Беглый взгляд

      Человек более дальновидный или, скорее, более циничный, мог бы с самого начала догадаться, в чём тут дело. Капитан понимает, что не улавливает истинного смысла этой игры и теперь. «Вы должны научиться выходить за рамки обыденного, капитан. Способность нарушить правила и подвергать критике авторитет — основа основ творческого мышления, которому я столь долго и безуспешно пытаюсь вас научить» «Вы должны вести меня, наставлять и направлять. До окончания взаимодействия я ваш подчинённый и ученик». Нужно признать, что отчасти адмирал был прав: сознание, выбитое из привычной, наезженной колеи необычной ситуацией, генерирует всё более странные идеи.       У адмирала такая мягкая, бархатная кожа рук, гладкая, сухая и тёплая, что Пеллеон поневоле задумывается о кремах и тому подобных штучках для ухода. Раньше его совершенно не занимало, что начальство делает со своими руками после окончания смены. Раньше, правда, Траун к нему под рубашку этими самыми руками не лез. Их разница в росте не то чтобы велика, но существенна, и приходится немного привставать на цыпочки, чтобы получить очередной поцелуй в шею.       — Вы должны указывать мне наиболее эффективные способы нашего взаимодействия, — шепчет адмирал на ухо голосом настолько распутным и нечестивым, что хочется немедленно проверить границы своего могущества. — Вы здесь командуете, сэр.       Пеллеону в голову приходит мысль приказать встать на колени и взять у него в рот (откуда что взялось), но адмирал засовывает пальцы под пояс уже расстёгнутых им брюк, и мысли о рискованных экспериментах стремительно вылетают из головы. Пеллеон говорит себе, что это — только упражнение, а реакция его тела, истосковавшегося по чужим прикосновениям, вполне естественна, но прекрасно понимает, что самое возбуждающее сейчас — именно запретная противоестественность происходящего. Он покачивается на ослабевших ногах, обхватив адмирала за плечи для равновесия, и бесхитростно кладёт голову ему на плечо.       — Ничего не будет. Ничего не будет, сэр, — Траун легко поглаживает капитана по волосам — добрый жест участия и защиты, — пока я не получу чёткий приказ.       Ласкающие ладони внезапно исчезают, и Пеллеон чувствует, как его приподнимают, чтобы посадить на край стола. Траун разводит бёдра капитана шире, так, чтобы прижаться вплотную, их лица теперь на одном уровне, их губы сближаются, соприкасаясь.       — Скажи мне. Отдай приказ. Прими командование на себя. Победи свой ум.       Руки адмирала — ласковые, ухоженные руки — гладят кожу груди и живота, стягивают с плеч капитана расстёгнутую рубашку, но они никогда не пойдут дальше, пока адмирал не получит желаемое.       — Скажи мне, Гилад. Освободи себя.       Пеллеон всё же сдаёт последние рубежи и говорит о том, чего хочет — сначала шёпотом, потом всё громче и громче, как во сне, как в безумии, понимая, что сегодня его могуществу предела нет. Он не может перестать говорить, чувствуя, как все его желания немедленно и с жадностью выполняются. Адмирал послушно опускается на колени, раздвигая ноги своего протеже еще шире, и облизывает губы, медленно склоняя голову. Адмирал заходится благодарными стонами в ответ на каждое пожелание, откровенно нарочно, поощрительно, заставляя мышцы своего горла сжиматься и дрожать, и эти гортанные стоны ощущаются всем телом. Несколько минут происходящее — беспорядочная возня двоих, один из которых жаждет получить всё сразу, быстрее и сильнее, а другой стремится внести хоть какой-то порядок, но скоро они находят общий, свой собственный ритм, и капитан осознаёт неизбежность оргазма задолго до самого оргазма.       В расслабленной животной усталости Пеллеон пропускает момент, когда адмирал встаёт на ноги и приводит себя в порядок. Сознание возвращается в норму, следуя биению сердца, а Траун уже стоит в самой своей «трауновской» позе — руки заложены за спину, ноги немного расставлены, подбородок чуть приподнят — и сверлит еле продышавшегося капитана внимательным взглядом.       — Молодец. Ты молодец, — произносит в конце концов адмирал просто и негромко, приближаясь вновь, и Пеллеон запоздало думает о том, что не у него одного в ходе их урока могли появиться определённые желания.