-----
Себастьяну запретили выходить за пределы колледжа до наступления каникул – уж слишком подозрительным выглядело то, что он вернулся с ранением сразу после громких нападений на учеников Итона. На этот раз он не смог отмахнуться от запрета, да и не особо старался – впереди были зимние каникулы, и тогда никто не сможет его контролировать. Он вернулся в родовое поместье Моранов с плохим настроением, зная, что дома будет его отец, сэр Август Моран. Они сразу поругались из-за шрама, и до конца дня Себастьян выслушивал нотации о своей небрежности и легкомысленности. В этот раз младший Моран был на редкость немногословен. Его отца не волновало то, что Себастьян остался без друзей, да и он сам не особо в них и нуждался. Может быть, все было даже к лучшему. Одни и те же воспоминания и картины плотно осели в его мыслях, снах и записях. Он не мог избавиться от них. Джеймс вырезал свой след на коже Себастьяна, свой замысловатый узор в виде розовато-белого шрама, стягивающего разорванные после поцелуя части губы. Моран постоянно проводил пальцем по заживающей плоти, не в силах избавиться от желания вновь ощутить вкус того запретного плода. Теперь Себастьян гуляет в Вестминстере. Иногда каждый день, иногда – лишь несколько раз в неделю. На что он надеялся? Он ничего не знал, кроме одного – он должен увидеть Джима снова, он жаждал этого. Но этого не происходило. Встречать Рождество в пустом и холодном поместье было ужасно. В неприветливом доме не было ни единой гирлянды, ни единого украшения. Повариха Эвелин отправилась к своей сестре в Париж, оставив Себастьяну небольшой подарок и рождественскую открытку и позвонив ему после полудня. К превеликому облегчению Себастьяна, отец снова куда-то уехал, но в поместье все еще оставался дворецкий, что не могло обрадовать младшего Морана. Себ ждал весь день, пока солнце не зашло за небосвод. Он не знал, чего он ожидал, но он больше не мог оставаться в этом проклятом доме. Моран взял машину и уехал в Лондон, но столица Великобритании была пуста, как заброшенный парк развлечений. Себастьян и не рассчитывал сегодня найти хоть что-то; ему просто хотелось шататься по городу, пока не наступит следующий день. Август вернулся домой через два дня и сделал Себастьяну подарок, но тот был принят без особого радушия. Разгоревшийся скандал быстро перерос в драку. Младший Моран старался держаться подальше от родового поместья, уезжая еще до наступления рассвета и возвращаясь, когда все уже спали. Его передергивало, когда он слишком сильно сгибался, но он все же мог достать свой дневник и оставить там пару записей. Настал канун Нового года. Обычно Себастьян проводил новогоднюю ночь в компании приятелей и двух-трех девушек, но теперь его привычная стая распалась, а предложения от других итонцев мало его интересовали. Он опять идет в Вестминстер, не оставляя своей дурацкой надежды вновь увидеть Джима. Радостные люди бродили по улицам, а в его руке была бутылка, но он не чувствовал той радости, которую так хотел ощутить. Все же во тьме переполненной людьми улицы он нашел его. Себастьян нашел Джеймса. Моран стоял как вкопанный, потеряв чувство времени и пространства, а заветное имя уже вертелось на языке. Но Себастьян боялся спугнуть того, кого он уже так давно хотел увидеть, и поэтому он просто молчаливо стоял и наблюдал за Джимом. Малейший звук мог напугать этого зверя, хоть он сам мог разорвать кого угодно.-----
Улов был достаточно неплохим. Джим украл лишь 4 кошелька, но уже разбогател на тысячу фунтов. Люди готовились к праздникам, оставляя в кошельках записки наподобие «расплатись за бухло», но к тому моменту, как Джим подходил к ним, они уже были мертвецки пьяны. В Лондоне было чертовски холодно, и Джим не думал, что сможет выдержать еще хотя бы час на таком жутком морозе. Его не волновали радостные отсчеты, праздничный бой колоколов и фейерверки; сейчас он думал лишь о том, чтобы добыть достаточно денег. Нужно было пополнить запасы съестного, да и новое зимнее пальто Джиму бы совсем не помешало - сейчас Джим вновь был в двух тонких потертых свитерах, надетых друг на друга. Еще одним «приятным» бонусом было то, что тряпичные кроссовки совсем не защищали его ноги от слякоти на тротуаре. Воспользовавшись тем, что на него налетела какая-то полная женщина, Джим вытянул ее кошелек. В такие дни он обычно не грабил женщин – на праздники они почти не брали денег, вместо этого надеясь, что мужчины поведутся на их яркий вызывающий макияж и купят им выпивки за свой счет. Но эта дамочка врезалась в него, а это значило, что она стала для Джима такой же жертвой, как и другие. Презервативов в ее кошельке было больше, чем денег – ему удалось найти лишь смятую двадцатифунтовую купюру. Скривившись, Джим выкинул опустевший кошелек в мусорный бак. Запихивая деньги в свой карман, Джим увидел Себастьяна, который стоял на другом конце улицы, смотря на него взглядом выброшенной на берег рыбы. На момент их взгляды стали одним целым, и впервые за все время их знакомства Джим не стал бежать. Между ними стояла целая толпа людей, все дороги были заполнены компаниями выпивших гуляк, которые старательно напевали «Олд Лэнг Сайн» нетрезвыми голосами. Ирландцы пили гораздо лучше шотландцев, но в праздничные дни на улицах Лондона чаще звучала именно шотландская песня. Бежать не было смысла – толпа, посреди которой промышлял воровством Джим, была слишком плотной, чтобы можно было развернуться и дать деру. Они смотрели друг на друга, как львы, готовящиеся наброситься на одну и ту же антилопу. Не сказав ни слова, Джим развернулся и спокойно растворился в толпе. Сейчас слишком легко было сдаться.-----
