Черная тень на белом троне

Где-то вдалеке от Марбла брезжит рассвет, но замок ещё погружен в сон, отсыпается после вчерашнего пиршества. В королевские покои ещё не стучатся первые лучи, несмотря на открытое окно, из которого веет зимним холодом, что обжигает почти голые плечи Китнисс. Она спит на правом боку, лицом к окну у самого края ложа, прижатая к мужскому телу. Рука Пита покоится на её неприкрытом коротким бюстье животе, а правая нога перекинута чуть выше коленей жены, заключая её, таким образом, в живую, но надёжную ловушку. Девушка открывает окутанные дремотой глаза, ощущает лижущий холод на теле и пытается укрыться чуть ли не с головой. «Кто же открывает окна зимой?» — недоумевает королева. Злится, понимая, что муж не дал и дюйма лишнего пространства, а единственный способ лечь удобнее и успокоить затёкшее тело — это повернуться к нему лицом, что она и делает, утыкаясь лицом в его грудь. Китнисс вновь засыпает с мыслью, что каким бы он странным ни был, а пахнет хорошо. Король не помнит, когда в последний раз просыпался не от собственных криков, и это кажется ему более чем странным, но при этом и волнительным. Целая ночь без кошмаров — неслыханный подарок судьбы, не говоря уже о девушке, что дремлет в его руках, опустив ладонь ему на грудь. Пит целует её в щеки, стараясь не разбудить, касается губами макушки, ощущая аромат чистоты. Его мысли уносятся в далекое, счастливое и беззаботное детство… Вскочив на длинную деревянную скамью, Катон резво размахивает маленьким тренировочным мечом, призывая друга биться с ним. Младший принц вовсе не настроен на это. Он сидит всё на той же скамье, вертя в руках меч, устало и так обреченно вздыхает, что его друг слезает со скамьи, садится рядом и пихает Пита в плечо. — Ты чего? Мы же хотели поиграть в генерала и короля! — негодует Катон. Пит пожимает плечами и утирает нос рукавом, пинает оружие носком сапога. — Я не хочу быть королем, ты же знаешь, да и у меня ещё есть два старших брата… — понуро отзывается маленький принц. — Я всю жизнь буду принцем, а вот ты и правда можешь стать генералом, — говорит он, ободряюще похлопывая друга по плечу. Катон чешет затылок, ероша свои почти белые волосы, но и это не дает ему ответов на вопросы. Его друг сам не свой после последнего праздника Единства: молчаливый, с кислой миной, да и вечно витает в облаках. — А кем бы ты тогда стал? — спрашивает он наконец. — Не королём, не принцем, а кем же? Пит поднимает голову, и его лицо озаряет детская, искренняя улыбка. Он мечтательно закрывает глаза, поднимает меч высоко над головой и, наконец, громко выпаливает: — Графом Двенадцатого графства! — Катон испуганно подпрыгивает от его голоса и плюхается прямо на мраморный пол, но быстро поднимается на ноги, потирая ноющий бок. — Зачем же так вопить… — ворчит он и спустя минуту задаётся ещё одним вопросом. — И почему графом Двенадцатого? Ведь Артур Эвердин жив и здоров и леди Китнисс ещё совсем маленькая, ей от силы лет пять, — не понимает Катон. — Ты слышал её тогда? На празднике. Если бы я стал графом, она бы пела мне каждый день. Каждый день, представляешь? — тихо отвечает Пит, надеясь быть понятым. Катон на слова принца лишь широко распахивает свои зелёные глаза и, обхватив живот руками, разоряется диким гоготом, что эхом отскакивает от стен. — Да ты влюбился! — сквозь смех выдает он. — Малой, у тебя ещё зубы не все поменялись, а ты уже втюхался! — он начинает бегать по пустой зале, выкрикивая Питу последнее слово. — Мне почти восемь! — оправдывается принц. — Да замолчи ты! Катон, ну пожалуйста, прекрати. Услышат же! — бежит он вслед за другом, а когда догоняет, валит его вместе с собой на пол. Пит зажимает ладонью рот Катона, до тех пока тот не перестанет