Хотела… больше не любить…«Но, так нельзя» — сказало время…«Нельзя по прошлому судить, возможно ты была… не с теми…»©
Первого пробного грима Алекс ждала с волнением школьницы перед дверями класса понравившегося ей молоденького учителя. К тому моменту накладные королевские уши и белоснежный парик были готовы. Питер Суордз Кинг — специалист по гриму и прическам, лично сопроводил шевелюру его величества к трейлеру гримеров. Не смотря на то, что ему пришлось изготовить, не без помощи ассистентов, 752 парика и 263 бороды, подгоняя каждый комплект индивидуально — этот экземпляр полюбился ему больше всего. Он, с нежностью поглаживая молочного цвета гладкие пряди, лично и с пристрастием проинструктировал Алекс, давая четкие указания по технике наложения и уходу за изделием, вгоняя ее еще больше в коматозное состояние. Спустя некоторое время после их поездки на конюшню настал-таки день «J» и время «H».* У девушки с самого утра все валилось из рук. Ночью, от волнения, она практически не спала, представляя себе картины своего позора, одну хуже другой. Вся уверенность в собственной компетентности и груда отличий за труды куда-то подевались. А когда под утро ей удалось-таки ненадолго заснуть, звонок будильника вырвал ее из состояния дремы аккурат через полчаса. Миоклония, сопровождавшая резкое пробуждение, не добавила ничего приятного в общую картину. Правую лодыжку свело судорогой и девушка, шипя и ругаясь, потратила пятнадцать минут, растирая ее и массируя. Память услужливо подсунула ей черно-белую картинку из прошлого, где она также, глотая слезы, терла опухшую, жутко ноющую икру с длинным багровым следом, оставленным клюшкой для гольфа. «Сколько в прошлое дверь не закрывай, а оно все равно сквозь щели просачивается…» -сокрушенно подумала она. В тот день шатенка собиралась особенно тщательно. Дни, сменяя друг друга, пронеслись мимо, словно свора гончих. Снова была пятница. Формальная пятница. Еще в первом съемочном блоке Филиппа предложила в этот день недели, по возможности, всем одеваться в официальные, строгие костюмы, чтобы напоминать некоторым особо увлекающимся и полностью погруженным в работу личностям, не следящим за днями — впереди выходные. Люди настолько отдавали себя работе, что иногда им было трудно с точностью обозначить время, в котором они в данный момент обитают. И они частенько обнаруживали себя стоящими перед закрытыми дверями своего отдела и понимающими, что сильно лоханулись. Девушка остановила свой выбор на черных джинсах дудочках, черном же лонгсливе с так любимым ею вырезом каре и блейзере в тон, с замысловатым фигурным кроем лацканов и белой окантовкой. Вещью, оставшейся от старой и, теперь такой далекой, жизни во Франции. Выточки и рельефы эффектно подчеркивали ее стройную талию, придавая облику хрупкости и ненавязчивой элегантности. Строгий, почти пуританский пучок довершил образ. — Ну, просто диахромная жертва эпохи Османа! — всплеснула руками Рокси, поджидавшая девушку в машине у дома. — Что, в радуге цвета закончились, или со всей палитры тебе доступен только бинарный спектр? — глумливо полюбопытствовала рыжая, окидывая Алекс насмешливым, но, в то же время, беззлобным взглядом. — Я знала, что тебе понравится, — иронично проговорила шатенка, усаживаясь в машину и подставляя щеку для дружеского поцелуя. Рокси завела мотор и рывком тронулась с места. Спустя несколько минут они выехали на центральную дорогу и слились с потоком машин. Алекс взяла у Рокси, ожесточенно ругающей левостороннее движение, протянутый ей стаканчик с американо, второй, точно такой же, только с лате, остался стоять на подставке, ожидая, пока рыжая обратит на него внимание. Они остановились на светофоре, дожидаясь, пока загорится зеленый свет. Рокси бросила косой взгляд на подругу, рассеянно помешивающую свой кофе пластиковой палочкой. Физически она находилась в салоне автомобиля, но мысли ее были сейчас далеко отсюда. — Нервничаешь? Взгляд Алекс прояснился и она, оторвавшись, наконец, от своего однообразного занятия, посмотрела на девушку. — Ты знаешь меня, как никто! Разумеется, нервничаю. Она так боялась показаться некомпетентной, неумелой и неуклюжей, допустить ошибку или, что еще хуже, случайно ткнуть актера кисточкой в глаз, что в последние дни подсознательно начала избегать его. Она все так же следовала за ним взглядом, но держала дистанцию, убеждая себя в том, что физическое влечение не станет помехой в их сотрудничестве и никак не повлияет на ее профессиональные навыки. Несколько раз она ловила на себе откровенно изучающий взгляд Пейса, которым он пытался вызвать ее на диалог, но всякий раз неизменно трусила и находила предлог, чтобы поспешно убраться из пространственной плоскости их непосредственного пересечения. — А вы неплохо смотритесь вместе! — вдруг заявила рыжая, невозмутимо продемонстрировав средний палец соседнему с ними автомобилю, водитель которого, не по-джентельменски, попытался их подрезать. — Он высокий, красивый, не страдающий нарциссизмом, в меру популярен, не тусовщик, — сзади послышался гудок клаксона, и Рокси тоже нажала на сигнал, поторапливая медлительных автолюбителей спереди.