драбблики с Advent Calendar's Fest'а

Он крадется вдоль стены почти-неслышной тенью. Едва-едва шуршит мелкий щебень под ногами, редкий-редкий луч лунного света выхватывает из темноты его силуэт. Подобравшись под нужное окно, он бросает один из камешков в деревянную раму, тот стучит, падает, раскалывается о подоконник, осыпается на отмостку. Рин замирает. Мальчишке кажется, что сейчас во всех кельях услышали этот стук и шелест и все прислушиваются – кто, зачем, почему. Дрожат натянутые струны охранных узоров, церковный страж перещупывает их все – не чужак ли прокрался на территорию? Рин замирает и даже губами не позволяет себе шевелить, моля Святую Деву заступиться за непутевого курсанта. А потом рама с похожим шелестом распахивается одной створкой и вниз спускается веревочная лестница, Рин подхватывается и за несколько секунд забирается наверх. Лестницу в четыре руки подбирают наверх. Окно закрывают. Рин прислоняется спиной к подоконнику, натирает ладонями острый край доски. Ему хочется сказать что-нибудь. «Я пришел». Или спросить – «Соскучился?» Или – «Как ты сегодня?» Вместо этого он молчит, глуповато улыбается и стоит спиной к свету, чтоб улыбки не было видно. Мадарао тоже молчит. Стоит совсем рядом и теребит отросшие волосы Рина, распускает ленту, которой перетянут куцый «хвост». Прижимается носом куда-то за ухо, ловит запах. Раздвигает губы в улыбке – волосы Рина пахнут корицей, недавней выпечкой и мятным мылом. Рин прикрывает глаза. Волосы Мадарао пахнут сосновым дымом. В памяти легко всплывают строчки на бумаге и сообщают, в каком из лесов случился пожар. Далеко отсюда. В четырех часах пути. Рин старается дышать потише, Мадарао старается дышать потише, они сухо, скупо целуются и умудряются прижиматься друг к другу так, что ткань одежд не шелестит. В темноте и тишине гулко стучит пульс. Таящимся кажется, что пульс входит в резонанс и почти оглушает. Но они ничего не могут поделать с этим источником шума. С чем-то всегда приходится смиряться. Смиряться они уже научились достаточно хорошо. Примерно тогда же, когда и прятаться, красться и неслышно сворачивать громоздкие веревочные лестницы. Завтра утром, когда Говард Линк вернется к своим занятиям, а Мадарао – к своему патрулированию, они смирятся и с необходимостью прятать запрещенный блеск в глазах, появляющийся от смакования надоедливых, греховных мыслей. Завтра Говарду в очередной раз усмехнутся понимающе и припомнят имя Тэвак – не слишком ли мала ещё, чтоб к ней на свидания бегать? Послезавтра Рин опять придет под нужное – необходимое ему — окно.