Джурджевдан

Зазвонивший в передней звонок заставил Марию застонать и стащить холодный компресс на лицо. Не помогло – кто-то настырный отчаянно желал попасть в дом. - Славка! - позвала княгиня, превозмогая боль. Накануне возвращаться из Косово пришлось по ужаснейшей жаре, и, как уверенно заявила Катерина, ей напекло в голову. Путешествие в душном вагоне поезда тоже не улучшило ее самочувствие, и вот уже минуло полдня, как Мария лежала на диване с настежь раскрытым, но все равно дающим мало прохлады балконом, обложенная компрессами и болеутоляющими пилюлями. Кати рядом не было: она благополучно простудилась и, кашляющая и сморкающаяся, была отправлена домой на попечение одной из выделенных ей горничных. – Славка, ну кто же там так шумит! Горничная не явилась, и Мария, страдая, поднялась на ноги и, покачиваясь, побрела к дверям. - Не висни на тумбе, оставь ее, - распоряжался строгий женский голос сквозь сплошной гул звонка. – Прекрасно, вот что произошло. Наталья, умоляю, оставь звонок, нам уже открыли. Не вздумай всхлипывать – за обедом никакого сладкого. Извиняться перед Маришей будешь сама. Павел, ну скажи же ты ей что-нибудь, разве прилично девочке висеть на перилах? Ох, да, но с этим аккуратно – здесь фарфор. - Папа…Мама. – Мария едва не села на лестнице от неожиданности, обнаруживая в передней родителей и обеих сестренок. Поверив, что это не сон, она бросилась на шею к отцу. – Папа! Вы здесь! Как? Отчего не предупредили? - А это сюрприз! – объявила Наташа, повисшая на ее юбке. – Хороший? - Прекрасный! – Княгиня присела, чтобы обнять сестренку. – Как хорошо! Ириша, а что же ты ко мне не подойдешь? Ирина, всегда бывшая серьезней сестренки, сейчас находилась в совершенно подавленном настроении, стоя в стороне с опущенными в пол глазами. Она всхлипнула два раза, крупная капля слез сползла по ее щеке, и девочка разразилась безудержными рыданиями, протягивая Марии горлышко разбитой хрустальной вазы. - П-п-п-прости, я не-не-нарочноооо. - Что произошло?! – воскликнул ворвавшийся в дом Георгий – на нем не было лица. Но скоро испуг уступил место улыбке. – Бог мой, вот это подарок. Ирина, что произошло? - Ваааза… - Ах, какая глупость. Брось осколок, не хватало еще порезаться. – Он сунул ей в руку свой платок и крепко поцеловал в щеку. – Наталья Павловна, вы не подойдете поздороваться? - Подойду, - безразлично отозвалась Наташа. – Но целовать не буду. - Отчего так? - Нет усов. С безусым целоваться неинтересно. Все рассмеялись. Королевич подал руку тестю, но вместо рукопожатия был заключен в крепкие объятия. - Горжусь вами. Блестяще проведенная война, если позволительно так говорить. - Оставьте – целых три месяца занимались глупостями. И так ничего и не закончили. – Он наклонился к руке тещи, но получил легкую затрещину. – Ольга Валерьяновна! - Вот теперь уж точно глупостями занимаешься, - пристыдила она его и расцеловала в обе щеки. – Отощал как, просто ужасно. Но красавец, просто дивный красавец. - Вы шутите. Не стойте на пороге – проходите. - Багаж! Княгиня вновь явилась с обширнейшим приданым, чем немало позабавила Марию, признавшую, что скоро в доме не останется места. Комнаты, подготовленные специально для них когда-то, пришлись по вкусу – Наташа тут же принялась прыгать на кровати и не успокоилась, пока не получила угрозу отправиться обратно в Петербург. Ольга Валерьяновна наотрез отказалась отдыхать и, лишь сменив дорожное платье, бросилась осматривать дворец. Вопрос, висевший в воздухе дамокловым мечом, первым решился задать Георгий. - Мы, верно, чем-то сильно обидели Дмитрия Павловича и Владимира Павловича, раз они не пожелали навестить нас. - «Павловичи», - фыркнула Ольга Валерьяновна, кружащая по гостиной. – Едва ли они заслуживают такого обращения. И нет – Володя никак не может оставить корпус, Дмитрий же остался, что бы он не заскучал там в одиночестве. - Им разрешено