— Отзывчивый, заботливый, состоятельный. — И гей! — поддакнула Алекс, которой идеальность обсуждаемого ими субъекта казалась уж слишком подозрительной. Ну, не верила она в идеальных людей. Не мог человек состоять только из белого или черного. Не существовало абсолютно хороших, или абсолютно плохих. Решительно все люди серые, но оттенок у каждого индивидуален. — Это доподлинно неизвестно! — многозначительно подняла вверх указательный палец рыжая, не собираясь сдаваться. — Он хорошо воспитан и характерами вы похожи, — задумчиво протянула она, разглядывая бампер машины спереди с веселенького вида наклейкой, предупреждающей: «Не сигнальте! Дети хотят писать!». — И к чертям на перевоспитание тех, кто утверждает, что противоположности притягиваются! — отрезала она, пресекая любые возможности подруги возразить. — В общем, наш король идеальная пара для такого закомплексованного бревнышка, как ты, — вбила она последний гвоздь в крышку гроба, хранившего в своих глубинах неверие подруги. — Он актер, — попыталась воспротивиться девушка, — половина его жизни — игра и притворство. Скорее всего, он не тот, кем кажется! За что она не любила Hollywood, так это за искусственность. Звезд, натасканных своими имиджмейкерами, агентами и пиарщиками, создавшими им образ, зачастую кардинально отличающийся от настоящего. Разговариваешь с таким человеком, а вокруг него тонкой паутинкой вьется ложь, опутывая словно кокон. Искусственно созданные, вылепленные по образу и подобию они, в конце концов, теряют связь с действительностью, уже не разбирая, где игра, а где реальная жизнь. Теряют себя. Когда «идеальность» — единственно верный способ сделать капитал, человеку всегда есть что прятать. Непопулярные личные взгляды и сомнительные пристрастия, глупые поступки и проблемы с законом, нетрадиционная ориентация — все это, ставшее достоянием публики, может развалить карьеру в два счета. Публичные личности не принадлежат себе целиком и полностью: любое их высказывание может быть подслушано и интерпретировано как угодно, их личная жизнь вечно под прицелом камер, и скатиться с этой крутой лестницы можно очень легко, стоит только оступиться. Марионеткой приходится быть не только на съемочной площадке, но вообще везде, где celebrities могут увидеть. Простые человеческие ценности, как-то поцелуй или объятия в их восприятии искажаются, обесцениваясь. Размывается граница между верностью и изменой, между хорошо и плохо. Чувство вседозволенности толкает любимцев публики на рискованные, зачастую глупые поступки, а постоянное напряжение — на употребление запрещенных препаратов. И если вдруг что-то просочиться в прессу, публицист, везде следующий за звездой, словно цепной пес, указывающий что одеть, как встать и даже что сказать, мигом разрулит опасную ситуацию и даже использует этот случай, чтобы в очередной раз пропиарить звездного подопечного. Затевается реабилитационная кампания: дискредитировавшую себя звезду делают героем телесюжета, в котором она жертвует крупную сумму в приют для бездомных животных, призывая людей быть человечнее к братьям их меньшим. Или посещает детский дом, чтобы пообщаться со своими маленькими фанатами. Репутация знаменитости реанимирована, фанаты снова очарованы, а глаз общественности замылен. Если же всенародный любимец взбрыкнет и начнет противиться гиперопеке собственного агента и плевать на глянцевые стандарты, система просто отторгнет его, как инородное тело. Поэтому проштрафившаяся звезда молча сносит все морали и нравоучения о собственном неподобающем поведении. В определенный момент человек понимает, что без пресс-агента, купирующего скандалы и генерирующего нужное публике позитивное движение вокруг артиста, он давно уже мог превратиться в посмешище и остаться без работы. — Не приклеивай людей к этикеткам! — громыхнула Рокси, остужая философский пыл подруги. Поморгав поворотником и обругав шовинистической свиньей очередного водилу, не пожелавшего их пропустить, она таки вырулила, наконец, на дорогу, ведущую к студии. — К тому же, у Ли восхитительное чувство юмора! — внезапно встрепенулась она.— Ты только представь: он отослал брату собственную накладную грудь! Только за это я его уже обожаю! — она хохотнула и, мигнув габаритами, попыталась перестроится в правый ряд. Тут же послышалось ожесточенное гудение клаксонов. — Твои приоритеты, дорогая, меня настораживают! — фыркнула шатенка, поднося стаканчик с остывающим кофе к губам. — А еще, он чертовски харизматичен и от него пахнет сексом! Алекс, как раз сделавшая глоток, изобразила смертельный номер под названием « человек-бранзбойт». Коричневые кофейные ручейки весело заструились по лобовому стеклу, пугая своим видом вечно удивленную собаку на приборной панели, озабоченно качающую головой. — Ты его что, обнюхивала? — негодующе вскричала шокированная девушка, требовательно воззрившись на подругу…***
