Посвящения и молитвы

Сказка гласила совсем иначе – Был храбрый Джек, что добыл бобы, А дальше - великана убил или одурачил Зависело, мол, от одной судьбы. Да только сказка осталась сказкой, А быль, где Джек окунулся в грех, Где руки и лоб окропил кровью вязкой Была забыта, избегла скрижалей всех. В шумящей таверне, забитой сбродом, Джек ночь встречал, привычно глотая эль. Джек был бандит – лил кровь, как воду, И домом ему была таверна и, иногда, и бордель. Джек играл в карты – но карта не шла упорно, Он злился, все трогал на поясе острый нож. И скоро этот нож у чужого уже был горла, Стол кровь залила, карт масти стерев сплошь. И отерев от крови о ворот чужой ладони, Джек снял убитого путника тощий пустой кошель. Кого ни спроси – все, как один, не помнят, Что же нашел Джек среди прочих его вещей, Да только Джек из таверны ушел довольный, Тело остывшее просто спихнув под стол. Но ночью проснулся от того, как нестерпимо больно Что-то Джека вжимало в борделя пол. А дальше зазвучал сказки мотив знакомый, Только темней и страшней былинной его судьбы: Окропленные кровью по колдовства закону Ростки дали прОклятые бобы. Джека окутал кокон маслянистых побегов плотно, До хруста ребер и сиреневых синяков. Побеги сжимались крепче, Джеку сжимая горло, И Джек решил, что конец его вот таков. Огромный сияющий стебель вонзился в небо. И громом надсадно грянули небеса. И слышали все, где бы кто из людей честных не был Как разразилась над миром чудовищная гроза. Джека влачило сквозь облаков альковы, Протягивало его через бушующий пласт небес. Несло стеблем огромным, чтобы В призрачный сбросить проклятый старый лес. На остров, повисший над миром, принес его стебель, Или же на вершину некой огромной земной горы – Но где не искать, нет больше места, где бы Конца и края не было у ясной весны поры. Там, на поляне меж наклоненных крон вязов, Был демон, человек, или, может, какой-нибудь древний бог. Он мог быть королем, шахом, султаном, князем – Но конец Джека при нем был все едино плох. Вспоенный кровью стебель принес добычу, И колдун, стебель заклявший, добычу его принЯл. С жестокостью зверя и резкостью птичьей, Нерасторопность свою кляня Тело Джека, едва – но еще живого, Стараясь успеть, пока смерть его не взяла в клыки – Рвет на клоки, и в слово вплетая в слово, Тянет пальцами жилы его руки. Разрывает тесноту горячей груди, едва не ломая ребра, Кровью своей наполняя ее, как чашу или ведро, Вспарывает живот Джека когтем, как камень, твердым, На траву ладонями выгребает алеющее нутро. И вычистив кожу его, как скорлупу яйца, Вынув кости, разбросав по траве рваные мяса клочья, Колдун мажет кровью Джека черты чудовищного лица, Ведет носом, жует клыками совсем по-волчьи, Натягивает на себя не успевшее толком остыть обличье. Влезает в личину Джека, собой заполняя кожу. И в рукава рук ложатся его лапы птичьи, И кожей лица человечьего обтягивается его рожа. Скоро Джек стоит на траве, окровавленный весь и голый, И бездумно смотрит в небо, висящее низко-низко. Через час его ноги уже коснутся борделя пола, Через два он будет сидеть в таверне с похлебки миской. Через год Джек прослывет покорителем великанов. Через два – станет герольдом королевства. Будет показывать страшные свои раны, И станет влиятельным и известным. О Джеке, внезапно разбогатевшем, Сложат ладную сказку люди: Словно он у великана магические отбил вещи, И знает много теперь о волшбе и чуде. Потечет быль, выдумкой обрастая, Джек будет править, даже имя не поменяв. Истина во всем ясная и простая: Кто кровь пролил – тому на себя пенять. Чудовище в чужую вмиг обернулось кожу, И чудовищу, кровью вспоенному, весь мир открыт. О чудовище сказки сложат, А Джек настоящий будет навек забыт. И сквозь столетья остается одно туманно: Куда делся тот, кто прослыл легендою вековой. Тот, чья грудь украшена раной рваной, Тот, что без сердца в груди живой. Бродит ли он по свету, меняя личины-маски, Натягивая, как платье, кожи чужой наряд. *** Так и сложилось, что событья любимой сказки Меняли века напролет повсюду и все подряд. И ни один сказочник и менестрель не ведал, Какую, речами витиеватыми он сокрывал беду. И насколько сказка страшнее эта, И сколько следов кровавых к событьям ее ведут. И о ком была сказка: о звере, чудовище, человеке? И был ли на самом деле финал у нее иной? Но новый сказочник свой начинает рассказ о Джеке, А Джек черной тенью стоит за его спиной.