Night Meets

Я медленно открываю глаза. Странно. Почему не слышно обычных криков? Сколько сейчас времени? Медленно поворачиваюсь к потрескавшейся полке, подвешенной над кроватью, и беру в руки круглые механические часы с разбитым стеклом, предостерегающим циферблат от повреждений. Полвторого. Вау. Я действительно удивлен. Обычно, они без меня и до девяти никак прожить не могли, а тут даже не тронули меня. Со мной такое впервые. Я даже выспался. Резко встаю с кровати и бегу к зеркалу. Даже голова не кружится. Так вот какого это, высыпаться. В зеркале на меня смотрит совершенно незнакомый мне человек. Нет никаких синяков под глазами, сами они стали ярко-зелеными, какими я их никогда не видел ранее, а кожа стала не бледно-зеленая, как обычно, а нежно-бежевая, с легким оттенком розового на скулах. Единственное, что портит всю эту картину, это огромный синяк во всю щеку, оставленный Стервой. Но в целом я выгляжу отлично! Я не знал, что я могу быть таким милым. И тут ко мне подкрадываются сомнения. С чего бы моей чертовой семейке не дергать меня, не издеваться надо мной? Тут только два варианта : либо они переехали в другой дом, решив оставить меня здесь, либо что-то отвлекло их, причем, что-то очень интересное и важное, ибо даже в самые занятые дни они всегда находили способ поиздеваться надо мной. Так как первое возможно только в моих снах, значит правильный вариант - это второе. Любопытство уже начало грызть меня изнутри. Что такого должно было произойти, чтобы отвлечь этих ублюдков от меня? Сейчас узнаем. Быстро надеваю тапочки и сбегаю вниз по лестнице. То, что я там вижу, поражает меня еще больше,чем тот факт, что сегодня я остался еще не тронутым. На одном из двух белых диванчиков в гостиной расположились Стерва, Жирный и Оливер, а на другом какая-то незнакомая мне семья. Они мило о чем-то беседуют за чашкой зеленого чая (другого в этом доме никогда не бывает). Я даже не пытаюсь вникнуть, о чем. Мне слишком противны члены моей, так называемой, семьи. Сейчас они мило разговаривают со своими, эмм... Точно! Вчера, когда я засыпал, я точно помню, как видел, что в соседнем доме, в котором никто не живет уже полтора года, горел свет. Значит, вероятней всего, что эти люди - наши новые соседи. Осознание этого заставляет меня начать рассматривать и внимательно изучать новые лица. Если бы они были друзьями этих моральных уродов, то я бы и ухом не повел, но если они и вправду наши новые соседи, то эти люди мне очень интересны. Они не выглядят как какая-нибудь команда наемных пытателей несовершеннолетних, они выглядят довольно милыми людьми. Эта семья состоит из женщины средних лет, мужчины примерно такого же возраста, и парнишки, вероятно, моего ровесника. Мама довольно стройная, милая женщина. Она невысокого роста, брюнетка. На ней надето желтое с красными цветами платье и туфли, под стать цветам на одежде. Папа тоже довольно милый мужчина, но чем-то он выпадает из общей картины их семьи. Будто он и не в их семье вообще. Но самая приятная часть из всей этой компашки - это их сын. Он такой веселый, всегда смеется и отвечает всем улыбкой. Я бы так не смог, честно. С моей то жизнью. Вдруг, мой живот начинает урчать. Причем очень громко. Уже думаю, что сейчас все обернутся на меня, но нет. Они слишком увлечены беседой, что мне только на руку. Наконец, решаюсь выйти из укрытия и найти себе еду. Только я захожу на кухню и здороваюсь со всеми, моя приемная мать бежит ко мне с улыбкой на лице : - Гарри, привет! Надеюсь ты выспался, малыш? - феее. Аж плохо стало. Каждый божий день она меня оскорбляет, бьет, унижает, а сегодня "Гарри, привет! Ты выспался, малыш?". Как же это раздражает. Она обнимает меня за спину и ведет к плите. Мне так противны ее прикосновения. Хочу вырваться и убежать, но не решаюсь из-за гостей. Еще выставит меня полным идиотом перед ними, а я тут далеко не самый последний из них. - Хочешь кушать? - произносит она громко, с улыбкой, а