Алекс уже несколько минут нервно мерила шагами трейлер, поправляя то, что и так лежало безупречно, и было в полном порядке, ей было безразлично, что делать, лишь бы чем-то занять руки. Пятница давно стала для нее самым важным днем в неделе. Рокси, с комфортом разместившаяся в кресле напротив двери, лениво листала глянцевый журнал, изредка одобрительно хмыкая. Пейс должен был явиться с минуты на минуту. — Как я выгляжу? — в который раз, наверное, десятый за последние четверть часа, поинтересовалась шатенка, судорожно заправляя за уши выбившиеся из строгого пучка светло каштановые пряди. — Превосходно! — растягивая звуки, ответила рыжая, даже не соизволив посмотреть в ее сторону. Нет, она не была так небрежна к подруге, просто нервозная беготня той по трейлеру уже порядком ее достала. Да и не видела она смысла отвечать на глупые вопросы. — Ты бы хоть взглянула на меня! — добродушно пожурила ее девушка. Глас совести пробился сквозь толщу глянцевых страниц и заставил девушку оторваться на мгновение от печатного издания и зыркнуть на Алекс. — Ты воистину не отразима, — коротко бросила она и снова занялась журналом. — Ты правда так считаешь? — с надеждой в голосе спросила шатенка, комкая в руках полотенце для технических нужд. — Да! Ни в одной луже! — уверенно подтвердила она.— Так что успокойся! — Спасибо, дорогая, ты мне очень помогла! — саркастически заметила Алекс и запустила в нахалку полотенцем. — Всегда пожалуйста, — все так же отстраненно отозвалась Рокси, с легкостью уворачиваясь от махрового снаряда и продолжая с интересом рассматривать содержимое страницы. Именно этот момент и выбрал Майкл — ассистент ассистента третьего помощника повара курирующего сдобу и напитки, а попросту говоря — мальчик на побегушках, чтобы войти в трейлер. Открывшееся зрелище поразило его даже больше, чем полотенце, секундой ранее просвистевшее у него мимо лица. Парень так и застыл на пороге, не решаясь войти, с большущим плетеным подносом наперевес, сплошь заставленным стаканчиками с кофе и аппетитного вида булочками, узрев в кресле рыжеволосую девушку в короткой юбке, лениво листающую, явно порнографического содержания, глянцевый журнал. На гладкой обложке красовался подтянутый афроамериканец с внушительным достоинством наперевес, и совершенно не прикрытым срамом. Ситуация была ОЧЕНЬ не ловкая: незаметно уйти у него уже точно не получилось бы, стоять и дальше как статУя в лучах заката он не мог, а врожденный дефект речи не позволил бы ему скрыть смущение при разговоре. Но парень, подумав, решил, что больший конфуз уже вряд ли возможен, поэтому смело перешагнул через порог и, стараясь не заикаться, четко выговорил: — Добрый… — начало было неплохим, но потом его взгляд скользнул по журналу и мозг, к великой неожиданности и ужасу хозяина, выдал то, что увидели глаза. — Член! — Что, правда? — заинтересовано вскинулась рыжая, заставив беднягу покраснеть до корней волос в подмышках и лихорадочно начать искать правильные слова, отступая обратно к двери. — Толстый день… — попытался исправиться он, но и во второй раз вышло не лучше. Сегодня явно был не ЕГО день. — Нет, ну ты просто издеваешься над моим воображением! — хохотнула Рокси, откладывая издание и в предвкушении потирая руки. Лицо парня пошло пятнами и он, собиравшийся было реанимировать себя в глазах коллег, решил все же не рисковать получить в свой адрес очередную насмешку. Обреченно махнув рукой и, крутанувшись на каблуках, едва вписавшись в двери, несколько стаканчиков на его подносе при этом перевернулись, он, не обращая внимания на водопад из кофе, низвергнувшийся ему на штанины, стремительно покинул трейлер. — Ну вот, — разочарованно вздохнула рыжая, — а все так многообещающе начиналось! Какие нынче мужики стеснительные пошли. Просто нежные фиялки в клоаке разврата. Алекс сердито воззрилась на ту, по чьей вине у входа в ее гримерную разлилось Эгейское море. Не говоря ни слова, отняла эротическое пособие, послужившее причиной затопления, и спрятала его в ящик стола, заменив на не столь привлекательную, но очень полезную в быту — половую тряпку. — Ну чего ты сердишься? — мягко попеняла ей подруга, заметив раздражение девушки.— Не моя вина, что у мальчика такая реакция на пенисы! Боюсь представить, что бы с ним случилось, окажись он в Бутане. Это же не страна, а культ поклонения членам! Они занимают почетное место в их архитектуре и живописи. Алекс с подозрением покосилась на нее. Бутан был знаком ей только в качестве газа, и ни о какой стране с подобным названием она никогда не слышала. А не сочиняет ли ее подруженция очередную байку? Страна, поклоняющаяся фаллосу… А что, вполне в духе Рокси. — Жил там когда-то некий Лама Drukpa Kuenlay, — не обращая внимание на недоверчивое выражение лица подруги, продолжала вещать рыжая, — также известный как Божественный Сумасброд. Так вот, этот дядька прославился тем, что лупил злых духов членом по лбу, и они становились хорошими, и, уверовав, уходили в Буддизм… — Какая феерическая чушь! — оборвала ее шатенка. Воображение у ее подруги било, что называется, через край. — И ничего не чушь! — надула губы та. — С