Джурджевдан

«…маман была в праведном ужасе, стыдила себя, папу, нас заодно, сочинила гневное письмо фотографу. Право, это слишком – потерять фотографии полугодовой давности. Что совершенно забавно – как и полагалось, они отослали некоторые в Кабинет для газет, карточек и прочего (свадебных это тоже касается). Представить страшно – по Лондону гуляют ваши карточки, а у нас и вас их и в помине нет! Ольга Васильевна умничка, (конфузясь немало – и это в ее возрасте!) попросила снимок («одним глазком глянуть!»), мамочка аж за сердце схватилась. Телеграфировала на Пашков со страшным разносом, мы с Бодей уже чуть ли не в ночи понеслись в Питер в ателье – а там уж и забыть о конвертах успели. Потом к придворному – у того, правда, порядку больше, нашли почти сразу. Мама неистовствует, что не ее очередь писать, умоляет папа меняться с ней, но он ни в какую. Шлет тебе рамки от Фаберже, все как обычно, а папа отсылает икону: оклад красоты неописуемой и писание дивное, но я тебе секрет не открывал. Да, и забыл, хоть ты и сама увидишь: Ольга Васильевна шлет тебе платок вроде мантильи испанской, только белого цвета (опять переживала страшно, боялась, что не по статусу подарок, да и вообще неудобно, говорит, но убедили ее порядочно, даже папа потрудился съездить к ней, что уж там – и я собирался, коли не помогло бы). Принцу шлет булавку в галстук с камешком – каким не видел, не знаю. Натуся с Ирой платок вчера украли тайком и все в свадьбу играли, пока их не рассекретили. О свадьбе, кстати – как на твой вкус, не пора ли мне жениться? Служу я преотлично, меня мало в чем ограничивают, но не хватает чего-то нового в жизни, да и родители, тетя Элла и тетя Аликс с дядей Ники любят поговорить о том, что я страшно безответственный и мне пора взрослеть. Ну разве я такой? Я не мот, не игрок – тот же Феликс куда безалабернее меня! Но уж раз так – Ирина А. стала диво как хороша. Не видела ее? Вкладываю карточку. Посмотри и скажи мне свое мнение. Я пытался домашних спросить, а мамочка сразу – «А Юсупов?». Ну что Юсупов? Разве бывают в этом вопросе друзья – нет, никогда! Он, уверен, это все несерьезно, его больше Зинаида Николаевна таскает, чем он сам желает ходить – я его знаю, он не может остепениться и уж точно не влюблен. А ко мне Ирина привыкла, мы знаем друг друга давно, она меня любит как брата, а это уже кое-что. Мне она тоже нравится, а там видно будет, что из того получится, но мне эта идея страшно по душе. Посоветуй - Володя вдруг оказался циником и на мою сторону вставать отказался, говорит, что я то со скуки придумал. Я то еще молодец, придумал кого спросить – дитя неразумное, что он в делах таких понимает. На своих стишках да романах рыцарских вырос, напридумывал себе благородства, хоть плачь. А у самого ветер в голове. Скучно мне без тебя, Мариша, сил нет…» Дмитрий оставался Дмитрием в любых жизненных ситуациях. Его письма были живее остальных, читая их, Мария ясно представляла брата, отчаянно жестикулирующего и с пылом рассказывающего все свои новости. Вытащив конверты, она с нетерпением разорвала их, как карты в пасьянсе раскладывая на столе снимки. Они были чудо как хороши: старые, еще помолвочные, неведомым образом забытые в кутерьме подготовки к свадьбе, они все же радовали глаз. На фотографиях она какая-то до глупости счастливая, Георгий же немного зажат в своей привычной сдержанности, но на части тех, на которых он смотрит на нее, в его глазах такая нежность, что страшно захотелось плакать. Десяток строгих, официальных снимков – сидя, стоя, с книгой, и несколько отличающихся от них своей теплотой, за которую ее, верно, поругала бы тетя Элла. На них больше прикосновений, сплетенных рук, она сама на них уже не стесняется положить голову ему на плечо, крепко сжать запястье. Свадебные снимки строже этих – на них чувствуется дистанция, объясняемая