Себастьян не побежал вдогонку за Джимом. Он не понимал, почему – мозг уже отправил его мышцам команду двигаться, и его ноги почти что вибрировали от позыва немедленно взять разгон. Но он так и не сдвинулся с места, смотря на то, как Джеймс растворяется в толпе. Наверное, достаточно было вспомнить, что Себастьян так и не смог вытеснить Джима из своего разума. Он не знал, что это значило для него. Возможно, все – а, быть может, и ничего. Прошло ведь так много времени. Неделями Себастьян видел одни и те же сны и мечтал об одном и том же моменте, раскрывая свои потайные мысли дневнику и так и не осмеливаясь озвучить их. Неделями Моран мечтал об этом парне, оставившем свой след на его коже, который с каждым днем впечатывался в него все глубже, как застрявший кусок стекла. Но Себастьян все равно стоял на месте, подобно камню в человеческом потоке. Он почти не обратил внимание на то, что почти пустая бутылка в его руках упала на землю, и в следующий же момент кто-то пнул ее дальше по дороге. Остановись. Но он не смог остановиться. Он побежал сквозь толпу людей, зная, что никогда не найдет его. Но даже если Себастьяну удастся найти Джеймса, изменится ли хоть что-нибудь? Какой в этом смысл? Будут ли те тысячи слов, которые он хотел произнести, иметь хоть какое-то значение для Джима? Он обезумел от своей одержимости. Развернись назад. Иди домой. Он победил. О, да, он победил. Себастьян так хотел остановиться и пойти домой… но не смог.-----
Джиму повезло – ему попался весьма богатый улов. Заполненный до отвала бумажник сам по себе был очень хорошей находкой, но, помимо денег, в нем был еще и свежий проездной на метро. Это в несколько раз увеличивало ценность находки, и Джим невольно расплылся в улыбке, положив новообретенное сокровище в свой карман. Джим не пил, но знал, что нарастающий в нем азарт от удачной охоты сравним лишь с тем чувством, которое ощущает пьяница, сделав первый глоток из вожделенной бутылки. Но он понимал, что не стоит заходить слишком далеко – если его поймают, проблем ему не обобраться. Он вновь увидел Себастьяна, отчаянно пробивавшегося через толпу. Он так неистово высматривал кого-то в толпе, что Джим сразу понял – Моран ищет его. Никто не обратил внимание на Джеймса, в то время как Себ своим поведением сразу привлек к себе всеобщее внимание. Несколько девушек уже собирались как-то обратить на себя внимание Себастьяна, но перед тем, как они смогли сказать хотя бы два слова, Джим сам вышел к нему и встал прямо на его пути, как будто бы позабыв о том, что Моран был значительно его выше и накачаннее. - Почему ты до сих пор преследуешь меня? Мы теперь квиты. Я не собираюсь вновь на тебя охотиться. Джим встал на цыпочки и показал пальцем на едва заживший розоватый шрам, рассекающий правую часть губы Себастьяна. - Или ты хочешь такой же с другой стороны, чтобы рот выглядел ровно?-----
Себастьяну почти удалось убедить самого себя развернуться и попросту вернуться в поместье, которое он почти ненавидел и где годами не хотел появляться именно в этот праздник. Почти. Но Джим внезапно появился перед ним буквально из ниоткуда, и все внимание Себастьяна моментально сфокусировалось на нем, как будто бы Джеймс был огромным и мощным магнитом, а Себастьян – крохотным кусочком железа, неспособным устоять перед настолько великой силой. Джим казался еще меньше, чем в момент их предыдущей встречи. Даже его рука, указывающая на навеки впечатавшийся в кожу Себастьяна шрам, была настолько тонкой и легкой, что Джеймс казался Морану настоящей крохой. Себ инстинктивно провел языком по губе, ощущая напоминание, которое на нем оставил Джим. Он всегда будет чувствовать его в этом месте. Понимая, что ему не следует этого делать, Себастьян потянулся к запястью Джеймса. В отличие от прошлого раза, он просто держал его за руку, не укрепляя хватки. - Возможно, и так. Слова слетели с языка против его воли, а на губах растянулась игривая, непринужденная улыбка. Мало кто будет так улыбаться человеку, который в одиночку резал другим сухожилия и обливал их лица кислотой. Наверное, Себастьян сошел с ума, ведь просто склонив свое лицо ближе к Джеймсу, он вновь ощутил, как посередине уже остывшей груди разгорелось знакомое возбуждающее пламя. - Я просто хотел увидеться с тобой, - честно сказал Моран. Он так легко произнес эти слова, как будто бы кто-то положил их ему на язык, и вряд ли выпитое им пиво имело к этому хоть какое-то отношение.-----
Джим напрягся при виде того, как Себастьян взял в руку запястье, которое никогда ему не принадлежало. На секунду он сузил глаза, но потом понял, что в этот раз сможет легко вырваться – Себастьян не держал его слишком крепко. В этот раз его не поймают и не припрут к стенке. - Я думал, ты научился держать свои руки при себе. Он потянул руку к груди и протер освободившееся запястье пальцами другой руки, как будто смывая с себя отпечатки пальцев Себастьяна. Его сердитый взгляд превратился в выражение недоумения, когда Моран сказал, почему так долго охотился за Джеймсом. Но Джим хорошо себя контролировал, и единственным, что выдало его удивление, стала слегка приподнятая бровь. - Ты меня увидел. Теперь все? Джим не понимал, почему Себастьян так хотел его видеть. Он что, собирается нажаловаться полиции или выставить ему счет за лечение? Ну что ж, удачи – Джим не был гражданином Англии и находился в Лондоне на правах нелегала. К тому же, он не собирался выслушивать нотации на тему того, как он разрушил жизни людей, нисколько не заботящихся о его жизни. Он не успел сказать Себастьяну, чтобы тот убирался подальше. На него налетела какая-то пьяная девушка, подскользнувшаяся на собственном сапоге. Она толкнула его в сторону Себастьяна, вылив на него свое пиво. Джим напрягся и завизжал до того, как смог взять себя в руки, но было уже слишком поздно – пиво разлилось по всей его спине, сдобрив зверский холод ужасной вонью. Он быстро скинул с себя верхний свитер, пока спиртное не пошло ниже по одежде, и выжал его, чувствуя, что его до дрожи пробирает зверский холод.-----
