Джурджевдан

Дни мелькали, похожие один на другой, но отличающиеся лишь отсутствием одного единственного письма. Каждое утро Мария сбегала вниз к лакею, приносившему почту, быстро перебирая газеты и конверты, но нужного никогда не было. Не было и телеграммы – будто растворившийся во тьме неизвестного ей таинственного Косова поля Георгий не написал ни строчки с самого отъезда. Не писал и свекор, от Александра тоже не было весточки, а она сама не знала даже приблизительного адреса. Оставалось ждать. Ждать каждый день, занимаясь своими обычными делами, сохраняя лицо на людях, чтобы ничем не показать отчаяния, выливающегося слезами каждую ночь. Плакала, ложась спать, плакала, просыпаясь, читая газеты с отчетами о храбро воюющей Черногории без единого слова об армии Сербии, плакала, плакала…. А потом вставала, вытирала слезы и, улыбаясь, шла в приют, в госпиталь, на благотворительный базар. Был лишь второй или третий день, когда, не выдержав, возвращавшаяся из приюта Мария свернула к зданию библиотеки. Сухонький старичок-хранитель опешил от такого внезапного посещения. - Ваше Высочество… - Я хотела бы взять пару книг, - сказала Мария. – Можно? - Разумеется! Какие вас интересуют? - Что-то по истории Сербии и Косова. И, - она остановила уже собравшегося уйти библиотекаря. – Если есть, про Карагеоргиевичей что-нибудь. Про вождя Карагеоргия. - Подождите немного, я сейчас подберу нужные книги, - пообещал он, живо удаляясь в ряды шкафов. Отсутствовал он не слишком долго, вернувшись со стопкой фолиантов. - Вот это – о битве на Косовом поле, - объяснил старик, выкладывая книгу. – Это о князе Лазаре. О народном восстании и вожде здесь имеется, а это история Сербии с княжества Властимировичей. - Да, мне понадобится время, чтобы все изучить, - пошутила княгиня, помогая ему перевязать книги бечевкой. – Спасибо. Мне следует отметиться где-нибудь? - Да, пожалуйста, распишитесь в журнале. Кивнув, она взяла перо и в указанной графе привычно написала «Мария». - Следовало, наверное, написать фамилию? - Нет-нет, вовсе не обязательно, - запротестовал библиотекарь. – Я совершенно точно запомню, что это были вы, Ваше Высочество. - Хорошо. Спасибо. – С трудом подняв тяжелую связку, Мария пошла к выходу, но обернулась. – Быть может, у вас есть какие-то пожелания? Чего-то не хватает? - Да всего хватает, Ваше Высочество, грех жаловаться. Может, книги и нечасто новые дают, но и читают не сказать что много. Не модно. - Это огорчает. - Еще как огорчает! – подтвердил старик. - И молодых это совсем не интересует. Вот в России, небось, все это дело любят. - В городах, как правило, да. - Вот это хорошо. А позвольте, я вам донести помогу, а то тяжело. Так вот и я думаю – ну не может быть, чтобы люди на земле такой великой читать не любили. Царь, скажите, книгочей большой? - Да, он любит читать. У нас у многих состоятельных людей очень обширные библиотеки. - Уж состоятельные-то завсегда умными должны быть. Я это очень люблю. А у нас будто и не знают, что библиотека есть. - Что ж, в этом деле я точно могу вам помочь, - улыбнулась княгиня, прилаживая книги на руль. – Сейчас, конечно, не совсем подходящее время, но я обязательно буду говорить всем, что ваша – лучшая в Европе. - Скажете тоже. – Старик махнул рукой. – До Европы нам далеко. - Однако сказать так можно, да добавить, что в Европе все читают. Людям простым это, наверное, неважно, а для знати весомо. А для простых горожан нужно полезные книги заводить: для женщин - по кройке и готовке, мужчинам – по ремеслам каким-то. Ясно, что не все придут, но наверняка и интересовать кого-то будет. - А вы дело говорите, Ваше Высочество, - оживился библиотекарь. – Мы, признаться, такие «полезные» книжки все подальше держали – даже и думать не могли, что они спросом пользоваться могут. А вон оно как, вы то, ясное дело, нас умнее и придумали все так гладко. - Оставьте, я даже не уверена, что это поможет. Но вам все же спасибо, я прочту и верну, еще другие возьму. – Мария села на велосипед и оттолкнулась от бордюра. – До свидания. Старик радостно помахал ей рукой на прощание. - Всего вам доброго, Ваше Высочество. Приходите к нам. Уже давно была закончена книга о Карагеоргии, отгремела кровавая битва на Косовом поле, по преданию заставившая сербские реки один день в году нести вдаль воды красные от крови погибших, в томе истории уже перестало существовать великое царство Неманичей, а письма от Георгия так и не было. Постепенно Марии стало казаться очевидное – муж не вернется к ней, как пятьсот лет назад к княгине Милице не вернулся князь Лазарь. - Ваше Высочество, вам телеграмма, - объявил постучавшийся лакей, протягивая ей поднос с конвертом. Живо схватив его, княгиня грубо разорвала край, вынимая бланк. Телеграмма была от Елены. «Выезжаю с санитарным поездом. Буду около 16, встречай. Елена». Золовка, как и всегда, все придумала лучше нее – она, поддавшись горю и унынию, даже и предположить не могла, что ей следует оборудовать лазарет ил поезд. Отшлепав себя по щекам, Мария решила взять себя в руки и заняться делами, но, вовремя сообразив, что знания ее о медицине совершенно ничтожны, стала дождаться Елену. Поезд пришел на вокзал Белграда удивительно по расписанию, и заметавшаяся на перроне Мария тщетно пыталась высмотреть в окнах вагона золовку. - Мари! – стоящая на подножке Елена махала ей рукой. Паровоз еще не остановился, а она уже легко спрыгнула на платформу и побежала к ней. – Здравствуй! - Миленькая, здравствуй. - Княгиня обняла ее. – Красавица стала совершенная. - Ох, а сама-то! Чудо как хороша. Мари, милая, поболтаю с тобой с радостью, тысячу вещей расскажу и спрошу, но потом – мне