церемониалом и, что немаловажно, неудобностью нарядов. Но они отчего-то все равно теплее многих уже видимых ею, но все равно заставляют вернуться к тем, весенним. - Доброе утро. Вы с почтой, не буду отвлекать, – произнесла Катя, заходя в комнату. Не дождавшись ответа, она подошла к столу. – Ох… - Мы забыли о них, - пробормотала Мария. – Столько времени лежали в ателье, и мы не вспомнили. Такой стыд. - Такие красивые. – Катерина протянула руку, пододвигая один из снимков. – Его Высочество не узнать. - Правда? - Да. Княгиня посмотрела на фотографию. На ней Георгий страшно юный в какой-то безумной нежности, изменившей лицо, смотрит на нее, сидящую на стульчике с ветками сирени на коленях. Она помнила аромат оранжерейных цветов, как и безумное ощущение, проснувшееся от одного взгляда в его глаза – он сейчас ее поцелует. Забудет о приличиях, просто наклонится и поцелует – на глазах у всех. И больше этого пугало только то, что она не сможет его осудить. - Вы же оправите ее в рамку? – требовательным тоном спросила Катерина. – Оправите? - Да, конечно. – Мария взглянула на нее снизу вверх. – А можно мне подарить вам карточку? - Мне? – опешила фрейлина. – Мне будет ужасно приятно, Мария Павловна. - Хорошо. – Княгиня потянулась за пером, аккуратно обмакивая его в чернила, и, склонившись над так понравившейся Кате фотографией, расписалась чистенько – «Мария». – Давайте попросим автограф мужа . - Мария Павловна, зачем же вы, - охнула девушка. – Вам следовало оставить ее себе. - Не волнуйтесь так. – Мария потянулась за другим конвертом и веером развернула снимки. – Моя мама страшно предусмотрительный человек и заказала копии. Георгий! – позвала она, промокая подпись. – Ты мне нужен! - Это радует, - заявил появившийся с балкона королевич. Его взгляд лишь вскользь прошелся по еще не прощенной им фрейлине. – Здравствуйте. Она присела достаточно низко, чтобы заметить, что от прежнего высокомерия не осталось и следа – Катя немного побаивалась королевича и держалась от него подальше. - Добрый день, Ваше Высочество. - Распишись, пожалуйста, на фотографии в подарок Кате, - попросила Мария, протягивая мужу ручку. Приняв ее, принц склонился над столом. - Копия есть? – спросил он негромко, ставя слишком красивую для мужских рук подпись. - Да. Хочешь? - Да. И возьму вот эту, - он вытянул из раскладки другую фотографию, полуанфас. – И эту свадебную. Пошли во дворец пару, пожалуйста. – Он выдвинул еще один снимок. – Этот, пожалуй. Ты здесь хороша. - Но ты вышел не лучшим образом. - Это не страшно. Сложив фотографии, королевич тем же путем удалился к себе в кабинет. Вернув выбранную им фотокарточку на место, Мария вытащила другую. - На ваше мнение, Катя - эта лучше? - Очаровательная карточка, - искренне похвалила Катерина. – И Его Высочество, если мне позволительно, получился очень удачно. - Самое главное. - Княгиня отыскала в ящичке бюро конверт и надписала его. – Нужно переслать это во дворец. - Ваше Высочество! – провозгласила ворвавшаяся в комнату запыхавшаяся Славка. – Там Его Величество! Мария и Катя переглянулись. - Внизу? - Да! - О, Господи, - прошептала княгиня, оставляя свое занятие и проворно выбегая в коридор. – Георгий! – крикнула она, прежде чем броситься вниз по лестнице. – Папа! Король, рассматривающий себя в большом зеркале вестибюля, повернулся на ее зов. - Машенька! Милая, что за красоту ты здесь устроила! - Что? Здесь? – Сойдя с последней ступени, Мария осмотрелась. – Да здесь, кажется, и не изменилось ничего – пуфы только и ковер… - Ты будто солнцу проложила сюда дорогу. - Петр потянулся и взял ее за руку. – Покажи мне все. А где же Георгий? - Добрый день, - прозвучало негромко с лестницы, и король поднял глаза на облокотившегося о перила сына. - Вы неожиданно. - Простишь, что без приглашения? - Оно и не требовалось. – Георгий выпрямился. - Если позволите, я