Экзамен у Ориона Блэка состоялся вечером того же дня, как школьники сдали самый последний предмет. Они рассчитывали на то, что их пожалеют, и сделают экзамен хотя бы после небольшой передышки, но старый аврор был непреклонен.
— Война не будет вас жалеть, — говорил он, собрав весь свой ученический состав в Выручай-Комнате. — И я не буду.
Сдавать было тяжело, но они справились — не провалился никто, даже ожидающие этого от себя Невилл и Рон. Оба очень удивлялись своим успехам, но результат был налицо, что было еще одним поводом собраться всем составом и как следует напиться — прямо накануне отъезда. Тем более, что незадолго до начала вакханалии, Выручай-Комната приняла вид тронного зала, и каждый из двадцати пяти членов отряда поучил свой удар мечом по плечу и белый плащ с зеленым мальтийским крестом, концы которого делали его похожим на листок клевера. После этого Орион преподнес своим ученикам еще один сюрприз, назначив Рональда Уизли кем-то наподобие самого первого лица в ордене — он уже давно оценил тактическое мышление гриффиндорца, до сих пор находящее выход только в шахматных партиях.
Единственное, что могло нанести вред, так это катастрофическая неуверенность новоиспеченного лидера в самом себе, и поэтому, ухмыльнувшись каким-то своим мыслям, лорд Блэк поставил ему в напарницы Гермиону Грейнджер, которая сразу же смерила всех таким взглядом, что сомнений не осталось — дисциплина в ордене будет железная. И хотя им было еще учиться и учиться, рыцарский титул эти дети вполне себе заработали.
Сразу же после того, как он с пожеланиями удачи отпустил их на каникулы, школьники переоборудовали комнату в площадку для грандиозной вечеринки, куда был приглашен любой желающий, кроме тех, кто и раньше избегал подобных сборищ по причинам радикальной несхожести взглядов на жизнь.
Зато прибавились новые лица — Рапторы притащили упирающуюся Дафну, а она, чисто из вредности, приволокла с собою красную словно вареный рак Паркинсон, чем привела заядлых обитателей в неописуемый восторг.
Ближе к полуночи, когда все барьеры окончательно растворились, хлынуло самое веселье — алкоголь лился рекой, музыка гремела, парочки раскрасневшихся от жары студентов вовсю отплясывали, растрепанные и расхристанные, и Катерина, которая только что закончила танцевать с уронившим ее несколько раз Колином, с хохотом повалилась на любезно возникнувший диван, совершенно не удивляясь тому, что Панси (которая то ли перестала быть такой дурой, как в детстве, то ли она перестала смотреть на нее с предубеждением) сидит на коленях одного из близнецов Уизли, увлеченно поедая виноградины прямо из его рук, что Дафна не менее увлеченно отвечает на поцелуи Блейза, а Эрни, который, не смотря на свои обидчивость и занудство, был, в общем-то, классным парнем, танцует медленный вальс с Салли-Энн, прямо посреди танцующих дикое подобие танго под Желтую Луну Бинга Кросби, при этом оба смотрели друг на друга с такой нежностью, что у Поттер невольно защемило сердце — она запрещала себе об этом думать, чтобы не расклеиться, но все-таки ей не хватало Долохова. И теперь, глядя на эту пару влюбленных по уши (а ведь, казалось бы, только недавно Салли безответно сохла по нему с третьего курса, а Эрни предлагал встречаться ей самой), запретная тема усиленно просилась наружу, но староста Пуффендуя сердито шикнула на нее, залила в себя очередную стопку текилы, и отправилась в сторону Тигры, которая организовала небольшой уголок игры в покер — там как раз начиналась новая партия.
В поезд садились большой, весело галдящей толпой. В Хогвартсе оставались только преподаватели да семикурсники, которых ожидали вручение дипломов и выпускной вечер.
Рапторы, в компании Джинни и Блейза (который теперь официально встречался с Дафной), облюбовали себе свободное купе где-то в середине состава, и тут же достали колоду карт.