смеяться. — Ты же никому не расскажешь? — с надеждой в голосе спрашивает Пит, переводя дыхания от быстрого бега. Катон, совладав с собой, наконец, кивает, и принц убирает руку. — Я же твой друг. Унесу эту тайну в могилу, — обещает он, и ему в ответ вторит вздох облегчения, что слетает с губ Пита. Лёгкое шевеление рядом заставляет короля оторваться от своих воспоминаний и посмотреть на Китнисс, подумать, что мечты всё же сбываются. Она ворочается с минуту и вновь затихает, когда Пит начинает аккуратно гладить её по плечу. В голову ненароком лезут картинки вчерашней ночи, накрывающие его пеленой злобы на самого себя. Он окидывает комнату взглядом, вспоминая — вот здесь он почти сорвал с неё платье, а здесь, грубо подхватив, понес к ложу и кинул жену на него. То, что было дальше вспоминать ещё тяжелее. «Изверг, дикарь», — корит он себя и обещает загладить свой поступок, — «если это вообще возможно», — проносится в голове. Пит зажмуривается, отгоняя то, что проносится перед глазами, разрешает себе ещё пару мгновений понежиться в постели, послушать размеренное дыхание жены, а затем, оставив на её губах лёгкий поцелуй, встаёт с ложа. Никто не снимал с него обязанностей короля, и ему пора приняться за дело. *** Китнисс просыпается только ближе к полудню. Ей не хочется звать слуг, поэтому сама расчесывает длинные волосы, плетёт косу из отведенных от висков назад прядей, оставляя остальные волосы распушенными. В одном из сундуков с приданым девушка находит тёплое платье цвета красного вина, надевает его и уходит в уборную, где в зеркале, увидев темные разводы от сурьмы и слез на щеках, спешно их смывает. Теперь, с чистым лицом, она чувствует себя прежней Китнисс. Когда королева выходит из своих покоев, то на пороге встречает слугу, который проводит её в обеденную залу. Стол здесь уже накрыт, а во главе него сидит король, погруженный в чтение каких-то бумаг. Он отвлекается от дел, только когда слышит тихие шаги жены. Пит идёт ей на встречу, протягивает руку, которую жена, к его радости, принимает без испуга. Он провожает её к столу, усаживает по левую от себя руку, а сам возвращается на прежнее место. — Как спалось, Моя королева? — спрашивает Пит, возвращаясь к своей работе. — Хорошо, но немного замёрзла под утро, — признаётся она. — Слуги, видимо, забыли закрыть окна. — Возможно, — улыбается Пит. Китнисс окидывает стол взглядом. Еда красиво уложена на блюдах и выглядит очень аппетитной. Она наполняет свою тарелку тушеными овощами с мясом и пробует кусок, но, к сожалению, вкус еды вовсе не оправдывает её вид. Сыроватое мясо не жуется, а овощи неприятно хрустят во рту, да и вся еда пресная и безвкусная. Это точно не те изыски, что подавались на пиру. И Китнисс может сделать лишь один вывод — на кухне работают недолжным образом. Она по кусочку пробует каждое из блюд со стола и вконец убеждается в своей догадке. Может в Двенадцатом и не накрывали такой красивый стол, зато вся еда была очень вкусной и слуги с удовольствием готовили для неё и графа. Из мыслей её выводит скрип стула напротив — советник пришёл на обед. Вид мужчины так и говорил о его вчерашней попойке. Он держится за больную голову и тяжело охает, чем вызывает у Китнисс улыбку. — Добрый день, советник! — нарочито громко приветствует она. От чего Хеймитч тихо рычит, сильнее обхватив голову. — Может воды?! — продолжает, а Пит, поняв её игру, бросает на жену смешливый взгляд. — Угомони свою женщину, и так худо, — стонет советник, вновь вызвав улыбку у молодожён. — Голова… Мужчина осушает два бокала с вином и, кажется, приходит в себя. Он откидывается на спинку стула и наблюдает за Китнисс, которая, не найдя на столе ничего вкусного, усердно мажет хлебную лепешку мягким сыром, укладывает сверху дольки