присоединюсь позже – у меня срочные доклады. - Конечно, - скупо кивнул Петр. – Иди. Принц удалился, где-то наверху хлопнула дверь. Король, вздохнув, повернулся к невестке. - Я не отвлекаю тебя? - Совсем нет, - улыбнулась Мария. – Я всего лишь смотрела фотокарточки у себя наверху. Что ж, - она распахнула двери. – Вы уже готовы осмотреть нашу гостиную? Король проявил невиданное терпение и стоически вынес экскурсию по всем комнатам, старательно выпестованных Марией, и действительно показался ей заинтересованным и по-хорошему удивленным. - Мне казалось, что столовая здесь была больше, - заметил он, присаживаясь у стола. – Память подводит. - Едва ли, это другая комната. Я оставила прежнюю для больших приемов, когда будет много людей, а нам двоим она, несомненно, велика. И кроме того. – Княгиня подошла к высоким створкам французского окна и толкнула их наружу. - Разве можно остаться к этому равнодушным? Петр восхищенно зацокал языком и улыбнулся. - Пойдемте, покажу последнюю комнату на первом этаже, - пригласила его Мария и повела по коридорчику, мучаясь сомнениями. В одобрении насчет этой комнаты она была совершенно не уверена, подозревая, что свекор прочитает ей лекцию о скромности и роли жены принца. Возле дверей она попыталась взять себя в руки и нажала на ручку. – Это, ммм…мой кабинет. По-правде говоря, на оборудовании кабинета настоял Георгий. После удачи с благотворительными базарами (а все последующие после первого провального прошли более чем удачно) и взятой ею опекой над приютами Белграда, на имя княгини стало приходить довольно много почты. Кроме того, нередкими стали и посетители – как правило, дамы разных возрастов, желающих лично передать принцессе какое-то приглашение, просьбу или предложение. Постоянный стук каблуков, шелест платьев и нередкое желание выразить свое почтение хозяину дома скоро надоели королевичу и он предложил оставить будуар на своем месте, но завести себе местечко в доме, где посетители не будут нарушать святость ее личных апартаментов и не станут мешать ему. - Ты можешь бегать и беспокоить меня сколько угодно, - заявил он. - Но меня сводят с ума эти бесконечные просительницы. Они просят о глупостях, надоедают тебе и забивают голову проблемами. Ты уже разобралась с тем горе - кадетом? - Да, я написала дяде Косте, - кивнула Мария. – Его переведут во Владимирский корпус. - В Киев? Недурно! - Там получше климат. Мальчик бесконечно простужается в Петербурге. - А кто не простужался?! Нет на белом свете человека, которому бы подходил климат Петербурга, это утопия. Но есть более важное понятие – терпение. Владимир терпит, Костя терпит, Игорь терпит – а легкие больные у всех. Будто мы с Александром с других Балкан в другой Петербург ездили учиться – и ничего же. Переболели всем, чем только можно, Александр в конце концов ослеп из-за этих бесконечных хворей, но ни разу не пожаловался отцу и не попросился домой. - Остановись, мгновение, - блаженно улыбаясь, протянула Мария. – Ты хвалишь брата. Закатив глаза, королевич прошествовал до дверей, скрываясь в коридоре. Но кабинет все же был выделен: княгиня проверила все еще довольно обширные остатки своего девичьего имущества и отыскала подходящие бюро, несколько шкафчиков, пару тумб и кресел. Свое место на одной стене заняло большое полотно пейзажа, напоминающего княгине милое Ильинское, на другой – марина Айвазовского и небольшие, ужасно милые акварельные зарисовки. Над столиком удачно устроился очаровательный садовый пейзаж, подаренный княгиней Ольгой – несколько ему подобных в тонких простых рамках украшали маленькую столовую. В конце Марии пришлось основательно разграбить собственный альбом, чтобы украсить фотографиями родных и кабинет – без теснящихся на столе многочисленных рамочек она не могла себе представить никакую работу. - Тебе здесь не будет тесно? – заботливо