Небо пронзительно голубело, расчерченное солнечными лучами, в приоткрытую форточку вагона врывался теплый ветер и ароматы буйно цветущих трав.
Раздался свисток. Заскрежетали двигатели и поезд тронулся. Улыбающаяся старая леди провезла по вагону тележку со сладостями и друзья охотно скупили половину ассортимента. Карты им уже надоели, и поэтому теперь они просто делились историями и сплетнями из своей и школьной жизни, то и дело оглашая купе взрывами хохота.
Это случилось в середине пути.
Поезд внезапно свистнул, и остановился как вкопанный. Друзья удивленно переглянулись. Джинни выскользнула из объятий Драко и открыла дверь купе. Она была не единственная, кто так сделал — по всему вагону ученики выглядывали наружу, удивленно переговариваясь между собой.
Гермиона громко ойкнула — переговорный галеон в кармане мантии резко нагрелся, но достать его она не успела — по коридору пронесся чей-то патронус — серебряный горностай, и новости, которые он за собой нес, совсем не радовали.
— Пожиратели! Здесь Пожиратели Смерти! Они ищут магглорожденных!
На астрономической башне Хогвартса высокая фигура в строгой темно-фиолетовой мантии достала сквозное зеркало, настроив его на групповой режим. Когда все участники разговора вышли на связь (это случилось практически сразу же), она посмотрела на безмятежно голубое небо над школой, и улыбнулась. Этот полный волнений год подходит к концу. Скоро, всего через несколько часов, дети окажутся в Лондоне, и волноваться будет не о чем. А пока что стоило сделать то, что она с такой тщательностью планировала все это время.
— Час расплаты близится. Время пришло. Вы знаете, что нужно делать.
Наверное, не устрой Блэки курсы дополнительного обучения, все повернулось бы иначе, но курсы были, и практически весь Хогвартс посещал их, и посему, хоть и рухнули сердца дружно куда-то в район пяток, паника народом не завладела — Благороднейшее и Древнейшее семейство позаботилось о том, чтобы дети были готовы владеть собой в экстренных ситуациях (о выпускном экзамене Вальпурги Блэк до сих пор вспоминали с содроганием, а несколько человек начали проходить курс лечения нервов и пили по ночам снотворное — экзамен приходил к ним в кошмарах). Хотя, конечно, они не предполагали, что умение это пригодится детям настолько быстро. Да еще и в подобном формате.
Долорес Амбридж с наслаждением попивала чай в своем кабинете. После него она планировала отправить Корнелиусу сову, а заодно обрадовать Дамблдора, что министр уволил его с директорского поста, назначив туда ее. Отныне Хогвартс был вотчиной министерства. Ее вотчиной.
Произошедшее после получения страшных новостей Катерина помнила очень отрывочно. Она помнила, что они все вывалились на улицу, так как поезд был совсем неподходящим местом для сражения. Пожирателей было много — целая толпа. Они были совсем молодые, и глаза их горели фанатичным огнем, хотя виднелось и несколько бойцов «Старой Гвардии». Беллатрикс Лестрейндж, к счастью, не было видно — наверное Риддл держал ее для более важных поручений, чем устроить бойню среди несовершеннолетних ребят. Правда, Риддл не учел одного — они готовы были сражаться, и собирались сражаться, хоть и не было у них еще пока настоящего боевого опыта. Да и не тот это был опыт, который хотелось приобретать.
Корнелиус Фадж пил чай в своем домашнем кабинете. Дела во внешней политике (он был уверен, что за этим стоят Блэки, вступившие в заговор с этой сумасшедшей американкой, которая по какому-то нелепому стечению обстоятельств занимала пост президента) в последнее время шли хуже некуда. Руфус Скримджер, его племянник, занимающий пост главы Аврората, ушел в комнату за какими-то срочно понадобившимися ему документами. Радио, стоявшее неподалеку от министра, начало транслировать «Котел, полный крепкой горячей любви», под который они когда-то танцевали на свадьбе с миссис Фадж. Настроение резко поползло вверх. Тем более, что незадолго до того, как отойти, Руфус сказал что-то о том, что если бы то, что он знает о Блэках, было бы известно, то он сразу бы нашел на них управу, и теперь политик довольно потирал ладошки. Безусловно, Блэк и его шайка были ему полезны, но сейчас от них идет один только вред. А еще должна написать Долорес о том, как она планирует изменить порядки в школе. Хогвартс, наконец-то, оказался в надежных руках.
