***
Сидящие вокруг костра нитсы, встают, как только на поляне показывается лошадь с известным для них всадником в седле. Двое мужчин подходят к скакуну и протягиваю руки всаднице. — Добро пожаловать, Китнисс, — приветствует один из них ─ темноволосый молодой мужчина с мутными зелеными глазами. — Приехала попрощаться? — интересуется второй, что постарше. — Откуда Вы… — изумилась было девушка, но её перебил зеленоглазый. — Ваш говорун прилетал и всё выдал как на духу, ─ усмехается он, и в ответ лицо Китнисс тоже озаряет лучистая улыбка. — Глупая птица, — наигранно жалуется она и ступает вслед за мужчинами. Её окутывает знакомый запах костра и чая из горных трав, и на душе сразу становится спокойно и всё волнение, которое сопровождало Китнисс с самого турнира, отступает. Здесь она своя, просто Китнисс, не Госпожа, не леди и не будущая королева. Вокруг костра племени сидят мужчины, женщины и дети. Китнисс задумчиво вглядывается в пламя, что завораживает и уносит вдаль, греет пальцы о металлическую кружку, но её отвлекает легкое одергивание за рукав. Она видит перед собой девчушку лет пяти-шести и узнает в ней дочь того самого зеленоглазого мужчины. Видимо, этот оттенок их главная семейная черта. — Киснисс, пойдём Айма тебе погадает, — тихо говорит она и улыбается, показывая свой по-детски беззубый рот. Китнисс не может сдержать умиления к этой девочке и нежно треплет её тёмные кудри. — Гадать? Разве это не глупо? — Бабуля всегда говорит правду, — строго отрезает девочка, показывая, что глупо себя ведет именно Китнисс. У самого очага на земле расстелено несколько звериных шкур, на одной из них, сгорбившись, сидит пожилая женщина. Лёгкий ветерок колышет её седые, почти серебряные пряди. Китнисс садится напротив неё, и женщина, наконец, обращает свой взор к ней. Живые серые глаза Китнисс встречаются с её блеклыми и водянистыми, утратившими былую яркость. Ясновидящая внимательно вглядывается в лицо, и девушке становится неуютно от такого пронзительного взгляда, будто бы женщина читает её как открытую книгу, видит насквозь. Не отрывая глаз от леди, Альма хватает её за левую руку, чем сильно пугает девушку. Её морщинистые пальцы очерчивают внутреннюю сторону ладони гостьи, она словно по карте ищет нужные линии. Альма долго молчит, но затем женщину пробивает мелкая дрожь, которая переходит и к Китнисс. — Богами хранимый и небесами проклятая, — шипит женщина, до боли стискивая ладонь девушки, от чего та морщится и изнемогает от желания вырваться из её хватки, да и слова её кажутся Китнисс сумасшедшим бредом, который пугает не на шутку. Гадалка тянется к поясу, на котором повязан кожаный мешочек, снимает его, развязывает, а затем вытряхивает содержимое перед собой. Китнисс видит непонятные ей кости, камни и стеклянные бусины разных цветов. Альма с безумным взглядом перемешивает всё, что было в мешке. Затем кладёт в одну руку Китнисс кусок угля из очага, а в другую горсть снега, после чего соединяет ладони вместе, смешивая, то, что внутри. — Ты — чёрная тень. Проклятая душа. Погубишь, погубишь, погубишь… — словно в забвении шепчет Альма, и, разнимая ладони девушки, представляет её взору грязное месиво из золы и снега. Китнисс бледнеет на глазах, шумно выдыхает и вскакивает на ноги, в попытке отстраниться от сумасшедшей старухи, но та, несмотря на свою дряхлость, оказывается довольно шустрой и хватает девушку за локоть. Люди на поляне шепчутся, ругают ведунью, жалеют Миледи. — Пошли со мной, — тянет её женщина. — Нет! Отпусти меня! Ты безумна и все твои россказни — бред! — испуганно кричит Китнисс, выдергивая руку из её, вцепившихся словно клешни, пальцев. — Альма, мы попросили тебя погадать, а не пугать девчонку до смерти! — кричит светловолосая женщина из толпы собравшихся вокруг костра. — Вы все — стадо глупых ослов! Таких же глупых как мой, будь он трижды проклят, муж! Он тоже