознательный Володя. С радостью принимая гостей, она все больше отказывалась от поездок с ответными визитами, одна мысль о Стрельне разрывала сердце в клочья. Заезжавшая проведать за компанию с деверьями Елена была совершенно разочарована так сильно изменившейся после болезни девушкой. - Тебе нужно съездить на воды, Мари, - посоветовала она, и, поддерживая ее, закивала Татьяна. - А лучше на море. Теплый климат пошел бы тебе на пользу. - Не хочется никуда сейчас уезжать, - улыбнулась Мария. – Мне хорошо дома. - Зря ты так категорична, в Италии тебе бы очень понравилось, да и тетя Елена, уверена, оказала тебе теплый прием. Хорошо, не хочешь в Италию, можно поехать в Грецию. - Да-да, тетя Оля будет рада тебе, - обрадовалась княгиня Багратион. – Ты сможешь повидаться с Христофором и Георгом, посмотреть места, где родилась тетя Аликс. И там чудесный воздух. - На самый крайний случай можно отправиться в Черногорию. Не могу ручаться за дедушку с бабушкой, но можно отдохнуть там, а после провести какое-то время в Белграде, я напишу отцу. «Я хочу показать вам мою Сербию» - заныло в сердце от воспоминания. Что может быть хуже, чем сейчас навязаться в гости к Карагеоргиевичам, поселиться у них и каждый день видеться с Георгием, уже не имея возможности ответить на вопрос, который его тогда интересовал. Только сейчас он, верно, и знать не хочет ответа на него. Константиновичи уехали, а Мария, проводив у окна их экипаж, присела у рояля. Ее пальцы медленно, по одной трогали белые клавиши, издававшие пронзительные звуки. Появившиеся руки нажали на пару клавиш рядом с ее, и на краешек табурета примостился Владимир. - Снова грустишь? - Тебе кажется. - Думал, Константиновичи тебя развеселят. Приятно иметь в родне семейство, не уступающее цыганскому табору. Гавриил с Игорем успели поругаться три раза за то время, что были у нас. - Не представляю, как они живут в одном доме. - Наверное, они привыкли. Ну что? – Он прошелся пальцем по клавиатуре, вызывая из недр инструмента мучительный стон. – В четыре руки? - Пожалуй. И они заиграли, так, как только могли играть они вдвоем. А смотрящие на них из дверей Ольга Валерьяновна и Дмитрий тихо улыбались.