Bringing Them Home

      Я изредка давала себе возможность покопаться в интернете в поисках новостей о Тэроне. Эти сводки сплетен и обновлений твиттера порой сводили меня с ума. Я понимала, что за восемь месяцев многое в нашей жизни поменялось, и, что скрывать, не только в жизни мужчины, который первый оказался ко мне так близко, но и в моей тоже. Скрывать грусть, обиду и даже злость на обстоятельства, которые вынудили меня уйти от него, я совсем не хочу. Норман, все это время поддерживающий всяческими уловками в стиле «сходим в кино» или «прогуляемся в парке», помог не меньше, чем мой уход всеми частями тела в теперь уже желанную работу, которая снова занесла меня в цветущий Лондон. Мы даже отважились посмотреть этот «глупый фильм, в котором Ник Фьюри застрелил Мистера Дарси»*, как его назвал Бен, который время от времени обменивался с Тэроном парой СМС в честь дня рождения или возвращения в Уэльс. Меня немного смущала их, ставшая странной, близость. Но я была искренне рада услышать от Бена новость о том, что Тэрон часто неуверенно спрашивает «в порядке ли все с Персефоной».       В порядке ли все со мной. В порядке ли? Не могу сказать точно, но с большей вероятностью, чем пол года назад, могу ответить, что уже не хочу разорвать свою душу на мелкие кусочки и пустить их по ветру, лишь бы не чувствовать себя так ущербно.       Я читала хвалебные рецензии на его работы, я слушала интервью на радио, проезжая мимо улочек, в которых мы когда-то покупали любимые нами булочки с корицей, я смотрела на постеры на огромных автобусах, проезжающих мимо кафе, в котором каждый день обедаю. И, в какой-то степени, я рада, что отпустила Тэрона. Отпустила его в свободный полет, потому что совсем не уверена, смогла бы я лететь рядом с ним, не подставляя свои тонкие крылья под обжигающие лучи его солнца. Пусть лучше так, чем по-другому.       Теперь мои родители могут гордиться мной, потому что, получив небольшую работу в Королевском национальном театре, я дала им возможность хвалиться мной перед всеми своими знакомыми. Это, конечно, жалкое зрелище. Но я не стала запрещать им делать этого. Не из-за стыда за них или невежества, нет. Из-за категорической нехватки на это времени. Учебу и работу оказалось совмещать совсем не просто. Хорошо, что Тэрон не страдает от того, что на него у меня не хватает сил. Хотя, кого я обманываю? Кажется, его график куда более интересен.       Вечные поездки в метро, в такси, в поездах… мое сердце оказалось склеено лондонскими железнодорожными путями, как бы неромантично это не звучало. А Бен и Норман снова вернулись в мою жизнь, возвратив при этом ту потерянную частичку ощущения дома, родных. То чувство, которое Тэрон забрал с собой.       — Union Chapel**, — послышался среди размышлений голос моего координатора.       — Прости, что? — я совсем не поняла.       — Персефона, соберись, ей богу, — он продолжал яростно стучать по клавишам на своем лэптопе, набирая очередной текст. — Union Chapel.       — Серьезно? — я не поверила своим ушам, — меня назначили туда?       — Да, на следующей неделе тебя там ждут.       Удивительное путешествие, к которому меня привела столь извилистая дорога, изрядно помотала мое итак потрескавшееся сердце. Встреча с Томом Хиддлстоном, который расхаживал по залу своими непростительно длинными ногами, с Бенедиктом Камбербэтчем и его шикарным низким тембром голоса. Норман расспрашивал меня о них каждый раз, когда я приходила к нему в гости, заставляя попросить у них автограф для него. Но смелости для этого у меня не хватало. Порой я говорила крайне высоким голосом, боясь показаться грубой. Затем процеживала что-то голосом очень низким, в надежде выглядеть немного строже. Концерты, выступления, фотосессии… кажется, что эта жизнь увлекла меня настолько, чтобы позабыть все свои невзгоды. Но, каждый день, возвращаясь в пустую квартиру, я садилась на свой потрепанный диван, разглядывая кресло, в котором когда-то, немного сгорбившись, сидел Тэрон. Затем я глядела на подушки, которые он обнимал… Норман просил меня сменить мою берлогу, из которой он выехал к своей девушке. Но я не могла этого сделать. Я хранила каждую частичку воспоминаний о нас. Нет, не в надежде на восстановление или скупой иллюзии. Привязавшись к вещам, всегда очень тяжело выбрасывать их. По крайней мере, не сейчас.       — В эту пятницу нужно придти немного пораньше и подготовить осветительные приборы, — прозвучал размеренный голос мисс Пегги, которая старательно укладывала черное покрывало на части белого рояля, стоявшего в главной гримерке.       — Хорошо, мисс Пегги, я буду ровно в 8, — я стала помогать ей расправлять эту шелковистую ткань, размышляя сколько великих людей касались этого гладкого инструмента. — Что-то особенное будет?       — Да, артисты будут читать письма, — она и не глядела на выемки ткани, словно накрывала этот рояль всю свою жизнь.       — Ох, это так волнительно, я никогда еще не помогала при Letters Live, — я улыбнулась ее уставшему лицу, а она и не обратила на это внимания.       — Так и есть, милая моя девочка, так и есть.       На подъезде к Церкви стояло миллион машин, загородив путь моему такси. Я опоздала всего на десять минут, но уже представляла рассерженное лицо мисс Пегги, яростно читающую мне нотации о пунктуальности. Казалось, что люди приехали сюда даже раньше меня, чтобы успеть купить билеты, появившиеся в продаже всего неделю назад.       — Большое событие? — спросил меня водитель.       — Я надеюсь на это, — улыбнувшись, ответила я.       Так оно и было. Деревянные кресла церкви уже расставили по залу. Я с удивлением рассматривала точно выстроенные ряды сидений, которые все это время скрывались где-то в подсобках этого старого здания. Стекла вымыли еще вчера, а утреннее солнце уже проделало свою работу — разноцветные огоньки падали на блестящую древесину пола, заставляя серые стены окрашиваться в волшебные оттенки. Мисс Пегги, немало удивив меня, не стала ругать мою небрежность в отношении времени. Она лишь провела меня в дальние залы, в которых я просижу все выступление. Совсем не привлекательная перспектива, но все равно греющая душу. Что нельзя сказать об изоляции этой комнаты. Каждое слово, звучащее со сцены, пугающим образом отражалось от белых стен. Но мне хотя бы удастся насладиться представлением.       — Все готово? — я услышала в наушнике голос главного режиссера.       — Шестая камера включена, — ответил кто-то.       — Пятая работает.       — Третьи, вы тут? — спросил другой.       — Да, на месте.       — Перси? — испугался режиссер тишине с моей стороны.       — Да, Том, все в порядке, буду ждать Клару. Все приборы в готовности, — сказала я по рации.       — Отлично. Клара, ты на подходе? — в это время в комнату вбежала ответственная по освещению.       — Да, Том, Перси все проверила, — она села рядом со мной, кивая в знак приветствия.       — Отлично, начинаем через 10 минут.       Спокойный голос Отца приветствовал присутствующих в зале. Он поблагодарил всех за потраченное время и пожелал приятного дня всем тем, «кто ценит силу слова».       Гул аплодисментов отдался в наушниках немного громче, чем я рассчитывала, так что пришлось сделать тише. Он не смолкал, пока не я не расслышала стук ботинок и голос Тома? : «Камера, работаем».       — Моя дорогая мисс, — сердце остановилось, глаза перестали моргать. — Я пишу Вам, в надежде, что эти строки настигнут Вас в добром здравии так же, как ушли от меня, спасибо Господу за это.***       Что происходит? Неужели это мой бред? Неужели мой разум так предательски покинул меня в самый неподходящий для этого момент?       — Вы, наверняка, будете немало удивлены, что я осмелился писать Вам, такой… эм… леди. И я надеюсь, что вы не будете сердиться на меня за это.       Я выдернула наушник, в надежде, что тогда голос перестанет звучать в моей голове. Но он продолжал.        — Я с трудом могу сказать то, что хочу, — это знакомая улыбка, играющая в словах. — Я такой робкий в делах, касающихся девушек и мое сердце стучит подобно молоточку.       Встав со стула, я схватилась за свои уши, прикрыв их от этой ужасной муки. Нет, прошу. Клара удивленно поглядела в мою сторону, а я не стала скрывать, что что-то не так.       — Но как-то я прочел в одной книге, что трусливое сердце никогда не завоюет прекрасную леди… так что поехали.       — Перси, что не так? — Клара испугано подняла мою упавшую на пол рацию. — Тебе стало плохо?       — Нет, нет, прости, случайно вышло, — дрожащими руками я засунула наушник обратно и схватилась ледяными руками за пластмассовый стульчик. — Я вспомнила… мне показалось, что…       Людской смех, и родной голос смешались в одну картину.       — Соберись, — ответила Клара.       — Прости…       Я просидела на этом стуле, не сделав ни одного движения, разглядывая мигающие огоньки на пульте управления. Его голос звучал так, словно он снова стоял в своей ванной комнате, и наслаждался волшебной акустикой.       — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать Вас счастливой, — слезы скатились с моих щек, а Клара, скорее всего, прочитав всё в моих глазах, положила свою теплую ладонь на мою дрожащую коленку.       — Еще немного, милая.       Я растерла рукавом свои мокрые глаза. Еще немного.       Всеобщие аплодисменты и смех, смешались в моей голове, пока я бежала в дамскую комнату. С полумертвой надеждой на излечение моей души в этом холодном белом помещении.       — Здорово, ребята, — услышала я голос Тома по радиосвязи. — Готовим третью камеру.       Я забежала в кабинку, не желая видеть никого рядом. Надеюсь, что Клара не расскажет об этом всему коллективу.       — Все в порядке? — послышался голос мисс Пегги. — Почему ты бежала, словно призрака увидела?       — Да, мисс Пегги, простите. Я скоро выйду, — разматывала я туалетную бумагу, заменяя ей платочек.       — Замечательное выступление, не правда ли?       — Действительно, все было просто великолепно, — она и не понимает, что делает все только хуже.       — Мистер Эджертон очень талантлив для своих лет.       — Вы правы.       — Он сказал, что закончил RADA.       — Правда? — наигранно спросила я.       — Да. Ты ведь тоже учишься там? — она подошла ближе к кабинке.       — Так и есть, мисс Пегги, — сердечная боль немного отступила.       — Я так ему и сказала.       — Сказали что? — сердце остановилось во второй раз.       — Что у нас работает девушка со странным именем, которая тоже учится в RADA.       Я открыла дверь, смело глядя ей прямо в глаза. Пусть она знает, что я плакала.       — Деточка, тебя кто-то обидел? — я не обратила внимания на вопрос и стала умывать свое раскрасневшееся лицо.       — Нет, мисс Пегги, я просто упала с лестницы, — проигнорировав ее вздохи, я вышла из туалета с намерением вернуться к Кларе.       — Работаем дальше? — спросила она. Клара благоразумно не стала расспрашивать о моем самочувствии, за что я оказалась крайне признательна.       — Работаем дальше.       Окончив трехчасовое выступление, состоявшее из одних только слов и аплодисментов, я ни на минуту не забывала этот голос. Казалось, что сердце стучало куда громче, чем усилители в этом огромном зале. Я молила бога о том, чтобы этот стук не был слышен Кларе.       — Я отнесу пульт в кладовку, а ты неси провода, — прозвучал ее голос, пока люди продолжали хлопать.       — Хорошо, — я не вымолвила и трех слов за все это время, желая оказаться поскорее дома.       Оставшись одной в этой холодной комнате, я наконец смогла прислонить свои разгоряченные щеки к прохладным стенам, впитывая вибрации и эхо. Пусть нас с Тэроном разделяют это старинные кирпичи и цемент, потому что вытерпеть эту муку еще раз я больше не в силах.       В коридоре прозвучал женский голос и смех, казалось, что Клара возвращается обратно. Но, спустя пару секунд, я узнала надоедливый тон мисс Пегги, но разобрать и пары слов не смогла.       — Вот эта комната, — сказала она, а я не стала разворачиваться, продолжая стоять лицом к стене, словно разглядывая ее поверхность.       — Благодарю, — прозвучал мужской голос, в ответ на который мисс Пегги лишь хмыкнула и удалилась прочь.       Казалось, мы стояли так еще несколько минут, пока Тэрон не позвал меня по имени.       — Перси, — и внутри меня все сжалось еще сильнее, чем утром. Я не осмелилась взглянуть на него, не смогла даже шевельнуть пальцами или сделать вдох в свои обожженные болью легкие. Услышав его шаги, я стала вдавливаться в стену еще сильнее, надеясь, что она упрячет меня в своих объятьях.       Не видя его больше, чем пол года, я могла вплоть до деталей представить его в полный рост. Увидев тень на голых стенах, я зажмурилась, будто это скроет меня от его взгляда. Тэрон коснулся своей мягкой ладонью моего плеча и волос.       — Хоть взгляни на меня, — его голос дрожал, а я не смогла ослушаться.       Усталое лицо, встретило меня грустной улыбкой, а влажный взгляд пробудил желание обнять его со всей силой, на которую только было способно мое тело. Черная футболка и черный пиджак вычерчивали на нем аккуратные линии. Но белые кеды выдали в нем того самого Тэрона, который щекотал меня в нашей пыльной уютной комнате, заставленной книгами. Он дотронулся до моей мокрой от слез щеки.       — Привет, персик, — произнес он, и я больше не смогла сдерживать себя. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы накинуться на него. Я коснулась его, ощутила тепло его тела, услышала дыхание и почувствовала запах.       — Тэрон! — вырвалось из груди, — Тэрон.       — Я здесь, — он стал гладить мои волосы, пытаясь успокоить. А сам в этот момент вытирал ступившие на глаза слезы.       — Помнишь, что ты сказал тогда? Помнишь? — слезы не давали мне объясниться, а Тэрон, похоже, сразу понял мои мысли.       — Когда я лежал на этом чертовом асфальте? — он улыбнулся сквозь слезы.       — Да, тогда, — я впилась в него руками еще сильнее, прижимая к себе из последних сил.       — Я сказал, что меня зовут Тэрон, — он расцепил наши объятия, обхватив руками мою голову. Его глаза взглянули в мои, а губы дрожали, но продолжали говорить, — я сказал, что меня зовут Тэрон, и я здесь, чтобы спасти тебя.