потом, убедившись, что никто не слышит, добавила, все так же улыбаясь для вида : - Ты чего спустился, оболтус? Кто тебя об этом просил? Ты видишь, у нас гости? Им не обязательно было знать, что у нас дома живет еще один ребенок, понимаешь? - я лишь киваю головой. Мачеха тяжело вздыхает и с улыбкой добавляет, - Значит так, слушай сюда, Стайлс. Возьмешь этот бекон, кусок хлеба, стакан сока, и поднимешься к себе. И чтобы ни звуку ни духу, понял? - я снова закивал головой. Она все время стоит рядом со мной, пока я накладываю еду, и когда я уже почти ухожу, она опять добавляет все с той же лучезарной улыбкой, - И помни : ни слуху, ни духу! - Хорошо, стерва, - я дерзко ухмыляюсь и разворачиваюсь в свою комнату с тарелкой, полной вкусной еды. Успеваю лишь заметить красное от гнева лицо стервы. Когда я поднимаюсь к себе, улыбка сама не сходит с моего лица. Мало того, что я унизил эту высокомерную лживую мымру, так еще и ушел с тарелкой, полной еды. Бинго! Это победа! Сажусь на диван и начинаю с остервенением поглощать пищу. Для меня это просто царский завтрак. Пища богов. Блаженное наслаждение. Слишком шикарное и вкусное, чтобы есть его в ужасной обстановке моей комнаты, но другого выхода у меня нет. Мне редко когда перепадает такая удача, и поэтому я просто пользуюсь моментом и наслаждаюсь наивкуснейшей едой. Все-таки, какой-бы там мразью и не была моя приемная мать, но готовить она умеет, причем довольно неплохо. Главное, чтобы яда не подсыпала. Доев все до последней крошки, я падаю на кровать. Мой желудок до верха набит вкусным хрустящим беконом с хлебом и апельсиновым соком. Давно я уже так не ел. По-моему, даже больше года. Сейчас, когда я так объелся, мне хочется спать. Беру свой плеер, который я купил на свои сбережения, вставляю в него наушники, включаю The Heighbourhood, и медленно погружаюсь в легкую дрему.

***

Меня будит резкий удар по моему синяку на щеке. От боли перед глазами все плывет, а наушники от резкого удара вылетают из ушей. Словно через какой-то барьер слышу крики Стервы. Кажется, она задела мое левое ухо. Боль превзошла вчерашнюю в два, а то и в три раза. Я просто беспомощно держусь за щеку и слушаю ее крики, иногда сопровождаемые ударами. Ау! Черт! Ее очередной удар приходится точно в солнечное сплетение. Я скручиваюсь крючком на кровати от боли. Слова Стервы уже совсем не долетают да моих ушей. Боль заглушает все чувства, оставляя лишь себя и господствуя надо мной. Это самое ужасное в боли, но этого не предотвратить, поэтому, я просто лежу на кровати, скрюченный и оглушенный болью. Наконец, мачеха перестает орать и, ударив меня в ногу последний раз, уходит, громко хлопнув дверью. Слезы снова заливают мое лицо. Я начинаю рыдать, но я не слышу всхлипов. Все они уходят куда-то глубоко в грудь. Я все еще оглушен. Это ужасно. Так плохо я еще себя никогда не чувствовал. Меня будто больше не существует. Я совершенно раздавлен, унижен и опущен. Стерва лишь в очередной раз показала мне, кто здесь главный, а кому не стоит лишний раз выпендриваться. И я явно не отношусь к первому. Хотя, я знал, на что иду, и несмотря на эту боль, я доволен собой. Я рад, что сказал ей это в лицо. Со временем, боль проходит, оставляя после себя леденящую пустоту. Я пытаюсь нащупать плеер, но не нахожу его. Неужели она... Опускаю взгляд на пол и вижу на нем мой растоптанный плеер. Слезы снова подступают к глазам, но я не даю им вырваться наружу. С меня уже хватит слез. Надо быть сильным. Ну вот, теперь у меня отняли последнюю радость в этой жизни. Интересно, а наушники хоть целы? Впрочем, проверить мне не на чем. Хотя, песни на плеер я скачивал с компьютера Оливера, пока никого не было дома, и я точно помню, что там был разъем для наушников, но откуда мне знать, когда выпадет следующий шанс прокрасться к нему в комнату? Остается только гадать. Я не знаю, сколько времени я пролежал вот так, свернувшись калачиком на своей кровати и обнимая одеяло, но