Ядовитые камелии

       Темно. В высокие окна настойчиво врывалась ночь, издавая глухой скрежет по стеклу своими острыми коготками, и хищно скалилась, превращая во тьму все, к чему только могла дотронуться. Острые пики пламени в камине из красного кирпича собирали остатки сил и самозабвенно сражались за право властвовать в этом помещении. Тяжелое прерывистое дыхание, переходящее в полустон, разрезало покров тишины.        Диван был слишком тесен, слишком узок, но он обнимал два горячих и неразделимых сейчас тела. Самые родные губы, омут глаз, опьяняющий аромат кожи, желанное тело, по которому осторожно скользили пальцы…. Теперь он уже четко осознавал то, что делал, и то, чего хотел. Для Итачи перестало существовать все. Все, кроме него. Рывками он впивался в нежные тонкие губы Саске, теряя ощущение пространства и проваливаясь в водоворот чувств. Тот отвечал так же неистово и чувственно, сплетая языки в каком-то безумном танце прикосновений.        Раздался щелчок. Показалось? Еще один. Итачи вздрогнул. Дверь в прихожей закрылась, приводя его в чувства. Послышались звуки осторожных шагов, ступающих тихо, но достаточно слышно, чтобы разобрать, чьи это шаги. Несмотря на осознание того, что это был сон, часть его отдавалась пульсациями внизу живота, заставляя Итачи глубоко вдыхать воздух в горячие легкие. Неожиданно гостиная наполнилась ярким, ослепляющим светом, отчего он прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Свет постепенно рассеялся по углам, изгоняя темноту восвояси. Огонь победно затрещал и успокоился.        У входа стоял Саске и удивленно смотрел на брата. Он опять его ждет. Видимо, так долго ждал, что заснул прямо на диване в гостиной. — Ты тут спал? — Да, вздремнул случайно. Где тебя носило? — спросил он, присаживаясь, щурясь и пытаясь как-либо не выдать сбитое дыхание одним неловким движением или даже взглядом.        Отекли ноги, спина, шея. Усталость, парализовавшая каждую клетку, добравшаяся до кончиков пальцев, и подергивания век, как вирус, болезнь, превращала каждое движение тела в нечто обмякшее. Саске подошел ко второму дивану и присел, сложив ногу на ногу. Ведь знает же, что он всегда поздно приходит, и все равно ждет. Заботливо. С тех самых пор, как заботиться о нем стало некому. Но он давно уже не ребенок, а о нем все так же пекутся. Привычка? Нет. Страх. Они одни друг у друга.        Сейчас Итачи уставил на него хмурый взор и, кажется, замечает, как тот поджимает вспухшие губы так, что почти больно, теребит нервно мягкий подлокотник дивана, издавая едва слышный скрежет. — Помнишь, я говорил о том, что хочу открыть что-нибудь вроде клуба? — напряженное выражение лица разбавилось легкой полуулыбкой. — Так вот, мне приглянулся один. — На кой черт? — Если превратить этот невзрачный бар в клуб в стиле бурлеск, где будут зажигать очаровательные дамочки в очаровательных нарядах, то это будет приносить не только прибыль, но еще и удовольствие, — он откинулся на мягкую спинку дивана.        Итачи устало вздохнул. Он опять за свое. Человек, у которого в голове лишь алкоголь, девушки и автомобили. Вот что с ним делать?        Губы Саске раскрылись в попытке что-то сказать, но не последовало слов. Не решается. Он знает, что лучше, если промолчит. Не сообщит о сегодняшнем звонке и не расскажет о том, кем он был совершен. Не имеет права. Что могло быть хуже, чем причинить боль родному существу? Чувство вины, как осадок в дешевом виски, осело бы в нем и не отпустило бы. А сейчас разве оно не гложет? Терзает за эти мысли. За ложь себе и ему. За то, что превратился в того, кем даже не думал, ни при каких условиях, когда-либо стать.        С чего все началось? С взгляда? Теплого, как нежное прикосновение, и контрастирующего с холодным, почти ледяным, прикрытым густой копной взъерошенных длинных ресниц, и красивого, до, черт возьми, безумия, до которого дошел Саске…?        С прикосновений? Неосторожных, мимолетных или долгих, порождающих электрические разряды в теле…? Неизвестно. Надо сказать ему, ни за что не выдав волнение и слабость.        Надо сказать. — Кстати, скоро начнутся заезды. — Голос предательски срывается, наблюдая, как Итачи меняется в лице.        