поинтересовался король, осматривая комнату. – Она не слишком большая. - Как раз такая, какая необходима, - радостно подхватила Мария. – Мне, в общем-то, и был нужен один стол, остальное добавили, чтобы не казалось пустым пространство. - У тебя замечательный вкус, Машенька. Я не был здесь непозволительно давно, но, даже если бы мы наведывались сюда чаще, наш дикаренок никогда не позволил бы что-то изменить. Он привязывается к определенному порядку вещей, и лишить его этого просто смерти подобно. - Однако, - пожала княгиня плечами. – Он пережил изменения. И, в общем-то, был совсем не против. - Совсем? - Совершенно. Даже был за. Петр промолчал и повел плечом. - Моя комната. Ну тут все по-женски неинтересно, - сообщила Мария, предъявляя взору короля свой будуар. - Кабинет Георгия практически не изменился, лишь добавили пару вещиц. Джордже, мы помешаем тебе? – поинтересовалась она, приоткрывая дверь. Складывающий бумаги королевич покачал головой. - Я заканчиваю. Нужно лишь отвезти все во дворец. - Оставь, я посмотрю позже, - предложил ему отец. – Если не прогоните, я хотел бы побыть у вас еще недолго. - Оставайтесь, конечно, - обрадовалась княгиня. – Побудьте у нас до обеда, даже до ужина. Позовем Александра и Павла, устроим семейный ужин. - Они уехали на учения, задержатся до утра, - ответил Петр. – Я сегодня оставлен в одиночестве. - Так и ночуйте у нас, - живо предложила Мария и взглянула сначала на свекра, а потом на мужа. – Ведь это будет прекрасно. Король устремил свой взгляд мимо нее. - Хозяин дома не против? Георгий качнул головой, снова опуская глаза на бумаги. - Нет. - Мы подыщем вам спальню, - предложила Мария, увлекая Петра за собой. – Вы сможете отдохнуть до обеда. - Я полон сил и даже хочу помочь Георгию с делами, - отозвался он. – А ты уже зовешь его Джордже? Он просил? - Вовсе нет. – Девушка постеснялась признаться в истинных мотивах, заставлявших ее принять за основное сербское имя мужа. Красивое, гордое и строгое имя «Георгий» подходило принцу безукоризненно, но казалось ей слишком твердым. Обладающее той же твердой «р» в середине «Джордже», однако, было мягче и, произносящей его Марии оно казалось мурчанием ласкового котенка, просящего, чтобы его погладили. Внешне бесспорный «Георгий», порой принц становился совершенным «Джордже», милым и очаровательным, как бы абсурдно это не звучало. - Мне нравится. Я хочу лучше говорить по-сербски, но Джордже упрямо использует русский. - О да, он упрямец, - улыбнулся король. – Черногорцы наделили. По обе стороны от личных комнат хозяев дома шли спальни для гостей – почти нетронутые Марией, лишь слегка приведенные в порядок. Обстановка в них была почти одинаковая: кровать, стол с двумя стульями, комод и этажерка для книг или мелочей, но скудность и простота вещей, кажется, совершенно не заинтересовали короля, прямо подошедшего к окну. Он отодвинул щеколду – и старые шторы вздулись под силой теплого летнего ветерка, наполнившего комнату. - Машенька, - позвал Петр, смотря в окно. – А можно оставить за мной эту спальню? - Конечно, папа, - Она шагнула к нему. – Вас она устраивает? - Более чем. Такой вид. Вы тоже видите это? - Да. Если взглянуть влево, то хорошо видно наш общий с Джордже балкон. - Сын за стеной… - сказал король задумчиво. - Да. - Да, - повторил он за ней. – Я останусь ночевать, если вы еще не передумали. Я давно здесь не был. - Теперь приходите чаще, - улыбнулась Мария. - Я попрошу застелить здесь постель. - Оставлю тебя. Помогу Георгию. Он вышел, Мария побежала искать горничную, мучительно решая, стоит ли заниматься перестановкой в комнате прямо сейчас или подготовить ее к следующему его визиту. Отправив Славку устраивать постель, она вернулась к себе в комнату, где по-прежнему преданно ожидала ее Катерина. - Простите, Катя, я вас оставила. – Она опустилась в кресло. – Ужасно