marriage

Чонин бережно уложил омегу на простыни, лёг поверх него, провёл кончиком носа по его волосам и медленно впитал их аромат. Любовно коснулся губами, зарывшись в тёмные пряди глубже. Он осторожничал, мягко и медленно целовал Кёнсу, словно бы в продолжение сказанных ранее слов. Выглядело это так, словно у Кёнсу не было никакой течки и он не травил альфу аттрактантом. Обычная пара решила заняться обычным сексом... У Чонина стальные яйца, раз он сумел создать видимость этого и подавить животный призыв на время. Наконец, спустя целую вечность альфа отстранился от потрясающих губ, перевалился на бок левее Кёнсу, неспешно развязал верёвки на его домашних брюках, просунул пальцы под пояс и приспустил одежду вместе с нижним бельем. Не теряя нежности прикосновений. Видимо, это была какая-то игра перед случкой. Чонин хотел сказать, что любит, дорожит, не сделает больно — обычных слов ему было недостаточно. А ведь ему и так верили. Лучше бы он другое время для этого выбрал. Своей медленной лаской он заставил течного Кёнсу изнемогать. Кёнсу беспокоили волнительные спазмы в животе и дикое сердцебиение. Поэтому во втором заходе они целовались иначе. Грубо и долго, впиваясь друг в друга пальцами, сбито дыша и травмируя коленями. Чонин умудрился взобраться на Кёнсу снова и спрятать его собой. Спальня тем временем полностью пропиталась терпким яростным ветивером и не менее сильным ароматом Чонина. — Как же давно я не чувствовал нашего сочетания, — не удержался альфа и улыбнулся в очередной поцелуй. Обоим было жарко и душно, дышать было невыносимо тяжело. Но мужчины, игнорируя досадные мелочи, тянулись друг к другу, обнимались и ласкали тела, следуя за зовом природы как привороженные. Тонкий и ровный член омеги уверенно держался в боевой позиции с самого начала. Чонин приветственно провёл по нему и мошонке, но вниманием одарил именно мокрые ягодицы. Он тоже был возбуждён, правда вначале стремился ублажить омегу. Тому ведь хуже. Кёнсу смущённо зажмурился и закончил ёрзать. У него там было непозволительно скользко и мокро. Вряд ли такое будет приятно мужчине, это же не эстетично. Однако Кёнсу не мог чисто физически сбегать в ванную и отмыться— его ломало от нахлынувшего вожделения, он тёрся мартовской кошкой о простыни или о Чонина, просился в руки и хотел вечных ласк. Вблизи самца тело страдало и изводилось. Причём, чем больше времени проходило, тем неадекватнее был Кёнсу. Он стремился поскорее вывести из-под кожи сладкий беспощадный зуд и обрести покой. А для этого вытворял такое, что ему и в порнофильме не увидеть. Чонин знал, откуда это. Омега терял контроль над разумом секунда за секундой, сосредотачиваясь на руках или губах Чонина. Они блуждали по всему телу бессистемно и непредсказуемо. Иногда впивались когтями в кожу. От прикосновений к соскам Кёнсу грязно и громко выругался, поправ воспитанием. Чонин хищно улыбнулся и прикусил бусинки сквозь домашнюю футболку Кёнсу. Кёнсу откровенно балдел с этого. Сладость напополам с жестокостью — лучшее, что мог придумать Чонин. Омега как обезумевший дёргался под ним, умирая от кайфа. Задрал собственную футболку до подмышек и пьяным взглядом наблюдал за тем, как Чонин слизывал с него ветивер. — Почему сейчас ты так обильно течёшь? — уточнил Чонин невпопад и внезапно метнулся правой рукой к паху. Он облизнул пальцы, которыми только что собрал бесцветную жидкость вокруг ануса омеги. Движение выглядело очень пошлым. Кёнсу ожидаемо среагировал стоном и свёл колени, чтобы альфа больше не вытворял подобного. Ему всё еще было стыдно. — Кёнсу? Почему? — не унялся Ким и навис сверху. Его глаза были полны любви и похоти. Это парализовало Кёнсу, как жертву перед сильным