- Нет, еще далеко не все, - Себастьян никак не мог стереть глупую ухмылку со своего лица, пока их милую беседу не прервала пьяная девушка, которая уже не стояла на своих чертовых ногах. Ощутив на себе офигевающий взгляд пьяного тела, Моран приподнялся и подмял Джима под себя, защищая его от нажравшейся женщины. Он выставил ногу в сапоге и поставил ей подножку, наблюдая, как будущая гостья вытрезвителя с грохотом упала на землю. Распластавшись на асфальте, она выглядела точь-в-точь как пьяный жираф. Моран кинул взгляд на Джеймса и быстро отступил назад, но его тоже проняла дрожь при виде худенького плохо одетого парня. Он никогда не был благородным рыцарем или заботливым любовником, но в этот раз что-то в его груди дрогнуло, пока он смотрел на Джима. Несколькими быстрыми движениями он снял с себя куртку и бесцеремонно кинул ее на голову и плечи паренька. Закончили ли они? - Мы лишь только начали, - наконец ответил Себастьян, не обращая внимания на девушку, которая с помощью своих настолько же пьяных друзей пыталась встать на ноги.-----
Все внимание Джима было уделено мокрому свитеру, и он совершенно упустил момент, когда Себастьян вновь схватил его и потянул на себя, прислонив на момент к своей груди. Исходящее от него тепло как будто бы дразнило Джима, успевшего уже позабыть это чувство за долгие зимние месяцы. Инстинкты повелевали немедленно отстраниться, но не успел он этого сделать, как Себастьян поставил подножку повалившей Джима девушке. Джим лишь пораженно моргнул глазами. Себастьян что, собирается начать драку и обвинить его в этом? Но спустя несколько секунд его тело почувствовало прикосновение плотной куртке, и Джеймс больше не смотрел на блондина; его широкие коричневые глаза, казалось бы, уже занимали половину лица, а брови выражали полнейшее недоумение. Джим не понимал, как реагировать на такое. Себастьян сделал той девушке подножку лишь за то, что она толкнула Джима? Почему он так переживал за него? И почему дал ему свою куртку? Задержав свой взгляд еще на секунду и так и не услышав объяснений, Джим положил свернутый в клубок свитер в большой карман и надел предложенную ему куртку. Тепло было просто божественным, запах дыма и дорогого одеколона приятно обволакивал его, и Джеймс на момент прижался к ткани. Он отошел в сторону и пробормотал: - Я… ухожу из этой толпы. Оказавшись на открытом пространстве, Джим медленно пошел по улице, позволяя Морану следовать за ним. Он не говорил Себастьяну, что тот может идти вместе с ним, но и не стал убегать или идти в другую сторону. Время от времени он кидал быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что старший парень успевает за ним к ближайшей станции метро. Джим спустился по ведущей в подземку лестнице – здесь было гораздо тише и безлюднее, ведь в такое время большинство людей уже добрались, куда хотели. Сейчас все были или на Пикадилли, или на Трафальгаре, ожидая, пока праздничный бой Биг-Бена отметит начало нового года. Он воспользовался своим новым проездным и оказался на станции, все еще отогревая руки в карманах Себастьяновой куртки – холод еще не до конца отступил от него, пощипывая кончики пальцев.-----
Себастьян так и не объяснился. Ему и раньше приходилось спасать замерзающих – тело Морана отдавало больше тепла по сравнению с большинством других людей, и обычно оно поглощалось одеждой. Когда носишь качественные вещи, они не теряют тепло, а лишь собирают его и отражают обратно в сторону владельца. Так вот, в прошлом Моран уже несколько раз спасал замерзающих – в основном ими были не по сезону одетые девочки, постоянно увивающиеся за Себастьяном. Распластавшееся на земле пьяное тело так и не поняло, что отправилось в свободное падение лишь с чужой помощью. Та баба так этого и не поймет – Джеймс сказал, что уходит, и Себастьян мигом последовал за ним. Он сделал бы так, даже если его путеводной звезды не оказалось бы рядом. Моран шел позади Джима, спрятав руки в карманы джинсов от холода. Они не нуждались в словах, и Себастьян молча зашел за ним в подземку, проведя проездным у турникета и положив его в задний карман. Он понятия не имел, куда они шли, но пока Джеймс не сказал ему остановиться. Неясно, услышал бы Себастьян эту команду в нынешнем своем состоянии, и еще более неясно, послушался бы он ее или нет. Но пока Моран просто стоял рядом с Джимом и никак не мог отвести от него взгляда. Он лишь на секунду перевел взгляд на сидящую на угловой лавке парочку, оживленно шумящей и пытающейся отобрать друг у друга бутылку спиртного и сигарету. Себастьян вспомнил, что не мешало бы забрать сигареты, и с легким звуком повернулся к Джеймсу, отогревающему руки в карманах его куртки. Моран приблизился к нему и, прищемив плотную ткань, расстегнул «молнию» и достал пачку сигарет из одного из внутренних карманов. Металлическая зажигалка уже была внутри пластиковой упаковки, и он положил свое добро в пустой задний карман джинсов. Себастьян сомневался, что Джиму пригодятся сигареты с зажигалкой. Никто не произнес ни слова. Его руки вернулись в карманы джинсов, но взгляд так и не сходил с лица Джеймса, а на уголке губ, прямо рядом со шрамом, заиграла маленькая, едва заметная улыбка.-----