неудобно получилось – я совсем не готовила спальни к приему гостей. - Там беспорядок? – осведомилась фрейлина. - Нет, но обстановка совершенно неподобающая. – Княгиня со вздохом вытащила из ящика футляры с рамками и принялась подыскивать подходящие. – Простота совершенная. - Король любит простоту, это всем известно. - Всем, кроме меня. Что ж, значит, исправлю все, что смогу, чуть позже. – Мария покосилась на сидящую на диване Катю и не поверила своим глазам, замечая еще одну «даму», расположившуюся рядом. – Танюша! - Вы, надеюсь, не против, Мария Павловна, но платье было совершенно потрепанное, - объяснила Катя. – Следовало спросить… Кукла, еще недавно растрепанная, в вытертом, выцветшем от времени наряде, сейчас рассыпала гладкие каштановые локоны на серо-голубое шелковое платье с кружавчиками у шеи, на рукавах и подоле. На ее головке красовалась такого же цвета плоская шляпка с пышной небесно-голубой вуалью, живописными складками собранной на полях. - Я любила кукол, - призналась Катерина. – В институте носить с собой beby вовсе было модно для старших классов. А в детстве мне нравилось им шить – мама часто давала мне отрезы ткани, кружев. Ей нравилось, что я занята делом. - Это очень красиво, я даже не знаю, как благодарить вас, но… - Княгиня помяла пальцами подол платья. – Но, Катя, вы все это покупали на свои средства. Вам следовало обязать этим меня. - Я не приобретала ничего специально для этого – использовала старые остатки. Матушке…ей и сейчас приятно, когда я шью возле ее постели. - Спасибо вам, - Мария немного покраснела. – Знаете, это моя любимая кукла. Я положила ее в ящик тайком, чтобы никто не увидел, иначе было бы ужасно стыдно. - Все мы немного дети. – Катерина поправила складки на юбке и вздохнула глубоко. – Вы хотите, чтобы я помогла вам оправить карточки? - Да, - тряхнула головой Мария, сгребая со стола футляры. – Давайте подберем подходящие. После рамок, не занявших много времени, пришла очередь вышивок и сложных схем – девушки с головой ушли в подбор ниток и разговоры о прежних работах. Когда постучавшая в дверь помощница кухарки сообщила, что обед уже готовятся подавать, княгиня почти с сожалением отложила многочисленные пасмы всех оттенков радуги. - Вы можете уйти сегодня пораньше. Я, вероятно, сегодня не смогу уделить вам достаточно внимания, вы заскучаете. - Отнюдь, я вовсе не требую этого, Мария Павловна. – Девушка закусила губу. – В общем-то, мне и дома не найти себе занятия. Сестра упросила меня забрать матушку, пока она лучше чувствует себя. Считает, что общение с внуками пойдет ей на пользу. - Наверняка это так. А вот, что я придумала – поезжайте к сестре! Ведь это прекрасно – побыть вместе со своей семьей. - Нет, что вы. Они живут в Обреноваце, это не бог весь как далеко, но все же. - Вот и отправляйтесь! Немедленно, сейчас, я попрошу шофера отвезти вас. И завтра не приходите. Фрейлина смутилась. - Это нехорошо. - Нет, хорошо. Семья – это всегда хорошо. Сегодня здесь делать совершенно нечего, а завтра я если только прокачусь до приюта и загляну к Душану, узнаю, как у него дела. Поезжайте спокойно. - Хорошо. Я поеду. Спасибо вам, Мария Павловна. Катя вышла из комнаты, а Мария, добежав до ближайшего окна, выходящего на подъезд, сообщила шоферу свою просьбу. Дождавшись пока фрейлина сядет в автомобиль, княгиня поправила платье и направилась к кабинету мужа, намереваясь позвать его и свекра к столу. - Да, давай, я подпишу, - слышался из-за двери тихий голос короля. Ему вторил шелест бумаги. – Это будет хорошо. - А Александр? – негромко спросил у него сын. – Ему это не понравится. - Я поговорю. Да, и это тоже важно. Ты прав. - Я не помешаю? – Мария все же рискнула открыть дверь. Георгий сидел на своем месте, Петр – на придвинутом мягком кресле из уютного уголка со столиком, на котором она настояла около недели назад. Сына