на фронт нужно. - На фронт? – Мария отстранилась от нее, смотря на платье сестры милосердия под по-русски теплой накидкой. – Я с тобой! - Со мной? Да я туда и обратно – оставлю лазарет, все устрою и вернусь. Тут еще тоже дел невпроворот. - Нет, я поеду. Я помогу. - Тогда прямо сейчас. - Сейчас. И Мария без единой вещи в багаже вбежала в вагон лишь на минуту притормозившего поезда, вновь набравшего скорость и укатившего в сторону дальней границы. - Уф, мне нужно хотя бы телеграмму отправить домой, что жива, - сказала Мария, опускаясь на полку в спальном вагоне. – Катя поиски устроит. - Дадим со станции, притормозить велю. – Елена сбросила накидку и села напротив, улыбаясь. – Ну что, как живешь? - До войны – как в сказке. Сейчас – в сплошном кошмаре. - Что такое? – насторожилась княгиня. - Джордже даже письма мне с фронта не прислал. Ни телеграммы! Как так можно, ведь он знает, что схожу с ума здесь в неизвестности! Я вылила столько слез… - Подожди-подожди, - остановила ее Елена. – Ты так быстро говоришь по-сербски, что я едва ли тебя понимаю. Я отвыкла, знаешь ли. Когда ты успела его выучить – ни папа, ни Александр об этом не упоминали. - Не знаю, - пожала плечами Мария. – Само собой получилось. - Ты молодец. А Георгий – наглец. Я задам ему трепку, когда приеду, будь уверена. Жене ему сложно написать – о, он совершенно не дружит с ручкой, будь уверена. - Просто перо и чернила для него работа. – Мария облокотилась о столик. – Он целыми днями за бумагами, поэтому писать письма для него значит вновь заняться делом. Но телеграмму-то можно дать. - Безусловно, - подтвердила Елена. - Как в общем дела? Ты знаешь, я же довольно надолго. Папа на фронте? Возвращаться не собирается? Мне выделят мои старые комнаты? - Не говори чепухи, живи у нас. Мне смертельно скучно одной, а вдвоем нам будет премило. Устроим тебя с комфортом хоть на год, хотя на полтора. - Шутишь? – фыркнула Елена. – Иоанн испишет всю бумагу в стране мне письмами и, в конце концов, просто приедет сам. Он едва отпустил меня и то с условием, что я буду писать очень часто. Если бы он не знал, что дело благое, то ни за что не позволил бы мне уехать. Мария улыбнулась лукаво. - Так у вас все хорошо? - Разумеется. Мне, конечно, немного не хватает домашних, но братьев теперь не вызовешь в Петербург. – Княгиня ответила на улыбку. – Младший в делах, а старший в любви. - Это точно. Елена! – Мария схватила золовку за руку. – Как мальчики? - Наши? Неплохо. Олег жениться собрался. - Олег? Помилуй, Боже, ему же двадцати нет! - Двадцать ему в этом ноябре, только кому это мешало? Она-то совсем еще девочка. - Да кто же это? - Надя наша. - Петровна? – Елена кивнула. – Тети Милицы? – Снова кивок. - Которая вам кузина? - Мари, ну Бога ради, у нас нет других Надежд. Да, это наша кузина Надя, ей четырнадцать, но Олег… - Девушка обхватила ладонями воздух вокруг своей головы, показывая что-то огромное. – Он пообещал ждать, тетушки явно не в восторге, а что делать? Он настроен решительно. - Вот так новости. - Не волнуйся так, все еще может измениться. Тетушки явно надеются на это. Так, что там с Лазич? – Елена сузила глаза. – Мне писал Александр в столь страшных красках, что я едва не сорвалась к вам. - Все в порядке, Джордже, насколько я знаю, разобрался с этим. – Мария повела плечами, смотря в окно с мелькающими за стеклом деревьями. – Во всяком случае, я о ней больше не слышала. - Мари. У них было все несерьезно. - Он мне говорил. - А теперь говорю я. – Елена накрыла ее руку своей ладонью. - Нам не понять мужчин, их потребности для нас сущий пустяк. Брат не ангел, его можно за многое осуждать, но теперь он влюблен и влюблен именно в тебя. И я ему верю. - А раньше не верила? Княгиня отпустила руку невестки и отодвинулась к стенке. Ее взгляд стал серьезным. - Он рассказал тебе что-то? - Нет, - покачала головой Мария. – Он все еще довольно скрытный. Я пыталась об этом заговорить, но… - Значит, он уже не расскажет. Никому. - Видимо. Он явно настроен на это. - Безумно жаль. Что ж. – Елена хлопнула себя по коленям и встала. – Пойдем, попросим чаю. Я познакомлю тебя с персоналом, тебе наверняка будет интересно с ними. Дорога пролетела незаметно, не причиняя никаких неудобств. Ни на секунду Мария не подумала, что она едет к войне, – она ехала к мужу. И сердце пело. - Вране, - торопливо сообщила Елена, устраивая на голове сестринский платок и накидывая пальто. – Здесь оставим госпиталь, до линии фронта придется ехать. - Мы успеем до вечера? – живо поинтересовалась Мария. – Нужно же найти комнаты, проследить за разгрузкой. - Разгрузят без нас, пока будут работать, мы съездим к нашим. Нашли экипаж – не лучший и уж конечно не автомобиль, но вполне приличную коляску с возницей. Он сам вызвался помочь княгиням отыскать штаб, дальше же, как он сказал, их никто не повезет. - Лишь бы они были там, - прошептала Мария, удерживаясь в трясущейся по неважной дороге коляске. - Джордже наверняка где-нибудь в самой гуще. - Мы найдем его, не волнуйся, - утешила ее Елена. - Самое главное – отыскать папу, он прикажет собрать всех. В пути они провели час или больше того – Марии не пришло в голову как-то определить время. Где-то вдалеке грохотало и ей очень хотелось, чтобы мужа сейчас там не было. - Вона офицеры ходят – они знают, куда идти нужно, - на едва понятном сербском сообщил возница и сплюнул. – У них спросите, Ваши Высочества, проводят. - Дождитесь нас, - бросила Елена, выпрыгивая из экипажа и увлекая невестку за собой. Она фактически волокла ее за собой, таща к военному, рассматривающему что-то в папке. – Прошу прощения. Офицер с майорскими погонами взглянул на них с