мне не верил, а теперь смотрите, что с нами стало! — описывает рукой поляну и хлипкие хижины, расположенные на ней. — Пойдём девочка, — не унимается она и Китнисс, движимая неведомым чувством познать истину, ступает за ней. Ведунья идёт влево от племени, пока не доходит до самого края крутого обрыва. Китнисс в очередной раз окутывает страх, когда видит, как низко внизу пролегает долина, осознавая на какой она высоте. — Скажи, что ты видишь, — вопрошает старуха тихим голосом. Китнисс прекрасно знает, что темнеет там впереди, у самого подножья Графитовых гор. — Сожжённое дотла и разграбленное в наказание за неповиновение — Тринадцатое графство. За то, что граф Альберт Койн пошел против короля. — Кто приказал это сделать? — Белый деспот, Кориолан Сноу, — шепчет Китнисс. — Я предсказала всё, что случилось с нами, но никто, даже собственный муж не послушал меня. Он был ослеплён жаждой власти, хотел стать новым королём, забыв своё истинное предназначение — освободить Панем от гнёта Сноу. Он отказался примкнуть к войску Кристофера Мелларка, не хотел делить корону ни с кем другим и остался без ничего. Его казнили, графство уничтожили. Половина из нас умерла в скитаниях от голода и холода, другая заразилась чумой от сырого мяса, пережившие хворь до сих пор не могут иметь детей, — Альма замолкает, переводит дыхание, и вновь с грустью смотрит на долину. — Готова ли ты сделать всё, что бы спасти своё счастье? Справишься ли ты? — Да, — уверено отвечает Китнисс.***
Два дня спустя. Двенадцатое графство.
Китнисс сидит в резном кресле, расчесывает свои длинные пряди, которые темным шоколадным водопадом струятся по плечам. Служанки роются во всех шкафах и полках, боясь хоть что-то забыть. — Это Вам от нас, — смущённо говорит Октавия, с помощью Вении опуская перед девушкой на мраморный пол небольшой малахитовый сундук. — Что там? — не в силах совладать с любопытством, спрашивает Китнисс. — Откроете в столице, — заговорщически подмигивает служанка. Девушка благодарит их и, закончив заплетать волосы, уходит в сторону жилых покоев. Проходя мимо ряда дверей, чередующихся с каменной стенной, она останавливается у той, что ведёт в комнату Гейла на время его пребывания в Двенадцатом. Она робко стучит, а потом и вовсе заходит в комнату. Внутри отчего-то слишком душно, в нос ударяет запах пота и ещё чего-то, что Китнисс не может распознать, разве только сравнить с мускусом. В комнате только служанка и её растрепанный вид, косо зашнурованный корсет, опережает все догадки девушки. Китнисс зло поджимает губы, старается не дышать, как ей кажется, грязным воздухом. С минуту в комнате повисает неловкая тишина, а служанка не знает, куда себя деть от смущения и стыда. — Где лорд Гейл? — Уехал полчаса назад, — тихо говорит служанка. Разочарование и злость душат Китнисс одновременно. «Не попрощался, даже счастья не пожелал, а ещё другом смел себя называть», — негодовала она. Леди обходит комнату, вплотную приближаясь к девушке, что опустила глаза в пол и теребит руками край одеяла. Хозяйская рука поднимает её лицо за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Если бы я знала, сколько стоит пуд чести, непременно дала бы тебе на неё монет. — Миледи… — поникшим голос шепчет прислужница. Её плечи дрожат и первые всхлипы и оправдания уже готовы слететь с губ, но она не успевает, потому что Китнисс, хлопнув дверью, покидает комнату. Поступок Гейла вновь огорчил её. Волшебство утра полностью рассеялось в воздухе, а ведь леди уже было обрадовалась, что первое из предсказаний Альмы не сбылось. Та нагадала, что с самого утра она получит талисман от Мадж, который нужно держать при себе, но к счастью этого не произошло, обнадеживая Китнисс, заставляя верить, что предсказание — просто чепуха. Рассуждая об этом, девушка не заметила, как подошла к кабинету отца. Всё ещё не собравшись с мыслями, тянет дверь на