Джим кинул взгляд на Себастьяна, который, издав небольшой звук, разворачивался и приближался к нему, и его глаза расширились, когда тот расстегнул куртку и потянулся за сигаретами, проведя рукой по спрятанной за потертым свитером груди. Он в тот же час напрягся и приготовился отойти на безопасное расстояние, но Моран уже достал, что хотел, и убрал руки. Он был готов взбунтоваться, но на станцию уже приехал поезд, и Джим вошел в него сразу же, как только двери открылись. В вагоне было относительно пусто, но они были не одни – в заднем конце валялась парочка перепивших людей. Джеймс присел на жесткую лавку и уставился взглядом вперед, даже не обращая внимания на продолжающего следовать за ним Себастьяна. Моран молчал, да и Джиму было нечего сказать – он действительно не понимал, что здесь происходит. Может, Себастьян пытался узнать что-то о нем, как Джим до этого? Но тогда тот бы не молчал, а расспрашивал бы Джеймса о его жизни. Прошло еще несколько молчаливых минут, и Джим лишь сильнее укутался в куртку, пока его пальцы не нащупали край книжки. Он кинул быстрый взгляд на Себастьяна и вытянул из глубин куртки небольшую оббитую кожей книжицу. Заинтересованно хмыкнув, Джим раскрыл ее и быстро пробежался по написанным плотным почерком словам. Он ожидал увидеть небрежно написанные в пьяном угаре рассказы о завоеваниях, но вместо этого читал истории о птицах и котах. Джим наклонил голову назад и взглянул на Себастьяна, задавая глазами те вопросы, которыми не хотел беспокоить свой рот.-----
Если бы он и обратил внимание на устремленный на него раздраженный взгляд, он бы и не подал виду, что его это задело. Сидя рядом с Джеймсом, Себастьян молча осматривал поезд, даже не интересуясь спящими хмельным сном людьми в дальнем его конце или их сомнительными жизненными решениями. Он был уверен, что как минимум несколько парней из его круга общения сейчас были настолько же пьяны. Голубые глаза смотрели на противоположное от них окно, и Себастьян в очередной раз удивился тому, насколько же Джеймс меньше его в плане как роста, так и осанки с телосложением. Может быть, он вообще был ребенком, но, вспомнив о том, что Финли Коттерилл учился вместе с ним, Себастьян понял, что Джеймсу было в районе 16 лет и он был как минимум на год младше самого Морана. Уже не ребенок, но еще не юноша. Через оконное отражение Себ видел, что Джим устремил свой взгляд куда-то вниз, и Моран решил посмотреть на то, что же так его заинтересовало. В руках Джеймса было нечто очень ценное для Морана, и первой его мыслью было немедленно вырвать книгу из Джимовых рук – так он делал с каждым, кто смел открывать его записи. Глубокий вдох – и Себастьян смог сдержать себя, выдавая дыханием осознание того, что Джеймс проник в его святая святых. - О, это, - он забыл, что там было написано. Себастьян рисковал всем, позволяя Джиму читать его записи, но, с другой стороны, тот ведь не знал, о чем именно писал Моран. Почти никто не догадывался о ходе его мыслей, ведь он никогда не указывал в своих записях имен и не приводил ничьих высказываний. Лишь небольшие даты на полях в тех местах, где он заканчивал очередную запись или начинал писать что-то новое. Себастьян держал дневники годами – этому исполнилось от силы несколько месяцев, и он уже был на три четверти заполнен. Моран записывал в него свои мысли, от которых не мог избавиться и которые активно требовали выхода. - Я часто пишу, - он даже слегка преуменьшил. Себастьян вытащил книгу из рук Джима, закрывая ее и ища завязки. Все его дневники были в кожаном переплете, а этот до сих пор пах свежей кожей. Морану нравился этот запах. - Это так, всякие глупости.-----
Себастьян забрал у него первую заинтересовавшую его вещь, и Джим моментально нахмурился и прожег его враждебным взглядом. Первой его мыслью было отобрать книгу и перечитать ее от корки до корки, пытаясь найти хоть какой-то намек на то, что же так заинтересовало в нем Морана. Его взгляд переключился на дорожные знаки и фонари за окном, периодически освещающие погруженный во тьму поезд. Если бы поезд уже остановился, Джеймс бы выбросил содержимое куртки Морана на пол, саму куртку швырнул бы Себастьяну в лицо и в гневе выбежал бы на улицу, растворившись в другой толпе. - Такие, как ты, только на глупости и способны. Он поднял ноги на скамейку, уткнувшись ими в свою грудь. В поезде было холодно – устанавливать дополнительные обогреватели было непозволительной роскошью даже для лондонских властей. Джим положил голову на колени, тихо оскорбляя Себастьяна. Он берег энергию перед тем, как выбежать и раствориться в холоде. - Наверное, тебя так часто били по голове на твоем поле для регби, что ты еле можешь составить правильное предложение. Джим оскорбленно уткнулся головой в колени, ощущая легкое жжение в разогревающихся щеках. - Почему ты тогда это сделал… там, рядом с той забегаловкой. Ты просто хочешь надо мной поиздеваться?-----