неудовольствием, кивнув, и снова устремил взгляд к своим бумагам, но совсем ненадолго. Прошло лишь мгновение - и он с широко распахнутыми глаза воззрился на княгинь, вытянувшись как столб. - Ваши Императорские Высочества! Елена изогнула бровь и искоса взглянула на Марию. Та вздохнула и развела руками. - Георгий. - «Королевские Высочества» будет вернее, - поправила его княгиня крови императорской. – Окажите нам услугу, майор, проводите к Его Королевскому Величеству. - Или к королевичам, - вмешалась Мария. – Если они здесь. - Разумеется, идемте, - засуетился офицер. – Нам туда. Он провел их через лагерь, гудящий как улей, гремящий разрывающимися снарядами и визжащий пулями. Где-то с краю как гнездо прилепился низенький домик, почти избушка с когда-то белеными, а сейчас серьезно посеченными осколками стенами. Открыв дверь, майор пропустил девушек вперед. - Прошу. - Да! Пусть уж поднажмут, Никола, двигайтесь на восток, мы отсекаем их с запада, - громко выговаривал в трубку телефона король. Перед ним раскинулся огромный стол с картой, а больше в комнате не было фактически ничего, лишь какие-то бумаги, лежащие всюду на стульях. – Да? Да, первая. Не подведем, Никола, но и вы не бросьте. А как же мне тебя называть, папой что ли? Бога побойся, я тебя на три года моложе. Все, действуйте. – Он ухмыльнулся, бросая трубку, и, мимоходом взглянув на стоящих в дверях девушек, заулыбался, поворачиваясь к ним. – Доченьки мои! Откуда вы здесь? Как? - Папа, мы с санитарным поездом, - похвасталась Елена, попадая в объятия отца. – Размещаем во Вране лазарет. - Очень кстати. Ох, девочка моя, как давно не видел тебя, прямо и слов подобрать не могу. А младшая дочка поцелует старого отца? – шутливо спросил он. - Тоже уже давненько не виделись. - Здравствуйте, папа. – Мария поцеловала его в щеку и подняла на него глаза. – Папа, а где Джордже? - Здесь, неподалеку. На батарее. Присядь, отдохни – прикажу его вызвать. - Нет, не надо. Поговорите, - сказала девушка, уже снова возвращаясь к дверям. – Не буду мешать. Она выбежала на улицу, на по-осеннему ледяной ветер, и потянула платок, прикрывая волосы. - Где батарея? – крикнула она пробегавшему мимо поручику, тщетно надеясь услышать свой голос за грохотом орудий. Он остановился, пытаясь рассмотреть ее лицо, и вытянул ладонь в сторону. - Там! Кивнув в благодарность, Мария побежала в указанном направлении. Взрывы гремели уже ближе, где-то будто бы совсем рядом застрекотало ужасно, но она лишь прибавила шаг. Ей встречались солдаты, здоровые и раненные, в сопровождении медбратьев, ходячие и на носилках, прямо на земле под открытым небом лежали трупы, их было немного, но они были. И снова грохот. И снова стрельба. Впереди выросли пронзающие небо стволы артиллерийский орудий – такие Мария видела лишь дома и то лишь раз. Стволов было пять, людей возле них суетилось гораздо больше, но все они будто исчезли на фоне ставшей нескладной в шинели фигуры. Снова рванулись вниз яркие флажки, и Марию оглушило залпом. - Георгий!!! Он обернулся, опуская руку с картой, и машинально шагнул к ней. - Мари? Откуда ты здесь? - Одно письмо! – закричала она, все еще глухая от выстрелов. – Одно! - Почему? Кто тебя привез? - Телеграмма, если письмо для тебя труд поистине непосильный! - Когда мне писать? – растеряно возразил королевич. - Я заслуживаю знать, что ты все еще жив!!! – завопила Мария истерично. - Я на войне!!! – яростно воскликнул принц. - Мне следовало оставить все, чтобы удовлетворить твои прихоти? Тебе было бы приятнее, если бы я сидел с тобой в Белграде?!! Девушка задохнулась, и мир вокруг будто затих. Круто развернувшись, она зашагала от батареи прочь. - Мари, - окликнул ее голос мужа. – Мари, подожди, постой. Она не остановилась, не чувствуя в себе ни малейшего желания выслушивать его сейчас. - Милая, ну остановись же, посмотри на меня. Я вспылил, ты застала меня врасплох. Я же и подумать не мог, что ты появишься здесь, дай мне объясниться, в конце концов. Мария! – крикнул он ей в спину. – Если ты уйдешь вот так, я застрелюсь! Княгиня остановилась, готовясь бросить ему в лицо резкость, но губы заняло другим – поцелуем, жарче которого еще не было. Кругом бушевала война и витала смерть, но все это ушло из их мира, вместе со всеми людьми. Они были одни. - Не успел, - выдохнул Георгий ей в губы. – Писать о прибытии было бессмысленно, а потом все внезапно случилось. - Хоть пустую. Просто с именем. Мне не нужно было большего. Он вздохнул, снова целуя ее, но недолго. - С кем ты? - С поездом. Елена привезла лазарет. - Елена приехала? Что за сумасшедшая! - Она у папы. – Мария шмыгнула носом, поднимая глаза на любимого. – Хоть изредка давай о себе знать. Отцу докладывают о делах в Белграде – отсылай в ответ мне телеграммы. Одно слово – «жив». - Я жив, - кивнул королевич. – Поцелуй еще раз. И она послушалась, крепко обнимая его за шею, притягивая к себе. И поцелуй, этот казалось, длился вечность, но вечность эта закончилась вместе с притворным кашлем за спиной королевича. - Постыдились бы, - с усмешкой заметил стоящий в стороне Александр, заложивший руки в карманы шинели. – Люди смотрят. - А людям женатым глядеть не на что, - отозвался Георгий. – А холостые лишь от зависти смотрят, вот как ты сейчас. - С чего ты решил, что я завидую? Ничуть. - Даже не сомневаюсь. Тогда прекрати бессмысленный поток слов – пытаясь произвести впечатление, ты только портишь мнение о себе. – Он снова повернулся к жене. – Где Елена? Хочу поздороваться. - Елена здесь? - спросил Александр удивленно. – Сумасшедшая! Мария усмехнулась до странности одинаковой реакции принцев на новость о приезде сестры. Вчетвером они вернулись к