охотником. Хотя вряд ли бы он куда-то дёрнулся; он с радостью бы продал жизнь сейчас. — Потому что ты тут. Потому что ты пахнешь зноем. Потому что касаешься меня. Потому что я на пике овуляции, а ты — моя истинная пара. Чонин был тронут до глубины души, у него защемило сердце от переизбытка чувств. Он проник языком в его рот, завлекая в поцелуй. С каждым движением языка Кёнсу выгибался и сам себя ласкал в нужных местах, чтобы усилить эффект, — пока Чонин не прижался бёдрами и не потёрся пару раз. Всё было просто замечательно и вкусно, эмоционально и откровенно, а потом альфу словно муха укусила. Или ветивер в мозги ударил — кто ж Чонина разберёт. Он подорвался с места, перевернул омегу животом вниз и заставил лежать ровно, как солдата. Изучил взглядом обнажённую неширокую спину. Провёл обеими руками от торчавших лопаток к бёдрам, а от них спустился к пяточкам. Под конец Чонин сомкнул на щиколотках указательные и большие пальцы, имитируя кандалы. — Ты мой навсегда, — сообщил он и убрал руки. Но Кёнсу всё равно ощущал фантомные цепи ещё очень долго. Чонин осыпал влажными поцелуями ровные ноги омеги с чёрным редким пушком, поднимаясь обратно. Надолго задержался губами на маленьких ягодицах. Он раздвинул упругие половинки в стороны, слизнул нектар и очертил большим пальцем круг по трогательно сжавшейся дырочке. Если до этого Кёнсу млел, то теперь вскрикнул во весь голос нечто до жути непристойное. Его голос был сухим и хриплым, а фраза — явно позаимствованной. Но Кёнсу не мог контролировать жажду и позволял себе всё, что помогало её заглушить. Чонин аж покраснел: это ведь он виноват, что Кёнсу такой. Чонин решил, что останавливаться нельзя. Кёнсу жалобно молил о продолжении, просил вогнать в себя что-нибудь и растянуть. Это мягко говоря. На деле же он орал, чтобы в него без подготовки ворвались и рывками затрахали, пока в глазах не потемнеет. Если бы Кёнсу отдавал себе отчёт, то сгорел бы от стыда или подался в монахи ради искупления. Дрожа всем своим существом, До раздвинул выпрямленные ноги шире. Чонин понял намёк и пристроился между ними, звонко шлёпнул по попе и сглотнул, смочив пересохшее горло. Кончик влажного языка коснулся кожи меж разведенных ног. Очертил круг и неглубоко толкнулся в мягкую влажную теплоту. Кёнсу отблагодарил Чонина радостным гортанным стоном и закусил губу от удовольствия. Чонин чувствовал, что ещё немного, и он кончит прямо так, от прелюдии. Просто потому что чует возбуждённого Кёнсу, касается его, повелевает им в постели. Омега только усугублял бедственное положение своего партнёра. Он соблазнительно отзывался на мелочи и громко вскрикивал из-за более серьёзных ласк. Его до сих пор трясло из-за фазы, но к этому примешивался накопленный за год голод. Кёнсу превратился в нервный комок или гитарную струну — как угодно назовите. Но по его венам струился огонь. Кёнсу поймал себя на мысли, что впервые его накрыло такой волной. Он никогда не стонал так томно. Не изнемогал как какая-то заправская давалка. Раньше с ним не случалось подобного. То ли беременность его поменяла, сделав чувствительнее, то ли это был результат побега от истинного и годичное проживание вдали. Сегодняшняя ночь точно не будет похожа на прошлые. Не только Кёнсу другой. Чонин тоже переменился едва ли не полностью. — Ты прекрасен, — бормотал Чонин, протолкнув в омежку палец. — Ты так прекрасен, Кёнсу. Он облизнулся и вновь проник языком в анус. На какое-то время Кёнсу потерялся в ощущениях. Он так и не вспомнил, что происходило и почему так происходило. Его словно выключили. А включили, когда альфа грубо повернул Кёнсу лицом к себе, схватив подбородок. Стал мять губы с остервенелой жестокостью, подавляя