устроить вечер, позвать товарищей, - подтвердил Павел Александрович. – Они, несомненно, довольны. Все, оставим наших женщин, им явно нужно рассказать друг другу множество интересных вещей, - сказал он, беря зятя за локоть. – Пойдем, у нас тоже дела есть. - А можно нам пойти качаться на качелях? – робко спросила Ирина. – Пожалуйста. - Конечно, можно, - разрешила Мария. Ольга Валерьяновна махнула рукой. - Ступайте. Не шалите и не трогайте клумбы. Узнаю, что помяли хоть цветочек – поедете в Петербург на поезде одни. Девочки застыли от ужаса и быстро ретировались на улицу. - Стоило сказать им надеть шляпы, - вздохнула девушка. – На улице страшный зной. - Сейчас велю им вернуться. – Княгиня выглянула в окно. – А, они уже взяли. Прекрасно. Ты очень хорошо развесила картины. И этот гарнитур просто отменный. Я его не помню, кто его подарил? - Это старый, Джорджин. Пришлось лишь заново отполировать деревянные части. - Правда? Очень хороший. Его нужно звать Джорджи? Надо было сказать, я не знала, что сербы зовут друг друга на английский манер. - Да нет же, «Джордже», это по-сербски. Он не Георгий вовсе, а именно Джордже. - Надо же, как интересно. Придется к этому привыкнуть. Ты бледновата, душенька, чувствуешь себя неважно? - Плохо перенесла поездку в Косово, мы вернулись лишь вчера, - поморщилась Мария. – Ужасно жарко, но Катя умудрилась простудиться. - Немудрено: в такую погоду достаточно малейшего ветерка. Мы привезли тебе кое-какие лекарства, думаю, от тебя не убудет, если выделить немного Катерине. Ты очаровательно расставила статуэтки, очень мило. Я привезла часы для каминной полки, они прекрасно устроятся здесь. В багаже еще множество разных штучек, тебе должно понравиться. - Наверняка. - Ты не поправилась? Вижу, нет. Это хорошо - я очень волновалась, заказывая платья. И сомневалась – вдруг ты носишь траур. - Бабушка запретила, - вздохнула Мария. – Сразу после похорон сказала, но я не послушала. Ума не приложу, откуда она узнала, но прислала мне письмо из Стрельны со страшным разносом, пообещала чуть ли не приехать с целью сожжения всего черного в доме. А сама в трауре – Татьяна прислала мне фотографию. - Знаю – видела ее недавно в Павловском парке, - отозвалась Ольга Валерьяновна, склоняясь над цветком герани. - Я, по правде говоря, не ждала, что она ответит на мое приветствие, но она подошла, спросила о самочувствии Мити – он немного простудился, но сейчас уже в порядке, поинтересовалась о письмах от тебя. Была очень мила, погладила Ирину по голове и позволила ей поцеловать руку. - Бабушка хорошая. - Разумеется, она прекрасный человек. Мне, право, не в чем было бы ее обвинить, если бы она не пожелала бы здороваться с нами. Стыдно признаться, но я спряталась в том сентябре, когда мы с мальчиками и папой ездили в собор на поминовение твоей мамы, покойной княгини Александры. Ее Величество появилась очень внезапно, я совсем не ожидала ее увидеть. – Княгиня вздрогнула. – Совершенно дурацкая ситуация. Я бы не поехала. Девочек не было, а Володя немного отошел от меня, и королева видела его. Боже, как я тряслась, что она скажет ему что-то и он ответит резко, ведь это был бы такой стыд! - Оставьте, мама, Володя никогда не грубит старшим. - Ах, после случая с Георгием я ни в чем не уверена. Я совсем не знаю своих сыновей. Пройдя обе залы и столовых, приведших Ольгу Валерьяновну в неописуемый восторг, княгини перешли в кабинет Марии. - Моя обитель и мои дела, которые я совершенно не хочу решать, - объявила принцесса, жестом указывая на поднос с почтой. – Посмотрю вечером. - Как прекрасно позаботился о тебе Георгий, - восхитилась Ольга Валерьяновна, опускаясь в кресло. – Здесь удивительно прелестно и уютно, здесь, вероятно, совсем не устаешь от работы. Ты оставила вышивание? Я не вижу твоей корзинки. - Что вы, все наверху, в будуаре. - В будуаре? Душенька, ты купаешься в роскоши. - Еще