В книгах войну всегда описывали романтично, но сейчас никакой романтики в происходящем Катерина не видела. Пахло кровью и гарью. Дым от полыхавших тут и там очагов пожара застилал воздух. Люди кричали. Кто-то плакал и просил о пощаде. Где-то слышались пыточные крики и полный безумия хохот, который никак не мог принадлежать людям. Тут и там проносились вспышки заклятий. Глаз то и дело выцеплял чудовищные картины — Денис Криви, в порванной мантии, с глубоким порезом на щеке, закрывающий собой Асторию и Полумну (в младшую сестру Дафны попали удушающим заклинанием, и теперь когтевранка, случайно заметившая произошедшее, прикладывала все силы, чтобы его снять), и кричавший так громко, как только мог, чтобы хоть кто-то услышал его в этом оглушительном грохоте:
— Дети! Защищайте детей!
Драко, с отсутствующим видом сидящий прямо на земле, и баюкающий лежащую у него на коленях бессознательную Джинни — бледную как смерть, со стекающей с виска струйкой крови — в нее угодило пять ступефаев одновременно, и, кажется, что-то шепчущего — судя по движениям губ он напевал ей что-то из репертуара Битлов, Невилл, чья палочка переломилась пополам, бросившийся с кулаками на Пожирателя, который почти отправил Аваду в обездвиженную Ханну Аббот…
Новая, неизвестная пока никому директриса Хогвартса шла по коридорам, мурлыкая себе под нос какую-то веселую песенку, когда впереди послышался размеренный стук каблуков, и дорогу ей перегородила смутно-знакомая девчонка, лицо которой она точно где-то видела — очевидно, из семикурсников. Только вот школьной мантии, как и символики колледжа на ней не было. На губах ее играла какая-то пугающая улыбка, а глаза — Амбридж невольно отшатнулась, не сумев совладать с собой — были не человечьи. Такие глаза были у чучела — головы рогатого змея на столе руководителя Аврората, только там они были стеклянные и пустые, а сейчас — горели таким огнем холодной ненависти, что женщина совершенно растерялась, потеряв от неожиданности свои привычные вопли про отродье, которое надо заклеймить.
— Вы куда-то торопитесь, мисс Амбридж?
О том, что надо позвать на помощь, Катерина вспомнила случайно — она отправила в полет одного из риддловских сторонников, попутно стараясь не обращать внимания на боль, в, кажется, сломанной ноге, а заодно и остановить кровь из носа. Сразу, однако, это сделать не получилось — со стороны послышался истошный крик Гермионы, в которую снова и снова посылал пыточное проклятие Барти Крауч-младший, и она на автомате схватила Рона, с диким криком отчаянья дернувшегося было в ее сторону — около Крауча стояли еще два его «коллеги», и она не строила иллюзий — Рона убьют еще на подбеге, и он не успеет ничего сделать.
— Рон, нет!
— Пусти! Это Гермиона! Я должен спасти ее!
— Ты ничем ей не поможешь, если тебя убьют! — слезы, неожиданно полившиеся из глаз, застлали окружающий мир. — Рон, пожалуйста! Пожалуйста! Не лезь на рожон! — она сжимала его мантию так судорожно, что не чувствовала своих пальцев.
Внезапно крики Гермионы прекратились — Крауч удивленно ойкнул и схватился за грудь. Пальцы его были в крови. Он удивленным взглядом посмотрел вокруг, и повалился наземь, прямо на впавшую в беспамятство старосту Когтеврана.
Стоявшие рядом Пожиратели отвлеклись за намерено отводящими их подальше близняшками Блэк, в то время как друзья, резко забыв обо всех своих раздорах, бросились к своей лучшей подруге.
