Черная тень на белом троне

Моя рука твоя навеки В одной ладье, по жизни плыть Пусть даже вспять помчатся реки, Того уже не изменить. Пусть стужа сковывает землю, Жара осенние дожди Иной судьбы я не приемлю Навек, что будет впереди. Пройдут года, сменив картины И мы изменимся храня Завет — я только для любимой Завет — я только для тебя Китнисс просыпается от шума, царящего в комнате, ставшей для неё ночлегом. Она ворочается, сонно мычит, путается в ворохе одеял, пытаясь скрыться от наступившего дня, желая выспаться с долгого пути. В комнате наступает подозрительная тишина и будущей королеве приходится распахнуть глаза, чтобы понять происходящее: над ней склонилось шесть женщин, как молодых, так и постарше. Китнисс привстает на локтях, осматривая своих гостий. Каждая из них по своему яркая, но вид их строго соответствует столичной моде: высокие сложные прически, набеленные лица, алые щеки, подведенные черным глаза. Они изучают девушку с большим любопытством, не стесняются трогать волосы, брать за руки, глупо хихикая, при этом сильно раздражая невесту. — Что вы делаете? — хмурится она. Девушки отскакивают от кровати, словно стайка распуганных птиц. Они недоумевающе смотрят на Китнисс, а затем, видимо самая смелая из них, сообщает: — Мы Ваши озорницы, Миледи, — девушки дружно делают изящный реверанс. — Мы здесь для того, чтобы подготовить Вас к венчанию. Китнисс с разочарованным вздохом откидывается на подушки, закрывает лицо ладонями, понимая, что неизбежное настало. — Хорошо… Делайте, что полагается. Озорницы вновь окружают её, наполняя комнату шумом и смешками. Китнисс встает на ноги, откидывая шелковистые пряди волос за спину, с неё снимают белоснежную сорочку, оставляя в одних коротких панталонах. Девушка стыдливо прячет грудь, скрестив руки, вызывая новую порцию смешков у прислуги. — Ох, какая хорошенькая, — восторгается одна из них. — Вы только посмотрите на эти милые панталоны, — умиляется вторая. Китнисс, облачив в бесформенное платье, ведут в купальню, где одна из них, самая маленькая и неглубокая, уже наполнена горячей водой. Она садится на край мраморной плиты, опуская ноги в воду, настороженно оглядывается, понимая, что никто не собирается упускать ее из виду, стягивает с себя белье и окунается в воду. В купальню вливают ароматное масло, и женщины засучив рукава и склонившись над Китнисс, принимаются за дело: намыливают душистым мылом тело и волосы, трут кожу грубыми мочалками почти до красноты и, наконец, смыв с девушки пену, достают ее из купальни и усаживают на деревянную скамью. Все эти процедуры будущая королева храбро терпела, пока её ногу не пронзила жгучая, словно рвущая кожу боль. Она кричит в голос, вскакивая с места, чем пугает всех озорниц. — Что ты делаешь, сумасшедшая?! Что это было?! — не успокаивается она, подлетая вплотную к несчастной женщине, что беспомощно сжимает в руке белую тряпицу. — Воск, Миледи, — испуганно оправдывается служанка. — Вы должны быть красивой для короля, а мы не можем его подвести, поэтому Вам придется потерпеть, — более строго говорит самая старшая из присутствующих. И Китнисс, глотая слезы, терпит, пока озорницы терзают ее тело. Она стоит в светлых покоях, внимательно осматривая свое тело. Девушка чувствует себя голой без привычных волосков, как на ногах, так и на руках, но искренне гордится собой, что смогла вытерпеть эту пытку воском и добилась того, что заставила этих неугомонных женщин оставить хоть немого волос на самом сокровенном месте её тела. Взгляд перемещается на нательное белье, красиво сидящее на ее теле. Изящные белые панталоны из шелковой ткани, обрамленные искусным кружевом, и под стать им прекрасное бюстье с тонкими бретелями, доходящее до