себя, входит в комнату, но утыкается носом в преграду, а её лопатки накрывают тёплые ладони. Девушка поднимает глаза в ожидании увидеть отца, но сталкивается с тёплым взглядом голубых глаз короля. Девушка, затаив дыхание, наблюдает, как расцветает улыбка на его губах, и не может сдержать своей, как и вновь накатившего смущения и вмиг зарумянившихся щёк. Китнисс опускает взгляд, скрываясь от внимательного взора жениха, который, видимо, не собирается выпускать её. Тёплые губы касаются её лба мягким поцелуем, и леди вновь улавливает лёгкий аромат его кожи, который хочется вдохнуть вновь, и она позволяет себе эту вольность, но руки короля уже соскальзывают со спины. — Моя королева, — учтиво кланяется Пит, отступая на шаг, и Китнисс, придерживая край платья, отвечает тем же, — не смею мешать, — говорит он, удаляясь из комнаты. — Уже милуешься с суженым? Не думал, что увижу такое на старости лет, — тихо смеётся, наблюдая за происходящим, граф сидящий в своем кресле. — Отец! — возмущается леди. — И не слишком ли откровенно он себя ведёт? — Слишком откровенно для будущего мужа? — не унимается Артур. На Китнисс эти слова действуют как ушат холодной воды. Отец прав и ей нечего возразить в ответ, и она смиренно опускает плечи, признавая своё поражение. Она подходит к родителю, опускается на колени перед его креслом, и доверчиво располагает голову на его коленях. Шершавая ладонь касается её макушки, нежно поглаживает. — Что тебя так тревожит дитя? — Китнисс думает, стоит ли делиться этим с отцом, заставив переживать его ещё больше. — Я не хочу уезжать. Правда, уже смирилась, но всё равно боюсь замужества. Я боюсь короля. И Гейл… Он даже не попрощался, папа, — сдавленным голосом перечисляет она. — И от чего же моя дочь боится короля? — словно не услышав остальных её страхов, спрашивает граф. — Я не знаю… Это так странно. Я не чувствую своей силы рядом с ним и это так пугает. Граф ободряюще сжимает ладонь дочери, а затем и вовсе заключает в объятия. Китнисс громко вздыхает, борясь с горькими слезами, что подступили к глазам, но всё тщетно. — Так и должно быть, Китнисс. Позволь ему быть сильным, в противном случае, это тебя задавит, — укачивая дочь совсем как в детстве, наставляет он. — Сделай счастливым этого сироту, подари заботу и любовь, как делала это для каждой живой души в этом замке, стань его светом, как стала им для всех нас, — Миледи больше не в силах сдерживать слёз и откровенных всхлипов. Боль усиливал ещё и тот факт, что отец по состоянию здоровья не отправится с ней в столицу, не поведет её к алтарю. Обессилев в руках отца, девушка с трудом заставляет себя подняться на ноги и, поцеловав отца в обе щеки, попрощаться с ним и попросить его заботиться о своём здоровье. Ватные ноги плохо держат, и Китнисс приходится опираться о стены, шагая по коридору в свою комнату. Служанки мужественно держат себя в руках, заплетая ей волосы и облачая в дорожное платье. Миледи подходит к подоконнику, на котором в серебряной клетке, так не похоже на себя притих её говорун — последняя птица из своего рода. Она накрывает её тёмной материей и, взяв в руки, выходит из комнаты, перед этим попрощавшись с другими своими пташками. Мадж стоит у вереницы карет и деревянных фургонов, отделанных изнутри под стать комнатам. Она видит, как заплаканная подруга быстрым шагом выходит из тяжёлых дверей на морозный воздух. Дочь городового спешит к ней, заключает в прощальные объятия, и даёт слово позаботиться о графе Артуре. Распрощавшись с подругой, Китнисс напролом идёт к одному из фургонов, игнорируя подоспевшего к ней лакея, открывает двери и исчезает в её проёме. Пит видит состояние невесты, и уже было подался вслед за ней, как Хеймитч удерживает его за локоть. — Пусть побудет сама с собой. Ты ей уже помог чем смог, — на удивление без яда в голосе сообщает советник, невольно вспоминая, как его самого будучи ещё мальчишкой увезли из Двенадцатого в столицу, в качестве очередного светлого ума на службу Белому деспоту.***