в какой… Поднявшись в личную комнату Марии, княгиня была поражена еще на пороге. Медленно пройдя вдоль стен, пытливо осматривая интерьер, она шутливо присела в реверансе перед сидящей на диване куклой. - Здравствуйте, барышня Татьяна. Вы, вижу, тоже в Белград перебрались? Мария покраснела. - Она попала в коробку случайно… - И очень подходит этой комнате. А какой у нее роскошный туалет – Наталья потеряет покой. - Катин подарок. Еще раз похвалив Катю, княгиня отперла дверь, выходя на балкон, и, улыбнувшись, раскинула руки. - Красота! Словно Эдем. Ирина, надень шляпу! – скомандовала она, видя играющих под деревьями дочерей. – Иначе в голову напечет. Это уже твои клумбы? - Других нет – у Джордже не было ни цветочка. - Ах, эти мужчины. Но твой садовник просто волшебник. Где ты его нашла? - Служил здесь всегда. Просто не имел свободы действий: скрежетал зубами, терпел, удобрял деревья и стриг газон, а у себя дома устроил просто райский сад. Теперь его частичку устраивает и у нас – даже Джордже не находит повода возразить, он в восторге. - Это дорогого стоит, - мудро заметила Ольга Валерьяновна. – Закоренелый холостяк находит прелести в семейном очаге. - Как-то странно называть закоренелым холостяком двадцатипятилетнего молодого человека, но, пожалуй, это правда, - согласилась Мария. – Георгия приходится буквально приручать. - Удачно? - Пожалуй, да. Он все еще ненавидит общество, но в бытовом плане он очарователен. Никаких капризов, запросов – даже больной он не доставлял никаких хлопот. Пришел в себя – и тут же встал. Его силы, кажется, неисчерпаемы, хотя все же это не так: это ужасное течение болезни я и списываю на его железную выдержку - был на ногах, пока не упал. От этого и все беды – организм был совершенно истощен. Миливое того же мнения: хоть и не подал вида, но он был очень обеспокоен Джорджиным состоянием. - Миливое – это доктор? - Нет. Полковник Анджелкович – воспитатель Джордже и Александра. Он приехал сразу же после объявления перемирия, чтобы проведать его. - Вот как, - поняла княгиня. – Очень хорошо. Я рада, что у Георгия есть добрые друзья. - Боюсь, очень немного. Он все же страшно нелюдим, это мне, видимо, в нем исправить удастся нескоро. Он очень мало доверяет людям, а подчас и вовсе может быть жестоким. - В это так трудно поверить, ведь Георгий очень милый и очаровательный молодой человек. Но где же наши мужчины? Надеюсь, они не вздумали говорить о делах! Мария заглянула в кабинет мужа через застекленную дверь – пусто. - Видимо, нет. Голоса князей послышались в одной из комнат, когда они вышли в коридор, – в дальней, служившей чем-то вроде гардеробной королевичу. Он наотрез отказался теснить супругу со своими вещами и остался в прежней крошечной комнатушке с окошком, дающим ничтожно мало света. Мария тайно готовилась совершить там радикальную перестановку с заменой старых шкафов и комодов, но все никак не могла выгадать для этого время. - Узковато? Нет, кажется, впору, - выговаривал там, за дверью Павел Александрович. – Постой, поправлю в плечах. Не давит? - Совсем нет, - отзывался королевич. – Даже свободно в поясе. - Ну, тут уж не исправить – слишком худ. Погоди - перевязь перевернулась…. - Что вы здесь…ох! – Мария охнула, остановившись на пороге, а мачеха – за ее спиной. Отец обернулся, тяжело вздохнув. - Все же пришли, любопытные Варвары. Все удовольствие испортили. Георгий тоже обернулся, отрывая взгляд от старого, испорченного в нескольких местах и даже треснувшего в одном углу зеркала, и Павел Александрович пригладил ткань на его плечах как гордая мамаша, отправляющая на первый бал горячо любимую дочку, - столько заботы было в его жесте и взгляде. На королевиче больше не было его обычного мундира: редкие тонкие лучи каким-то неестественным светом отражались от серебристых шнуров и галунов, а его стройную фигуру красиво облегали алые чакчиры и доломан с