Взгляд Джима выражал не столько разочарование, сколько обиду. Он надулся, как оставшийся без игрушки малыш, но это не испугало Себастьяна и тем более не заставило его убежать из поезда или изменить свое мнение. Когда Джеймс начал вполголоса оскорблять его, Моран издал хриплый смешок. Ему стало уже совсем весело, когда Джим решил проехаться по его умственным способностям, намекнув на травму мозга. Похоже, тот до сих пор считал Морана обиженным на всех тупым подростком. Прямо как в тех стереотипных фильмах. Он не собирался переубеждать Джеймса или дать ему понять, что он сам может кого угодно обидеть. Тот решил неумело сменить тему и задал небольшой сбивчивый вопрос, и впервые в его голосе отсутствовал сарказм. Они начали общаться. - Поиздеваться над тобой? – Вопрос прозвучал несколько недоверчиво, как и, наверное, голос Себастьяна. «Почему ты «это» сделал»… Звучало так, как будто Джеймс пытался обсудить с ним какую-то запретную тему, о которой тот не решался заговорить напрямую. Это ведь был обыкновенный поцелуй. - А зачем одному человеку целовать другого? Спустя несколько недель Себастьян наконец понял, что целовать других парней действительно было не совсем нормально. По крайней мере, за пределами Итона это бы нормой не посчитали. Некоторые назвали бы это «воистину ужасающим» зрелищем. - О, - Моран раздраженно выпустил воздух, поняв, о чем речь. Выходит, это было издевательством – целовать маленького парня-натурала, с которым ты буквально пару секунд назад чуть ли не бился? И это совсем, совсем не возбуждающе, не так ли, Моран? Он чуть не рассмеялся сам над собой из-за собственной нелепости. Он неделями был одержим Джеймсом, но он не понимал, что сам мог возбудить его до полусмерти в тот момент. Себастьян наклонился вперед, положа локти на колени и слегка прижавшись кулаками к кожаной обложке дневника. - Я поцеловал тебя по той же причине, по которой ты бы поцеловал девушку, - он не отводил взгляда от Джима, говоря с игривой, почти саркастической ноткой. – Ты интересен. Я вынужден был повиноваться притяжению.-----
Джим смотрел на Себастьяна, и его взгляд говорил лишь об одном: этот блондин был полнейшим идиотом. Он что теперь, будет объяснять, что значат птицы и пчелы в его дневнике? Джеймс закатил глаза и поднял руку, пока Моран опять не начал нести свой бред. - Я в курсе твоих явно гомосексуальных наклонностей, Себастьян Моран. Это очевидно. Я не оспариваю ни твоих, ни своих наклонностей. Меня интересует лишь то, почему ты так поступил. Я достаточно грамотен, чтобы понять цель твоего поцелуя. Тем не менее, твое влечение не имеет ничего общего с тем, что ты был для меня угрозой и сделал глупый поступок, руководствуясь своей ужасающей недальновидностью. Теперь ты следуешь за мной в надежде услышать прощение или получить возмещение убытков? Он отвесил Себастьяну легкий щелбан за то, что тот полагал, что Джеймс настолько глуп. - Ты идиот, Моран. Он резко встал на ноги, пока поезд останавливался на станции Ватерлоо. Куртка Себастьяна была очень большой и свисала ниже колен, но он не собирался ее отдавать. Джеймс вышел из поезда и теперь было ясно, что он направлялся к Лондонскому глазу, медленно крутящемуся в выходной день. Если бы Джим сейчас смог на нем подняться, к полуночи он уже был бы на самом верху, выше всего мира в момент его перерождения, а звезды были бы его короной, пока взрывы фейерверков не разделили их. До Глаза от станции было шесть минут ходьбы, и все это время Джеймс понимал, что за ним следовал упрямый и настойчивый преследователь. Очередь на аттракцион была очень короткой – в этот день люди предпочитали развлекаться с выпивкой, и, когда Джим дошел до кассы, он выжидающе взглянул на Себастьяна.-----
Когда Джеймс начал вычитывать его, Себастьян с большим трудом сдерживал смех. Он закусил нижнюю губу и ждал, пока тот закончит свою нотацию. Когда палец Джима легонько ударил его по лбу, Себастьян наконец сдался и рассмеялся во весь голос. - Значит, я импульсивный. Он ударился в размышления, смотря на то, как Джим встал. Куртка Морана была гораздо больше паренька, но тот вышел из вагона и пошел в сторону Глаза. Себастьян все так же настойчиво следовал за ним, будучи неспособным согнать улыбку со рта. Когда они добрались до кассы, Себастьян уже вытащил кошелек из кармана, и Джеймс смотрел на него выжидающим взглядом. Коричневые брови взметнулись в удивлении, но Моран оплатил оба билета. Себастьян уже давно понял, что Джим был сам по себе. Но, несмотря на нелестное мнение со стороны Джеймса, Моран не был полнейшим дураком; он на многое успел обратить внимание. Не услышав никаких возражений, споров или требований оставить Джима в покое, Себастьян сел вместе с ним в кабинку аттракциона, свисающую над водами Темзы. Он был на этой чертовой штуке лишь раз в жизни, когда ее открывали, и он уже успел забыть, насколько большими были эти капсулы. Они оказались наедине, и Себастьян уже несколько раз спросил сам у себя, почему вид светящегося праздничными огнями Лондона с столь же щедро украшенного Глаза не привлекал других людей. Когда за ними закрылась дверь, он что-то промычал под нос и, взглянув в темные воды Темзы, опять уставился на Джима. - Нет, я не идиот. Пришла пора ожидать извинений.-----
Джим еще никогда не посещал Глаз – обычно он тратил деньги на более важные для выживания в центре Лондона вещи. При значительно ограниченном бюджете посещение аттракционов было непозволительной роскошью. Войдя в кабинку, Джим быстро прижался ладонями к стеклу, как обрадованный ребенок. Таким он должен был быть на самом деле, но ему пришлось быстро взрослеть, и часть ребячьей души до сих пор пряталась где-то внутри, сокрытая за массивными стенами и преградами, ограждающими его от внешнего мира. В его глазах был восторг, когда он смотрел на усеянное звездами ночное небо над Лондоном. Золотистое освещение колеса обозрения очертило его ореол в таком свете, как будто бы он сам был родней с мерцающими в горизонте звездами. До того, как они поднимутся на вершину, осталось всего несколько минут, но он правильно рассчитал время