Беглый взгляд

      Он просто отвёл её в свою каюту, взяв за руку и не обращая никакого внимания на недоумённые взгляды. Он мог бы отвести её на казнь, её собственную казнь – Мэрис не может сказать точно, воспротивилась бы она или подчинилась. Он долго гладил её лоб и щёки худыми горячими пальцами и спрашивал, прищёлкивая от волнения, понимает ли она, что делает, и хочет ли это делать, и хочет ли это делать с ним, и о том, что ему позволено, а что – нет, а потом просто взял за руку и отвёл к себе.       В юности Мэрис мечтала о мужчине, который полностью поймет её и полностью примет, и будет заботиться о ней, и защищать. И, если уж быть честной до конца, мужественная военная форма в этих мечтах появлялась очень часто. И теперь, когда эти полузабытые фантазии, смутные, расплывчатые, стали обретать плоть, Мэрис стало страшно. Она смотрела, как вместе с мундиром её любовник снимал привычную, приросшую к лицу маску безупречной сдержанности, без сомнений, без неуверенности, преисполненный доверия и заботы. Обнимал её, осторожными ласками рассказывая о тех чувствах, о которых не решался сказать вслух. И Мэрис знала, что его любовь, их любовь в конце концов разобьет ей сердце.       Она должна была остановиться ещё тогда, когда Траун расспрашивал её о родном мире и о семье, и смеялся негромко именно там, где смеяться следовало. Она должна была остановиться ещё тогда, когда Траун попросил обучить его человеческим приветствиям для друзей. Когда читал ей свои стихотворения, то, что он никому никогда не показывал, и смущался от похвалы. Но остановиться она не смогла, и сейчас она об этом совсем не сожалеет.       Мэрис проводит ладонью по повязке, стягивающей мужскую грудь, и на секунду задумывается о том, что ему, наверное, было больно от резких движений. Возможно, рана ноет и теперь. Наверняка ноет, но он не смог остановиться точно так же, как не смогла и Мэрис. Траун поглаживает её по волосам, пропуская пряди сквозь пальцы, он не устает вслух удивляться их красному оттенку, он никогда не видел волос такого цвета.       Мэрис старается не заснуть, ценя каждую секунду наедине с ним: эти ласки действуют гипнотически, усыпляюще. Она не хочет думать о том, как она теперь будет смотреть Дубраку в глаза, или о тех, кто видел командора под руку с пленницей. У них есть только несколько часов, украденных у всего мира, время, которое Мэрис не забудет никогда, не сумеет забыть, даже пожелав этого.