талии, скрывающее грудь в плену кружевных чашек. Для будущей королевы такое белье кажется слишком откровенным, особенно, когда представляет себя в нем в одной комнате наедине с Питом. Китнисс старается отбросить мысли о предстоящей ночи, но они, спустя несколько минут вновь лезут в голову, заставляя кожу покрыться мурашками, а ноги подкашиваться от страха. Она накидывает на тело серебристую тунику, когда слышит стук в дверь — первая просьба войти, а не вторжение, которое себе сегодня позволяли абсолютно все слуги. В покои входит молодой мужчина с приятной внешностью. У него короткие темные волосы, одежда совсем не вычурная, а простого покроя, что не характерно для жителей Капитолия. Только золотая пыль на веках говорит о его происхождении. Мужчина учтиво кланяется, сдержано, без пафоса и подхалимства. — Я Цинна — с недавних пор Ваш портной. Сам король назначил меня служить Вам. — Конечно, как и полагается кукле. Захотел, содрал кожу, нарядил, как вздумается. Всё как пожелает Его Величество, — озлобленно выдает Китнисс, поджимая губы. Цинна ошарашено смотрит на неё, озирается по сторонам и, взяв девушку за локоть, тянет к большому зеркалу, усаживает на табурет, опускаясь на колени перед поникшей девушкой. — И кто же вбил Вам в голову эту глупость? Неужели Вы видите короля именно таким? Китнисс приходиться прикусить язык, задуматься над своими словами и понять, что она сказала не подумав. Король вовсе не казался ей таким, и ей хотелось бы верить в это, но злость сделала своё дело, ослепив рассудок. — Нет. Я погорячилась, — она виновато опускает глаза в пол. — Тяжёлый день. — Для короля он тоже тяжелый, Миледи. Места себе не находит, переживает за Вас. Только обычаи заставили его оставить Вас одну до венчания, — подбадривает портной. Китнисс чувствует, как ободряюще действует на нее слова Цинны, так не похожего на остальных в этом замке. — Он правда такой каким кажется? — интересуется она. — Я не так давно с ним знаком, но король сразу же подкупил меня своим обаянием. Впервые мы заговорили, когда меня пригласили в тронный зал за два дня до турнира, выдали мерки и попросили сшить на Вас платье. — То зелёное? — удивилась она. — Оно великолепно, я привезла его с собой. — Спасибо за похвалу, Миледи, но на цвете настоял король, — признаётся портной, —, а теперь пора поработать. Вы готовы? — Сделаете меня красивой для короля? — Китнисс копирует столичный акцент, и первая на сегодняшний день улыбка касается её уст.

***

Китнисс наконец разрешают посмотреть в зеркало, и она теряет дар речи, увидев своё отражение. Девушка никогда не видела себя такой: красивой, изысканной, безукоризненной. Никто не усомнится — она королева. Белоснежное атласное платье напоминает ей нежный цветок лилии: открывающий плечи кружевной верх, рукава, развивающиеся воланом от локтей, шелковистый, начинающийся ниже талии подол с крупными складками, что чередуются с искусными зеркальными узорами на ткани. Цинна сотворил шедевр. Китнисс не может оторвать глаз и от своего лица: чистая кожа, подрумяненные щёки, выразительные глаза, подчеркнутые лучшей сурьмой и золотой пылью. Волосы собраны в витиеватую низкую прическу, к которой прикреплена длинная фата. Девушка оборачивается к творцу этой красоты и, немея от нахлынувших эмоций, с трудом шепчет — «спасибо», получая поклон в ответ. *** Карету приятно и успокаивающе покачивает по пути в церковь. Китнисс пребывает в своих мыслях, нервно оглаживает подол платья, кусая губы. Совсем скоро она станет женой короля. Это кажется ей непосильной задачей: целый замок полный незнакомых слуг и жителей города на её плечах, ответственность за мужа, о котором она обещала позаботиться отцу, а теперь поклянётся в этом и перед Богом, даст