Bringing Them Home

Тэрон сразу собрал свои оставшиеся вещи и решил, что лучше оставить нас наедине. Его длительный и немного осуждающий взгляд надолго отпечатался у меня в памяти. Когда он уже выходил через парадную дверь, не надев куртку, я стала жалеть о своем решении. Норман сначала хотел возразить мне, сказать, что я не права; затем и он проглотил свою обиду. Это было второй его ошибкой за сегодняшний вечер. Когда мы сели на диван, дожидаясь, пока Бен осмелиться зайти в дом, Норман описал произошедшее за несколько минут действие. Бен стоял у самого ограждения, наблюдая за светом в нашем окне. Увидев своего давнего друга, он помчался пожать ему руку, на что Норман крайне неохотно ответил. Кажется, он был зол не меньше меня. После этого Бен стал расспрашивать, что творится в доме и почему так громко играет музыка. На самом деле, она играла совсем не громко. Это свойственно человеку — его чувства обостряются, когда одно из них становится униженным. Бен появился здесь не потому что хотел исправить что-то или извиниться. Он желал вернуть прошлое. Вернуть его в таком виде, в каком бросил совсем недавно. Но глубокие раны заживают дольше, чем воспоминания о них стираются из памяти. Именно поэтому Бен не мог приехать раньше сегодняшнего вечера — он ждал, пока моя ярость утихнет хоть немного. Честно говоря, я чувствую себя виноватой за все, что случилось между нами. Некоторые люди обладают невероятным умением внушать вину всем, кого сами считают виновниками. И в любой ссоре найдется такой человек, а я, оставшись у разбитого корыта, начинаю анализировать сказанные слова или сделанные поступки. Неужели это и вправду я? Я заставила Тэрона уйти и столкнуться в дверях с Беном. Я внушила себе, что это Бен виноват. Я сказала себе, что больше никогда не попытаюсь открыться кому-либо. Я сама поцеловала Бена. Я сделала это и теперь мне нужно ответить за свои поступки. Разговор длился совсем недолго. Я старательно пыталась избежать взглядом Бена и увертливо отвечала на его вопросы. Поначалу он спрашивал о новостях, моем самочувствии. А затем неожидано рассыпался в извинениях. Его глаза взмокли, что он старался не показывать. Норман стоял на кухне, облокотившись на обеденный стол. Он остался на всякий случай и пытался не вслушиваться в порой обидные высказывания Бена.  — Я не виноват, — Бен сделал глубокий вдох, — как и ты.  — Я не пытаюсь тебя обвинять…  — Нет, пытаешься, — перебил он меня. — Это происходит само собой.  — Мне очень жаль, если ты считаешь свои наблюдения верными, — стараюсь я быть холодной.  — Это… это то, что разрушило все. И я… я не смогу жить с этим, осознавая этот поступок, если буду каждый день видеть твои глаза, которые кричат мне о моей вине.  — Мои глаза кричат о твоей вине, черт подери?! — сама не заметив того, я перешла на крик.  — Нет, это должно было звучать не так! — Бен вдруг поднялся на ноги и Норман, услышав громкие голоса, прибежал в гостиную. — Все не так! Все совсем не так!  — Что не так? ЧТО? — я встала лицом к лицу с Беном, не замечая голос Нормана.  — Все! Вся эта жизнь! Я думал, что я другой человек! Теперь все это рухнуло, рухнуло в одно мгновение! И ты тут не причем. Ты не понимаешь этого? Это не твоя вина! Я виноват во всем, я! Я — лжец!  — Что я сейчас должна чувствовать?  — Облегчение. — Бен развернулся и мгновенно вышел из дома, громко хлопнув дверью.  — Он лишился мечты. Критики сказали, что он — бездарен, — Норман говорил таким спокойным тоном, будто пересказывает сюжет утренней газеты.

***

*** Прошло около двух месяцев с того одинокого вечера, когда вокруг были люди, а голоса их остались за гранью моего понимания. Они лишь крутились вокруг моего сознания, будто тени очерчивали силуэты вокруг потухающей свечи. Теперь я сижу у стены длинного коридора в долгом ожидании, вспоминая о Бене. Тэрон сидел напротив на огромном коричневом стуле, и не позволял себе опуститься на спину, которую я неуверенно трогала сегодня утром, пока он спал. Я прошлась касаниями пальцев по каждой родинке, чертя вокруг нее идеальные круги. Казалось, что ветер ерошит его волосы. Он глядел на меня несмело и нечасто, словно старался не отвлекаться. Или не показывать мне своего волнения. Чуть дрожащими руками он гладил свои потертые джинсы, которые в шкафу лежали рядом с моими — на удивление, это придало мне смелости. Я вспомнила, с каким волнением Тэрон глядел на себя в зеркало этим утром. Он максимально приблизился носом к стеклу и с глубоким презрением взглянул себе в глаза. Это показалось мне странным — он самый талантливый человек, с которым я имела честь разговаривать. А теперь он боится своего будущего. Быть с Тэроном в одной комнате было словно оказаться на вершине огромной горы — люди вокруг кричали тебе, а ты слышал лишь эхо. Ветер освежал твое сознание, но эти потоки также могут столкнуть тебя вниз. Ты греешься в лучах солнца, но и спрятаться от него негде. Я счастлива оказаться рядом с ним в отражении в зеркале. Тэрон улыбнулся мне. А я улыбнулась ему. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни — Тэрон получил роль, к которой так долго готовился. С его лица не исчезала улыбка, он шутил, пел и громко смеялся.  — Все мы медленно умираем, — процитировал Тэрон слова из сценария.  — Глубоко, — засмеялась я его наигранной серьезности. Тэрон просто не может быть серьезным. Это понятие, которое невозможно к нему отнести. Но надо признаться — актер он потрясающий.  — Ты считаешь, что эта работа — отстой?  — Нет, это просто замечательно, разве нет? — я подошла к нему вплотную, обхватив его шею настолько нежно, насколько могла. — Почему ты так говоришь?  — Я, я не хочу заканчивать все так. Просто, прошло полгода, а это — первый опыт.  — Эй, что ты говоришь такое? — нужно успокоить его.  — Хорошо, я не буду думать об этом. Кажется, это все лишь испортит, — его губы оказались рядом с моими, и я не смогла сопротивляться.