таким образом, что фейерверки будут разрываться над их головами как раз когда они достигнут вершины. Себастьян заговорил и Джим повернул голову. Часть его бледного лица была залита золотым свечением, как будто бы Мидас поцеловал его в щеку. - Хорошо. Потому что ты никогда не получишь ни прощения, ни возмещения. Джим никогда не извинялся и никогда ни о чем не сожалел. Подобные вещи поглощают людей, превращают их разум в черное болото и опутывают их мысли. А внутри Джеймса уже расплывалась черная чернильная клякса, медленно прожигающая его тело изнутри. - Чего ты хочешь этим добиться? Ищешь еще одной возможности напасть на меня? Если так, то Джиму явно не следовало садиться с ним в одну кабинку, которая почти целый час будет висеть в воздухе. Но он уже показал Морану, что способен постоять за себя, и, скорее всего, Себастьян действительно вряд ли был идиотом.-----
Было удивительно смотреть, как Джеймс сразу подошел к окну и приложился к нему ладонями, в то время как кабинка начала медленно подниматься вверх. По его языку тела было видно, что он выглядел очень возбужденным, особенно по его дыханию, как будто он пытался вобрать в себя вкус воздуха ночного лондонского неба. Да и восторженный неотрывный взгляд в небо говорил в пользу этого. Он такой маленький, злобный и… На этом месте Себастьяну пришло в голову слово, о котором он даже не смел думать из-за его нелепости. Он подошел к маленькому ирландцу и оперся спиной об оградку, держась кулаками за железные перила. Холодное железо касалось его нижнего позвоночника, и парни стояли рядом на расстоянии ширины тела… тела Себастьяна, конечно, ведь Джим был тонким, как вафля. Себастьян никогда в своей жизни не требовал у кого-то извинений, да и сам он просил прощения без капли искренности. Кому-то это может показаться привилегией. Но серьезно, чтобы он требовал извинений от Джима за тот укус, который Моран справедливо заслужил? Это было смешно до безобразия. Рядом с ним стоял парень, который в свои 16 лет хладнокровно искалечил пятерых людей без капли сожаления. Себастьяну повезло, что он еще не лежал на больничной койке, и, будь он умнее, он бы уже навсегда оставил Джеймса в покое. Но он не мог. Что-то в этом парне не давало ему отстать от него. Наверное, какое-то безумие. Скорее всего, собственное безумие Морана. Смотря на Джима, освещенного огнями ночного Лондона, сложно было поверить, что все это происходит наяву, а не во сне. Джим выглядел… Джим, черт его возьми, выглядел милым. Себастьян даже не пытался скрыть свой жадный взгляд или держать чувства под контролем, и улыбка вновь наплыла на его губы. Похоже, он лыбился всю ночь напролет. Моран постарался не рассмеяться и сделал глубокий вдох, продолжая улыбаться неизвестно чему. - Ты мне сам сказал, что я не знаю, чего хочу. Себастьян пожал плечом и развернулся, вновь встав прямо перед Джеймсом. - И мы уже установили, что я импульсивный человек. Он показал пальцем на свою губу, где осталось вечное доказательство его импульсивности – шрам, который Джеймс ему оставил в момент их первого поцелуя. - Ты показал мне, какими будут последствия, если кто-то на тебя нападет. Значит, остается лишь один вариант. Он задержался на секунду, но потом, держась одной рукой за перила, слегка прильнул к Джеймсу, скользя пальцами по холодному металлу. - Я действительно кое-чего ищу.-----
Джим вновь отвернулся от ночного неба и взглянул на развернувшегося к нему Себастьяна, вопросительно приподняв бровь и прислушиваясь к его болтовне. Моран показал пальцем на шрам, и на секунду глаза Джима сузились, пока тот изучал тонкие розовые борозды, рассекающие Себастьянову губу. Джеймс останется там навсегда, постоянно напоминая старшему парню о последствиях его импульсивности. Один вариант. Себастьян наклонился к лицу Джима, сокращая и без этого небольшое расстояние между ними. Он, наверное, считал себя очень умным, когда нашептывал Джеймсу, что он действительно чего-то ищет. Торжественный звон Биг-Бена разнесся по всему Лондону, и разноцветные взрывы фейерверков заполнили кабинку потрясающим, великолепным сиянием. Джим слегка приподнялся и дотронулся обеими своими маленькими руками до лица Морана, ощущая его сильный, волевой подбородок. Пробила полночь и наступил новый год. При других обстоятельствах он даже не повелся бы на этот соблазн… но ведь Себастьян так отчаянно чего-то искал, не так ли? Лицо Джима прильнуло к Морану, и вокруг них тысячами разноцветных искринок взрывались праздничные салюты. Он подарил Себастьяну едва ощутимый, почти воздушный поцелуй, коснувшись своими губами оставленного им шрама, и прошептал: - Ищи где-нибудь в другом месте. Непередаваемый ирландский акцент лишь усилился, когда Джим перешел на шепот. Слова впечатались в шрам, как будто они предназначались лишь для тех тоненьких розовых бороздок. Может, Себастьян и почувствовал его поцелуй, а может, и нет – нервы, кожа и мышцы были забавными, непредсказуемыми и темпераментными видами волокон. Он отпустил лицо Себастьяна и развернулся в сторону окон, смотря, как взрывается ночное небо Лондона.-----