яблок, сворачивая все это в рулет и подносит ко рту. — Что ты ешь? — смеётся он. — На столе столько еды, а ты всё никак не отбросишь своих дикарских замашек? Слова Хеймитча тяжелым комом встают в горле, а аппетит окончательно пропадает. Она кладет рулет на тарелку и сдавленно отвечает: — Мне так вкусно… Пит отрывается от своих дел и громко ударяет ладонью по столу, заставляя Китнисс дрогнуть всем телом. — Хеймитч, сейчас же извинись! И обращайся должным образом к Своей королеве! — Пит и советник сверлят друг друга взглядом, пока второй не сдаётся под напором правителя. — Прошу прощения, Ваше величество, — нехотя говорит он, на что получает её короткий кивок. Пит забирает сделанный женой рулет и откусывает от него доброю половину. — Это действительно вкуснее всего, что есть на столе, — прожевав, говорит он и доедает оставшийся кусок. — Давно пора разобраться с кухней и поменять всех поваров, — ворчит Хеймитч, гоняя вилкой кусок мяса по тарелке. — Мне не до этого, — признается Пит, возвращаясь к своим бумагам, а Китнисс обещает себе разобраться с этим. Спустя несколько минут король встаёт со своего места, собирает бумаги и обращается к Китнисс: — Я иду на заседания малого совета. Хотите ли присутствовать на нём? — Думаю, там не место женщине, да и Вы справитесь и без меня, — признается Китнисс. — Я бы хотела посмотреть замок, с Вашего позволения. — Пит одобрительно кивает и, наклонившись к жене, целует в лоб. — Замок — Ваш новый дом, Моя королева. А Вы — его новая хозяйка. Делайте, что считаете нужным, — получив её благодарную улыбку, он вместе с Хеймитчем уходит из обеденной залы. Китнисс не теряет времени, берет в руки тарелку Пита и направляется на кухню, где её встречает двадцать пар удивленных глаз. Работники кухни сидят за столом — обедают. — Этим вы сегодня кормили короля, — она ставит блюдо на их стол. — Хочу знать, кто это приготовил, — твёрдо спрашивает она. Из-за стола несмело выходит женщина средних лет и смотрит на королеву, стараясь избежать её пристального взгляда, прячет тронутые сединой кудри пол белый чепец. — Я, Ваше Величество, — отвечает она. — Попробуй это и скажи, можно ли подавать такое на королевский стол? — Китнисс пододвигает тарелку к поварихе. Женщина испуганно озирается, пробегает взглядом по другим поварихам, которые пристыжено опустили глаза в тарелки. Не увидев от них поддержки, она всё же пробует кусок и с трудом проглатывает. — Нет, такое нельзя подавать, — наконец виновато отвечает она. Китнисс одобрительно хмыкает, показывая, что она всё же права. Её взгляд замечает общее блюдо на столе, она берёт чистую ложку, зачерпывает ею тушеные бобы с луком и подносит к губам. — Я не думаю, что Вы достойны такой еды, — возражает всё та же повариха, но Китнисс уже жуёт. — Вкусно. Для себя Вы, значит, готовите от души, но не для короля? И чем же он заслужил такое отношение? — с вызовом спрашивает королева. На кухне наступает давящая тишина. Китнисс ждёт хоть каких-то ответов или объяснений, но получает их не сразу. — Я работаю в Марбле ещё с тех времен, когда королевская семья была жива и здорова, когда отовсюду был слышен детский смех, когда здесь стоял запах счастья, — доносится голос пожилой женщины, сидящей в дальнем краю стола. — Тогда у нас была хоть какая-то цель. Мы любили эту семью и их детей, как родных, и всегда работали от души, но после, когда их не стало, всё то волшебство исчезло. Кому теперь была нужна наша стряпня? Королю, который сначала чуть не умер от раны, а выздоровев, убегал в город или пропадал с советником во всех графствах, пытаясь жить дальше, или тому же самому пьянице? Нет… — она задумчиво смотрит впереди себя и продолжает, а по кухне проносится хор из тихих женских всхлипов. — Но, когда