Крауч, как обнаружили они с удивлением, был еще жив, но силы его были уже на исходе. Кровь из нанесенной близняшками раны заливала все вокруг, в том числе и Гермиону. Она была жива, просто потеряла сознание.
Поттер на секунду прикрыла глаза, ощущая как на плечи навалилась огромная, титаническая усталость. Надо было вставать и бороться дальше, но у нее, кажется, закончились силы. Хотелось просто лечь, лежать, и никогда, никогда больше не шевелиться, постепенно зарастая мхом и прочей растительностью. Рон встряхнул ее за плечи и она открыла глаза, вспоминая, что хотела позвать на помощь, до того, как…
— С Гермионой ведь все будет в порядке? — спросил Рон.
— Конечно, — руки не слушались, и она никак не могла направить их в карман мантии, где лежало сквозное зеркало. — Это же Гермиона. Она дружит с нами уйму лет и до сих пор жива и даже психически здорова.
Зеркало, наконец-то, было извлечено на свет.
— Сириус Блэк.
Папа, папочка, пожалуйста, ну подойди к зеркалу, ну пожалуйста, ну хоть кто-нибудь!
Ее молитвы были исполнены, но стоило ей услышать мамин голос, веселый, и немного сонный, и папино дружелюбное ворчанье где-то на заднем плане, как самообладание покинуло ее снова, на это раз полностью, и она разрыдалась, не будучи в состоянии сказать и слова. Рону пришлось брать дело в свои руки.
Руфус вошел в кабинет каким-то странным. Нет, внешне он выглядел как обычно, но вот глаза, горящие каким-то мрачным, убийственным торжеством, заставили Фаджа испуганно сглотнуть. По спине потек холодный пот. Ему было страшно. Он видел своего племянника злым, в бешенстве, но таким он не видел его ни разу.
Дверь кабинета медленно закрылась.
— Думаю, нам с вами стоит прекратить маскарад, который шел вот уже некоторое время.
Голос…
У министра пересохло в горле. Этот голос принадлежал не его племяннику. Впрочем — как с каким-то смиренным спокойствием подумал он, наблюдая за тем, как глава аврората вытягивается в росте и меняет львиную гриву волос на черные растрепанные вихры, становясь омоложенной копией человека (кроме, разве что, серых, а не карих глаз) осужденного на смерть девять лет назад, — это вообще не был его племянник. Что-то (наверное интуиция) подсказывало Фаджу — его племянник сейчас очень далеко. Оттуда не возвращаются.
Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Метаморф поднял палочку. Вспыхнул зеленый свет. Селестина Уорбек допела песню.
Корнелиус повалился на пол.
Он был мертв.
Блэки появились на поле боя практически сразу же, но Поттер этого не видела — проистерившись, она отправила Рона сражаться дальше, заверив, что посмотрит за Гермионой, и теперь машинально теребила в руках буйные волосы лучшей подруги, смотря куда-то в одну точку и ничего не видя вокруг. Звуки тоже доносились откуда-то издалека. Она словно находилась в вакууме, за стеклом, отдельно от всех остальных.
А тем временем расстановка сил вокруг менялась. Пожиратели стремительно отступали, не забыв, впрочем, запустить в небо черную метку. Крауча, судя по всему, они забрали с собой.
Эта боль, казалось, будет длиться вечно. Амбридж проклинала старшеклассников, высыпавших на улицу, потому что коридоры школы были пусты, и никто не слышал того, как она кричала (точнее визжала) зовя на помощь. Она уже поняла, что ошиблась — это была не школьница. Она видела ее лицо на разыскной листовке в министерстве, за ее голову предлагалась весьма высокая награда, и предложение это не ограничивалось Британией.
— Теперь вы поняли, мисс Амбридж, как я страдала, когда порезала руку вашим пером? — на лице мучительницы играла ласковая улыбка садиста. — Пришлось потом лечить ее настойкой растопырника. Да и пока я наблюдала за вами в школе, вы отнюдь не выглядели идеалом преподавателя. Знаете, если бы вы были в Илверморни, вас вышвырнули бы за шкирку словно паршивую, никому не нужную собаку, наплевав на все ваши министерские полномочия. Но вам повезло — мы не там, а я порезала руку не так глубоко, как могла бы.
