Night Meets

Я лежу в кровати, снова обнимая одеяло, и пристально смотрю на часы. Без десяти ноль. Уже скоро мне надо будет выйти на какой-то козырек, на который выходит мое окно. Если честно, до этого я никогда не замечал его. Просто у меня вообще не было необходимости смотреть в окно, вот я и не замечал. Пока я наблюдаю за стрелками часов, все не устаю снова и снова прикасаться к моему ужасному синяку на скуле. Сейчас, ближе к ночи, он стал болеть еще сильнее. Я не могу даже нормально положить голову на левую щеку - она сразу же начинает адски болеть, даже если я кладу ее на подушку. Вообще, я удивлен, как у меня еще все зубы на месте остались после таких сильных ударов. Хотя, на самом деле, мое лицо еще не так сильно пострадало, чего не скажешь о моем теле. Синяк почти на весь живот, оставшийся от удара в солнечное сплетение, жутко болит, когда я разгибаюсь или же наоборот, сгибаюсь. На бедре красуется такой же ужасно синий синяк, почти что черный, по середине которого остался след от царапины, оставленной носком лодочки Стервы. Многие бы сказали, что это ужасно, но я привык. Я привык ко всем избиениям в этой семье, так что я переживу. Я не сломаюсь хотя бы из принципа. Прижимаю одеяло посильнее и нащупываю под ним что-то шуршащее. Это вафли. Мягкие. С прослойкой из суфле и вишни. Только сейчас, пялясь на эти вафли, я понимаю, как сильно я проголодался. Я не замечал голода, пока наблюдал за временем. Кстати о времени. Уже без пяти ноль, но я успею съесть вкусняшку до полуночи. Три часа пристально рассматриваю упаковку вафель. Откуда Луи их взял? Не у Стервы же украл? Или того хуже, у Оливера? Если это так, то лучше мне их не есть. Хотя, насколько я помню, Оливер никогда не ел вафли, как и вся его семья, а вот про Луи я ничего не знаю. К тому же, он заходил домой, а значит он вполне мог принести их оттуда. Еще минуту осматриваю пачку и решаю, что сначала спрошу у Луи, где он их достал, и только потом съем. Вафли сразу же приносят мне воспоминания о Луи. Таког добрый, милый, дружелюбный и отзывчивый, всегда готовый помочь, ему нечего делать в компании Оливера. Так ему и скажу. Я не позволю этому идиоту испортить такого хорошего человека, как Луи. Луи. Встреча. Все эти мысли отводят меня в другое место, другой мир, и я совершенно забываю следить за временем. Страх тут же наполняет меня изнутри, заполняя до самых кончиков пальцев. Резко поворачиваюсь к часам, о чем тут же жалею, чувствуя боль в мышцах живота, и с ужасом смотрю на стрелки. Я опоздал на десять минут. Боже, я идиот. Как я мог! Я же выжидал полночь целых два часа, почти не отрывая взгляда от сломанного циферблата, и теперь, всего лишь немного отвлекшись, я проглядел время. Идиот. Посильнее закутавшись в одеяло, рывком встаю с кровати и тут же охаю от боли, но прожолжаю бежать к окну. Быстро открываю окно и пытаюсь вылезти через него на козырек. Я как корова какая-то. Мне даже показалось, что я чуть не выбил стекло, и когда я наконец оказываюсь за пределами окна, я падаю, запнувшись о собственное одеяло и выпуская из рук пачку вафель. Громкое "ох" срывается с моих губ. У меня и так синяки по всему телу, а падение только лишний раз спровоцировало жуткую боль. - Хей, ты в порядке? Тебе помочь? - голос кажется встревоженным, и я сразу понимаю, кому он принадлежит. Интересно, сколько он ждал меня, сидя на козырьке своего дома? - Да, да, все хорошо, - я пытаюсь выпутаться из одеяла и падаю снова, прямо на свою тощую задницу. Снова охаю, ибо боль еще никто не отменял. Я неподвижно лежу, стараясь унять боль, но тут возле меня начинает кто-то копошиться, и уже меньше чем через минуту, я свободен от пут одеяла. Луи переступил ко мне на крышу и помог мне распутаться. Его глаза смотрят на меня так пристально, в то время как мои, скорее всего, выглядят очень напуганными. Это и ежу понятно, потому что сейчас внутри меня все сжалось настолько, что я даже не могу дышать. Я просто напуганный пятилетний мальчик, потерявший своих родителей. А ведь так и есть. Вдруг, Луи потряхивает головой и улыбается, отгоняя лишние мысли, и дает мне руку : - Ты так и не съел их, - говорит Луи, помогая мне встать. До