Вы сегодня зашли на кухню, я поняла, что, быть может, у этого замка появился второй шанс на счастье… — Да! — перебивает Китнисс. — Вы все, — она обводит рукой стол, — нужны были королю. У него не оставалось никого кроме вас, но что сделали вы? Отвернулись… — Китнисс пытается скрыть, как подавлена рассказом старушки, и хочет побыстрее покинуть кухню, чтобы никто из присутствующих не заметил её слёз, но слуги упорно продолжают виновато смотреть на поверхность стола. — Я вернусь через два или три часа. К тому времени начистите лука, замочите миску длинного риса, три пригоршни чернослива и нарежьте кусок лучшей баранины. Сегодня ужин готовлю я, — Китнисс уходит из кухни, оставляя за собой лишь эхо шагов. *** — Ну, и как оно? — спрашивает Хеймитч, когда они с Питом остаются одни в зале совета. — О чем ты? — не понимает король, устало потирая ладонью лицо. — Девчонка. Как она тебе? — Ты не думаешь, что тебя это не касается? — Но мне чертовски интересно! Еще никогда не доводилось пробовать дикарок, — хрипло смеётся советник. — Не называй её так, — сцепив зубы, отвечает король, но в ответ получает лишь взгляд полный ожидания. — Ничего не было. Доволен? — Да ты пожирал её взглядом на пиру, а теперь хочешь сказать, что даже не притронулся к ней?! — Она чиста… — тихо выдает Пит, — а насиловать её я не собираюсь, ясно? Она ещё не готова… — смутившись, добавляет он. — И ты, дурень, поверил? Да она и Хоторн… — начал было мужчина. — Да поверил, Хеймитч, и больше ни слова об этом, — отрезает он. *** Ужин проходит в приглушенном свете, исходящем от восковых свеч в гнёздах массивных канделябров, расставленных вдоль стен и возле стола, что бросают причудливые тени на всё вокруг и озаряют залу мягким светом. Слуги наполняют тарелки рассыпчатым рисом, заправленным топлёным маслом и шафраном, к нему подают тушёную баранину с черносливом. Один из слуг разливает вино по бокалам. Кругом витает аппетитный аромат еды. Хеймитч с удовольствием уплетает свой ужин, даже забывает запивать вином, и король от него не отстаёт. За столом царит молчание и слышен только звон посуды. Китнисс довольно поглядывает на мужа, убедившись, что в этот раз тот ест вдоволь и с желанием. — Ты всё же разобрался с кухней? — спрашивает советник, положив ложку на опустевшее блюдо. — Нет. Но знаю точно, что не ел так хорошо уже очень давно, — Пит откидывается на спинку стула, довольно потирая живот. — У нас новые повара? — спрашивает он у слуги, наливающего ему вина. — Нет, Мой король. Сегодня ужин готовила королева. Взгляд Пита перемещается на жену, которая явно не знает куда себя деть от смущения. Она спешно вытирает рот салфеткой и встает из-за стола. — Доброго вечера. Я пойду уже в покои, — лепечет она, уходя из обеденной. *** Китнисс под самое горло застегивает последнюю пуговицу льняной ночной рубашки с длинными рукавами и подолом, что почти касается её пят. Ей гораздо спокойнее спать рядом с мужем вот так, спрятав тело за плотной материей. Она заплетает волосы в одну косу, что бы те не спутались за ночь, забирается на кровать и ныряет под теплое одеяло. Свечи девушка пока не тушит, а тихо лежит, ожидая прихода короля, высунув голову из-под одеяла. Пит не заставляет себя долго ждать, заходит в покои, снимает жилет, рубашку и штаны, оставаясь в одном только брэ*, от чего Китнисс стыдливо прячет глаза. Он садится на постель, рука тянется к темнеющей в сумерках макушке жены, осторожно гладит, боясь спугнуть. Китнисс, затаив дыхание, лежит и боится даже пошевелиться. — Китнисс… — впервые он шепчет её имя, а не титул. Девушка молчит пару мгновений, пытаясь понять, нравится ли ей её имя из уст короля или нет, и только затем отзывается. — Да. — Поговорим? — он находит её ладонь и берёт в