Амбридж почему-то вспомнила Беллатрикс Лестрейндж. Эта сука была чем-то похожа на последовательницу лорда.
— Ваше предсмертное желание, мисс? — в голосе ведьмы (Палочка. — заторможенно думала Амбридж. — Где ее палочка?) была откровенная насмешка. — Все, что угодно.
— Отпусти, — выдавила наконец из себя приговоренная.
— Отклонено. Сдохни, жабоподобная тварь.
Полыхнула зеленая вспышка.
Жизнь Амбридж оборвалась.
***
В то время, как ничего не подозревающие о грядущем сражении дети садились в поезд, Долохов и Беллатрикс, стараясь держаться как можно непринужденнее, вступили в холл Гринготса.
План Беллатрикс (стратегию разрабатывала именно она) был довольно прост — много лет назад ее супруг спас жизнь одному из гоблинов, и тот до сих пор не вернул долг, а ведьма прекрасно знала — эти прохиндеи ненавидят чувствовать себя обязанными. А это значило — он и проведет их к сейфу. Подробностями плана она с ним пока не делилась, но огонь азарта, зажегшийся в ее глазах, говорил Долохову — что-то должно случиться.
— Держись так, словно ничего не происходит, — шепнула она ему уголком губ, пока гоблин вел их к тележке.
Они забрались в тележку. Гоблин, на чьем поясе висел странный инструмент под названием «Звякалки», повернул рычаг управления. Он держался подозрительно послушно, Беллатрикс не выпускала из рук палочку, и тут до Григория дошло — Империус. Она просто взяла гоблина под Империус.
Думать об этом, впрочем, он не смог — от манеры езды их транспортного средства его откровенно мутило. Леди Блэк выглядела не лучше — она была невероятно бледна, но ее глаза все так же горели, и это придало ему немного уверенности — видимо, она знала, что делает. От этого становилось немного легче.
За грохотом тележки ничего не было слышно. Ветер трепал их волосы, мимо пролетали сталактиты, тележка мчалась куда-то в глубь земли. Парень невольно поежился — температура стремительно скатывалась в минус.
Тележка, не сбавляя хода, завернула за угол, и перед ними возник водопад, обрушивавшийся прямо на рельсы.
Беллатрикс закричала: «Нет!» — но затормозить они уже не успевали. Тележка на полной скорости пронеслась под водопадом. Вода заливалась в рот и в глаза, было нечем дышать. Тележка перевернулась, и все посыпались на рельсы. Тележка разбилась на куски о стену туннеля, что-то кричала леди Блэк, Григорий невесомо заскользил по воздуху и плавно приземлился на каменный пол.
Кажется, женщина успела применить амортизирующие чары.
— «Гибель воров»! — пояснила она, поднимаясь на ноги и оглядываясь на водопад. — Смывает любые чары и магическую маскировку. Мы попали практически в самое сердце банка — здесь находятся сейфы самых влиятельных чистокровных семей Британии. Естественно, защита на высшем уровне.
Гоблин недоуменно мотал головой: должно быть, вода смыла с него заклятие Империус.
Беллатрикс снова применила заклятие подчинения, и голос ее гулко прозвучал среди каменных стен. Озадаченное выражение на лице гоблина сменилось вежливым равнодушием. Григорий подобрал мешок с загадочными инструментами.
— А выбираться как? — спросил он
— Об этом можешь не волноваться, — она явно волновалась. — Пойдем. Мы уже совсем близко. — Впрочем, подожди секунду. Мне надо кое-что сделать.
Парень послушно отошел в сторону, наблюдая за тем, как его напарница творит какие-то сложные чары, разделившиеся на семь огненных змей, расползшихся в разные стороны. Одна из них уползла туда, куда пару мгновений спустя двинулись они сами. Шли медленно — видно было, что чары потребовали больших энергозатрат, и только ей одной было известно, чего она вообще хотела добиться.