обет любить мужа, прочтя клятву молодых. Нерадостные думы омрачают, делают душу тяжелой как камень, и становится ещё тяжелей, когда Китнисс вспоминает отца, который так сейчас ей нужен, но остаться с собой наедине ей не дает молодой слуга, услужливо вкладывая в ладонь девушки букет из белых хризантем — прекрасных осенних цветов с немного терпким запахом. Невеста выходит из кареты, одной рукой поднимая подол платья и, вступает на дорожку, ведущую в церковь. Сердце бешено бьётся в груди, грозясь выпрыгнуть из него, во рту у девушки пересыхает от частого дыхания, но ноги не сгибаясь ведут её вперёд, под шумные крики горожан, собравшихся посмотреть на знаменательное событие. Перед ней распахиваются двери, впуская в объятия душной церкви. Дышать становится ещё трудней, в нос ударяет запах плавящихся свечей и парфюма знатных гостей, восторженный щебет людей вовсе не ласкает слух, а тусклый свет, скудно пробивающийся сквозь мозаику окон, поселяет в душе тревогу, пока она не осмеливается посмотреть вперёд и встретиться взглядом с единственным здесь знакомым человеком. Король не отрывает затуманенного взгляда от будущей жены, боясь, что это эфемерное создание испарится в воздухе как мираж, и Катону, стоящему по обок от него, кажется, что Пит и вовсе перестал дышать, до тех самых пор, пока девушка не доходит до алтаря и он, наконец, может взять её ладони в свои. — Кто пришел в Божий дом сочетаться браком? — спрашивает священник. — Пит Мелларк — король Панема. Сын освободителя Короля Кристофера Мелларка из хлебного дома, — уверено произносит король, переводя свой взгляд на взволнованную невесту, чьё лицо скрыто за тонкой тканью фаты, ободряюще сжимает её ладони. — Китнисс Эвердин — леди Двенадцатого графства. Дочь освободителя Графа Артура Эвердина из угольного дома. — Если есть те, кто по каким-то причинам против этого брака, пусть скажет сейчас или замолчит на веки, — священнику вторит лишь эхо.— В таком случае, Китнисс Эвердин, перед ликом Господа берешь ли ты этого мужа? — Беру. — Пит Мелларк, перед ликом Господа берешь ли ты эту женщину в законные супруги? — Беру. — Да благословит Господь ваш союз. Произнесите свои клятвы, дабы закрепить ваш брак. Китнисс глубоко дышит, вспоминая слова, но Пит начинает первым: — Я обещаю любить и оберегать тебя… — Понимать и уважать тебя… — продолжает она. — Помогать и верить тебе… — в его руках уже блестит тонкий ободок обручального кольца. — Всегда, что бы ни готовило нам будущее, — Китнисс чувствует, как прохладный метал скользит по её безымянному пальцу. — Я брошу вызов любым препятствиям, с которыми нам суждено будет столкнуться, — не отрываясь от глаз жены, говорит Пит. — Именем всего, что мы создали вместе… — И всего того, что будет создано… — девушка одевает второе кольцо на его палец. — Я предлагаю тебе свою любовь и верность… — И я принимаю это, отдавая в замен свою. — От имени Господа Бога объявляю вас мужем и женой. Жених, можете поцеловать невесту. Пит тянет руки к тонкой ткани, оголяя лицо суженой. Не сдерживая восхищенной улыбки, он трепетно касается ладонью девичьей щеки, вглядываясь в серые кристаллы её глаз. Китнисс наконец может вздохнуть с лёгким сердцем и улыбнуться королю. Всё прошло и это оказалось не таким страшным и невыполнимым, как ей казалось. Наконец, супруг тянется к её губам, накрывая их своими, держа лицо жены в руках, с радостью замечая, как та несмело отвечает на поцелуй. Король тянет жену к выходу, почти бежит и, выйдя из церкви, ведёт её к карете. Горожане и крестьяне, от мала до велика, следуют за ними, выкрикивая поздравления, восхваляя молодожён, распевают похабные свадебные песни, что остались ещё с языческих времен, позабыв, что рядом церковь.

