Джурджевдан

- …постой, я не закрепила нитку. Не крутись. – Мария наклонилась, завязывая узелок, и щелкнула ножницами, обрезая кончик. – Покружись. В плечах не узко? - Нет, мамочка-княгиня, - радостно сообщила Мила, в подтверждение своих слов взмахнув руками, проверяя крепость зашитого шва. - Очень хорошо. - Прекрасно. Ступай играть. «Мамочка-княгиня» уже давно пришла на смену «тете-княгине», когда-то упомянутой Пелагеей во время первого ее приезда. Мария приезжала в приюты каждый день, и дети были ей действительно как родные. График был почти официальный – сироты знали, в какой день она приедет, и ждали этого. Едва они с Катей появлялись на пороге, как их окружала целая толпа ребятишек, – почтенности, положенной королевской особе, не было и в помине. Когда-то одна из старших девочек, отмечавшая день ангела, попросила в подарок ее фотографию – остальные поддержали, хоть и их праздник еще не наступил. Марии и Кате пришлось посетить ателье – фотографа сильно удивило количество заказанных снимков. Карточки раздавались всем с дарственными надписями: «милой Любице на память», «шалуну Немане», «Симе – чтоб больше никогда не был красным носик» - каждому со своей. Дети крепили их на изголовья кроваток, старушки ставили на своих прикроватных шкафчиках, появившихся тоже после содействия княгини, рядом с иконами, и по вечерам молились за благодетельниц. Катино участие Мария признавала куда более весомым, чем свое собственное, – девушка поистине великолепно справлялась с этими обязанностями. Она могла надавить на жалость какого-нибудь состоятельного горожанина, напугать рассказами об ужасных приютах впечатлительных дам, но суметь выбить из них деньги. Базары, вечера – все это организовывалось Катериной в огромном количестве и всегда с успехом: ей ничего не стоило где-то отыскать прекрасно танцующих девушек из Ниша, добавить к ним поющих женщин из Ужице и уговорить подыграть им королевских оркестр. Не было за все время ситуации, в которой Катя оказалась бы бессильна: были ли недостатки с провизией или башмаки мальчишек ей казались чересчур поношенными – будто не замечая войны, фрейлина немедленно отыскивала и то, и другое, в критических же ситуациях, вроде прохудившихся крыш, доставалось ее зятю. «Вууук!» - угрожающе произносила Катя так, что даже Мария ее побаивалась, не говоря уж о мягком спокойном Лютиче. Девушка упиралась кулаками в свои стройные бока и уничтожающе смотрела на него. - «Ты огорчаешь меня!». Как правило, следующим же утром трудяги-подопечные занимающего видное место в сербском строительном деле Вука уже появлялись в приюте. Порой присылалось что-то и из России: то тетя Элла передаст рулоны ткани на одежду для старушек из богаделен, то бабушка, почти безвыездно живущая теперь в Стрельне, даст указание переслать в Белград горы спелых апельсинов – несчастные дети, ни разу не видевшие диковинного цитруса, играли ими, как мячами, пока фрукты не начали подпревать. Однажды на имя княгини пришли два письма, в них чеки на суммы весьма крупные с записками, в противовес скупыми и немногословными. Одно – от княгини Юсуповой, узнавшей о приютах от Ольги Валерьяновны, обладавшей даром к убеждению не хуже Катерининого, второе, совершенно неожиданное, от дамы с очень длинной фамилией – княгини Абамелек-Лазаревой Демидовой-Сан-Донато. Оказалась благодетельница Марииной полной тезкой и родной тетей Павла: Мария Павловна не слишком рассыпалась к словах почтения молодой княгине, в основном имея интерес лишь к давно не писавшему племяннику – здоров ли. Ответив на послание, Мария уверила обеспокоенную родственницу в том, что Павел здоровее всех здоровых, пообещала пристыдить его при первой же встрече и заставить дать о себе знать, и за пожертвование поблагодарила. Большую помощь кроме Кати ей оказывала Александра Павловна, супруга царского посланника Гартвига, дама весьма деятельная и пользующаяся авторитетом в белградских высших кругах. Кроме реальной поддержки в благотворительных делах, она взялась с пылом взялась за другую немаловажную, по ее мнению, обязанность – ввести в высшее общество королевства Марию. - Мария Павловна, если вы не против, я не поеду сегодня с вами во дворец, - извиняясь, проговорила Катерина, прощаясь с детьми и выходя вслед за княгиней во двор. – Милица прислала Йованку с гувернанткой, мне нужно отвезти ее на примерку к швее. - Конечно, Катя, поезжайте. Но вы будто бы этим недовольны. - А чему мне быть довольной? Пфф, война, а она деньги на туалеты спускает. Стыд, да и