Они свернули за угол и дурмстранговец почувствовал, что у него возникает ощущение дежа вю.
Дорогу к четырем или пяти сейфам загораживал прикованный цепями громадный дракон. От долгого пребывания под землей чешуя чудовища стала бледной и шелушилась, глаза были молочно-розового цвета. К тяжелым железным браслетам на задних лапах дракона крепились цепи, приделанные к вбитым в скальную породу кольям. Огромные шипастые крылья были тесно прижаты к туловищу, в развёрнутом виде они заполнили бы весь подземный зал. Дракон повернул к пришедшим безобразную голову, заревел так, что задрожали каменные стены, и, разинув пасть, выпустил струю огня, заставив их метнуться за угол. Григорий осторожно выглянул из-за угла, и внезапно осознал, что кандалы чудовища светились оранжевым и испускали легкую струйку дыма. И ему искренне хотелось верить, что заклятье леди Блэк здесь совершенно ни при чем.
— Он почти ослеп, — голос ее звучал печально, — но от этого только сделался еще злее. Они чертовы живодеры, но сейчас нам придется действовать их методами.
Долохов передал гоблину мешок, и тот вытащил оттуда целую кучу мелких металлических инструментов, которые при встряхивании издавали громкий звон, точно крошечные молоточки били по наковальням. Грабители тоже взяли по одной.
Они осторожно выглянули из-за угла и двинулись вперед, гремя Звякалками. Шум отдавался от скалистых стен, усилившись многократно. Дракон опять хрипло заревел и попятился. Парень видел, что он весь дрожит мелкой дрожью. Подойдя ближе, он разглядел у дракона на морде жуткие шрамы и понял, что его приучали бояться Звякалок при помощи раскаленных мечей. Точно живодеры. Самые настоящие. Кандалы продолжали дымиться, и, как будто бы, стали тоньше.
Беллатрикс направила палочку на гоблина, и он приложил руку к деревянной панели, и дверь сейфа растаяла в воздухе. Перед ними открылось нечто вроде пещеры, забитое от пола до потолка. Там громоздились золотые монеты и кубки, серебряные доспехи, шкуры неведомых животных — одни в колючках, другие с обвисшими крыльями, — драгоценные сосуды с зельями, череп в короне.
— Осторожнее. — предупредила она, предусмотрительно пройдя в сейф первой. У нас тут везде наложены Заклятия Умножения и Пылающей руки. И помни — времени очень мало, иначе мы останемся тут до скончания времен.
Долохов напряг память. Когда его посвящали в историю с крестражами, Регулус говорил, что остались только три — чаша Пуффендуй, какая-то девочка, и еще что-то, пока не совсем понятное. И, скорее всего, в сейфе хранилась именно чаша. По крайней мере, он очень на это надеялся. Он поделился своими соображениями с леди Блэк, явно начинающей нервничать. Она кивнула, давая понять, что услышала его.
— Чаша золотая, довольно маленькая, с двумя ручками, на ней выгравирован барсук.
Они осторожно поворачивались вокруг своей оси, освещая все углы и закоулки, но совсем ничего не задеть было невозможно. От прикосновения Беллатрикс посыпались поддельные галеоны, пополнив груду кубков на полу. Теперь в пещере буквально некуда было ступить, от раскаленного золота веяло жаром, как из кузнечной печи. Свет волшебной палочки скользил по щитам и шлемам гоблинской работы, наваленным на полках до самого потолка. Григорий поднимал палочку все выше, и вдруг луч выхватил из темноты предмет, при виде которого у него замерло сердце и рука задрожала.
— Вон она — там, наверху!
Беллатрикс посветила туда же. В двойном луче искрилась маленькая золотая чаша, принадлежавшая когда-то Пенелопе Пуффендуй.
— Хорошо, — она снова направила палочку на гоблина. — Принеси нам чашу. Сейчас же.
Повинуясь следующему приказу, Долохов поднял гоблина в воздух, осторожно приближая его к вожделенному трофею.
— Быстрее! — поторопила Беллатрикс.
