Bringing Them Home

Этот вечер был мерзким, серым и мокрым. Прямо как день, в котором появился Тэрон. Наша старенькая синяя машина застряла в вечной грязи северной окраины Лондона, а вокруг ни души. Кажется, что солнце вот-вот потонет в этих блеклых облаках, похожих на воздушные замки злых древних богов. Не было ни ветра, ни дождя. Лишь тяжелый воздух давил на мои легкие. Бен долго копошился с задним колесом, а затем окончательно убедился, что один он не справится. Громким хлопком, который ударил по моим ушам, Бен выдал свое недовольство, резко поворачивая ключ зажигания. Все это время он тихо повторял на своем родном языке какие-то непонятные слова. Видимо, это были ругательства — они резали слух, даже если я не понимала их значения. — Тебе не холодно? — похоже на то, что Бен сдался. — Я могу принести тебе одеяло из багажника, если хочешь. — Нет, все в порядке, — я попыталась скрыть дрожащие руки, не веря в нашу судьбу, застигнувшую нас на заброшенном пустыре. — Колесо безнадежно? — Уходишь, уходя, возьми с собой надежду… — Она — мой худший враг, когда уходишь ты* — Бен рассмеялся в ответ на мое продолжение. Но этот смех не был строгим или высокомерным. — Ты — самый удивительный человек, которого я встречал. — Как он может говорить такие вещи с таким совершенно спокойным видом? Зачем он это делает? — Скажи это моим родителям. Перед моими глазами опять возникли эти старые силуэты и одинокий дом, стоящим в гордом одиночестве посреди большого подсолнечного поля. В детстве я часто пряталась там от своей няни Анны, когда мама и папа уезжали на работу. Нам вдвоем это поле казалось удивительно маленьким, а когда Анна уехала — поле достигло планетарного масштаба. «Ты уже большая для таких затей», «выброси это из головы», «это точно не для тебя»… Эти фразы до сих пор воспроизводятся в моей голове, когда что-то идет не так. Никогда не забуду это разочарованное лицо отца, когда они провожали меня на поезд. И даже фраза «я горжусь тобой» вогнала меня в краску. — Они не одобрили твой выбор, так? — Бен положил голову на руль и стал жалеющим взглядом смотреть на меня. — Сначала они отвергли его, — я засмеялась, удивляясь своему упрямству. Ведь победить родительский натиск и не поступить в медицинский университет, было одним из самых важных моих достижений. — Ты все сделала правильно, — он попытался завести машину, но после двух быстрых попыток бросил это дело. — Я надеюсь на это. — А почему Персефона? — этот вопрос мне задают чаще чем «как дела». — Они хотели назвать меня Феррефатта**. — В голове всплыла та страшная картина***, которая висела в моей комнате. Однажды я пыталась выбросить ее, но родители не позволили. — О, господи… — на этот раз никто не обсмеял меня. — Да, да, — но я сама стала смеяться над странностью моих мамы и папы. — Видишь ли, мои родители — самые грозные любители древнегреческой мифологии во всей северной Европе! — Они назвали тебя в честь богини царства мертвых?! — его глаза округлись. — Я даже не знаю одержимость ли это или просто высшая степень извращенности понятия «романтика»! — Что же ты? Зачем тогда родители отдали тебя на съедение волкам из Итона? — я захотела поменять тему. — Отец учился там. Дед учился там. Прадед там учился. Сказка стара, как мир. — И как же там, в обители королей? — Обитель королей лишь для королей. Остальные люди там лишь для красочности. — Мда, — ничего не могла я добавить. — Мда, — то же самое испытал Бен. В тот вечер мы долго говорили о своих близких вещах и мечтах на будущее. Бен хотел быть театральным актером, так как не признавал работы в кино или на телевидении, считая эти вещи лишь облицовкой настоящей ценности актерской игры. А я расказала о своей мечте быть сценаристом. Он долго смеялся, вспоминая своего младшего брата, а я старалась не упоминать о семье. Мне было стыдно за то, что у меня нет всего этого. Бен провел половину своей жизни взаперти, в холодном замке, живя по-спартански и будучи окруженным лишь представителями мужского пола. Но он ценил свой дом и семью. А я же старалась сбежать оттуда как можно скорее, пытаясь позабыть и о доме, и о семье. — Почему ты грустишь? Норман уже мчится, не волнуйся. — Бен оглядел мои синие руки. — Все же я принесу тебе одеяло. — Нет, я не поэтому. Просто… просто я пытаюсь осмыслить себя. — Не самый подходящий момент, — он оглядел унылый вид за стеклом, намекая на депрессивное влияние этих мест. — Может быть. Затем я, сама не заметив как, стала озвучивать свои мысли и соображения. Столько ненужной информации вырвалось в тот вечер, столько лишнего груза. После этого разговора я долго не могла смотреть Бену в глаза, да и он не рвался остаться со мной наедине. Это было самое откровенное признание в моей жизни. И, я надеюсь, Тэрон поймет, почему я попросила Нормана привести Бена в дом. Тэрон должен меня понять. Он всегда меня понимает.