тех пор бутанцы свято соблюдают традиции и малюют пенисы на домах в качестве оберега. Подобный орнамент можно встретить повсюду: на домах, кафе, больницах, даже школах… — Прошу тебя, остановись, — взмолилась Алекс, перед мысленным взором которой уже просто рябило от количества высокохудожественных, эстетически прекрасных, пенисов, — полеты твоей фантазии абсолютно не пилотируемы. В следующий раз, когда будешь делать из мухи слона, умоляю, не приделывай ему крылья! Когда одна из причин нервозного состояния Алекс таки соизволила появиться на периферии их зрения, рыжеволосая поклонница Бутанской настенной живописи успела трижды обидеться и единожды оскорбиться. Теперь она яростно втирала пролитый кофе в пол трейлера и с подругой не разговаривала. — Что у вас снова приключилось? — поинтересовался Ли, заглядывая в дверной проем и любопытно обводя взглядом помещение, но, наткнувшись на Рокси, мрачно возившую по полу техническим полотенцем, не решился войти. — По пути сюда встретил Майкла… с таким лицом… — объяснил он, посмотрев на Алекс и разведя руками, будто оправдываясь в том, что просто не мог не полюбопытствовать.— На вопрос, что случилось, не ответил, сказал, что это лучше увидеть собственными глазами. «Оказывается, любопытство порок не только женского пола, мужчины тоже этим грешат». — отметила, где-то на краю сознания, Алекс. Рокси прекратила надраивать пол, подцепила впитавшую кофе тряпку острым носком лакированных высоких сапог и метким броском отправила ее в полет по направлению ванной, скрытой за выдвижной перегородкой. — Прости, дарлинг, из чисто профессиональных соображений я не могу продемонстрировать тебе сей научно-познавательный труд, — сокрушенно покачала головой она.— Ты тут же превратишься в перепуганную сову! Знаешь, как трудно гримировать перепуганных сов? — очень аргументировано объяснила она свой отказ. — К тому же, наглядное пособие у меня изъяли, — она совершено по-детски показала язык подруге.— Так что шокировать тебя мне нечем. А посему, я вас покидаю! Разрешите откланяться, — и она, изобразив нечто отдаленно напоминающее книксен, удалилась, звонко цокая каблучками. Ну вот хоть бы раз споткнулась, так нет же! Все еще раздраженная Алекс бросила вслед подруге затравленный взгляд. В ее голове в которой, буквально несколькими минутами ранее, роилось столько мыслей, переживаний и вопросов, вмиг опустело, их будто карандашный набросок стерли ластиком, оставив лишь чистый лист ватмана. Медленно до нее доходило, что сейчас она останется наедине с мужчиной, который ей не безразличен. От волнения у нее задрожали коленки. Да что это с ней? Они ведь уже оставались одни, причем в более интимной обстановке, нежели сейчас. И она тогда не робела, словно девственница в свою первую брачную ночь. Так что, черт возьми, с ней происходит. «Тогда было все иначе». — услужливо подсказал ее собственный спокойный и рассудительный внутренний голос. «Стресс, эффект неожиданности, у тебя не было времени проанализировать как следует свои ощущения и разложить все чувства по полочкам, приходилось действовать по обстоятельствам». Пока девушка вела молчаливый диалог сама с собой, Ли изучал ее сосредоточенное выражение лица, подрагивающие ресницы и закушенные губы. Ее напряжение не скрылось от его внимательных глаз, но интерпретировал он его по-своему. Решив для себя, что разберется с этим позже, он прошел в трейлер и весело заявил, что готов к примерке новой личины и всецело отдает себя в руки работников помазка и спонжика. Атмосфера немного разрядилась, Алекс вспомнила, зачем она здесь и, усадив актера в удобное мягкое кресло, достала из ящика распечатки с подробными инструкциями и визуальными примерами, выклянченные у Френ, после трех сотрясений на свою память она уже не полагалась, и, вооружившись инструментом, приступила к работе. Но далеко они так и не продвинулись. От известия, что придется выщипать брови, потому как по концепт-арту у Трандуила тонкие, надменно изогнутые брови в разлет, Ли пришел в такой ужас и категорично заявил, что еще раз этого кошмара не вынесет, что пришлось в срочном порядке созывать внеплановое вече в составе Джексона, Филиппы и Питера Кинга, не считая других, не менее важных для процесса сотрудников, вроде Тами. После детального получасового обсуждения и разбора возникшей проблемы Ли все также стоял на своем, было решено использовать специальный гримировальный скотч, с помощью которого можно просто немного приподнять внешние края бровей по средством натяжения кожи лба вверх. Но все же форму пришлось немного подправить, чтобы они смотрелись аккуратнее и не были похожи на непролазные джунгли. На сочувствующий взгляд Алекс Пейс лишь отмахнулся, довольный тем, что его не станут лишать отцовского наследства, сказав, что на съемках Солдатской девушки с ним еще и не такое делали, но повторять этот опыт ему совершенно не хочется. Его брови имеют неприятную тенденцию отрастать неравномерно, образуя неэстетичного вида проплешины. Пока она выщипывала, стригла и подравнивала королевские брови его