свою. Китнисс высовывает голову и, привстав на локтях, откидывается на подушку, оставаясь в полусидячем положении. Ей интересно, что же он скажет. — Конечно. А о чём поговорим? — Пит усмехается и ложится совсем рядом. — Есть столько всего, о чем можно поговорить, — он расстёгивает две верхние пуговицы на рубашке жены, не замечая в сумраке её испуганных глаз. — Задохнешься, — поясняет он. — Из меня собеседник так себе, — признаётся она, — но Вы можете говорить, а я буду Вам отвечать. — Пит согласно кивает и целует её в висок. — Хотел поблагодарить за ужин, — король прижимает её ладони к губам, нежно целуя каждый пальчик. — Я, конечно, не очень и рад, что Вы снова занимаете свои руки черной работой, но в этом было что-то особенное. Китнисс думает, стоит ли ей говорить об инциденте на кухне. О том, как она была зла на слуг, за то, что те оставили его в самый нужный час — когда он остался один на один со своим горем. Но понимает, что это чистой воды жалость, которую она бы не приняла, да и королю, скорее всего, это будет не по душе. — Кому-то ведь надо было показать им, как положено кормить Короля. Пит тихо смеётся в ответ, целует жену в лоб. — У Вас это, уверен, получилось, — теперь уже Китнисс не сдерживает улыбки и, повернувшись к мужу, прячет её, уткнувшись в его грудь. Пит рад такому повороту событий и, не задумываясь, обнимает её за талию, касаясь носом темных волос. Китнисс, в свою очередь, и не думает отстраниться, и её вовсе не пробивает дрожь. Ей приятна такая невинная ласка, и она не собирается в ней себе отказывать. — О нас я тоже хочу поговорить, — шепчет Пит и целует жену чуть ниже уха, в ямочку между ним и скулой. — Угу… — Мы теперь семья и должны узнать друг друга. Разговоры, конечно, в этом большие помощники, но пройдет много времени, прежде чем они дадут плоды. Нужны и другие способы, — шепчет он, обнимая Китнисс сильнее, заставляет её дышать глубже в попытке успокоить себя. — Какие? — выдыхает королева. — Супружеская близость, — выдает он, но Китнисс расценивает его слова по-другому и пытается вырваться из кольца рук. — Но, Вы же обещали! Сказали, что не тронете! — почти скулит девушка, оставляя тщетные попытки вырваться. — Тише-тише, — гладит он её по волосам, — не о той близости я говорю. — А о какой же? — сомнение скользит в её тихом голосе. — Ты — моя жена. Красивая и желанная. Знаю, обещал, значит, не обижу. Но я не могу отказать себе в поцелуях, объятиях, ласках, когда ты так близко, — вот что я хотел сказать. — Поцелуи — это даже приятно, но… — Китнисс запинается, пытаясь осмыслить все, что только что услышала от мужа. — Но не такие как вчера… Это было почти больно. — Пит вновь чувствует укол вины, обнимает её лицо ладонями, заставляя смотреть в глаза. — Думаю, этим я смогу искупить свою вину, — шепчет он у самых губ, а затем мягко накрывает их своими, увлекая в долгий и нежный поцелуй. Китнисс окутывает тепло, она неумело отвечает, положив свои ладони поверх его. Пит, наконец, отстраняется от жены, пытается поймать её взгляд и видит смущённую улыбку. — Думаю, я согласна на ласки, — прерывисто шепчет королева, и Пит с легкой душой обнимает её. Они продолжаю неспешно говорить, теряясь в убаюкивающих голосах друг друга, пока сон не настигает обоих. *** Неделя в замке проходит незаметно. Китнисс ходит по нескончаемым коридорам, боясь пропустить хоть угол этого величественного дворца, изучает его, знакомится со слугами, одним словом, приживается на новом месте. Ей нравится Марбл. Светлый, красивый и величественный, но, к сожалению, она не может не заметить того, что он был мертвым долгое время. И её цель — исправить это. Китнисс любит приходить к мужу в его свободное время, он обязательно усадит её рядом, прикажет принести