Гоблин схватил крестраж и протяжно взвыл — его руки пошли огромными пузырями, во все стороны полетели чаши-фальшивки, но Империус еще держался, поэтому он послушно доставил оригинал поработителям своего сознания. Беллатрикс заставила его кинуть добычу в карман ее мантии.
— Пойдем, — сказала она. — Время на исходе.
И прежде, чем Долохов успел что-то понять, она схватила его за руку, и потянула на выход, прямо к исполинской туше огнедышащего ящера, чьи кандалы превратились в тоненькую, почти истаявшую полоску, да и та стремительно растворялась.
Леди Блэк наступила на сгиб его задней лапы и, подтянувшись, забросила себя на спину зверя. И тут до Григория наконец-то дошло.
— Ты ведь это не серьезно, правда? — от неожиданности он даже не заметил, что обратился к ней на «ты».
— Ты что, собрался себя здесь заживо похоронить? — она выглядела так, словно дорвалась до чего-то, о чем мечтала долгое время. — Давай забирайся, пока не поздно!
Долохов только обреченно вздохнул, и залез на дракона, усевшись позади нее. Чешуя была тверже стали, дракон, кажется, их даже не почувствовал.
— Все Блэки — ебнутые. А ты — ебанутее всех.
Беллатрикс не ответила. Она напряженно вслушивалась во что-то.
Кандалы, сдерживающие чудовище, наконец-то исчезли. Раздался громкий хлопок (ему показалось, что где-то в отдалении раздались такие же хлопки), и дракон, внезапно, с оглушительно громким ревом поднялся на дыбы, и в этот раз дурмстранговец ясно расслышал, как где-то, в соседних туннелях, на его рев откликнулись его сородичи.
Всадники изо всех сил уперлись коленями, цепляясь за неровную чешую. Развернулись крылья и дракон взмыл в воздух. Напарники распластались у него на спине, чтобы не задеть потолок. Дракон метнулся к выходу в туннель, и Беллатрикс изо всех сил крушила заклятиями стены, помогая ему пролезть.
Дракон всей своей мощью протискивался в дыру. Долохов зажмурился от жара и пыли. Он чуть не оглох от грохота камней и рева дракона и только цеплялся, каждую секунду ожидая, что сейчас свалится на пол. Дракон рвался вверх, к свежему воздуху. В какой-то момент он рискнул открыть глаза, и обомлел — проламывая в стены, на свободу стремились другие, судя по всему точно так же освобожденные леди Блэк зверюги. Они миновали подземное озеро, и громадные ящеры словно почуяли впереди свободу, яростно расчищая себе дорогу огнем и дроблением стен. Гринготс сотрясался. Беллатрикс хрипло хохотала каким-то ошалело счастливым смехом, перемешивающимся с не менее счастливыми нечленораздельными воплями.
Наконец тоннель кончился, и драконы, проломив пол и стены, ворвались в Мраморный Зал, где, наконец-то, смогли нормально расправить крылья. Люди и гоблины повалили к выходу, и гебридский черный выплюнул в них струю огня. Надолго звери в помещении не задержались — проломив последнее препятствие они наконец-то поднялись в ослепительно голубое небо, причем один из них даже не подозревал, что несет на своей спине своих спасителей. За их спинами рухнули в глубину земли руины, которые когда-то были всемирно известным банком Гринготс.
***
Дракон взлетал все выше. Лондон расстилался внизу, словно серо-зеленая карта. Беллатрикс припала к шее зверя, цепляясь за твердые, как металл, чешуи. Ветер приятно холодил кожу, крылья дракона размеренно бились позади, как лопасти ветряной мельницы. Долохов ругался во все горло, то ли от восторга, то ли от страха, а ее саму переполняло пьянящее ощущение свободы. Хотелось раскинуть руки в стороны, и радостно завопить, что она и сделала, осознавая постепенно, что это — конец, выход из непрекращающегося кошмара последних лет.
Правда, оставался вопрос: как им спуститься на землю? Ее это, впрочем, не волновало — она предпочитала импровизировать, к тому же, ей было слишком хорошо, чтобы размышлять над такими серьезными вещами.