только. - Оставьте, это же для ребенка. - А чем ей Драгины платья нехороши? Да, растет она быстро, но ведь до сестры ей далеко, пока может носить ее наряды. Она рано воспитывает в ней кокетство, будто нас самих в том возрасте не помнит! Платье потемнее, фартук, ботинки – я приехала в институт и разницы не почувствовала. А Йованка вся в кружевах. - Детей нужно баловать, Катя. Когда мама переехала в наш дом, то она сразу стала советоваться со мной насчет моих платьев. И, знаете, я была совершенно счастлива. - Постойте, как это переехала. – Фрейлина удивленно захлопала глазами. – Ваше Высочество, простите, ваша мать вам…не родная? - Вы снова назвали меня Высочеством. – Мария перехватила сумочку другой рукой и подперла бок кулаком. – Ах, не смущайтесь же. Да, она мне мачеха, и младший брат и сестры мне всего лишь единокровные, но, право, это ничего не меняет. У меня еще есть две сводные сестры и брат, они прекрасные люди, у нас хорошие отношения. - Но…о, боже… она же так много подарков присыла вам! - Конечно. Она обожает всякие покупки, но больше этого она любит уверенность, что мы абсолютно всем обеспечены. Но она никогда не бывает в этом уверена, увы. Я люблю ее, правда, и мы с братом с незапамятных времен зовем ее мамой, а сводные папу – «дядя Паля». - Она была так рада вашему приезду. – Катя устремила задумчивый взгляд к небу. – Я ни за что не сказала бы, что она…мачеха. - Я думала когда-то, что все мачехи непременно злые. Но, правда, это не так. За всех говорить нельзя, но моя…у меня не было другой мамы, Катя. Я не помню той, что мне родная. Катерина промолчала – было видно, что этот разговор она переживает тяжело. - Езжайте домой, - сказала Мария, желая закончить его. – Завтра вы придете? - Конечно. – Фрейлина немного оживилась. – Я отправлю племянницу сегодня вечером. Это благо, что она с гувернанткой – мне не придется сопровождать ее самой. - Хорошо. До завтра. Попрощавшись, девушка разъехались в разные стороны. В вестибюле Марию, как и обычно, встретила Славка сегодня заметно более всполошенная, чем обычно. - Я не хочу обедать, передай Владане, - не дав ей сказать и слова, проговорила княгиня, отдавая ей шляпку и перчатки. - Ваше Высочество, но… - Нет, мне совершенно не принципиально, что будет на ужин. На ее вкус. - Ваше Высочество, там…. - Зайди потом ко мне и забери этот костюм. Мне немного зажевало юбку, возможно, это еще удастся поправить. - Его Высочество! – выпалила Славка, оставив надежду, что ей дадут сказать. Мария замерла. – Вернулся. Бросив взгляд на лестницу, княгиня шагнула к ступеньке, поднимаясь на нее медленно, и уже с отчаянием побежала наверх. Очутившись в коридоре, она остановилась, не зная, как быть дальше… - Джордже! Он вышел из кабинета – все такой же, как и прежде: излишне худой, с уставшим лицом, вмиг озарившимся светом. И, забыв обо всем на свете, Мария бросилась через всю галерею к нему в необыкновенном порыве. Мгновение – и она оказалась в его объятиях, надежных и любимых, а ноги взмыли над полом, и ее закружило, закружило… - Солнышко мое! - Ты вернулся… - Победа, милая, - выговаривал королевич торопливо, покрывая ее лицо поцелуями. – Победа. Я вернулся к тебе. И потом, гораздо позже, уже под утро, забыв обо всех обязанностях, ужине и горничных, Мария лежала под одеялом, не веря своему счастью – Георгий наконец-то с ней. Нет больше мыслей о том, что он умирает от взрыва османской бомбы, что уже погиб, пронзенный кривой саблей, – он с ней, и лишь она теперь может умереть, и то от радости. И он – ее единственная любовь, радость, счастье, облокотившись о подушку, смотрит на нее с нежностью издевательски-насмешливой, будто на котенка, с которым играют клубком. - Я скучал. - Не может быть. – Теперь была ее очередь насмешничать. – А я и не заметила. - Я люблю тебя. - В самом деле? - Эй! – Он резко перевернул ее на спину, заглядывая в лицо со строгостью все же влюбленной. - Не будь гадкой. - Не буду. – Мария улыбнулась и толкнула свесившийся с шеи мужа крестик на серебряной цепочке. - Не балуйся. - Ты мне был очень нужен все это время. - И ты мне. – Принц со вздохом опустил голову ей на грудь, расслабляясь. – Прости за Грецию. - За что? - Не мог приехать. Это так мучительно – я уже успел пожалеть о том, что отправил тебя туда одну. Я так хотел быть рядом с тобой. Дмитрий был? Папа? - Да. - Слава небесам. - Я поссорилась с Митей. Королевич вновь поднялся над ней, смотря озадаченно. - Почему? - И с Мирко, - продолжила Мария. – Твоим дядей. - Почему с Митей? – Он мгновенно