ментиком цвета сочной травы – отец привез ему мундир подшефного гусарского полка. Темноволосый и темноглазый, смуглый и какой-то невыносимо лучистый, как само солнце, что еще сильнее зазолотило его кожу, Георгий в этих ярких цветах открыл в ней, казалось бы, невозможное – чувство любить его еще больше. Не за душу и сердце, не в ответ на его любовь, не за поступки, а, наконец-то, за красоту. - Боже мой, Георгий! – ахнула, всплеснув руками, Ольга Валерьяновна. – Как хорош! Принц из сказки! Павел, как ты все хорошо придумал! Как очарователен, не оторвать глаз! Робко покосившись на себя в зеркало, королевич улыбнулся, и Мария почувствовала прилив небывалой нежности: муж совсем не умел улыбаться. Тихая, простая улыбка очень шла ему, но при более открытой изящные, четкие губы растягивались слишком сильно, на переносице и в уголках глаз появлялись резкие морщины, более глубокие, они же перерезали щеки острыми скобками. Но сказать об этом ему Мария никогда бы не согласилась – даже самая некрасивая, улыбка его была прекраснее всего на свете только из-за того, что она была. Похоже, за двадцать пять лет жизни без нее ему просто не приходилось улыбаться по-настоящему искренне. Точно ребенок-бродяжка, взятый с улицы и впервые умытый, одетый и накормленный вдоволь – он просто не привык к такому счастью. Он не знал, как следует вести себя, если тебя вдруг кто-то внезапно полюбил. - Мой фотоаппарат, он должен быть в багаже, - засуетилась Ольга Валерьяновна. – Мари, мы купили очаровательнейшую вещичку – он размером не больше коробки или шкатулки. Оставим его вам, чтобы вы не забывали радовать нас карточками. Безумно, безумно хорош. О, Машенька, ты же хочешь снятся с милым Георгием, он так чудно выглядит! А возможно как-то вызвать хорошего фотографа? Я очень-очень хочу такую карточку и, уверена, в Петербурге многие тоже пожелают взять такую на память. Мария согласилась послать Миливоевича в ателье с запиской, было решено надеть придворное платье, чтобы потом передать карточки в Кабинет – Павел Александрович предположил, что императору они придутся очень по вкусу. Ольга Валерьяновна засуетилась, отсылая за багажом, из которого посыпались подарки и кроме них платья для Марии - цвета розового жемчуга, сапфирово-синее, белое с ярко-зеленой отделкой, коралловое, и много летних, кружевных, разных по оттенку и шитью. Мария выбрала одно, намереваясь переодеться для остальных фотографий, вызванная Славка немедленно унеслась за утюгом. - Мама, не стоило покупать так много платьев, - вздохнула Мария, рассматривая вещи. – Я теперь одеваюсь просто. - Разве я заставляю ходить по улице в шелках? Отнюдь – ходи как тебе удобно. – Княгиня встряхнула шляпу, расправляя перья. - Но когда того требуют приличия, нужно одеваться как подобает принцессе. Тогда и пригодятся мои подарки. Святые угодники, что там происходит! – воскликнула она, когда из сада донесся истошный вопль. Обе женщины бросились вниз по лестнице – кричала Наташа. Когда обе выбежали на улицу, то стали зрителями преинтереснейшей сцены: качели были оставлены, на земле, у клумбы с гладиолусами валялась шляпка, а посреди лужайки почти катался шумящий клубок из тел. Наталья, с растрепанными косами, вся красная, ревущая в голос, мертвой хваткой вцепилась в лейку в руках мальчишки, служившего подмастерьем у деда-садовника, который поддаваться ей не намеревался, несмотря на то, что на его плечах кошкой повисла Ирина. Четвертым действующим лицом была кухонная горничная Гордана, дочь садовника, во всем этом безумии орудующая тряпкой, в надежде «отбить негодника от барышень», но смачные шлепки полотенцем отчего-то всегда перепадали Ирине, поскуливающей при каждом ударе. Сам же Давор лишь метался вокруг образовавшейся кучи - малы, хватаясь за голову и боясь поступиться к детям. В доме, наверху, скрипнули петли застоявшейся оконной створки. - Что здесь