избушке-штабу, и лишь дверь успела скрипнуть, впуская их в комнату, как Елена обернулась, отвлекаясь от разговора с отцом, и поднялась, улыбаясь во весь рот. - Здравствуйте, милые, - проговорила она, прежде чем броситься на шею лишь только вошедшему Георгию. Словно очнувшись, она потянулась к Александру, притягивая его к себе свободной рукой и обнимая тоже. - Я так тосковала по вам. - Чудачка ты, Елена, - констатировал Георгий, мягко целуя ее в щеку и отпуская. – Как тебя только муж отпустил. - Как не отпустить – ведь благое дело. - Ни за что бы не пустил. Пусть хоть мир спать бы собиралась. - А она и без разрешения приехала, - едко заметила княгиня. Принц улыбнулся. - Да. Ты права. - Госпиталь? Ведь это прекрасно! – обрадовался наследник после недолгого рассказа сестры. – И так близко, это безумно кстати. Отец, нужно помочь персоналу устроиться, – сказал он решительно. – Чем раньше лазарет будет готов, тем быстрее раненные смогут восстановиться. Я отдам в помощь солдат из резерва. - А если наступление? - Мы справимся. - Еще бы, - фыркнул королевич в плечо сидящей на его колене Марии, с неодобрением посматривая на брата. – С таким-то командующим. Александр резко повернулся, смотря на него серьезно. - Тебе эта идея не нравится? - Нет. - Ты не хочешь, чтобы наши раненные солдаты получили помощь? - Вместо нынешних десятков помощь понадобится сотням и тысячам. - Я хочу сохранить жизнь этим десяткам! - Пожертвовав тысячами?! Братья смотрели друг на друга, напряженность витала в воздухе, ощущаясь почти физически. Елена, король и Павел выжидали, явно знакомые с такими стычками. Расправивший плечи и гордо поджавший губы Александр нарушил тишину первым. - Я прикажу построить солдат, - произнес он холодно. – И велю подготовить экипажи – мы сами поедем в лазарет. - Это приказ, Ваше Королевское Высочество? – спросил Георгий с плохо скрываемой яростью в голосе. - Да. - Слушаюсь. Наследник прошагал мимо брата, за его спиной громко хлопнула дверь. Павел впервые за все время впервые не потрусил за кузеном, а как-то совершенно обессилено опустился на стул с картами. Вид у него был совершенно подавленный. - Дядя… - Да, пойди-пойди, - встрепенулся король словно от тяжелого размышления. – Вели автомобили выгонять, все поедем. Сейчас спокойно, ничего не случится, если мы отлучимся. Король подхватил фуражку и шагнул к двери. Сын остановил его, придерживая за рукав. - Горожане помогут, если их попросить, - произнес он с нажимом. – Нет нужды брать людей из резерва. - Александр знает, что делает, ведь так? Георгий кивнул, отпуская его шинель, и король удалился. Подошедшая Елена сжала его руку, и лишь мельком взглянув на закрывшуюся за отцом дверь, положила голову ему на плечо. - Раз ехать, так поехали сейчас, - грубо бросил королевич, вставая. – А то не лазареты ставить придется, а могилы копать. Он был зол, рассержен и с трудом держался, чтобы не сорваться на кого-нибудь. Очевидно, его спасала компания – Елена быстро затолкала невестку в машину, запрыгнула туда же сама и объявила, что места хватит лишь для одного. Этим одним, разумеется, стал Георгий – ведь там была его жена, а Павлу и Александру пришлось устраиваться вместе с королем, что не расстроило их – его экипаж был намного удобнее. - Ваше Королевское Высочество! – бросилась к автомобилю средних лет женщина в сестринском платье, немного взволнованная. – Я не знаю как и поступить, они пришли и требуют, да, требуют, чтобы им позволили помочь! Я едва их понимаю. Перед домом, выделенным под лазарет, действительно собралась приличная толпа в полсотни человек, в основном женщины и юноши. Молодежь в основном молчала, женщины выражали неудовольствие так громко, что смысл их претензий был понятен. Они желали помочь с устройством лазарета. Сестры им не позволяли. - Папа, я полагаю, солдат можно отправить обратно, - предложила Елена, поворачиваясь к отцу. – Мы прекрасно справимся и без них, народу более чем достаточно. - Ты права, - согласился король. – Александр, прикажи им возвращаться. Наследник, неприятно удивленный сложившейся ситуацией, отправился к офицеру, сопровождающему отряд на правах командира, Елена направилась к горожанам, чтобы поприветствовать их и объяснить задачу. Через минуту все пояснения были кончены, и люди направились к платформе, чтобы помочь перенести привезенные вещи. Мария вызвалась разобрать с операционной: не имея особого опыта, она просто расставляла ящики с медикаментами, перевязочными материалами и инструментами так, что их легко было найти. Королевич, помогавший носить эти коробки, занимал больше ее времени, чем сортировка футляров с инструментами, почти откровенно мешая. - Как маленький, - смеялась она, уворачиваясь от поцелуя. – Поставь эту кастрюлю здесь – ее будет просто найти. - Неужто грех – по жене скучать? - отшутился принц. – Если так, то мне вовек не раскаяться. - Не грех, но тогда мы ни за что не управимся. Отпусти, не то уроню на ногу. - Мари, ты же не останешься здесь? Княгиня устроила лампу в уголке и покосилась на него. - Почему это звучит так, будто ты против? - Я против – это не скрывается и не обсуждается. Ты должна вернуться в Белград. - В общем-то, я собиралась, чтобы… - Чтобы остаться там, - отрезал Георгий. – Ты должна быть в столице. - Но я нужна здесь. - Нет. Занимайся своими обычными делами - можешь спустить все наши деньги на лазареты, но с условием – ты должна оставаться дома. - Джордже... - Сюда долетают снаряды. – Королевич беспокойно обернулся, прислушиваясь к чему-то. – Бомбят каждый день. Тебя могут ранить прямо на улице. Останься дома. Постой, - он сильно сжал ее запястье, почти с ужасом смотря на нее. – В