чая и сладостей, с ним интересно говорить а, самое главное он, — замечательный рассказчик. Но и ночи с мужем тоже особенно важны: нежные касания, поцелуи, его руки скользящие по ранее не ведомым ей чувственным местам — все это вгоняет её в трепет, заставляя добровольно подчиняться, и вечеров она ждет не менее сильно, чем наступления каждого утра. В один из таких вечеров король возвращается в покои не в самом лучшем расположении духа. Он нервно скидывает с себя одежду, не замечая встревоженного взгляда жены, сидящей у туалетного столика, затем спиной падает на ложе. Китнисс оставляет мягкую щетку для волос и встает с пуфа. Подойдя к кровати, забирается на неё с ногами, откидывает светлую челку мужа со лба, поглаживая кожу. Она молчит, ничего не спрашивает, но понимает, что её место сейчас именно здесь — рядом с ним. — Мне придётся уехать в Первое, — не открывая глаз от потолка, сообщает он, и с губ Китнисс срывается вздох разочарования. — Всего на день или два, — спешно уточняет он, — Возникли кое-какие проблемы, но вернусь быстро. Послезавтра до полудня должен быть в Марбле. Один день, не так уж и много, но и он кажется Китнисс слишком долгим. Она корит себя за то, что упорно игнорировала предложения короля посещать собрания совета, и теперь не знает, что произошло в Первом. И Пит не сказал, а единственная ей известная связь между мужем и этим графством и вовсе огорчает. Китнисс хмурится от съедающей её душу догадки и бросает королю сухое «хорошо», а затем устраиваясь на своей половине ложа, зло дергает на себя одеяло, пытаясь вырвать его из-под мужа и, наконец, укрывшись, ложится к нему спиной. — Меньшее, чего я сейчас хочу, — это оставлять тебя одну спустя всего неделю замужества, — его голос раздается чуть выше затылка, а теплое дыхание вызывает мурашки по всему телу. — Я хочу спать, — тихо шепчет королева. — А как же поцелуй? — пытается он шутить, и Китнисс лишь скупо подставляет щеку, но и это не мешает ему прижать к себе окаменевшее от напряжения тело жены и спустя некоторое время заснуть, оставив её краснеть от злости. *** Китнисс просыпается на рассвете вместе с мужем. Просто следит, как он собирается в путь и ей даже немного стыдно за вчерашнее поведение. Они обещали говорить друг с другом, но вчера она отвернулась от него. Наравне с этим и легкое раздражение от тех догадок, что подкидывает ревность, никак не отступает. Китнисс стоит лицом к спине мужа, который оправляет манжеты рубахи и слова сами слетают с её губ. — Вы ведь едете к ней. Да? Леди Диадема может дать Вам то, к чему я еще не готова, — Пит поворачивается к ней, окидывая не узнающим взглядом, щурит глаза, подходя к ней вплотную. — Леди Диадема — два дня назад вышла замуж, а её отец закатил свадьбу чуть не в три раза дороже королевской! В то время, когда Панем нужно ставить на ноги, а не транжирить казну на такое! А вот что ты такое несёшь, я вовсе не понимаю! Китнисс осознаёт, что разозлила мужа не на шутку, и в ярости он действительно устрашает. Она зажмуривает глаза и отступает на шаг назад. Пит отворачивается, но напряженная спина и сжатые кулаки говорят сами за себя. Королева, преодолев страх, подходит к нему, просовывает руки в свободное пространство меж локтей, прижимается к крепкой спине, в тщетной попытке сомкнуть ладони на широкой груди… — Я… я не знала этого… — Китнисс затихает, а Пит слегка расслабляет тело. — Простите, простите меня, — её голос пропадает в складках его рубашки. Пит молчит и дышит тяжело, а королева щекой чувствует, как сильно стучит его сердце. Он, наконец, накрывает её ладони своими, а затем и вовсе поворачивается лицом к жене. Король придерживает пальцами её подбородок, заставляя смотреть в глаза, и Китнисс с радостью замечает в них