Хмурое выражение лица сменилось на растерянное, которое одновременно выражало тревогу, радость, боль, надежду…. Его взгляд отчаянно метнулся по полу. К сожалению, Саске знал, что с его братом. Да, лучше не знать, не видеть, не ощущать. — Мне сегодня звонил Дей. Он приедет участвовать вместе со мной. – Добавляет. — Так что тебе лучше не ждать меня вот так, по ночам, детка. — он фальшиво-игриво подмигнул и натянул такую же неправдоподобную улыбку.        Губы Итачи подрагивают, он едва силится улыбнуться, не отрывая потерянный взгляд от пола, но вытягивает только слабую, горькую улыбку и возвращается в привычное ему состояние. Либо незамысловатые узоры на старом ковре были весьма увлекательными, либо он просто прятал глаза. — Ты забыл, что приедет Мадара? — Хрипло так, почти загробным голосом. — Я припрятал ценные бумаги, но не успел почистить документацию от хлама. Ты опять куда-то свалил. — Слушай, мне нужно было. — Саске придал голосу как можно больше убедительности. — Завтра докончишь. Иди, отдохни.        Нет сил спорить. Тот, вставая, выговорил что-то невнятное и, поднявшись по деревянной лестнице, скрылся в дверном проеме своей обители. Снова тишина и потрескивание угасающего огня в камине. Саске все продолжал сидеть в гостиной, облокотившись на журнальный столик и тихо постукивая худыми пальцами по холодному прозрачному стеклу, в такт незамысловатой мелодии в его голове. Он должен был это сказать ему. Должен был. Лучше мучиться самому, чем подвергать этому близкого человека. Никто за это не отблагодарит. Вознаграждение — видеть, что он мучается не зря. Замкнутый круг, в котором он был обречен гореть, пока все до последней клетки его тела обреченно не превратятся в пепел…. Это как встречная полоса, по которой вынужден двигаться, и рано или поздно во что-то врежешься или собьют к чертовой матери.        Дейдара. Вот, кому повезло, и тот, кто этого не осознает.        Что было бы, если бы Саске промолчал? Ничего. Его брат продолжал бы угасать молча, всем своим видом ни за что не показывая ни тени намека на состояние его души. Он должен был сказать. Итачи это нужно. Но теперь он сам вместо него будет медленно угасать. Итачи и Дей. Это люди, которым вместе плохо, и друг без друга никак. Как раннее утро и поздний вечер. Но одно было очевидно: вместе они были живыми, а порознь — их сжигала зияющая пустота.        Уже в офисе, странным оказался тот факт, что был минимум рабочего персонала, секретарши не оказалось на месте. Ком подступил к горлу. Итачи метнулся к своему кабинету и, открыв дверь, застыл. — Эй? — Саске подошел ближе, всматриваясь вглубь помещения. — Блять… он уже здесь.        За рабочим столом, лицом к окну, сидела фигура с темными длинными волосами. И думать не нужно было, чтобы понять, кто это. — Мадара, — досадно прошипел Итачи. — А, я ждал вас, — Тот крутанулся на стуле и пристально посмотрел на парней. — Что ты здесь делаешь? — холодно бросил он, выходя из оцепенения и продвигаясь внутрь кабинета. — Решил устроить сюрприз, но вижу, что вы мне не рады, — иронично произнес он, облокачиваясь на стол, где лежала кипа бумаг. — Где мои работники? — Я отпустил их, чтобы не мешали нам.        Какого хрена? Кем себя он возомнил? — Не мешали для чего? — скептически спросил Саске, подойдя к дивану и присев. — Я думаю, вы догадываетесь, почему я здесь, — начал он. — Из аэропорта я сразу приехал сюда, велев отправить вещи в отель. — Без прелюдий, пожалуйста. — Хочешь без прелюдий? — лицо гостя стало серьезным. — Смешной процент прироста по сравнению с прошлым годом, и сейчас показатели продолжают падать. А все почему? Если так будет продолжаться, то вы разоритесь, к тому же, разорите и меня. Я дал обещание приглядывать за вами и фирмой, чтобы вы ее не угробили. Вот тебе без прелюдий, Саске. В моих интересах сохранить компанию на плаву. — Я знаю, что в твоих интересах, — Саске, поднявшись, подошел к шкафу, достал оттуда виски и неаккуратно налил себе в бокал.        Нет, он не верил ему. Это мнимое желание помочь, которое появилось лишь сейчас. Откуда? Почему именно сейчас? Притворство. Ему просто что-то нужно.        