Белграде достаточно безопасно? Туда не может упасть бомба? - Что ты говоришь такое – до Белграда пять сотен верст. - Это близко… - Принц щелкнул пальцами и недоверчиво осмотрелся. – Очень близко. - Успокойся – это очень далеко. - Да, наверное. Я хочу тебя обнять. Мария кивнула, позволяя притянуть себя в объятия. Уродливая шинель казалась ей сейчас самой прекрасной вещью в мире – ей было трудно даже осознать как сильно она по нему скучала. Но, к несчастью, чувство поселившегося спокойствия обещало быть недолгим. - Ты же не обманешь меня? – спросила княгиня, прижимаясь щекой к грубой ткани рукава. – Ты будешь мне писать? - Не обману, - ответил муж, уткнувшись ей в макушку. – Не буду. С силой оттолкнув его, Мария чуть не упала вместе со складным столиком, но сумела удержаться на ногах. Разочарование ударило ее сильнее острого ножа. - Георгий! - Мари, я на фронте, - выговорил принц с раздражением. – Не на учениях, не перебираю бумажки Александра. Здесь кругом смерть, пока что она не коснулась меня, но она вокруг, всегда рядом. Не я это придумал, но бросить все и уйти я не могу – это моя земля. Я не имею права сесть за письмо, когда на поле боя погибают тысячи сербских солдат. Княгиня выдохнула, прочищая горло, перехваченное отчаянием как толстой веревкой. - Зачем ты женился? - Я не знал, что будет война… - Зачем? – крикнула она. – Зачем женился?! Война виновница? Война? Ты не написал мне ни сточки в женихах, а теперь говоришь, что во всем виновата война! Ты просто не хочешь! Королевич шагнул к ней, протягивая руки. - Не говори так. - Не трогай! – Мария обошла стол, подхватывая брошенный платок, и направилась к двери. – Я больше не задерживаю тебя. Возвращайся к своим солдатам. - Мари, побойся бога! Они воют за Родину, за свои семьи! Княгиня остановилась у выхода, берясь за ручку. - А за что вы воюете, Ваше Высочество? Не говорите, что тоже за семью. - Мари. – Георгий пожал плечами, и в этом движении почудилась горечь. – Меня может быть завтра убьют. - Уверена - тогда мне напишут письмо. Припечатав дверь, Мария вышла в коридор, прилаживая платок. Раздражение в ней не утихало – ей хотелось высказать мужу все в лицо, лично, ей хотелось, чтобы он понял, чего стоили ей те ночи в одиночестве, в полной неизвестности о его судьбе. Когда-то восторженный влюбленный жених клялся ей - «Ты будешь знать, чем я дышу». Свадьба прошла, но сложная головоломка личности и мыслей ее мужа все никак не складывалась, оставаясь неразрешимой загадкой для нее. И надежды все же решить ее однажды было все меньше. - Я помогу вам, - сказала она молодой сестре, разбирающей постель для уже расставленных металлических коек. – Дайте мне несколько комплектов. Девушка безропотно уступила, и Мария принялась стелить постели. Занятие отвлекало ее от мрачных мыслей и позволяло немного забыться, но в душе все еще кипела обида. - Мари! – В дверях скоро появилась Елена. – Ты здесь! - Здесь, - неохотно отозвалась княгиня, разглаживая морщинки на белоснежной наволочке. - Что с братом? Он словно прибитый. Вы поссорились? - Это уже давно у нас не редкость, - фыркнула Мария. Княгиня обошла кровать, останавливаясь перед невесткой. - Похоже, мне придется долго тебя слушать. - Отчего? Мне нечего рассказывать. И если он зовет… - Они уехали. Два слова обрушились, тяжестью наковальни разбивая решимость и ничтожные бусинки спокойствия. Чувствуя как дрогнули губы и защипало глаза, Мария сильно сжала уголок подушки. - Я не удивлена. Его Высочество и на фронт удрать собирался, не уведомив меня. Тогда я ему помешала, сейчас пусть отправляется. К чести Елены, больше она не пыталась завести разговор о происшествии. Задержаться во Вране пришлось до утра – устройство лазарета потребовало немного больше времени, чем предполагалось. Обустроив палаты и комнаты, княгини приняли нескольких женщин, пожелавших стать сестрами при госпитале, и уехали в Белград, где еще было немало дел. На столичный вокзал поезд прибыл в сумерках, и девушки, не потрудившиеся сообщить о своем приезде, были вынуждены взять извозчика, немедленно признавшего в клиентках венценосных персон. - Ты совершено налегке, - заметила Мария, с его помощью выбираясь из коляски, придерживая небольшой чемодан золовки. – Отчего же даже без горничной? - Оставь, обойдусь без нее, - отозвалась Елена, нагруженная вторым чемоданчиком и ручным саквояжем для мелочей. – Я вполне управляюсь - по дороге мне помогали девушки, а здесь обращусь к твоим, если позволишь. Благодарю. – Она быстро сунула извозчику вознаграждение, прежде чем Мария успела что-то сделать, и зашагала к воротам. – Боже, не верю глазам своим. Все так изменилось. О! Неужели? Оставив багаж, княгиня проворно понеслась по газону к приютившейся под грушей беседке. Изящное легкое строение появилось в саду за пару недель до начала войны и совершенно не успело послужить хозяевам. - Прелесть! Тут так очаровательно, Мари, у меня нет слов, правда. Качели! – Девушка бросилась к ним, висящим на крепком суку, и уселась на сидение, с наслаждением отталкиваясь ногами. – Как мило. Как ты смогла уговорить Джордже? - Его идея, - отозвалась Мария. – Сначала только беседка, а потом и качели. - Ты превращаешь моего брата в совершенного романтика. А хорош он как стал, глаз не оторвать. - Вижу часто – не замечаю. - Такой душка. Соскучилась по нему ужасно – Александр-то пишет, а из этого и строчки не выжать. - Я знаю, - лаконично произнесла Мария. - Папа писал про ваш дом – у него описание до того аппетитное получилось, что я будто там уже побывала. Ездили с Иоаннчиком в Стрельну, так я все вслух читала, он подробно написал. Комнатой своей хвастался ужасно, утверждал, что