величества, Пейс, откинувшись в кресле, старался расслабиться и получать удовольствие, ну, на сколь это вообще возможно, когда у тебя постоянно что-то выдергивают, да так, что даже в носу щиплет, а кожа нестерпимо зудит. Ему принесли вкусный кофе, то ли Майкл уже пришел в себя, то ли кто другой позаботился, но созданные для него условия были максимально близки к комфортным. И все же, наэлектризованность между ним и Алекс заряженным ружьем, готовым в любой момент выстрелить, повисла в трейлере. Он не старался вовлечь ее в разговор, изначально заметив, что отвечает она исключительно односложно или дежурными фразами, каждый раз испуганно вскидываясь, стоит ему открыть рот. Странно, очень странно. Ему казалось, они хорошо поговорили, тогда, после вечеринки, сидя на лавочке в темном парке под ярким диском луны. Так романтично, если задуматься. Давненько он не делал ничего романтичного. В тот вечер ему открылась еще одна ее грань, о которой, по словам девушки, мало кто был осведомлен, он изначально, с самого первого дня их знакомства, знал о ней гораздо больше, чем остальные сотрудники. Да. Он навел справки! Стоило давно признаться себе в том, что эта скрытная девушка зацепила его гораздо больше, чем ему казалось изначально. Он не был влюблен, но какой-то подспудный интерес к этой девушке постоянно преследовал его мысли. Возвращаясь к прошлому, он пытался выловить из глубин памяти тот момент, когда это произошло, когда он впервые посмотрел на нее иначе, чем на просто случайную знакомую. Когда выделил ее из того количества особей женского пола, с которыми приходилось иметь дело. И ему сразу вспомнилась тоненькая босая девушка с раскиданными по плечам, растрепавшимися волосами, в больничной рубашке, едва прикрывавшей худые коленки. С наброшенной поверх курткой, его курткой, переминающаяся с ноги на ногу на холодной бетонной площадке у приоткрытой двери, ведущей в вестибюль. Как она стояла перед ним, слабая и беззащитная, но решительная, как смотрела на него своими большими умоляющими глазами цвета золотистого гиацинта, как умоляла помочь. И он не смог отказать. Не смог не потому, что мягкотел, а потому, что не посмел предать то доверие, с которым она отдавала свою судьбу в его руки. « — Я однозначно сегодня уйду отсюда, с вашей помощью или без…, но с вами будет проще…» вспомнил он ее отчаянные слова. Так что же стало с этой решительной девушкой, куда она исчезла? Или эта черта ее характера появлялась только в критические моменты, как Рейджин, отвечающий за ярость — одна из личностей Билли Миллигана, художественную биографию которого он когда-то читал. Откуда эта беспричинная настороженность? По идее, это он теперь должен ее избегать, памятуя о психологических способностях девушки, но не наоборот. Ли даже стало немного досадно и совсем чуть-чуть обидно. Алекс же пребывала в смешанных чувствах, ей нестерпимо, до покалывания в кончиках пальцев, хотелось касаться его кожи. Закрашивая все его веснушки и мелкие шрамики, она легкими движениями наносила на лицо основу мелкопористой, каучуковой губкой, придерживая мужчину за подбородок. Его глаза все еще не давали ей покоя, изучая и наблюдая, но в остальном он был спокоен и расслаблен. Алекс то и дело как бы случайно пробегала пальцами по изгибу бровей, по крыльям носа, линии скул мужчины, делая вид, что поправляет грим. На самом же деле ей просто нравилось к нему прикасаться. Ощущать тепло его кожи. Эта потребность быть все время рядом с человеком, который вызывает в душе сладкое томление, знакома каждому, кто осмеливался хоть раз в жизни влюбиться. Вы ощущаете навязчивое желание постоянно держать в поле зрения объект своей любви. Украдкой наблюдаете за ним, пока он этого не видит, лихорадочно ищите его глазами, если он, вдруг, ускользнет из поля вашего зрения и, случайно столкнувшись взглядами, смущенно краснея, отводите глаза, пойманные с поличным. Вам хочется, чтобы он вас заметил, и вы неосознанно совершаете маленькие глупости, чтобы привлечь его внимание, но в то же время ужасно робеете, стоит ему посмотреть на вас или заговорить. Вам важно его мнение, вы начинаете интересоваться другими вещами, которыми он интересуется, но совершенно не свойственными вам. Кто-то сказал, что влюбившись, мы теряем себя, растворяясь в другом человеке, перенимая его взгляды и привычки. В большей степени это свойственно подросткам, зрелые же люди, за плечами которых руины не одних отношении, более сдержаны… За исключением личностей, подобных Рокси, конечно. Серьезностью там и не пахнет. Алекс практически сгрызла себя изнутри, памятуя о том, почему именно ей досталась эта работа. Питер дал ясно понять, что любые отношения, выходящие за рамки рабочих, являются не желательными, и главная причина, по которой ей отдали это место — ее индифферентизм к смазливым актерским мордашкам. Нельзя было сказать, что Ли Пейс — эталон красоты и мужественности. Его фотография не венчала топы самых желанных мужчин планеты, он был менее популярен, чем Джастин Бибер с его толпами беснующихся фанаток, менее