и отца разделял массивный письменный стол и стопки бумаг под рукой у каждого, а, казалось, что целая пропасть залегла между ними. – Там накрыли обед. - Дела подождут – идемте, - кивнул король, откладывая ручку и вставая. – Нехорошо заставлять ждать хозяйку. Он прошел в коридор, поворачивая к двери «своей» спальни, куда, как заметила княгиня, не так давно проскользнул его адъютант. Неловко расправивший плечи в темном полевом мундире королевич тоже отложил свои бумаги и встал. - Все хорошо? – с надеждой спросила Мария. - Да. Все хорошо. Они спустились вдвоем, король минутой позже присоединился к ним. За круглым столом с неизменной кружевной скатертью, за безупречной белизной которой, как самый преданный страж, следила прачка Йована, к счастью, добавился еще один стул, и краснеть из-за этого хозяйке не пришлось. - Что? Нет-нет, - запротестовал Петр, когда Георгий предложил ему свой стул. - Здесь прекрасное местечко, мне видно сад. Ведь тут не было ни одного цветочка, Машенька, когда это появилось? - Мама едва ли не каждую неделю шлет что-то и частенько в подарках оказывается то, что радует садовника, - улыбнулась княгиня. – Совсем скоро должны привезти беседку – мы поставим ее вон там, под грушей. Пожелание Джордже, - добавила она с гордостью. – Мне тоже кажется, что работать на свежем воздухе ему будет приятнее и намного полезнее, чем в душном кабинете. - Правда? – Король взглянул на своего притихшего сына. – Прекрасная идея, Георгий. Да и грех прятаться от такого чуда, как ваш сад. Вы, кстати, готовы? – спросил он, пробуя суп. – К завтрашнему визиту. - Визиту? - переспросил королевич. – Чьему? - Йовановича. Паи. - А кто это? - удивилась Мария. - Художник. – Петр разочарованно взглянул на них. – Вы не знали? Георгий, я же позавчера передал записку твоему адъютанту. Принц промолчал, отщипывая кусочек булочки, а княгиня усмехнулась. - Какому адъютанту? - Как? Ну такому… не очень молодому, чуть лысеющему. Славо, кажется. - Папа, у нас после Славо уже второй поменялся, - сообщила Мария, украдкой поглядывая на мужа. Ему, похоже, эта ситуация не казалась забавной. – Сейчас у нас служит.. Джордже, он Панич? - Пантич, - отозвался королевич безрадостно. – Имени не знаю. Отец повернулся к нему резко. - Ты снова взялся за старое? Я думал, ты перевоспитался. - Едва ли в моем возрасте это возможно. - Мне показалось. - Я в этом не виноват. - Не дерзи. - Так что с визитом, - вмешалась в намечающуюся ссору Мария. – Кого нам нужно принять? - Йовановича, художника, - ответил Петр. – Я заказал ему ваши портреты. - Папа…. Стоит ли тратится, сейчас лучше избегать таких необязательных расходов. - Что делать – когда Георгий сообщил мне о грядущей помолвке, я на радостях сразу же договорился с Йовановичем и даже расплатился. Неосмотрительно, знаю, но что сделано, то сделано. Александр почти готов - они уже закончили сеансы, Пая завершает мундир и на этом все. Я уже видел – получилось недурно. Завтра он явится сюда, чтобы договориться о днях, в которые вы сможете позировать. - Пусть он нарисует одну Мари, я не хочу никаких портретов и не желаю позировать, - заговорил Георгий. – Мне достаточно фотокарточек. - Они будут ростовые, я хочу повесить их в зале. Будет странно, если там будут Александр и Маша, но не будет тебя. - Никто не огорчится. - Это огорчит меня. У меня два сына. Видя с трудом сдерживаемое желание мужа ответить на это, Мария осторожно толкнула его ногой под столом и качнула головой, когда он исподлобья взглянул на нее. И он кивнул через силу. - Хорошо. - И придет фотограф, - продолжил Петр с некоторым облегчением. – Вы совершенно не балуете карточками. - Как раз сегодня пришли свадебные и помолвочные, - объявила княгиня. – Я как раз собиралась послать их вам, когда сообщили о вашем приходе. - По-настоящему хорошая новость! Мне было неловко о них