Китнисс просыпается от того, что ей трудно дышать от невыносимой жары, сковывающей её тело. Лицо и шея покрыты испариной, шерстяное платье неприятно липнет к телу, но к счастью корсет любезно кем-то развязан, от чего дышать становится легче. Голова мучительно пульсирует от ноющей боли, видимо, слезы не прошли бесследно. Леди не разлепляя глаз поднимается с кровати, потягивается, а стоит ей их открыть, как перед ней возникает сидящий на табурете король. Девушка охает, подтягивая к себе колени, и укрывается одеялом по самый подбородок. — Вы так долго спали, Китнисс, а перед отъездом выглядели такой несчастной, что заставили меня не на шутку взволноваться, — строгость и беспокойство странным образом сливались в его голосе, заставляя девушку обрести дар речи. — Простите, Мой король, слуги говорят, что у меня предсвадебная лихорадка, а я сама толком не могу понять, что со мной, — удивляясь тому, как легко оказывается с ним говорить, отвечает Китнисс. Её ответ вызывает у Пита по-детски искреннюю улыбку, которая даёт Китнисс возможность чувствовать себя более свободно в его присутствии, рассеивая прежнюю напряжённость и скованность. Он встаёт с табурета, стягивает с девушки одеяло, объясняя это тем, что в фургоне слишком жарко, а затем костяшки его пальцев касаются её лба. — Лихорадки у Вас нет, Моя королева, — вновь улыбается он, — но советую сменить платье на более лёгкое, — указывает он на стену у кровати, на которой висит платье на деревянной вешалке. — А мой корсет… — смущенно спрашивает она. — Я, — твердо отвечает король. — К сожалению, в экипаже нет женщин, не хотел их брать в такой долгий путь, а другим прикасаться к Вам не позволю. Китнисс смущает, но и радует такое известие, поэтому благодарит его, провожая взглядом до двери. Теплый ветер, приятно обдувая, ласкает кожу, когда она, умывшись и переодевшись, выходит из фургона. Девушка смотрит в небо и видит, как солнце клонится к закату. Она оглядывает место стоянки: ряд из пяти карет, десятка лошадей и двух фургонов стоят на землистой дороге. Вокруг сплошной луг и кажется, что здесь царит май месяц. Слуга ведёт её к ковру, застеленному прямо на согретой солнцем траве. Китнисс садится рядом с будущим мужем. Перед ними накрыт самый настоящий чайный стол: два белых фарфоровых чайника, сливки, рафинированный сахар, цукаты, золотистый джем, и поджаренный к нему хлеб, разнообразные пряники и другая выпечка, блюдо с фруктами и ягодами. Маленькое белое полотенце ложится в руку Китнисс, она берет один из чайников и подносит к двум чашкам из того же сервиза. Слуга испуганно смотрит на то, как будущая королева выполняет его работу, но король, не отрывая взгляда от невесты, взмахом руки приказывает ему уйти прочь. Леди наполняет обе чашки, ставит одну из них перед Питом. — Сахару? — спрашивает она. — Нет. Спасибо, Китнисс, — пряча улыбку в чашке, говорит он. — А где мы сейчас? — На территории Одиннадцатого графства. — Что-то с телегами, раз мы стоим? — Нет. Мы ждём сэра Катона, главного гвардейца. Он ещё на пути к Вам остановился здесь. Набирает крепких мальчишек для обучения. Китнисс понимающе кивает, и мысленно одобряет действия главного гвардейца. До правления Мелларков в Панеме детям из бедных графств не было дозволено становится воинами. Она возвращается к своему чаю, но воздух наполняет резкий и омерзительный запах нечистого тела и рвоты. Леди морщит нос, озираясь в поисках источника зловония, и находит его в лице советника, который, пошатнувшись, плюхается на ковёр рядом с ними. — Милейшая картина, — начинает язвить пьяница, — Солнышко, не нальешь вина? Уши Китнисс краснеют от злости. Она помнит всё, что наговорил ей мужчина по дороге в башню, а теперь, ещё и смеет глумится над ней при самом короле, который