догадался. – Из-за меня. - Нет, из-за меня. - Не верю. - Как хочешь. – Княгиня села на кровати, заворачиваясь в одеяло. Теперь ей было видно свое отражение в зеркале – всклоченные волосы, немного невыспавшийся вид. И муж за спиной с потемневшими от ухудшевшегося настроения глазами. - Он обидел меня. - А если я напишу ему, он подтвердит, что дело касалось только вас двоих? - Георгий, больше нет тебя и меня. Все, что касается тебя – моя обида тоже. - Ты права. После завтрака я напишу Дмитрию. - Зачем это? – вскинулась Мария. – Это не твое дело. - Больше нет тебя и меня. Все, что касается тебя – мое дело тоже, - мстительно напомнил принц. – Я не спрашиваю про Мирко - то действительно обида лишь моя. Но Дмитрий…с братом ты будешь мириться, милая. - Как раз Мирко обидел именно меня. – Девушка выдавила подобие улыбки. – Только лишь меня. - Причина? - Георгий… - Мария. - На похоронах рядом со мной был Вильгельм. Твой дядя решил, что это что-то значит. - А это что-то значит? - О, боже, - простонала Мария, пряча лицо в ладонях. Она яростно уверяла черногорского князя, что муж все поймет, но он сразу засомневался, и это недоверие ранило. - Милая, нет. – Королевич придвинулся быстро, отрывая ее руку от лица и жгуче целуя ладонь, запястье, потом предплечье. – Не сердись на меня, не надо. Просто ответь. – Он снова взглянул в их общее отражение в зеркале, и взгляд его показался печальным. – Ты не жалеешь? - Я ждала тебя полгода с войны, Георгий, - сухо напомнила княгиня. - Я знаю… - И еще три месяца до того, как ты заболел. - Я всегда думал о тебе, каждую минуту. - Я уже жду, что мне поставят в вину эту поездку в Афины. Я не желаю оправдываться за то, что не делала. Вильгельм знает меня, и я не вижу ни капли трагедии в том, что воспитанный молодой человек подошел, чтобы принести свои соболезнования. Мне было достаточно того, что мне наговорил твой черногорский дядька и мой брат. Довольно, убери руки. - Маша, не надо. – Он развернул ее к себе, порывисто и надежно обнимая ее лишь на секунду, а потом жадно припадая к губам. – Прости меня. Пусть будет Вильгельм. Пусть, подери его черт, он будет даже в это кровати. Но не говори мне больше о нем. - О чем говорить?!- воскликнула княгиня горько. – О чем?! - Я хочу верить! – полукриком вырвалось у принца, и он сжал зубы отчаянно, продолжив шепотом, схожим с шипением. - Я хочу тешить себя верой в то, что ты меня любишь. Даже когда это перестанет быть правдой. Мария кивнула, пусть движение и далось ей с трудом. - Георгий, отпусти меня, пожалуйста. - Ты же не любила называть меня Георгием. - Видимо, зря. - Тебе кажется, что я несправедлив к тебе? Жесток? - Мне кажется, что я просто не замечала этого в тебе. А было оно всегда. Качнув головой, принц притянул ее к себе, устраиваясь щекой в ложбинке ее плеча. - Я никогда раньше не чувствовал в себе столько нежности. Я не хочу войны, быть принцем, власти, общества. Переселиться б сейчас в какую-нибудь маленькую деревушку, в домик с садом у реки, чтобы ты сажала цветы, а я ловил рыбу, и кроме нас с тобой вокруг никого не было. Ни слухов, ни сплетней, ни ревности, чтобы никто не знал, где мы. Давай бросим все, отречемся и уедем! Княгиня невольно улыбнулась, поглаживая его волосы. - Долго же мы с тобой протянем без людей. - Зачем они нам, ведь мы будем вместе. - Вряд ли мы друг друга накормим. - У меня еды и в мыслях нет, когда ты рядом. - Вот поэтому ты и тощий такой. – Мария вздохнув, разгладила складки одеяла, собравшегося у нее на животе. - А я порой люблю побаловать себя вкусненьким. - Поверь мне, я смогу обеспечить тебя, где бы мы не были. – Лицо Георгия в отражении стало хитрым, и он потянулся за халатом, кутаясь в него. Рывок – и она вместе с одеялом оказалась у него на руках. - Мне нужна твоя помощь! - Куда ты тащишь меня? – засопротивлялась девушка, но он уже вынес ее в коридор и толкнул дверь в свой кабинет. – Что ты снова задумал? - Бери ручку. Я оставлял ее заправленной, чернила, верно, высохли? Нет? Хорошо. – Принц поднес ее к висящей на стене карте и присел на корточки, держа жену на коленях.- Ну же, княгиня Мария. - Что я должна сделать? Вытянув шею, он поцеловал ее в щеку и одарил счастливой улыбкой. - Исправить карту. Косово снова сербское. И Мария, улыбаясь, исправила историческую ошибку, жирной линией отделив сербскую землю, отняв ее у прежних владельцев. «Косовский вилайет» канул в небытие – прямо на карте, поверх старого названия она написала «Косово поле» и подчеркнула дважды. - Ура? - Ура!!!