На их высоте треск и взрывы фейерверков звучали громче. Свет жестоко пронзал лондонское небо, а вспышки всех цветов радуги и других палитр устремлялись к звездам и рассыпались прекрасными переливами, демонстрируя, как люди распоряжаются главным подарком богов – огнем. Он не видел начало их великолепия. Маленькие руки мягко держали его голову, не давая ему развернуться и взглянуть на фейерверки, да и сам он не мог променять это бледное лицо, освещенное золотистым ореолом от звучащих вокруг взрывов. Веки тяжело опустились, но не закрылись. Пальцы Джима приятно холодили кожу, но его губы, прикоснувшиеся к шраму, были на удивление теплыми. Но то, что Себастьян чувствовал сейчас, казалось ему приглушенным по сравнению с его прошлым поцелуем. Наверное, эти слова должны были его оттолкнуть. Видимо, он хотел словесно разрезать Себастьяна, подобно скальпелю; найти те его части, что так настойчиво и безрассудно желали Джима, и отбросить подальше, чтобы этот бешеный спектакль наконец завершился. И если Джеймс действительно хотел этого, то он совершил ужасную, фатальную ошибку: он прикоснулся своими губами к тому месту, где навеки оставил осколок самого себя, и лишь еще сильнее проник в Себастьяна, пронзая его кожу и мышцы, врезаясь своими губами прямо до кости. Он остался стоять на месте, хотя Джеймс уже отстранился и вновь устремился взглядом в окно. За свою жизнь Моран повидал уже немало фейерверков, и они больше не производили на него впечатления. Единственным исключением стало то, как их отражения блестят и переливаются на бледной коже, мерцая над нечитаемыми чертами лица и создавая красочные цветные тени, затмевающие уже существующие. В этом фантастическом свете он выглядел еще моложе, а в его глазах отражались непередаваемые оттенки. Неизвестно, услышал ли он сквозь треск и взрывы фейерверков слова Себастьяна: - Я не могу.-----
Даже если бы Джиму удалось расслышать слова Себастьяна сквозь взрывы фейерверков, он вряд ли бы воспринял их. Все его внимание было обращено на ночное небо, и, хотя звезды привлекали его больше, чем взрывающиеся фейерверки, Джеймсу нравилось, как мерцание подчеркивало красоту этих гигантских газовых мешков, горящих на расстоянии миллионов световых лет от Земли. Он раздвинул ладони, сильнее прижимаясь к стеклу и как будто бы надеясь выдавить его и взлететь к звездам. Биг-Бен прекратил свой праздничный звон, и новый год вступил в свои права. Джим выжил в Лондоне очередные 365 дней, хотя в этот раз они стали для него серьезным испытанием. Возможно, пришла пора сменить город? Но какая-то невидимая нить удерживала его в британской столице и, как бы он не хотел уехать, у него всегда находилась причина остаться. Фейерверки все чаще пронзали небо – торжественные церемонии подходили к концу, и быстрое шипение и треск переросло в настоящий душ радужных искр, осыпающих город, пока в небе не осталось ничего, кроме клубов черного дыма, потихоньку растворяющихся в ночи. Они затмили звезды, оставив после себя запах огня и химикатов. Джим опустил взгляд и увидел, как яркие огни Лондона какую-то секунду отзеркаливали красоту звездного неба. «Это прекрасно», - завороженно прошептал он, проводя пальцами по стеклу. Кабинка начала медленно опускаться.-----
Густой запах пороха и дыма пробрался даже к ним в кабинку. Прямо под ними гремели последние раскаты новогоднего салюта, но даже это не могло отвлечь Себастьяна от Джеймса, который, упершись руками в окно, наблюдал за потрясающим светом, отражающимся на его бледном лице. Последний взрыв рассыпался золотистыми искрами над Темзой, и люди внизу кричали от восторга. Хлопок фейерверка рассеялся в воздухе, и теперь единственным, что нарушало тишину, был восторженный шум толпы снизу, который вместе с пахнущим порохом воздухом просачивался в кабинку. Некоторые наивные мечтатели всегда верили в то, что новый год – это время для новых начинаний. Вполне возможно, что даже для Себастьяна он станет весьма многообещающим. Услышав мягкий голос Джима, Моран тоже взглянул на праздничный Лондон; его огни сияли и мерцали, как кучка бриллиантов. Но Себастьян не мог отнестись к этой картине с таким же благоговением, как Джеймс – он ненавидел Лондон, и больше всего на свете хотел уехать из этого чертового города, каким бы красивым он не был в праздничные дни. - Да… Тем не менее, голос Себастьяна не выражал искреннего восторга. Если взглянуть на город ближе, можно увидеть, что он был заполнен людьми. Тысячами маленьких тел, которые двигались, копошились, извивались посреди города, делая что угодно и когда угодно, сами или в компании. Они смеялись, они плакали, они пели и вели себя как дураки. И Себастьян не чувствовал себя таким же, как они. Единственное, что могло заинтересовать его в Лондоне, сейчас было рядом с ним.-----
Джим еще долго наблюдал за Лондоном, хоть Себастьян и потерял интерес к ночному городу. Наверное, путешествие по Глазу было слишком скучным для парня из богатой семьи, но Джеймсу было наплевать. Никто не заставлял Себастьяна следовать за Джимом по всему городу, надеясь, что тот сможет его развлечь. Кабинка медленно опустилась на посадочную площадку, вернув парней с небес на земную твердь. Отсюда можно было слышать шум толпы и пьяное пение «культурно отдыхающих». Пока кабинка спускалась, Джим потянул руки назад, обернувшись к все еще смотрящему на него Себастьяну. Меньший парень моргнул и взглянул на Морана любопытным взглядом, слегка склонив голову. Он молчаливо стоял и смотрел на Себастьяна, и со стороны это выглядело как минимум странно. Джим не знал, чего ждал Моран, и даже не собирался выяснять это. Он рассчитывает продолжить беседу? Он не пытался оправдаться или сделать еще какую-то глупость и, наверное, это было даже хорошо – в какой-то степени Джим сдался, и его больше не волновало то, что за ним по Вестминстеру ушивается белобрысый итонец. Тихо что-то напевая себе под нос, ирландец развернулся к дверям и, как только они открылись, вышел на улицу, освободившись от общества Морана. Парк за аттракционом был переполнен слоняющимися людьми, для которых праздник еще только начинался. Для Джима, тем не менее, он уже закончился; терпеть лютый мороз и пьяных людей было просто невозможно. Джеймс снял с себя куртку Себастьяна и передал ее владельцу, едва склонив голову в почти незаметном кивке. Это единственная благодарность, которую Моран получит за сегодняшний вечер, и, по правде говоря, она была даже не до конца искренней. Ну… таков уж Джим.-----