***

Больше пятнадцати лет замок Марбл не знал музыки, танцев и веселья. В бальной зале вдоль стен стоят столы, что ломятся от разносортной еды, а посреди него под музыку флейты, гуслей, дудок и скрипки отплясывали искусные танцоры, самой знаменитой танцевальной школы Капитолия. Дамы и их кавалеры кружатся по зале, вызывая у гостей восхищение, но даже они не могут затмить собой их интерес к новоиспечённой королеве. Знатные дамы кидали в сторону Китнисс завистливые взгляды, а их мужи не стеснялись пожирать её голодным взором. Стройная и статная она перечила всем законам столичной моды о том, что женщины должно быть много. Они, глотая вино и тыча мужей в бок, все думали: как эта не набеленная, не нарумяненная, не пышная, да ещё и в платье без корсета особа смогла стать женой молодого короля, как очаровала, находясь в самом глухом графстве Панема? Но ответов у них не было. Китнисс неуютно в такой обстановке, отчего она старается больше не разглядывать сидящих за столом и продолжает любоваться танцами теперь уже и гостей. Её нога непроизвольно отбивает веселый ритм под столом, а пальцы выстукивают его на нём. Она с минуты думает над чем-то по её мнению важным и поворачивает голову к Питу, с радостью замечая, что всё это время тот смотрел на неё, попивая вино из золотого кубка. Ладонями Китнисс обнимает его предплечье, заглядывая в голубые глаза. — Мой король, а мы будем танцевать? — Вы хотите танцевать? — оставив свой кубок, спрашивает он и получив полный предвкушения взгляд и утвердительный кивок, хмурит брови, вновь отпивая вина. — Я не танцую, — угрюмо выдаёт он, задевая этим девушку. — Ох… — лишь слетает с её губ. Китнисс растерянно смотрит на свои побелевшие от волнения пальцы, окидывает взглядом короля, что смотрит куда-то перед собой и думает о чём-то своём. Его ладонь лежит совсем близко, и она сжимает её своей, притягивая к губам, целует в примирительном жесте, обращая к себе внимание и изумленный взгляд Пита. — Я не хотела Вас злить, Мой король, — виновато говорит она, заставляя Пита тихо ненавидеть себя. — Вы не разозлили. Вовсе нет, — уверяет он, целуя в лоб, и одаривает доброй улыбкой, скидывая гору с плеч жены. Китнисс снова веселеет, и понимает, что во рту у неё за целый день не было и крохи, а богато накрытый стол так и манит, пока она не замечает тарелку аппетитных заварных пирожных. Она наслаждается ими, не замечая, что принялась за последнее, и подносит его к губам. — Вкусно? — горячее дыхание мужа обжигает ухо, незаметно для остальных прихватывая губами мочку, а затем целуя за ним. Китнисс перестаёт дышать от того, как что-то стремительно упало и ухнуло у неё в животе. «Вот оно, Китнисс. Началось, то чего ты так страшишься», — проносится в голове. — Да… очень, — откладывает она злополучную сладость, отстраняясь от мужа. Пит целует её в краешек губ, где белеет капелька крема. — И правда очень, — заговорщическая улыбка скользит по его губам, — но я собираюсь отведать нечто более сладкое.