происходит?! - громыхнул голос Георгия, и ураган распался сам собой. Резко отпустив, повалился на спину мальчишка, увлекая за собой Ирину, Наталья шлепнулась почти в клумбу, сжимая в руках лейку, которая, качнувшись, окатила ее водой. Охнув, Гордана бросилась к сыну, вытаскивая из-под него помятую княжну. - Ваше Высочество, уж не сердитесь, выдеру как липку, паразита, - заговорила она быстро, задирая голову вверх, чтобы, щурясь, рассмотреть виднеющегося в окне королевича – не великого князя она так страшно боялась, а своего! - Любомиру все как есть расскажу, что, наглец, натворил – в кровь запорет, и поделом! - Не наааадо в кровь! – завыла Наталья, все еще держась за лейку. – Я только хотела полить цветооочки! Мальчишка шмыгнул носом, вытираясь рукавом, жалостливая Ирина скромно протянула ему свой кружевной платочек. Махнув рукой, отошел от окна Павел Александрович, устало усмехнувшись, последовал за ним и Георгий. Ольга Валерьяновна поджала губы. - Обе – домой, немедленно, - скомандовала она. - А вы, молодой человек, продолжайте заниматься своей работой – больше вам никто не помешает. Парнишка, от страха ничего не понявший из русской речи княгини, вперил на Марию испуганный взгляд. - Работай, Джура, - успокоила она его уже по-сербски. – Ничего страшного не произошло. Гордана, отведи его умыться и пусть продолжает. Девочек увели в комнаты, умыли, одели в чистые платья, причесали и усадили на стулья, строго запретив шевелиться до прихода фотографа. Притихшие, как птички, они сидели, изредка всхлипывая, но на рассерженную таким «кошмарным», как она выразилась, поведением мать это не производило нужного впечатления. Не глядя даже в сторону дочерей, она, переодевшаяся в новое белое платье, перебирала привезенные коробки и футляры, проверяя, все ли цело. Наташа всхлипнула снова, протяжней обычного, и исподлобья взглянула на сестру. - Мариша, пусть мальчика простят. Я забрала у него леечку, а он не хотел отдать ее мне, сказал, что я маленькая и все испорчу. Это я виновата. Не надо его сечь в кровь. - Да в общем-то... – начала Мария, но мать остановила ее жестом. - Вот видишь, как бывает, Наталья, - заговорила она поучающе. – Ты ведешь себя скверно, а наказывают за это других. Мальчика будут стегать розгами за то, что ты мешала работать, а он, между прочим, сам зарабатывает себе на жизнь. Девочка принялась всхлипывать чаще. - Я пошлю ему леденечик… - Хорошенькое дело – леденечик! Думаешь, все решается сладким, душенька моя, нет, это совсем не так! И он ни за что не примет от тебя леденец, потому что очень-очень сердит на тебя. Есть проступки, которые ни за что не загладить таким пустяком, как одна конфета. - Я тоже дам ему леденец, - радостно сообщила Ирина. – И у него их будет целых два! Ольга Валерьяновна тяжело вздохнула, бессильно роняя руки на колени. Мария улыбнулась и опустила коробку с тарелками на столик. - Таша, милочка, не в конфетах дело. Нужно просто сказать одно слово. - Какое? – заинтересовалась девочка. - «Извини». - Ооо! – восхитилась Наташа. – Хорошо! Я скажу. - Вот и прекрасно. Как ты вообще его поняла, совершенно непонятно. - Девушка прислушалась к шагам в передней. – Кажется, приехал фотограф. Папа! Джордже! Явившийся мастер был страшно польщен таким вниманием, особо отметив, что прежде ему Романовых, кроме Марии и Елены, снимать не приходилось. Он рассыпался в комплиментах в адрес обеих княгинь и княжон, хвалить своего князя он постеснялся или, вернее сказать, побоялся – одобрение, впрочем, так и светилось в его взгляде. - Еще один, Ваше Высочество, и я больше не посмею вас отвлекать, - уговаривал он королевича. – О, прелестные собаки! Они согласятся попозировать вместе с вами? Они кусаются? - Что за вопросы, Милан, разумеется, кусаются, - раздраженно отозвался принц. – Иначе для чего они нужны? Хорошо, они сядут, но только один кадр – мне это порядком