Итачи стоял, облокотившись на стол и сложив руки на груди. Его взгляд был тусклым, хмурым, пустым, сродни бездне, из которой вот-вот вылезет сам дьявол-сама. — Ты все такой же темпераментный и все также ходишь по краю, Саске. — Равнодушно. — Я уже ознакомился с документами и, несмотря на кое-какие успехи, увидел уйму неверных ходов Итачи. — Он жестом руки указал на лежащую рядом стопку бумаг. — Фирма плывет ко дну. Вы ее топите. — Хватит, — четко и угрожающе серьезно произнес Итачи. — Не забывай, что часть акций принадлежит и мне. Меня действительно заботит положение компании. Думаешь, почему информация о смене формулы не распространилась повсюду? — тот повысил голос, предоставляя аргумент.       И в самом деле, сейчас компания переживала не самые лучшие времена. — Что думаешь, Итачи?        Итачи не сразу понял, что вопрос был адресован ему. Пара угольно-черных глаз пристально смотрела на него, не моргая, пытаясь, казалось, уловить слабину, которую тот мог в любой момент показать мимикой, жестами. В душе было мерзкое чувство. — Я думаю, — холодно сказал он, кинув на него высокомерный взгляд, — что ты сидишь в моем кресле и копаешься в моих документах. — Равнодушно усмехнулся.        Взгляд Итачи излучал огонь, презрение, гнев. Кому понравится это? Мадара закатил глаза, стойко выдерживая его неприкрытую ненависть. Этот щенок еще и скалит зубы? Итачи, хоть и был сдержан, мягок, спокоен, но это все лишь скрывало его властный характер и холодную расчетливость. В его тихом омуте водились не только черти. Две крайности его натуры едва ли умещались в аристократической, почти женственной внешности. — Ты не знаешь, что делать, — повел руками Мадара. — Я так и думал.        Ему с удивительной легкостью удавалось сохранить спокойствие. Он был не менее властным, импульсивным, жестким, что говорило о том, что не стоит поворачиваться к нему спиной. — А ты хочешь что-то предложить? — вскинул брови Саске. — Ну же, говори. — Да, у меня есть идея и вполне разумная. — Хмм? — Можно… продать компанию, чтобы сохранить ее, — произнес Мадара.        Итачи осекся. Послышалось? Нет. Едва сдерживаемая злость вспыхивает в груди. Буквально на глазах его охватывает ярость. Шок, сменяющийся желанием раскроить самодовольную рожу этого ублюдка. Его слова излучали яд, прожигающий истончавшие стены самообладания, сковывающие нарастающую ярость, словно зверя в клетке, готового разнести все к чертям собачьим. Саске мгновенно осушил бокал и откашлялся. — Ты шутишь? Продать семейный бизнес? То, что осталось нам от отца? От твоего брата? — Саске не выдержал первым. — Какого хрена ты говоришь?        Итачи наливает виски в стакан. Последняя капля падает в янтарную жидкость. Он еще не приложил ее к губам, не сделал глотка, но внутри уже все горит. — Это рациональное решение. Я не меньше вашего хочу спасти ситуацию.        Последняя капля. — Убирайся! — прошипел сквозь зубы Итачи, скребя ногтями по гладкому дереву. — Не забывай, что тебе не стоит со мной так разговаривать! — грозным голосом сообщил Мадара, невозмутимо поднимаясь с кресла и направляясь к выходу. — Я знал, что этот разговор ни к чему не приведет, однако обдумайте этот вариант как следует, либо предложите свой, пока фирма еще держится.        Уверенно и стремительно преодолев расстояние до двери, он скрылся в потемках неживых коридоров офиса. Итачи, приложив к губам бокал, стал нервно глотать горькую жидкость, после чего с размахом швырнул его на стену, тот с грохотом врезался в нее и разбился. Осколки разбитого стекла, вперемешку с остатком виски, глухим звоном рассыпались по черной поверхности дивана, словно тысяча хрустальных капель упала на ночное полотно. Он знал Мадару и знал, как тот серьезно настроен и как далеко может зайти. Он знал. Черт бы его побрал! Саске неразборчиво выругался и прикрыл лицо ладонью. — Не стоит ему доверять. Хочет порулить. — Рассуждает, наблюдая, как его брат достает из верхнего ящика своего рабочего стола пузырек, извлекает оттуда несколько белоснежных таблеток и закидывает в рот, горько морщась совсем не из-за их противного вкуса. — Ежу понятно. Но боюсь, что потом его и за уши не оттащишь. — Не стоит его недооценивать. — Мы что-нибудь придумаем, Тачи.        Положение фирмы — более чем плачевное. Но есть еще время, и они обязательно что-нибудь придумают, ведь теперь на встречной полосе Саске не один.