такой ни у кого на свете больше нет. Мне ты, надеюсь, не хуже выделишь? - Я тоже надеюсь, что тебя устроит твоя спальня. - Уже хочу взглянуть. – Елена спрыгнула с качелей, сходу подхватывая чемоданы. – Александр писал, что папа с вас портреты заказал. Удачные? - Приличные. - Фу, как сухо. Впрочем, не верю, что Йованович написал плохо. Джордже согласился на портрет, немыслимо! Вы угрожали ему? - Обошлись без этого. Впрочем, мой второй все же лучше, будь он неладен. Лакей распахнул перед княгинями дверь, и, обрадованный, побежал на кухню просить о запоздалом ужине. Явились горничные, не скрывавшие своих переживаний по поводу пропавшей хозяйки: Катя, информированная телеграммой, как выяснилось, сообщить об ее отъезде не потрудилась. Оставившая багаж на Славку Елена мигом пробежалась по просторному холлу. - О, как здесь чудесно, - пропела она радостно. – Будто другой дом. А здесь? По-прежнему гостиная? Прекрасно! – протянула она восхищенно, застывая в дверях. – Это…это иной мир! И Джордже это все оценил? - Вполне. Ему нравится. - Он был готов вступать в рукопашную со мной за одну высказанную идею заменить портьеры. Он всегда настаивал на том, что все должно быть ему привычным и знакомым. А сейчас… - Она обвела комнату восхищенным взглядом. – Тут все изменилось. Оу. – Она остановилась перед высоченным портретом Марии в полный рост в сапфирах и платье почти такого же оттенка, как и камни в диадеме и ожерелье, и белоснежной меховой накидке, держащейся на локтях и ниспадающей до самого пола. – Это…тот самый? - Он, - с досадой ответила Мария. – Джордже еще его не видел. Носился с ним как наседка с цыплятами: сначала платье, потом украшения, потом скандал с Александром…. Сколько неприятностей от одного портрета. - И что ты теперь будешь делать? - Ах, не знаю. Сейчас совсем не могу об этом думать. Решу потом. Лучше бы ты рассказала мне про Павловск. Ведь я у вас еще не была. - Ах, у нас все тривиально. Иоанн такой неприхотливый: уют он любит, а вот роскошь совсем не для него. К тому же нам требуется много места – ведь у нас всегда гости! А у вас такая красота. Пойдем дальше, не то не управимся до самой ночи. Княгиня попеременно восхищалась кабинетом, столовыми – старой и новой, большим и малыми залами, будуаром невестки. Когда Мария, наконец, распахнула перед ней двери комнаты, приготовленной для нее, Елена схватилась за сердце. - Боже, какая красота. Я не верю. – Она присела на диван и помяла бежевую с нежно-розовыми розами обивку, схватила яркую подушку, пряча в ней лицо. - Я не хочу отсюда двигаться. Где мой муж? Пусть немедленно собирает вещи и едет сюда. Братец не посмеет выгнать меня отсюда. Мари, душенька, ты волшебница. - Еленочка, а что если нам устроить лазарет здесь, у нас? – предложила Мария, прислоняясь плечом к дверному косяку. – Я прикажу все убрать. - Нет, дорогая, у вас слишком маленькие комнаты. Они хороши для жизни, но для палат это ничтожно мало. Пусть все остается как есть – уверяю, мы найдем место лучше. Ох, - она наклонилась к буйно цветущей герани в горшке на тумбе. – Я влюблена. Опять. Так что у вас с Георгием? Мария опустила глаза, делая вид, что ее заинтересовали ногти. - Он мне не пишет. - Мне тоже. – Елена выпрямилась от цветка. – И что же? - Я ему жена, я волнуюсь. Он на фронте и не может даже короткую записку прислать. - Это не удивляет совершенно, Джордже пишет крайне ограниченному кругу людей. Получить от него письмо значит обрести его полное доверие. - Ты меня утешила, - фыркнула Мария. - Я образно. - Елена склонила голову набок. – Он влюблен в тебя по уши и, конечно же, доверяет. Но это другое. Знаешь, мне тоже нужно написать письмо домой, а я не имею ни малейшей мысли о его содержании. Дать отчет о прошедших днях? Я не командиру письмо пишу. Сыпать нежностями? Глупо, да и от этого лишь тяжелее переносить разлуку. Не знаю. - Но ты напишешь. - Напишу, конечно, это необходимо. - А он не считает, что это необходимо. Я столько ему писала, когда мы были помолвлены, я, кажется, не меньше двух часов в день проводила за письмами. – Княгиня бессильно всплеснула руками. – А он ни разу не ответил. Зато он писал Косте. - Он и сейчас ему пишет. Пореже, но пишет. - Вот видишь… - Мари. – Елена потянула ее за руку, приглашая присесть рядом. – Не сомневайся в нем. Я уверяю тебя - нет, не как его сестра, считай сейчас меня своей сестрой – тебе не следует поддаваться сомнениям. Я знаю Георгия с рождения, очень хорошо, в чем-то больше, чем он сам, пусть многие части его души мне незнакомы. Ты наверняка хоть однажды видела бездомных котят – таких дикарят, что при виде человека убегают и прячутся где только возможно. Оставшиеся без матери, без внимания, одни в своем мирке, они никогда не даются в руки, а если их поймать, то они неминуемо оцарапают, потому что чувствуют опасность. Они не привыкли к ласке, для них мало что значит теплая подстилка и их едва ли заинтересуешь бантиком на нитке. Чтобы их приручить нужно время, очень много времени, и даже полюбивший человека такой котенок еще нескоро справится со своими привычками. Мой брат – такой котенок. Он потерял мать. Его побаловали два дня и выбросили в корпус, на ту же улицу – чужая страна, чужой язык, чужие традиции, незнакомый климат, учись, привыкай, ищи друзей. Он ощетинился – ему нужно было выживать, он Карагеоргиевич, в конце концов, никто и не вспомнил, почему прадеда прозвали «черным». Отец мягок, Александр способен искать компромисс, Георгий же совсем другой, он любит и ненавидит всеми силами - как немцев и все немецкое, и не видит смысла это скрывать. Он перессорился со всеми, кто имел хоть какую-то власть в этой стране – и все они пытались его ужалить побольнее, а он только «царапался». Двадцать один год – ужасный возраст, да, Костя не пример, он святой, но за Игоря уже порой бывает страшно. Да, чаще всего он милочка, веселый обаятельный мальчик, но иногда становится невыносимым. Это возраст, он опасный, Игоря нужно беречь, но Георгия мы не уберегли. Случилась беда. А сейчас мой дикий котенок влюбился. – Она погладила плотную ткань ширмы, прячущей кровать, улыбаясь грустно. – Ему приглянулась мягкая подушка и полюбилась ласка. Его и поцеловать-то раньше нельзя было, а теперь обнимает. Может, он простит нас однажды… - Уже простил, - сказала Мария убеждающее. – Если и винил когда-то. - Это грех страшный, наверное, но я иногда думаю, что люблю его больше Александра. – Девушка пожала плечами. – Не знаю, вроде и все поровну им досталось, но в итоге все обернулось плохо лишь для одного. Александр легче – он со всеми уживается, ему проще найти общий язык, объяснить свою точку зрения. Он будет хорошим королем. - А Георгий был бы плохим? Елена выпрямилась. Ее глаза блеснули недобро. - Едва ли. Он не был бы хорошим. Он стал бы великим. Мария усмехнулась. - Великим… - Сомневаешься? Я ничуть. Да, наверняка деспотом, строгим, жестоким подчас – долго бы потомки вспоминали его как тирана, но он заставил бы страну подняться. Как великий царь Петр – ему припоминают отрезанные бороды бояр и отрубленные головы стрельцов, но Россия после него стала другой! - Мне кажется, Георгия устраивает его нынешнее положение. Было бы еще поменьше бумаг… - Это неважно. - Важно. Он не хочет и я тоже думаю, что Александр для этой роли подходит больше. Он терпеливей. - Мужа нужно хвалить, - лаконично резюмировала Елена. – Всегда. Мария хихикнула. - Даже если не за что? - Как не за что? Всегда можно найти повод. Вот мой муж вежлив, аккуратен, исключительно хороший супруг и прекрасный сын. - Что ж, мой муж показательно невежлив, аккуратен только в важных для него вещах, не слишком прилежный сын и, выходит, далеко не образцовый супруг. – Мария поморщилась. – Грустно. - Зато он хорошенький. - Елена! - Только не говори, что я преувеличиваю. - Преуменьшаешь. – Княгиня вздохнула и встала. – И оттого все меньше надежды, что в будущем он будет хорошим мужем. Идем ужинать? - Ты что же это, думаешь, что Джордже станет тебе изменять? – спросила Елена, вставая вслед за ней. – Боже, Мари! Как ты только можешь такое говорить? - Отчего нет – я могу ему надоесть. Вокруг много женщин гораздо красивее меня. - Но он в них не влюблен. - Сейчас – нет. - Мари. – Княгиня обогнала невестку и преградила путь, удерживая спиной дверь. – Скажи, что ты шутишь. Георгий предан тебе и ни за что не оставит. - Ты сама говорила, что нам никогда не понять потребности мужчин. - Никогда! - Глупо верить в то, что он не имел отношений с женщинами до свадьбы. Так ведь? - Ну. – Елена замялась. – Да. - Их было много? – спросила Мария и добавила: – Александр говорил, что далеко не одна. Елена опустила взгляд в пол и странно всхлипнула. - Жестоко говорить такие вещи жене брата. Александр поступил низко. - А что скажешь ты? - Да. Не одна. Но не одной, с кем бы это было серьезно. - Странно будет, если сейчас все изменится. – Мария неосознанно сжала руки в кулаки. – Мне придется оставить его тогда. Но ты не думай, что я этого хочу или уже готовлюсь… - Мари, по-моему ты просто не понимаешь как сильно он тебя любит, - произнесла Елена тихо. – Тебе просто следует понять это. Ужин прошел тихо и мирно – Елена будто бы и забыла о неприятном разговоре у дверей, искренне похвалив блюда и вновь заведя разговор об изменениях в доме. Других занятий затевать не стали, расставшись сразу после ужина, чтобы лечь пораньше и с утра со свежими головами приняться за дела. Уже переодевшаяся ко сну Мария ее сидела перед зеркалом, втирая в кожу крем, когда в дверь постучали. - Можно? – Золовка с распущенными волосами в халате, накинутом на ночную рубашку, зашла в комнату. В ее руках что-то белело. – Прости, что потревожила. - Ничего страшно. Тебе что-то требуется? - Нет, все прекрасно. Я хотела. – Она укусила губу. – Джордже меня убьет. Возьми. Она выложила на постель свою ношу и, спеша, выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь. Озадаченная княгиня, лишь взглянув ей вслед, пересела на кровать. Письма. Шесть белых конвертов с отметками Белграда и Петербурга – и одинаковым адресатом. Верно, но не совсем: на письме, лежащем в стопке третьим, сложный почерк ошибся и вывел «великой княгине Елене Петровне», на остальных же стояла верная вязь аббревиатуры «ЕКВ КИК Елене Петровне» или просто "княгине императорской крови Елене Петровне». Мария некстати вспомнила письма на ее имя, приходящие после помолвки – если большинство ее знакомых оставили ее титул без изменений, то телеграммы, присланные за те месяцы будущим свекром, как правило, с сообщением о благополучном возвращении в Белград хранящего письменное молчание сына, сопровождались длиннющей надписью в строке адресата. «Ее Императорскому Высочеству Высоконареченной невесте великой княжне Марии Павловне» - порой сама телеграмма была короче ее титула, но она не винила короля, не скрывающего своей радости по поводу скорой женитьбы Георгия. Девушка разложила конверты на одеяле двумя ровными рядами по три в каждом и взяла первое. Это письмо было совсем тонкое – когда Мария открыла конверт, то на ее колени выпал лишь один листок с единственной фразой, написанной крупно с жирными концами букв. «Я приеду» - и больше ничего. Она перевернула конверт, смотря на дату, указанную уже рукой Елены. Вскоре после ее свадьбы. Письмо, вероятно, пришло в ответ на то полное