надоело. - Джордже, - окликнула его Мария, стоящая в дверях и с улыбкой смотрящая на него. Он взглянул устало, но она качнула головой, продолжая беззвучно: - Не горячись. - Хорошо, - ответил Георгий спокойнее, хлопая Зела по шее. – Сидеть, место. - Ваше Высочество, будет очень интересно, если вы сядете в кресло, а они будут у ваших ног. Да, вот так, замечательно. Карточек должно было выйти самое большое множество: фотограф провел ужасно много времени, снимая семью. Отдельно Марию, с матерью, с отцом, с сестрами, с Георгием, они вдвоем с родителями, великий князь с зятем, княгиня с ним же, все семейство вместе. Кадр как раз выстраивали, когда во дворце неожиданно появился король. - Мне докладывают – гости, а я и знать не знал. Секреты от меня заводить стали. Ольга Валерьяновна, голубушка, рад очень. – Петр Александрович сердечно поздоровался со сватьей. - Как чудно, что смогли приехать. - А мы сюрпризом для всех, на свой страх и риск. А жаль, что вы не пришли раньше, - сообщила княгиня гордо, сжимая предплечье зятя. – Как был хорош наш дорогой Георгий, просто невозможно было оторвать взгляда. - В самом деле? И что же случилось, почему он вдруг стал таким неотразимым? Ольга Валерьяновна широко распахнула глаза, не скрывая своего удивления. - Помилосердствуйте, Петр Александрович, он всегда неотразим. Такой красавец. – Она потрепала зятя по щеке. – Мы ни за что не отдали бы за него Мари, не будь он так красив. Право, я едва дара речи не лишилась, когда они с Александром Петровичем навестили нас после свадьбы, – герой, спас нашу девочку и Татьяну Константиновну, да еще и так хорош. - Ольга Валерьяновна… - отчаянно зашептал Георгий, краснея, но ее было не смутить, зато король смутился заметно. - Эээ…определенно, внешность сына нельзя назвать заурядной. Он…довольно видный. Как и Александр. - «Видный», - передразнила его княгиня. – Ох, дорогой Петр Александрович, мне вас не понять. Я всегда говорю, что главные украшения и ценности нашего дома – дети. Особенно мальчики – Мариша и все мои большие - маленькие девочки простят меня, но я обожаю сыновей несколько больше, чисто по-женски. Саша мой чудо, Митя прелесть как красив, Володя уже очень мил, но, уверена, еще добавит с возрастом. А Джордже – ну согласитесь же, безумно хорош! Ах, не отвечайте, не то поссоримся. Садитесь-ка лучше – вас снимут с сыном. Жаль, что нет милой Елены и Александра – был бы дивный снимок. Мари, душка, можешь телефонировать Александру и пригласить сюда? Да? Прекрасно. Петр Александрович, постарайтесь для фотографа, иначе я ни за что не подарю вам ту рамку, что привезла вам, уверяю, если снимок не будет по-настоящему хорош, то он все испортит. Александр Петрович у аппарата? – поинтересовалась она у дочери, ожидающей ответа дворца. - Позволь мне поговорить с ним. Алло-алло, Александр Петрович? Узнали? Ах, не быть мне богатой! – Княгиня рассмеялась, выслушивая ответ. - В самом деле. Бросайте свои дела и езжайте к нам – у нас фотограф. Ну, Александр Петрович, дорогой, бесценный, ну на что вам эти бумажки? Мы украдем у вас всего один вечер, ведь так бесценно побыть всем вместе, одной семьей. А вечером у нас будет самый настоящий русский ужин, мы привезли нашу русскую повариху, она возьмется научить Машину. Разумеется, непременно будет борщ, а еще она обещалась вечером угостить нас настоящим квасом, если он поспеет. Соблазнились? Ждем! Все, он выезжает, - сообщила Ольга Валерьяновна, возвращаясь в комнату из холла, где стоял телефон. – Георгий, Маша сказала, что это вы заказали этот портрет? Он дивный. Явился Александр, фотограф сделал еще несколько снимков и удалился, пообещав незамедлительно приняться за печать портретов. А все большое семейство, разобрав и получив подарки, вскоре действительно отправилось за стол, устроенный усилиями двух кухарок, и все было в самом деле очень хорошо, как в настоящей, очень дружной семье.