молчит, и это злит её ещё больше. — Я вам не слуга и это чайный стол, здесь не подают вина, — сцепив зубы говорит она. — Мой король, этот мерзкий мужчина будет сидеть с нами? — С мольбой в голосе спрашивает она, обнимая Пита ладонями за предплечье. Король впервые чувствует на себе каково это быть между двух огней. Он размышляет пару мгновений, а затем говорит: — Хемитч, пересядь на другую сторону ковра. Пожалуйста, — с особой интонацией король выделяет последнее слово, и советник, почуяв, что лучше не спорить, кряхтя и пыхтя ругательства себе под нос, отсаживается от них подальше. Китнисс не подаёт виду, что очень довольна, тем, что смогла поставить советника на место. Это можно понять только по живому блеску её глаз.***
Ближе к закату на поляне появляется ещё одна телега с двумя запряжёнными в неё лошадьми. С нее спрыгивает молодой мужчина, сильный и статный. У него светлые, даже светлее, чем у короля волосы, но Китнисс не удаётся разглядеть его получше. Он идёт в их с королем сторону, на его светлом, слегка усталом с дороги лице появляется улыбка. Он по военному приветствует Пита, а затем склонив одну ногу в колене, целует Миледи руку и поздравляет их с грядущей свадьбой. — Мальчишки жутко голодные с дороги, их бы накормить, — говорит он Питу. — Я могла бы… — начала было Китнисс. — Это не Ваша забота, Моя королева, — напоминает король, и голос его звучит резко, что задевает девушку. — Мне не в натугу, — отвечает леди и, не дождавшись разрешения, уходит в другую сторону. С помощью слуг ей удаётся быстро собрать ужин из печёного картофеля и курятины. Для маленьких воинов застелен отдельный ковер. Китнисс выводит на поляну пятерых ребятишек и усаживает их по кругу. Едва достигшим двенадцати лет мальчишкам не часто приходилось встречать красивых девушек, а тем более саму будущую королеву. Они восторженно наблюдают за ней разинув рты, ловят каждое движение, вслушиваются в каждое слово. — Они сейчас зальют слюнями твою женщину, — шутит Катон, на что Пит только усмехается. — Китнисс, садитесь есть, — зовёт король к ковру, на котором и для них подготовили ужин. — Я поем с ними, — наигранно мило отвечает она, — здесь не несёт Вашим советником, и тут я могу накормить детей. Пит понимает, что Китнисс всё ещё дуется из-за запрета возиться с мальчишками, и обещает себе разобраться с этим позже, да и не в его духе раздувать события. — А она у тебя с характером, — гвардеец пихает короля в бок. — Дикарка! — подхватывает Хеймитч.***
Китнисс не может сдержать улыбку от вида облизывающих свои пальцы и с наслаждением причмокивающих детей. Её внимание привлекает ребенок, который сидит к ней ближе всех. Ему от силы десять лет. Смуглый, худощавый с большими карими глазами, источающими ум. Он ест не так как остальные. «Как девчонка», — проносится в голове, когда она видит, как тот опять аккуратно вытирает рот не рукавом, а тканевой салфеткой. Мальчишка трёт свой живот, видимо урчащий и просящий добавки, и это не ускользает от Китнисс. — Возьми мою, — говорит леди, перекладывая в его тарелку куриную ножку. Ребенок широко распахивает глаза, не веря своей удаче. — Спасибо, Моя королева, — говорит он в тщетной попытке сделать свой тонкий голос грубее, и у Китнисс не остаётся сомнений — перед ней девчонка. — Как тебя зовут, мальчик? — Ру… Я Рут, Миледи, — «а точнее Рута», — думает про себя Китнисс. — Рут, прогуляешься со мной по поляне после ужина? Это ведь твои края, — ребёнок вновь широко распахивает глаза от удивления, но согласно кивает.***
