Беглый взгляд

      Пеллеон ненавидит Совет Моффов — всех вместе и каждого отдельно. Ненавидит комитет по защите прав нечеловеческих рас. А нахальных журналистов, которыми Великий Коридор просто кишит, сам бы передушил. И он ненавидит самого себя за слабость и трусость так, что это граничит с помешательством.       Рабочий день главы Империи только начался, это первое заседание. Экзоты в разноцветных расписных одеждах возмущённо галдят, моффы перекрикивают друг друга, изощряясь в оскорблениях, и морщинки в углах пылающих глаз стали заметнее, подчеркивая груз лет, груз ответственности и утрат.       Пеллеон очень хорошо знает, чем закачиваются для него дни, когда гранд-адмирал уже с утра не в духе, и заранее нервничает. Он может написать подробный сценарий вечерней программы их развлечений и вряд ли ошибётся хоть в одной детали. Он так устал.       Траун встает ему навстречу, и от него несет вонью эля. Его дыхание пропитано этим мерзким запахом, кажется, вся комната им пропиталась. Капитан устало садится на кровать — ничего не хочется, кроме отдыха, но Траун уже так близко, что мыски их сапог соприкасаются. Он поглаживает щёку Пеллеона, и в этом движении нет никаких эмоций. Словно дроид буднично выполняет свою подпрограмму. Он вздергивает голову любовника, давя на подбородок, и пытается просунуть в рот большой палец.       Капитан отворачивает голову, уклоняясь от настойчивых до грубости пальцев, и его взгляд падает на адмиральское кресло: на спинке уютно прикорнула пушистая тварюшка, она внимательно рассматривает двух глупых теплокровных, что своей вознёй не дают ей спать. Пеллеону становится не по себе от тёмного взгляда её выпученных, бессмысленных глаз.       — Гилад...       Шёпот тихий, свистящий. В такие минуты можно заметить гортанный, прищёлкивающий акцент в обычно гладкой речи. Пеллеон переводит свой взгляд чуть ниже — и вздрагивает. На столе пустые бутылки из-под эля. Две пустые бутылки. Совсем плохо дело.       — Гилад, посмотри на меня. Не нужно меня злить.       Капитан слышит позвякивание пряжки ремня: вот теперь начнётся всё самое интересное.       — Сначала ты выводишь меня из себя, после жалуешься.       На шее затягивается петля, пока ещё не слишком сильно.       — Если ты решил строить из себя недотрогу, я тебя в рот трахну с затянутым ремнем.       У Пеллеона нет ни малейшей причины в этих словах усомниться: такое бывало. Он знает, что если сейчас дрогнет и уступит — следующие полчаса будет давиться и задыхаться, ублажая любовника ртом. Он знает, что адмиралу совсем даже и неохота его отыметь — Траун после двух бутылок почти ничего не чувствует, удивительно, что на ногах держится, и приходится ухищряться по-всякому: языком, зубами, пальцами, чтобы это мучение прекратилось.       — Давай, займись любимым делом.       «Тебя лечить надо, — вертится в голове капитана. — Лечить, пока ты во второго Палпатина не превратился». Он смотрит, как Траун нетвёрдой рукой сражается с застёжкой брюк, и тихонько произносит:       — Я люблю тебя.       Капитан вздрагивает и открывает глаза. Заседание, судя по всему, подходит к своей кульминации: огромный ортолан хлопает ушами и трясёт хоботом, требуя признания геноцида ортоланского народа Империей, а мофф Дисра стучит по столу кулаком, и по его лицу понятно: на чей-то хобот он вот-вот смачно плюнет. Гранд-адмирал наблюдает за развернувшимся представлением, и в его лице — неподдельный интерес.       До вечера ещё много времени. Может быть, сегодня всё будет иначе.