востребован, чем Джонни Депп. Менее сексуален, чем Брэдли Купер, по версии американского журнала People, и вел себя гораздо скромнее Роберта Дауни-младшего. И все же, было в нем что-то невыразимо притягательное, цепляющее взгляд и душу. И Алекс попалась на этот крючок, сама того не желая, заглотила наживку, которую никто не забрасывал. Ли был мягким и уютным, словно большой плюшевый медведь. Словно любимая игрушка, без которой ребенок отказывается засыпать. У всех в детстве была такая. Не столь стильная, как принц Чарминг от Диснея, по которому вздыхали все девочки, не такая модная, как машинки Hotwheels из последней коллекции, но такая родная и надежная. Такая необходимая. Такая своя. Всегда собранная и отрешенная, она и думать себе не позволяла о том, чтобы завести шашни с кем-либо из актеров. В первую очередь, ей претила подобная непрофессиональность, да и не была она наивной дурочкой, чтобы не понимать, какого рода отношения преследуют эти холеные и знающие себе цену мужчины. Даже если и удастся их заинтересовать, обычной гримерше, штатному работнику, через руки которой проходит много подобных личностей, более чем на непродолжительный роман рассчитывать не стоит. Иногда все заканчивается единственной ночью с пылкими речами и удовлетворением себя любимого, а уже на следующий день внезапная амнезия, и ты превращаешься из привлекательной девушки в предмет интерьера. И только попробуй пикнуть. Ни одна стоящая компания не примет тебя на работу до конца твоей бесперспективной жизни. Но даже если ты откроешь рот и сделаешь свой промах достоянием публики, пиар менеджер, которого нанял звездный подлец-подлец, вмиг поставит ситуацию в позу, выгодную его клиенту. Да и то, что для простого человека позор, для знаменитости — пиар. Иногда черный, но кого это волнует. Главное, чтобы о тебе говорили! Многие ее коллеги поймались на удочку того или иного знаменитого дамского угодника. Особо юные и не опытные в вопросах мужчин девушки сломались после первого же подобного опыта, кто-то сделал выводы, наточил зубы и двинулся дальше, а кого-то устраивал подобный расклад вещей. Особенно, личностей признающих сугубо потребительский характер отношений и никакой любви и прочей подобной чепухи. Глядя на душевные страдания некоторых из своих менее удачливых коллег, Алекс радовалась, что в состоянии держать ситуацию и чувства под контролем, она давно расставила для себя приоритеты еще в период съемок первой трилогии. Во время работы у нее не было пола. Она была инструментом, выполняющим предназначенную для нее миссию. Облеченным в женские формы, с неплохим чувством юмора, участливым и обходительным, но все же инструментом. Машиной. Наверное, именно поэтому многие доверялись ей. Она была беспристрастна, справедлива и, что главное, не болтлива. А степень в психологии делала ее еще и хорошим советчиком и благодарным слушателем. Она пыталась стать верхушницей, как выразился бы Пол. Быть внимательной и отзывчивой к людям и их проблемам, сострадательной, но не допускать в святая святых своего сердца, не привязываться и не позволять себе увлечься. Она убеждала себя, что она именно такая, и у нее даже получалось в это верить, но, как когда-то сказала Рокси, только наивные люди думают, что с самим собой проще договориться. Вдруг Ли, совершено неожиданно, перехватил руку Алекс с зажатой в пальцах кистью, уже готовую внести еще один штрих в изменение его внешности, и пристально вгляделся в ее лицо. Он будто прикоснулся к электрическому кабелю, так она была напряжена. — Ты боишься меня? Ли не хотел спрашивать именно это, но слова мимо его воли сами сорвались с губ. И он тут же себя за них проклял. Девушка была удивлена и сконфужена одновременно, когда весь смысл вопроса, наконец, дошел до ее измученного курсирующими от Ли и обратно мыслями. Меньше всего она ожидала этого вопроса. Она думала, что выглядит смущенной, глупой, наивной, наконец, по уши влюбленной, но только не испуганной. Чего ей боятся, в конце концов? Она провела с этим человеком под одной крышей целую ночь. Она доверилась ему, причем не единожды. Так чего ей, спрашивается, бояться? Но бояться было чего, и подсознание нашептывало ей это. Она боялась себя: своих чувств, зародившихся не так давно и еще не оформившихся во что-то конкретное. Она боялась его: его слов, рук и глаз, боялась того, что они с ней делают, что заставляют чувствовать. Боялась увидеть понимание во взгляде и отстраненное равнодушие на лице. Боялась прочесть в его глазах, что она очередная, считающая что ему, мировой знаменитости, есть дело до чувств наивной дурехи. И как так вышло что она, до сих пор державшая удар, сдалась без боя, пав жертвой этих лисьих глаз и непомерного обаяния техасца. Чем дольше она смотрела на него, тем четче проступала на его лице ледяная маска безразличия, а в светлых, гораздо светлее, чем его собственные, глазах, читалась надменна усмешка. Она несколько раз моргнула. Видение исчезло. Перед ней сидел все тот же Ли, с не растушеванным до конца тональным средством, привычный и