спрашивать, но получить их хотелось безумно. Удались? - Более чем. После обеда отдам. Папа, а как мне следует быть на портрете? Парадно или как пожелает художник? - Как ты пожелаешь, девочка. Право, я вспоминаю как ты безумно хороша была на балу в Зимнем – просто ледяная принцесса. – Король улыбнулся мечтательно. - Я, помню, еще говорил, что такую красавицу следует сватать за наследника – такая княгиня и королева была бы мечтой для страны. И все меня так поддерживали, говорили, что пара могла бы быть великолепная. Ох, я тогда всерьез об этом думал, не в шутку, только закрутилось как-то… - Мне все равно бы пришлось отказать вам, папа, - Мария улыбнулась угрюмому мужу, совершенно безучастному к разговору. – Я не могла согласиться. - Почему же? - На том балу Джордже сделал мне предложение. Правда, услышать мое «да» в тот вечер он не пожелал. Король заметно побледнел, принц, наконец, поднял глаза от так полюбившейся ему в последние минуты тарелки. Совершенно темные – в них сверкнули теплые искорки, а уголки изящно изогнутых губ дернуло вверх. - Ты не сказал, - немного сдавленно сказал король. Сын обратил на него взгляд. - А что было говорить? Отец не нашел, что ответить на это. - Но главное, что мы заполучили тебя, Машенька, - сказал он, улыбаясь все же немного напряженно. - Мне-то уж точно не к лицу огорчаться - все равно мне дочка. Так оно и лучше даже. Спрашивать почему «так» лучше, Мария постеснялась, а Георгий, кажется, и без вопросов знал причину. Обед закончился, впрочем, мирно, король остался безмерно доволен угощением, попросил поблагодарить кухарку и с испрошенного разрешения удалился отдохнуть. Дождавшись, пока отцовы шаги замолкнут на лестнице, Георгий вскочил, хватая жену за руку, и быстро увлек за собой наверх. Дверь в спальню захлопнулась за спиной княгини, и губы ее опалило почти жестоким поцелуем. - Правда? - отчаянным шепотом спросил королевич, отрываясь от нее. – Сказала бы «да»? На балу? - А ты сомневался, глупенький? - Я? – рассеянно выговорил принц. – Я и сейчас порой сомневаюсь, что это не сон. - Это правда. Я хотела тебе ответить тогда, но ты не позволил. – Глаза Марии защипало от воспоминаний. – А на утро ты уехал и я заболела. Королевич обернулся резко. - Из-за меня? - Я решила, ты передумал. Не пожелал дожидаться. И даже на другой женишься. Георгий сглотнул и поднял ее руки, посмотрел на ладони. Перевернул их тыльной стороной, словно изучая тоненькое, принадлежащее когда-то матери, с небольшим сапфиром, обручальное и помолвочное кольца, кроме которых в обычные дни она никакие другие не носила. - Я никогда не собирался жениться. И не влюблялся никогда, а тогда поднял твой веер и понял – что-то не так. - Не так? – удивилась Мария. – Что? - Откуда мне было знать? У меня не было опыта. А в Стрельне Александр пригласил тебя, и стало больно. И чем дольше вы танцевали, тем хуже становилось. Оказалось, что я безумно ревнив. - А почему не пригласил меня сам? - Мне показалось, что ты счастлива с ним. Зачем сознательно идти на то, в чем получишь отказ? - Боишься борьбы? - Всю жизнь боролся. А в тот момент понял – не смогу. Я уехал тогда, уверил себя, что все это было минутным наваждением, не больше, а потом вновь приехал в Петербург и все сломалось. Мари, почему так бывает – я же совсем не знал тебя, лишь поднял твой веер. Какой силе было нужно, чтобы ты его уронила? - Понимаешь, - Мария сжала его руки, отводя взгляд в сторону. – Я его не роняла. Я бросила его тебе под ноги. - Бросила? - Да. Ведь все только и обсуждали тебя. Мне стало жаль тебя, я испугалась. – Она улыбнулась и заправила прядку волос за ухо. – Хотя и думала, что мне за это достанется от тебя. Ее щеки коснулся ласковый поцелуй, потом его ощутила скула, подбородок… - Спасибо тебе, - сказал Георгий негромко, прежде чем просто обнять ее. И это было лучше любых поцелуев.