— Как ты смогла обдурить главного гвардейца, девочка?! Ты хоть знаешь, что с тобой сделают, когда узнают кто ты? — взволнованно говорит Китнисс, держа, как выяснилось, Руту за плечи. — Маленькой девочке одной не место в столице. О чём ты думала? — О семье, — давясь слезами говорит она. — Отец упал с дерева и не может работать даже в поле, и оправится он нескоро. А мать за всеми не поспевает, и я хотела стать подмастерьем хоть у портнихи, хоть у аптекаря, — шмыгает она носом и прячет копну курчавых волос обратно под шапкой, стянутой с неё леди. Китнисс судорожно думает, как защитить эту девочку, как вернуть её обратно домой и находит выход. Она снимает подвязанный на ногу мешочек с монетами и всучивает его Руте. — Сейчас ты пойдешь спать с остальными, а спозаранку покинешь это место. Заплатишь торгашу, что проезжает здесь рано утром, и он отвезёт тебя домой на своей телеге. Остальные деньги хорошенько спрячь, их твоей семье хватит ещё на долго. Девочка с минуту стоит безмолвно, а затем обнимает своими худыми ручонками ноги леди, моля богов, что бы те хранили её.***
Весь импровизированный лагерь почти спит. Китнисс сидит в дверях своего фургона, вглядываясь в вечернее небо. — Моей королеве не холодно? — спрашивает Пит, подходя к ней. — Нет, Ваше величество, — скромно улыбается она. — Это Вам, — протягивает он ей букет, — Просто Вы должны понимать, что есть вещи, которых вы не обязаны делать, — Китнисс согласно кивает, и в сумерках с трудом понимает, что это за растение, но легкий запах говорит сам за себя. И это ей кажется оскорбительным, невоспитанным сравнением её с… Но потом она понимает, что король навряд ли знает что это, и сменяет гнев на милость. — Спасибо, — они прекрасны, не сдержав улыбки, отвечает она. — Уже поздно. Лягу спать, с Вашего позволения, — говорит она, забирая с собой букет, что бы утром покрошить его в похлебку. Ведь цветы оказались ничем иным, как пучком цветущего дикого лука. Король напоследок успевает пожелать ей спокойной ночи и, кажется, уже по традиции целует её в лоб.***
Остальные два дня дороги проходят незаметно, и лишь сменяющиеся пейзажи и погода указывает на то, что до столицы осталось ехать недолго. Когда они минуют тоннель в скале, отделяющий Второе графство от Капитолия, Китнисс не может оторвать взгляда от расстилающейся в долине могущественной столицы всех Двенадцати графств: красивые дома из белого кирпича с темно-рыжими крышами, каменные мосты и такие же мощёные дороги, ярко разодетые люди со смешным говором. Все они приветствуют короля Пита и леди Китнисс. В Капитолии нет снега, но здесь по осеннему прохладно. Кортеж минует главную площадь и почему-то поворачивает назад. Китнисс на минуту кажется, что они возвращаются во Второе, но вся цепочка из карет, всадников и фургонов только выезжает на загородную тропу, по которой они, поднимаясь вверх, доезжают до Марбла — жемчужины капитолийской архитектуры. Последний раз леди была здесь будучи совсем ребёнком, но встречу с покойной королевой ей не забыть никогда. Вид замка с его высокими пиками и башнями завораживает. Лучший мрамор светится в лучах тусклого солнца, контрастируя с тёмной землёй вокруг него. Ворота поднимают вверх, впуская кареты и фургоны внутрь. Китнисс, как ребёнок, с любопытством оглядывает внутренний двор, пытаясь рассмотреть как можно больше, пока её не отведут в покои, и это скоро случается. Пит ведёт её по безлюдной части дворца, объясняя это тем, что не хочет выставлять её на показ как заморскую зверушку, за что Китнисс начинает смотреть на него другими глазами и испытывать безграничное уважение к будущему мужу. Он останавливается у тяжелой дубовой двери, всем видом кричащей о той роскоши, что таится внутри. — Встретимся завтра у алтаря, Моя Китнисс, — бархатным голосом шепчет он, и, не сдержав нахлынувшей нежности, накрывает её пухлые губы своими. У Китнисс перехватывает дыхание, а глаза непроизвольно закрываются. Губы короля мягкие, почти горячие и сухие. Ей не хочется его оттолкнуть, а наоборот, что-то тёплое разливается внутри. «И это оказывается вовсе не противно, как выглядит со стороны», — думает она и со все еще закрытыми глазами, не замечает, как король уже ушел, оставив ее в полном замешательстве.