знакомый, немного обеспокоенный и только, но все тот же. Ему пришлось повторить свой вопрос еще раз, прежде чем она ответила. — Нет. Конечно же, нет! — ее щеки запылали, словно раскаленные головешки только что вытащенные из костра, актер все еще продолжал удерживать ее руку. Его длинные пальцы теплым кольцом сомкнулись вокруг татуировки на запястье девушки. Он ощущал, как часто бьется пульс под его рукой, отсчитывая удары сердца. Ее кожа в этом месте вдруг сделалась такой чувствительной, что девушке казалось, что она ощущает даже узоры папиллярных линий на подушечках его пальцев. «Она видит ложь, но сама врать совершенно не умеет», — подумал актер глядя на то, как забегал взгляд Алекс по помещению. — Но ты избегаешь меня! — уже вслух, уверенно возразил он.— Я заметил. Ему было любопытно, что она ответит. Он готов был поспорить на свой новенький трактор, что видел, словно наблюдал через смотровое окно в светло-карих глазах, как заметались мысли в ее голове, сталкиваясь друг с другом. — С чего ты это взял? — наконец, выдавила она. — Я лишь следую своему контракту, выполняю все предписанные мне обязанности и соблюдаю субординацию. Я гример, а не нянька. И тут же пожалела о сказанном. «Дааа, — протянул голос Рокси у нее в голове, — ты просто пикапер от Бога!» «Заткнись!» — зло рыкнул в ответ ее собственный внутренний голос. Алекс готова была вырвать себе язык. Ей хотелось провалиться на этом самом месте. Чтоб прямо в этот момент земля расступилась и поглотила ее, сомкнулась над ее головой и укрыла от этого укоризненного взгляда, говорящего: ну зачем ты так, я ведь не это имел в виду. Она тоже, но сказанного не воротишь. Пальцы актера соскользнули с запястья девушки, ласково пройдясь подушечками по неровным выпуклым рубцам, скрытыми в завитках татуировки, и снова вернули ее руке свободу действий. Больше к этой теме они не возвращались. Да и ни к какой другой тоже. Они вообще практически не разговаривали. Лишь иногда девушка просила его повернуть голову под определенным углом, чтоб ей было удобнее. Иногда ее нога прижималась к его, и мужчина чувствовал слабое тепло сквозь слои одежды. Он почему-то запомнил ее холодной. Такой, какой она была у двери своей квартиры, в первый день их знакомства, он тогда еще сказал ей, что на ощупь она не лучше трупа. Ли улыбнулся, вспоминая, как она возмущалась. Какое все-таки странное у них выдалось знакомство. «Очень странное!» — подумал Ли. «А руки у нее, по-прежнему, холодные.» Джексона, Френ и Филиппу снова собрали вместе, но на этот раз не в трейлере гримеров, там бы все составляющие производственной цепочки не поместились, а в мастерской Энн Маскри — их костюмера. Питер Кинг также присутствовал, как и Орландо со своей гримершей, Тами и, конечно же, Ли с Алекс. Еще к ним втиснулся со своей «бандурой» какой-то приблудный оператор, видимо, снимающий материал для блога Питера. Фрэн, как обычно, не разрешила направлять на нее объектив, и Алекс старалась держаться неподалеку. В течение продолжительного времени они пили чай, кофе, колу, в зависимости от предпочтений, и вносили корректировки в облик эльфов. Когда девушка увидела Пейса впервые во всем облачении, у нее просто отобрало дар речи! Орландо, умудрявшийся потрясающе смотреться в своем эльфийском, грязно-болотного цвета костюмчике и белом парике, не был и в половину так хорош, как Ли. И она поняла, что ранее не видела настоящего великолепия. Нет, не так! ВеЛИколепия! Да, вот так точнее! Кажется, Ли и сам испугался того, кто предстал перед ним, когда ему разрешили взглянуть на свое отражение. Куда делся тот простодушный, застенчивый, немного неряшливый парень с нередко всклокоченными волосами, по обыкновению глядящий на него по утрам из зеркала? Гладкая поверхность глянцевого стекла явила взгляду высокого, надменного мужчину с длинными светлыми волосами, поистине королевской осанкой и таким же, как и его костюм, холодным выражением лица. Жесткого и несгибаемого, способного пройти по трупам ради достижения собственной цели. Льдисто-голубые колючие глаза обжигали холодом равнодушия, оставаясь безучастными к чьим-либо проблемам, кроме своих собственных. Парень в зеркале был прямой противоположностью того, кем являлся сам Ли. Душка Ли, предпочитающий одиночество шумным компаниям и конструктивный диалог разборкам на кулаках. Любимец и лучший друг всех своих партнерш по съемочной площадке. Мужчина понимал, что ему предстоит колоссальная работа над персонажем. Чтобы вдохнуть в этот образ жизнь, нужно было понять его сущность, прочувствовать, прожить. Влезть в его обувь и пройти тот же путь, ощутить ту же боль, которая сделала его тем, кем он стал. Раненным королем в раю, окруженном пустошью. Мирквуд — опасное место, а он — опасный король. Ли попытался прикинуть, каково это будет. Трандуил — очень-очень старый, и очень-очень сложный. Его владения искажены тьмой, следовательно, искажен и сам правитель. Видевший многое за свою долгую жизнь, один из великих воинов Средиземья, сражавшийся в битвах Великого Альянса, в ситуации с драконом он запирает двери, не желая участвовать в конфликте. Но готов бросится в бурю сражения ради того, что, по его мнению, принадлежало ему по праву. Почему он был так зациклен на этих камнях? Ли предстояло раскрыть эти тайны, докопаться до истины, понять мотивы. Только в этом случае персонаж оживет и перестанет быть пустой оболочкой без внутреннего эмоционального наполнения. В будущем, каждую очередную примерку, каждый раз, как Ли будет облачатся в одеяния лихолесского короля цвета черненого серебра, он будет ощущать, как потихоньку внутренне перестраивается, втискиваясь в стальные, намеренно возведенные этой несгибаемой личностью, рамки.***