Дракону, как видно, хотелось туда, где похолоднее и посвежее. Он поднимался вверх, вокруг заклубились промозглые облака, и они уже не различали крошечные точки автомобилей на шоссе, ведущих из столицы. Они летели над сельской местностью в зеленых и коричневых заплатках, над реками и дорогами, которые вились внизу то блестящими, то матовыми лентами. Они летели на север.
Восторг постепенно сошел на нет, сменившись холодом и голодом, и теперь обоих волновало только одно — а что они станут делать, если внизу покажется побережье и дракон направится в открытое море?
Небо стало густо-синим, цвета индиго. Солнце опускалось ниже, а дракон все летел и летел. Внизу проплывали большие и малые города, громадная тень скользила по земле, словно темная туча.
Но вот зверь пошел на снижение. Долохов посмотрел вниз и увидел темно-зеленые склоны гор и озера, отливающие медью в лучах заката. Пейзаж приблизился и стал более подробным. Возможно, дракон понял по блеску, что здесь есть вода.
Он снижался, описывая широкие круги. Похоже, дракон нацелился на одно из озер поменьше. Беллатрикс тоже это поняла, крикнув:
— Прыгай, когда я скажу! Прямо в воду, пока он нас не заметил!
Выхода не было — парень уже видел в воде искаженное рябью отражение огромного желтоватого брюха.
— ПРЫГАЙ!
Он сполз по чешуйчатому боку и полетел, ногами вперед, прямо в озеро. Прыгать оказалось выше, чем они думали. Долохов сильно ударился о воду и камнем ушел в глубину ледяного, зеленого, заросшего тростниками мира. Он оттолкнулся ногами, вынырнул, задыхаясь, и увидел круги, расходящиеся в том месте, где упала Беллатрикс Блэк. Дракон как будто ничего не заметил. Он был уже футах в пятидесяти от них — летел на бреющем полете, зачерпывая воду пастью. Когда женщина, пыхтя и отплевываясь, показались на поверхности, дракон взвился вверх и полетел дальше, тяжело взмахивая крыльями. В конце концов он приземлился на противоположном берегу озера.
Грабители направились к ближнему берегу. Озеро было неглубоким, приходилось не столько плыть, сколько продираться через ил и тростники. Наконец мокрые, запыхавшиеся, они повалились на скользкую траву. Переглянулись, и нервный смех разнесся над берегом.
— Это было потрясно, — подвела итог приключению леди Блэк. — Я бы не отказалась от чего-то подобного еще раз.
— Ты ненормальная! — от расшалившихся нервов его начало колотить. — Вы все! Все ненормальные! В моей жизни все было
нормально, пока я не связался с вашим ебанутым семейством! И нету в этом ничего смешного! Я… я на это не подписывался!
На такое не подписывался! Перестань ржать, немедленно!
— Не могу… — простонала женщина, вытирая слезы смеха, — Ты такой… смешной…
Когда всплеск эмоций сошел на нет, Долохов осушил себя и свою напарницу заклинанием, после чего мысли оборотились к двум вещам - как быть с крестражем, и как лучше сказать Регулусу Блэку о том, что они с ней возвращаются на Гриммо.
Они решили уничтожить крестраж вместе с остальными ― он станет прекрасным средством скрепления треснувших семейных уз. Правда, к сквозному зеркалу подошел лорд Блэк старший, сообщив каким-то убитым голосом, что они могут спокойно возвращаться домой, и лучше сделать это как можно скорее.
— Да, Беллс, ты можешь вернуться. Я рад что так все вышло, но лучше просто возвращайтесь. Просто все так... просто возвращайтесь, ладно? Позже поговорим.
Беллатрикс судорожно закивала, торопливо смахивая руками потекшие по щекам слезы, и начала нервно оправлять платье и придавать растрепанным волосам хотя бы подобие аккуратного вида.
А потом они трансгрессировали на крыльцо блэковского гнезда, и отворивший на звонок домовой эльф поспешно захлопнул за ними дверь.