упреков послание, в котором сестра сообщила, что знает его секрет, и потребовала немедленного приезда в Петербург. Остальные письма были объемные – редкие, судя по датам, она занимали несколько листов, исписанных густо. Читать их было сложно – из-за почерка и содержания. « … оставь попытки, я больше не желаю этого, - писал ее муж. Он сам отметил дату – середина сентября, три часа ночи. – «Не судьба, значит, да и не было таковой никогда. Я не надеялся ни на что, ты знаешь, и малой толики веры не было – то безумие и помешательство минутное, да и только. Мне это привычно. Я прошу тебя перестать третировать отца – он смотрит на меня косо, думая, что это я прошу тебя так часто вызывать меня в Петербург. Я больше не приеду, и никакие угрозы не помогут тебе – я все для себя решил. Мне следует быть одному, я не выношу общество, а компания женщины для моего жизненного уклада будет и вовсе невыносима. То, что ты упрямо зовешь любовью, я считаю лишь небольшим помутнением, коих в большей или меньшей степени у меня в жизни случалось немало. Любовь бывает лишь взаимной, безответная она приносит лишь страдания и боль, что лишает ее всякого смысла. Я не поэт и не заинтересован в слащавых глупостях, отравляющих жизнь - я всего лишь хочу добиться права защитить себя от влияния правил и условностей. Я не нужен династии и считаю себя свободным от обязанности ее продолжения. Я не способен полюбить так внезапно, поддавшись дикому инстинкту - я считаю, что любовь нужно заслужить, узнав человека хорошо и удостоверившись, что он единственно правильный выбор всей жизни. Понять женщину до свадьбы невозможно, лишь прожив вместе какое-то время, можно сделать выводы и привить то, что и пристало испытывать к жене – чувство привязанности. Но ты знакома с моим характером – я не терплю принуждения и едва ли позволю решать такие вопросы за себя даже отцу. Что ж, все же я не могу приказать тебе перестать верить в то, что тебе кажется – ты всегда была слишком наивна и романтична. Я же знаю одно и спешу сообщить тебе это – я могу приказать себе. С трудом сдерживая эмоции и нрав, я, не испытав трудностей, могу приказать сердцу, и я уверяю тебя – оно холодно как и год назад, и два, и десять. Это маленькое потрясение ничуть не изменило его…». Дочитав письмо и трясущимися руками собрав его обратно в конверт, Мария бросилась в кабинет мужа, выискивая в ящике конверты с посланиями от Елены. Выбрав нужные, она принялась читать их – на одно Георгиево приходилось пять-семь, а то и десять писем Елены. Княгиня нагнетала тревогу: «в Стрельне гостил племянник мужа тети Оли Аксель, он приезжает уже не в первый раз». «Он же мальчишка!» - пачкая письмо сестры, на полях отчаянно острым почерком отвечал самому себе принц. – «Они не поступят с ней так!». Датский принц был моложе его всего на год. «Ездили гулять в Царское, встретили Кирилла Владимировича с тетей Уточкой, а с ними какой-то дальний племянник тети Михень Павловны то ли из Мейнингена, то ли из Кобурга, не упомню уже. Может быть даже из Геры. Тогда же проезжал мимо великий князь Павел с детьми, они очень мило мне кивали, а он выглядел очень заинтересованным…». Королевич молчал. « Татьяна говорит, что в Александровском видела племянника императрицы Вальдемара…», «Ты знаком с англичанами лучше меня, я что-то слышала о визите принца Артура de Connaught, но не знаю повода, он дальний родственник Романовым?», «Ох, в Гатчину приехала сестра вдовствующей императрицы Тира, она ужасно мила, представила меня своему сыну Эрнесту – он душка, очень красив, твой ровесник и так же, как и ты, холост…». Наконец, княгиня получила такой желанный ответ от брата. «Прекрати меня травить!» - бессильным, безмолвным воплем расползлись по листу строчки. – «Неужели ты думаешь, что я так глуп и не понимаю, что ты желаешь услышать от меня? Получай же – я люблю ее. Люблю так, что в голове ни одной здравой мысли, а все только бред, но это не значит ничего – я не сдамся. Ты права – я был счастлив те минуты на качелях, но на этом все. Я не вернусь в Петербург – я без ее слов знаю, что произойдет, едва я попытаюсь произнести хоть слово о том безумии, что сейчас во мне. Ей незнакомо это, я не могу признаться, и добиваться ее расположения у меня нет никаких сил. Не проси меня что-то предпринять, умоляю, если ты все еще сестра мне – оставь это все. Я не заслужил счастья и вполне смирился с этим. Оно – не мое, и она тоже моей не станет…». Мария читала письма тихим шепотом, вытирая слезы краем халата – и не верила тому, что когда-то не любила этого человека. Эти письма были его душой – неровной как почерк, заполнивший эти сточки, измученной вечной болью постоянных трудностей гордого, истерзанного своим характером, потерянного молодого человека. Категоричного – «… нет, не люблю, прикажу даже сердцу», самокритичного – «.. мама, юная такая, совсем еще девочка. Не хмурилась будто, но я знаю, что ей больно из-за меня, я снова огорчаю ее…», но такого трогательного в незнакомом его сердцу чувстве – «…я больше не приеду, все бессмысленно и даже вредно – едва видя ее, я лишаюсь рассудка. Мне трудно сдерживаться, я теряюсь и непременно обижаю ее. Она прекрасная девушка, совсем еще наивный ребенок, что я могу дать ей? Познакомить со своей репутацией, показать всю сущность нрава? Она как звездочка на небосклоне – ей на нашу землю грешную падать не с руки. Да и к чему все это, ей не составит труда найти приличную партию, ведь она – великая княжна…». - Милый, хороший мой, - вновь заплакала княгиня, дочитав последнее письмо, и прижала листок к губам, целуя родные сербские буковки подписи. – Родной мой, прости меня. Только вернись домой