только тепло и никакой злобы. Он целует её, как делал это каждую ночь, но в этот раз с большим напором. Пит отстраняется так же быстро, как и поцеловал, но пальцев от лица так и не убирает. — Я за Тобой приехал в Двенадцатое. Я за Тебя бился. Я Тебя привёз к себе домой. Я Тебя сделал своей, — Пит нарочито выделяет каждое «тебя». — Ты поняла, что я хочу этим сказать? — Китнисс немедля кивает, спешно обвивая руками шею мужа, глотая неизвестно откуда взявшиеся слезы. — Возвращайтесь скорей, — тихо просит она, оставляя на его губах смазанный поцелуй. *** Сегодня королева впервые после свадьбы ночует одна. Постель кажется неимоверно большой для неё одной. Она долго ворочается, переворачиваясь то на сторону мужа, то возвращаясь на свою. Укрывается одеялом то с головой, то и вовсе скидывает его с себя. Китнисс даже пытается заснуть, лежа поперек, но затем, разочарованно хныча, подползает к стороне Пита, утыкается лицом в его подушку и только тогда наконец забывается крепким сном. Утром её будит шум за дверью покоев. Она отчетливо слышит голос Хеймитча, который спорит со стражником у двери, и просит пустить в комнату к больной королеве. Китнисс не сразу понимает, что речь идет именно о ней, но и подумать ей не дают. В комнату врывается советник, а вместе с ним три плотные дамы и совсем скрючившийся от старости мужчина, в котором королева узнает придворного лекаря. — Что тебе нужно?! — кричит она на советника. — Убирайся прочь! — Тише, Солнышко. Небольшая проверка, и мы уйдём. — Какая ещё проверка? Выйдите все! Это приказ! — но, видимо, никто её слушать не собирается. Женщины шустро перехватывают Китнисс, которая чуть было не убежала. Они валят её на постель. Самая крупная из них садится у головы и держит за руки, две остальные, согнув её ноги в коленях, удерживают их. Королева кричит во всё горло, грозится казнить, пугает гневом Пита. Тем временем, Хеймитч отворачивается от неё, выуживает из кармана флягу с пойлом, а старикашка, копаясь в свой кожаной торбе, достаёт из нее щипцы и зеркало размером с ладонь. — Держите крепче, — просит он старческим голосом и с инструментами в руках устраивается между ног королевы. Китнисс с ужасом смотрит на происходящее, голос срывается от криков, и это старик становится последней каплей. — Нееет! — воет она из последних сил, когда чувствует холодный метал на своей промежности. — Отпустите! Хеееймиитч, пожалуйста, останови их! Умоляю, останови! — Китнисс захлебывается собственными слезами, не замечая, как предательски дрогнуло тело советника, но тот так и не повернулся. Мгновения кажутся ей вечностью, до тех пор, пока лекарь не выдает: — Чиста. — Убирайтесь! — гаркает советник, и все его спутники быстро покидают комнату. Он злится сам на себя. «Надо было верить мальчишке», — думает он. Они остаются одни. Китнисс, воя раненым зверем от душевной боли и пережитого страха, сворачивается в клубок. Её тело дрожит, а мокрое от слез лицо краснеет. Её предали и унизили в собственном доме, свои же люди — что может быть хуже? — За что? — еле слышным голосом сипит Китнисс. Советник молчит, он и не припомнит, когда в последний раз так переживал и раскаивался из-за содеянного. Он подходит к ложу, неуклюже набрасывает на неё одеяло, от чего порождает новый поток слёз и проклятий и, поняв всю абсурдность своего поступка, он спешит к двери, где до слуха доходит и добивает его то, как она жалобно и беспомощно зовет на помощь его — своего мужа. Он медлит у самой двери, поворачивается лицом в её сторону. — Тебе ничего не сделали, — ему не удается говорить с ней тем же небрежным тоном. Вина душит не хуже петли, на которой он, возможно, скоро будет висеть. — Ты всё еще чиста, — он уходит, оставляя Китнисс наедине с пережитым ужасом.