То, что он ощущал, можно было назвать «скукой» лишь в последнюю очередь. В другой вселенной Себастьян бы просто вытащил свой дневник из заднего кармана и начал заносить в него свои мысли, ведь с такой позиции открывался потрясающий вид, дающий невероятный толчок всем чувствам и эмоциям. Даже его нелюбовь к этому городу и отсутствие сопереживания его жителям не смогла бы полностью заглушить полет его фантазии. Нет, Моран точно не скучал; он запоминал. Записывал в память образы, слова, картинки и даже мелкие упоминания о чем-то. Позже они каким-то непонятным образом сольются в очередную историю, которая так никогда и не выйдет за пределы дневника. Образ озаренного сиянием фейерверков Джеймса попадет в особые закрома его памяти. Рано или поздно он доберется до дневника. Джим вновь развернулся, но это не помешало Себастьяну продолжить его рассматривать. Даже наоборот – теперь они смотрели друг другу в глаза. Свет от фонарного столба проникал в почти полностью поглотившую их тьму, но теперь Себ видел в этих черных глазах нечто совершенно новое. Теперь во тьме глаз Джеймса то и дело проступали песчинки звездной пыли. Джим вернул Себастьяну его куртку, но Моран даже не подумал о том, чтобы отдать ее обратно до следующего раза, чтобы его пассия не замерзла. Вместо этого Себастьян просто надел ее, слегка улыбнувшись уголком рта, как будто бы говоря «да пожалуйста». - Будь осторожен, - он сам понимал, что говорит какую-то чушь, и от осознания этого уголок его рта дернулся. – Никогда не знаешь, кто может на тебя охотиться. Ведь иногда даже самые матерые охотники могут стать жертвами.-----
Джим кинул быстрый взгляд на Себастьяна и нахмурил брови. - Я знаю о тебе. И он развернулся и растворился в толпе, как будто он был капелькой воды посреди приливной волны, разлившейся на побережье. Вот только его сопровождали не другие водяные капли, а пьяницы, едва державшиеся на ногах в праздничную ночь. В отличие от них, Джим был в состоянии нормально передвигаться, и ему удалось быстро добраться домой еще до того, как он замерз. Хорошо, что он раздобыл проездной для метро. Весь следующий месяц ему удастся передвигаться по городу с относительным комфортом. Джим вернулся из города с достойным уловом и даже позволил себе поесть еще немного остатков новогоднего ужина хозяйки квартиры. Свернувшись в клубочек под горой одеял, служивших ему кроватью, он думал о том, что же было написано в том дневнике, который ему так и не дали прочитать. Джеймсу очень не нравилось, когда ему отказывают в чем-либо. Во сне он видел окрашенные в цвета радуги вспышки света и силуэты птичьих крыльев. Они будут доводить его до сумасшествия, пока он не достанет дневник Морана и не поймет, что же означают его истории. Джим ненавидел отказы, хоть ему и приходилось мириться с ними ежедневно.-----
Улыбка Себастьяна превратилась в легкий оскал, и они с Джеймсом разошлись каждый по своей дороге. Пройдя всего несколько шагов, Моран потянулся за сигаретой, смотря через плечо, как Джим растворяется в толпе. Он щелкнул зажигалкой и выпустил в воздух свежую струйку дыма, положив руки в карманы. В одном из карманов до сих пор лежал мокрый потертый свитер с воняющей пивной кляксой на спине. Себастьян вытащил его и долго рассматривал, зная, что уже не найдет Джеймса в этой толпе людей. Он просто положил свитер обратно и пошел сквозь толпу, наконец возвращаясь домой. Моран ехал обратно тем же маршрутом. Городские пейзажи сменялись на деревенские, а вскоре перед ним возник длинный ряд больших роскошных домов, которые выглядели гораздо старше своего возраста. В поместье царила гробовая тишина, а освещенный центральный коридор был похож на чей-то спинной мозг, соединяющий причудливой вязью коридорчиков поменьше все части здания. Себастьян мигом поднялся наверх и закрылся в своей комнате, выкладывая полные карманы вещей на свой стол. В конце концов он добрался и до свитера, который был слишком большим для его владельца. Моран оценивающе провел по нему пальцем и тотчас замер в недоумении, не понимая, как даже в двух таких свитерах Джеймс смог выстоять на трескучем морозе. От одежды пахло хмелем и мокрой тканью, но никак не Джимом. Себастьян отложил свитер в корзину для стирки, чтобы смыть с него пиво. Потом он начал писать о цветах и разбрызганных красках, нечетких масляных силуэтах на белом холсте. О стремительных водах, в которых обитали скрытные хищники, о сердитом дыхании посреди неба и большим, жестоким вспышкам света посреди вечной тьмы, взрывающимся приступами ярости. Он писал о великих бедствиях, о едином хаосе, который разрушал цивилизацию за цивилизацией, не подчиняясь никаким законам природы. О том, как он пробился сквозь камень и вызвал еще никем не виданное разрушение, после которого остались лишь камни, галька и зазубренные лезвия. Он смог заснуть лишь утром, когда первые лучи солнца уже пробивались сквозь занавески. Следующие дни он не выходил из поместья. Он положил выстиранный свитер в нижний шкафчик тумбочки и забрал его с собой, возвращаясь в Итон для продолжения учебы. И он продолжал мечтать о фейерверках, которых он не видел, и цветах, которых не существовало в природе.