меня сначала не доходит, о чем он вообще, но тут я понимаю. Вафли. Я же выронил их, когда упал еще в первый раз. Однако, мой мозг работает немного медленней моего языка, и поэтому вопрос слетает с моих губ быстрее, чем я успеваю остановить его : - Кого их? - Вафли, - шатен поднимает пачку с крыши и дает их мне. Я принимаю предмет и тут же спрашиваю : - Луи, где ты их взял? - У себя из буфета. А что? - Нет, ничего, - я решаю опустить то, чего я так боялся и из-за чего не ел их, но, как мне кажется, Луи и так все понял. Это можно понять по его взгляду. И спасибо ему огромное, что он не стал озвучивать свои мысли и догадки. Вместо этого он предлагает мне присесть рядом с ним на край козырька, постукивая ладошкой по гладкой черепице. Я медленно подхожу к нему и аккуратно сажусь на край, свешивая ноги. - Расскажи мне о себе, - вопрос Луи вводит меня в ступор. Я не знаю, что ему рассказать. Я просто молчу. Не знаю, почему я не спросил, что именно мне ему рассказать, или еще хоть что-нибудь. Я просто молчу. Парень легко вздыхает : - Хорошо. Я понимаю. Если ты не хочешь так, давай я буду задавать тебе вопросы, ладно? - я лишь киваю в ответ. - Как тебя зовут? - Гарри, - отвечаю я, пока открываю пачку вафель. Так как их в упаковке две, то я заранее решаю, что поделюсь одной с Луи. - Хорошо, Гарри. Приятно познакомиться, - Луи лучезарно улыбается и протягивает мне руку для рукопожатия. Я неуверенно протягиваю ему свою дрожащую и холодную ладонь, которую вышеупомянутый крепко пожимает. - Сколько тебе лет? - Мне 16. А тебе? - я уже вытащил вафли и протягиваю одну из них парню, но он отрицающе вертит головой, - Нет, я не хочу. Ешь. У меня дома их полно, я их еще наемся. У меня-то, вон, смотри какой живот, а ты совсем тощий, - Луи немного задирает футболку в районе живота, и я действительно замечаю, что у него есть маленький животик. Это так мило. - Ах да, мне 18, - добавляет он. - Мистер и миссис Лонгдэйл твои настоящие родители? - Эм, нет, - я отвечаю немного неуверенно. Этот вопрос уже начал приближаться к моей самой главной, огромной, вечно кровоточащей и ноющей ране. К моей семье. Я быстро засовываю в рот вафлю и начинаю интенсивно жевать, потому что мои губы начинают предательски дрожать. - Я так и знал. А где твои настоящие родители? - Луи все еще пристально смотрит на меня. Единственное, что я успеваю сделать перед тем, как заплакать, это проглотить вафлю. Слезы сами льются из глаз, а жалобные всхлипы выдают мое ужасное состояние. Я даже не успеваю как следует расстроиться, как меня тут же обхватывают руки соседа, прижимая к себе и укутывая меня в одеяло еще сильнее. - Гарри, Боже, прости меня пожалуйста. Я не хотел расстраивать тебя. Прости меня, любопытного идиота, ладно? Только не плачь. Шшш, - Луи прижимает мою голову к своей груди и легонько поглаживает ее одной рукой, в то время как другая его рука успокаивающе гладит меня по спине. Так уютно. Так тепло. Так хорошо. Я никогда еще в своей жизни не чувствовал столько добра по отношению ко мне. Почти никто никогда не просил у меня прощения. Никто не успокаивал меня, и уж точно никто не пытался остановить мои слезы. Это так странно. Во мне сейчас борется столько чувств, что я начинаю плакать еще сильнее, сам не зная, из-за чего. Луи прижимает меня к себе еще больше, как бы обхватывая меня руками и ногами со всех сторон, и тихонько покачивает из стороны в сторону. Это действительно успокаивает. Уже через, примерно, десять минут я полностью успокаиваюсь, обмякнув в руках парня. Он все еще продолжает поглаживать меня то по спине, то по голове, разве что уже не качает. - Спасибо, - я говорю это так тихо, что даже не надеюсь, что Луи услышит меня, но он услышал. - Не за что, - он произносит это с такой теплотой и заботой, что я, сам того не хотя, начинаю улыбаться. - Слушай, тут так холодно, - Луи сильнее прижимается ко мне в попытке согреться. Только сейчас я понимаю, что из одежды на парне одна полосатая футболка и пижамные штаны. Впрочем, как и на мне, разве что я с одеялом. Тут мне голову приходит идея. Я выпутываю руки из одеяла, все еще оставаясь в объятьях шатена, и перекидываю одеяло через