У Алекс зазвонил телефон как раз в тот момент, когда она снимала силиконовые накладки с верхнего ободка внешнего уха актера. Растворитель разъел силикон, и теперь эта субстанция, перемешанная с клеем, неприятно липла к рукам. Девушка радостно встрепенулась, лихорадочно блестя глазами и поспешно вытирая руки ватным диском, смоченным в специальной жидкости, попросила Ли передать ей мобильный. Мужчина с готовностью выполнил просьбу, и, с интересом скользнув взглядом по экрану, вложил гаджет в ее уже чистую раскрытую ладонь. Звонил какой-то Натан. В большом настенном зеркале он увидел, как мгновенно изменилась в лице девушка, узнав от кого поступил входящий вызов. Не это имя она ожидала увидеть. Робкий румянец, так не часто гостивший на ее щеках, растворился, словно туманная дымка в первых утренних лучах солнца, его заменила болезненная бледность, еще больше подчеркивающая худобу. В чайных глазах, в данный момент практически черных из-за расширившихся зрачков на всю радужку, читался испуг, блеск, как и радость, исчезли. Тоненькая жилка на шее отчаянно пульсировала, его гример пыталась дышать глубоко и спокойно, но удавалось ей это с трудом. Она не осознанно ухватилась за плечо мужчины. Ли не знал, то ли потому, что ей нужна была его поддержка, то ли потому, что ей просто нужно было за что-то ухватиться. Встретившись взглядом с ее отражением и чувствуя тяжесть ее руки, Ли вдруг ощутил, насколько она хрупкая. Не ее физическая оболочка, нет, ее душевное состояние. Кем ей приходился этот человек, этот мужчина, звонок которого настолько выбил ее из колеи? Зверь внутри снова подал признаки жизни, заворочался беспокойно, учуяв запах эгоизма. Актеру захотелось схватить это тщедушное тельце, одетое во все черное, что придавало ему еще больше хрупкости, в охапку, и увезти отсюда куда-то далеко, где не будет работы, таксистов-идиотов, мобильной связи и прочих благ цивилизации. Не будет прошлого. Только настоящее. Только сейчас. Он терпеть не мог то чувство, когда знаешь, что нельзя, но все равно так хочется! Она ответила по-французски. Пейс, никогда не жаловавшийся на слух, ради сохранения которого пришлось в детстве отказаться от карьеры пловца, уловил картавое «Р» и резкие, повелительные нотки в низком мужском голосе, доносившимся из динамика. Таким голосом обычно говорили… он даже не знал с чем сравнить этот тон. Хозяин с собакой говорит ласковее. Французский он не знал, но даже незнание языка не помешало ему понять, что Алекс, голос которой сделался ломким и едва уловимо дрожал, оправдывается. Она отошла от кресла, в котором сидел актер, и теперь нервно расхаживала за его спиной, покусывая костяшку указательного пальца левой руки. — Mais pourquoi? * Ли, все также наблюдающий за передвижениями девушки в зеркале, оживился. Что означает это словосочетание, он знал. Не раз он был свидетелем того, как героини французских сериалов, которые когда-то так любила его сестра, вдруг падали на колени посреди переполненной людьми парижской улицы и вопрошали у поливающего их дождем неба: pourquoi? — Non! Vous ne voudriez pas osé! * — вскричала вдруг девушка, рубанув рукой воздух. — Ты не сделаешь этого, Натан Франсуа Бернье! — перешла она на английский. В ее голосе дрожало яростное отчаянье, в равной степени граничащее с надвигающейся истерикой. — Ты не лишишь меня еще и этого! Но ее собеседнику было все равно, он уже отключился. Алекс застыла, по-прежнему держа телефон возле уха, сделав робкий шаг к двери, она бросила затуманенный слезами взгляд на все еще сидящего в кресле мужчину с одним эльфийским ухом, будто колеблясь, взять в очередной раз себя в руки и доделать положенную ей работу до конца, глотая предательские слезы, или же бросить все, убежать в укромное местечко и дать им, наконец, пролиться. Выпуская наружу боль, копившуюся месяцами, оплакивая свое прошлое, настоящее и будущее. Оплакивая свою никчемную, бессмысленную, пустую жизнь. Теперь действительно пустую. Ли чуть наклонил голову и прикрыл глаза, отпуская ее. С ухом он сам справится, чай, не глупый, а ей сейчас нужно побыть наедине с собой. Алекс, больше не сомневаясь, распахнула дверь, слетела по решетчатым ступеням трейлера в сгущающиеся сумерки до боли закусив губу, чтоб не разрыдаться раньше времени, и скрылась из виду, уйдя за границы просматриваемого из открытой двери пространства. Больше в этот день она в гримерную не возвращалась.