когда кто-то позвонил в дверь, за окном уже потемнело. Кто мог прийти к ним в такое время? Почта? Продажа пылесосов? Прислушавшись, я понял, что это оказался тот парнишка, что теперь стал нашим соседом. Его голос сложно не узнать. И зачем он только пришел? Неужто с Оливером повидаться? Не понимаю только зачем. Он просто отвратителен. Однако, если он хочет с ним общаться, то кто я такой, чтобы ему запрещать. Просто... - я тяжело вздыхаю - он так не похож на человека, вроде Оливера. Он... Я не уверен, но мне он показался довольно добрым парнем. Его глаза. Они тоже такие добрые. Я так не хочу, чтобы его звонкий смех стал похож на противное ржание моего братца. Это было бы ужасно. Вдруг, у порога моей двери раздается какой-то шум. Я резко поднимаю заплаканные глаза, и резкий выдох срывается с моих губ. В проходе стоит тот самый парень, вылупив на меня свои небесно-голубые глаза. Его рот слегка приоткрыт в немом удивлении, а волосы слегка растрепаны, что придает ему немного шарма. Мы так и смотрим друг другу в глаза. Это какая-то магия. Я будто забыл, как дышать. Его глаза будто смотрят мне в душу. Стоп. А что ему вообще тут надо? Что он тут забыл? Оливер потом выдаст ему, если увидит, что он подходил ко мне. Я резко разрываю зрительный контакт и опускаю голову на кровать, еще сильнее обнимая одеяло. Я уже думал, что парень ушел, как вдруг почувствовал на своей синей от ударов щеке чьи-то легкие тонкие пальцы. Прикосновение было очень легким, и я даже не почувствовал боли. Наоборот, по всему телу пробежались мурашки, будто разряд электрического тока, доставляя мне удовольствие. Я медленно закрыл глаза, вдыхая запах руки мальчишки, запоминая эти ощущения. Он так нежен со мной, а ведь мне так не хватает этой самой нежности. Он настолько близко ко мне, что я чувствую его дыхание у себя на руке, которая обнимает одеяло сверху. Тут сосед резко выдыхает и произносит : - Ох, кто тебя так? - от неожиданности я вздрагиваю и резко открываю глаза. Взглядом тут же натыкаюсь на его, такой пристальный, полный жалости взгляд. Мы опять не отрываем друг от друга глаз. Я молчу. Не хочу говорить ему, откуда этот синяк, или откуда остальные. Не могу. Вдруг, за его спиной раздается противный голос Оливера : - Хей, Луи, какого хрена ты тут забыл? Мы не общаемся с нашей прислугой. Мы ее унижаем. Смотри, - сводный братец подходит ко мне и с размаху ударяет меня по все тому же синяку на щеке. Я невольно вскрикиваю и тут же разжимаю одеяло, хватаясь за щеку. Он задел пальцем мой глаз, и он начал слезиться, из-за чего это выглядит, будто я плачу. - Оливер, ты что?! За что ты его так? - в голосе, как я понял из слов братца, Луи, звучит столько непонимания и жалости. Ему действительно не понятно, за что он меня ударил. Да и мне это тоже никогда не было понятно. - Как это, за что? Это же весело! - ответил Оливер и снова рассмеялся своим ужасно противным смехом. Я лишь сильнее свернулся в комочек, снова обнимая одеяло и не желая слышать не одного из таких обидных слов сводного брата. - Нет, это не весело, - голос Луи стал таким холодным и грубым, и я уверен, что эта его голубизна в глазах на миг тоже стала леденящей, но уже через секунду он берет мою руку в свою и ласково спрашивает : - Можно я посмотрю? Я долго размышляю над его просьбой и, все окончательно обдумав, сворачиваюсь еще сильнее. Не хочу, чтобы он увидел это еще раз. Не хочу, чтобы он видел, какой я жалкий. Сейчас, наверное, со стороны я смотрюсь таким маленьким. - Вот видишь! Он такой неблагодарный! Ударь его, да покрепче! - Оливера уже понемногу начинает раздражать доброта голубоглазого, что очень хорошо сказывается на тоне его голоса. Я уже мысленно готовлюсь к очередному удару, как вдруг на мою голову опускается чья-то теплая и такая маленькая рука, утешительно поглаживая ее. - Не расстраивайся, хорошо? Все будет в порядке. Луи легонько потрепал меня по голове на прощание и вышел из комнаты вместе с Оливером. Когда