себя, двигая его так, чтобы оно укрывало нас обоих. Заворачиваю его концы нам под ноги, и только потом позволяю себе снова спокойно прижаться к груди соседа. Так тепло и уютно. Я бы хотел чувствовать себя так почаще. Мы сидим молча еще около получаса, просто смотря на звезды. Небосклон у нас в Лос-Анджелесе всегда был очень красивым. Множество звезд и созвездий окружают ночного зрителя, погружая его в состояние легкого забвения, заставляя непрерывно созерцать это величественное творение природы. Говорят, что непрерывно можно смотреть только на три вещи : как горит огонь, течет вода и сияет звездное небо. Так вот, последнее, пожалуй, самое прекрасное из всех трех. Кто-то со мной не согласится, а кто-то наоборот скажет, что звездное небо - это самое прекрасное, что могла создать природа, и я их отлично пойму. Наши молчаливые обнимашки прерывает Луи: - Ой, Гарри, я же совсем забыл! - сосед резко убирает руки, и мне становится так холодно и плохо без них. Кажется, я начинаю привыкать к нежности. Это зря, очень зря. Вдруг, шатен отвлекает меня тем, что достает из кармана своих пижамных штанов плеер, - Держи, это тебе. Вау! Это самый офигенный плеер, который я когда-либо видел. Он в тысячу раз лучше моего предыдущего. Самая новая модель, блютуз, черный цвет, который сейчас очень сложно достать. Я даже боюсь подумать, сколько денег он потратил на этот плеер, и поэтому даже не думаю принимать его. - Боже, Луи, спасибо огромное, правда, но я не могу принять этот подарок. Это уже слишком. Оставь его себе, ладно? - я пытаюсь вернуть ему плеер в руки, но и он не собирается так легко сдаваться. - Слушай, Гарри, у меня таких плееров и так еще две штуки дома, да и если что, я куплю себе новый, а твой вчера растоптала Стерва, так что возьми его, пожалуйста. Тем более, я сегодня весь вечер закачивал на него песни Нейборов. Я еще добавил немного своих песен, послушай их, вдруг понравятся, хорошо? - Луи состраивает такой умоляющий вид и протягивает руку с плеером обратно ко мне. Это так мило, что он закачал туда не только песни моей любимой группы, но и песни из его плейлиста тоже. Для меня это значит очень много. Ровно столько же, как когда он назвал мою мачеху Стервой. Ну что мне еще остается делать? Я тяжело вздыхаю, закатываю глаза, и только после этого улыбаюсь и принимаю подарок. - Спасибо, спасибо огромное! Ты просто чудо! - на радостях обнимаю соседа крепко-крепко. Я удивлен. Не ожидал от себя такого. Обычно я ни к кому не лезу обниматься. Видимо, Луи - исключение. Уже заранее решаю, что если наушники тоже сломаны, то я накоплю на них сам. Не буду говорить об этом шатену, а то принесет еще и наушники. Не хочу его напрягать. И тут я внезапно вспоминаю то, о чем так хотел сказать Луи еще с самого начала нашего знакомства. Разжимаю объятия и серьезно смотрю на соседа. - Слушай, Луи, я тебе сейчас скажу кое-что, ты уж сам решай, веришь ты мне или нет, и поступай как знаешь, просто я хотел тебя предупредить, что Оливер - редкостная сволочь. Он полная противоположность тебя, и я так не хочу, чтобы ты стал таким же, как он. Луи понимающе улыбается и снова обнимает меня : - Спасибо за предупреждение, Гарри. Если честно, я и сам это понял еще по сегоднящнему его поведению. Точнее, уже по вчерашнему. То, как он обращается с тобой, это ужасно. Но мне придется общаться с ним, ради родителей. Они свято верят, что Оливер такой милый и хороший мальчик. Аж блевать хочется, - Луи изображает рвоту, а я легко смеюсь. Я решаю расспросить Луи о нем. В итоге выясняю, что его фамилия Томлинсон, что он любит животных, морковки, полоски и потяжки, что его отец ушел из семьи, а сейчас он живет с матерью и отчимом, которые оба ветеринары, что он увлекается футболом, что его любимая музыкальная группа The Fray, что его любимый фильм "Мрачные тени", как и мой, что он поступил на флориста и что в будущем хочет открыть свой магазин цветов, самый крутой на всю Америку. К концу нашего разговора меня начинает клонить в сон, и я даже не замечаю, как засыпаю в теплых объятьях своего нового соседа, так и не доев мягкие вафли с прослойкой из суфле с вишней, принесенных Луи из его буфета для меня.