***

Китнисс увели из-за стола ещё полчаса назад. Теперь она, сидя на коленях перед ложем и, сложив ладони вместе, молится Богу, прося благословения, силы и здоровья для себя, отца и с сегодняшнего дня ещё и для короля. Тот в свою очередь застает жену за этим занятием и замедляет шаг, обходя её пышное платье. Китнисс на минуту останавливается, поворачивает голову к нему, и видит, как тот неспешно снимает с себя камзол, не обращая на неё внимания. — Помолитесь со мной? «Тому, кто забрал у меня всех?», — думает он, но отвечает совсем иное, бросив сухое — «Я не молюсь». Китнисс хмурит брови, встаёт с колен, расправляя подол платья, и подходит к Питу. — Вы не танцуете, не молитесь, а что же Вы делаете? Король улыбается, откидывая снятый камзол в кресло, и кладет руки на талию жены, притягивая вплотную к себе. — Много, много чего, моя милая Китнисс, — его большой палец оглаживает её нижнюю губу, а на смену ему приходит настойчивый поцелуй. Пит не щадит жену, почти грубо лаская губы, пытаясь проникнуть языком в её рот, чего и добивается. Его руки, лежащие на её талии, поднимаются выше, доходя до жемчужных пуговиц, которые он принимается расстёгивать одну за другой, нетерпеливо и быстрой, пока платье белоснежным озером не падает к её ногам, оставляя девушку в нательном белье. Король окидывает взглядом желанное тело, восхищаясь его красотой, подмечая каждый изгиб, красивый чуть смуглый цвет кожи, признаваясь себе, что ничего прекраснее ранее не видел. Он вновь целует её, но в этот раз короткими, жадными поцелуями, проходящимися по коже шеи и плеч, ослепленный своим желанием, не замечает испуга и протеста в глазах Китнисс, а её несмелые попытки оттолкнуть мужчину, принимаются как ответные действия. Король несёт жену к ложу, мягко бросает на перину, нависая сверху, в надежде вновь приникнуть к пухлым губам, но ладони, в которых она прячет лицо, не позволяют этого. — Нет… нет, умоляю, не делайте этого, мне страшно, пожалуйста… — всхлипывает девушка, а крупная дрожь проходит по всему телу. Пит ошарашено сморит на жену, не понимая в чём дело, но когда догадка приходит ему на ум, то распаляется не на шутку. Он отнимает её руки от лица, поднимая их над головой, заставляя смотреть в глаза, и гнев, который плещется в них, пугает её ещё больше. — А с ним страшно не было?! — рычит он. — Что? — непонимающе смотрит она в глаза мужа. — С Гейлом! С ним не страшно было?! — трясёт девушку за плечи. Губы Китнисс кривятся от новых нахлынувших рыданий, она яростно вырывается, садясь на ложе. — Я никогда ни с кем не… — она задыхается от рыданий, а у Пита сжимается сердце от того, что он видит её такой и, возможно, на что он мало надеется, не лгущей ему. — Ни одна девица из его окружения не остаётся не заляпанной им. Поклянись, поклянись, что чиста и я даю слово, что не трону. Китнисс вытирает слезы кулачками, шумно втягивает воздух, её ладони ложатся на щеки мужа, а глаза уверенно и не мигая смотрят в его. — Клянусь жизнью отца. Пит отскакивает от неё как от огня. Он знает, как Китнисс любит графа и ни за что бы не стала шутить с этим. Она не врёт, а он… Он чуть не взял её силой. Напугал до жути. Пит сглатывает ком в горле, вновь возвращаясь к ложу, на котором сидит жена, обхватив себя руками и покачивается взад-вперёд. Стараясь не спугнуть, он забирается на постель с ногами, устраивая её у себя на коленях, и теперь уже сам убаюкивает, шепча слова успокоения и извинения. — Но Вы же понимаете, что рано или поздно, это должно произойти? — король откидывается на спину, утягивая Китнисс за собой. Она разворачивается в его руках, ложась к нему спиной, позволяет обнять и прижать к себе. — Да. — И Вы понимаете, что ждать вечность я тоже не могу? — испугавшись этих слов, Китнисс вздрагивает всем телом, от чего Пит сильнее обнимает её. — Понимаю, но хочу верить, что Вы больше не сделаете мне больно, — дрогнувший голос заставляет Пита вновь проклинать себя за этот поступок и за то, что он только что сказал. В нём говорила обида от того, что его страсть не утолена, но и радость от того известия, что Китнисс чиста и станет только его, теплым пламенем разносилось по всему телу. — Я Вам поверил, и Вы поверьте. Он засыпает, вдыхая аромат волос жены, оставляя ту ещё долго витать в своих мыслях до тех пор, пока дремота не настигает и её, унося в царство снов.