они уходят, я начинаю медленно разворачиваться. Мышцы так затекли, что каждое движение отдается острой болью во всем теле. Или это из-за синяков от ударов Стервы... Наконец, я более или менее выпрямляюсь на кровати, но разжимать одеяло не спешу. Мне надо обнять хоть что-то. Этот Луи оставляет в моей голове полный кавардак, в котором я теперь пытаюсь разобраться. Он такой добрый. Это так пугает меня. Он все время перечил Оливеру и защищал меня, сказал мне, что все будет хорошо, успокаивал меня. Самое удивительное, что его мальчишеский, нежный, и такой приятный голос действительно заставляет меня верить в то, что все еще наладится. Его прикосновения заставляют меня чувствовать себя лучше. Эта нежность так непривычна для меня, что я немного боюсь ее. Я все время ожидаю какого-то подвоха. Я так не привык к тому, что люди проявляют ко мне доброту. В школе я изгой, дома я груша для битья. Никто еще никогда не жалел меня. Никто не вставал на мою защиту. Ничей голос никогда не успокаивал меня и не звучал так приятно, как его, а голубые глаза не источали столько тепла и света. Луи - мальчик солнца. Такие не могут быть жестокими. Удивляет только одно : как такой парень, как он, умудрился стать другом такого, как Оливер. Они же полные противоположности. Вдруг, кто-то стучит о косяк моей двери. Медленно поднимаю голову и, осторожно потирая затекшую шею, натыкаюсь взглядом на все того же улыбающегося Луи. - Можно войти? - голос Луи звучит так бодро и весело, что я киваю ему в ответ, впуская в свою комнату. Пока он заходит в комнату, я сажусь на кровати в позу лягушки. Он медленно подходит ко мне, и тут наступает на что-то, что отдается из под его ноги громким треском. Шатен громко ойкает и поднимает ногу. Он наступил на мой раздавленный плеер. - Ой, извини пожалуйста! Кажется, я его сломал. Боже, ради всего святого, извини. Завтра я принесу тебе один из своих, ладно? - он так мило волнуется из-за уже и так раздавленного плеера. Я улыбаюсь ему, а он непонимающе смотрит на меня, пытаясь отгадать причину моего веселья. - Что? - Этот плеер только сегодня растоптала Стерва, так что ты здесь не причем, и плеер нести не надо, - с улыбкой на лице отвечаю я Луи. Он с еще большим непониманием, вопросительно поднимая брови, спрашивает : - А Стерва - это миссис Лонгдэйл? - его глаза расширяются от удивления, когда я киваю головой, легонько посмеиваясь над ним. - Ноо... За что? - похоже, ему никогда не понять законов нашей семьи. Я вспоминаю, как она орала на меня, как усыпала ударами все мое тело, и улыбка тут же сползает с моего лица, а к глазам начинают подкрадываться слезы. Нет, я не должен плакать перед ним. Луи, похоже, заметил резкое изменение моего настроения, потому что взял мою руку в свою и посмотрел меня в глаза : - Я так понимаю, в этом доме с тобой все так обращаются? - я киваю головой, - И сегодняшнее приветствие и завтрак были лживыми? - я опять киваю, что я могу ему еще ответить. Тут он понимающе кивает и протягивает мне пачку мягких вафель с белым суфле и вишней меду ними : - Тогда это тебе, - теперь настала моя очередь раскрывать глаза от удивления. Это все, конечно, замечательно, но я не могу принять от него еду. Я уже хочу вернуть вафли обратно Луи, как он встает и идет к двери. Вдруг, он разворачивается : - Знаешь, вчера я заметил, что окно моей комнаты, как и твоей, выходит на довольно большой козырек крыши. Сегодня в полночь выйди туда, пожалуйста, хорошо? - от неожиданности я растерянно киваю, - Вот и хорошо. А плеер я тебе все-таки принесу. Какая твоя любимая группа? - The Neighbourhood, - неуверенно отвечаю я. - Замечательно! Моя тоже! Ладно, я пойду. Пока, эм... - Гарри. - Да, спасибо. Пока, Гарри! Увидимся сегодня в полночь на крыше, не забудь! Я не успеваю ничего ответить, как Луи выходит из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь и оставив меня в полной растерянности с пачкой мягкий вафлей с суфле и вишней в руках.