волю партнёра, брал над ним полную власть. Чонин надеялся, что сможет избежать животного поведения и подарить Кёнсу нежный первый секс, однако густой запах течной пары науськивал Кима на другое. Чонин принудил обнажённого Кёнсу улечься на спину, а сам встал на колени перед его лицом и повелительным тоном заставил себе отсосать. Он считал это довольно грязным названием минета, которым омег оскорбляли как слабый пол. Чонину не иначе как голову снесло! И когда он только успел потерять контроль? Кто теперь будет следить за ними, если оба с затуманенными мозгами? Кёнсу взял налитый кровью член альфы в ладошку, которую предварительно облизнул. Он завороженно осмотрел проступившие венки, единожды провёл по всей длине ребром язычка, а потом обнял красную выступавшую головку распухшими от поцелуев губами и облизал её по кругу. Он то медленно поглаживал гибким язычком вокруг основания головки, то касался уздечки, то поочередно прижимал боковые стороны к верхнему нёбу. Кёнсу заглотил член, выпрямив шею и отклонив назад голову. Он был настолько увлечён, насколько увлекаются приходом наркоманы. Но почему-то он был потрясающе красив в этот миг. Нисколько не унижен положением дел, а доволен и соблазнителен. И это чудо принадлежало Чонину. Маленькое хрупкое чудо с тёплой белой кожей, вкусной и на удивление нежной. Чудо ходило по дому в мешковатой одежде, обнимало тонкими ручками, жалось несуразной похудевшей фигуркой, целовало преступно пухлыми губами и щекотало по утрам шелковистыми густыми волосами. Чонин не удержался и погладил по ним, тогда как Кёнсу трактовал жест иначе и заглотил член чересчур глубоко, контролируя дыхание. У Чонина перед глазами поплыло — настолько хорошо ему сделали. Кончик члена уткнулся во что-то и оказался зажат в горле. Застонав, Чонин прикрыл веки и чуть не потерял равновесие. Кёнсу закашлялся из-за ошибки Чонина, освободил из тёплого плена его твёрдый член и поднял взгляд на альфу, чтобы понять, что случилось. Чонину было до безумия хорошо: он впервые занимался любовью, а не сексом и был оглушён эмоциями. Он на них сосредоточился. Ему они нравились. Вот он и совершал глупые оплошности. — Чонин, — позвал До, пытаясь стереть с уголков губ слюну раньше, чем Чонин это увидит. Не успел. После этого в Чонина вселился бес. Он стал похож на дикого зверя, которого вроде бы боишься, но стремишься погладить и приручить. Он рывком выдернул омежку из-под себя, повалил лицом в подушку и приподнял его за таз. Кёнсу жалобно проскулил что-то и покорно уткнулся носом в наволочку. Он был слабее, тёк, как сучка, и желал почувствовать в себе мужчину, — всё это мешало отрезвить Чонина. Кёнсу не поспевал за ним, но доверял. Альфа пристроился сзади, провёл ладонью по позвоночнику Кёнсу (Чонин готов пищать от радости, ибо Кёнсу выгибался под его ладонью, как кошечка), задержался на ямочках у копчика и вторгся в Кёнсу средним пальцем. «Хочу натянуть это тугое колечко мышц на себя до упора. Хочу, хочу, хочу», — самозабвенно рассуждал Чонин, согнув палец. Кёнсу взвыл и обернулся. Он хотел увидеть, что это именно Чонин проник в него. Что именно Чонин довел его до слёз и заставил почувствовать удовлетворение, какого Кёнсу давно не испытывал. Кёнсу почему-то чувствовал себя благодарным. Счастливым. Но ничьим пока что. — Брось это, Чонин, — взмолился До. — Войди сразу, умоляю. — И порвать тебя? Ты не готов, не искушай, — хрипло отозвался Чонин. Его внимание было сосредоточено на анусе. Он вынул палец, но тут же вошёл в Кёнсу уже двумя. Их обволокли тёплые влажные стенки, которые покорно разошлись под напором раздвинутых пальцев. Кёнсу подавился воздухом и уткнулся лбом в собственные руки. Он хотел, чтобы ему крышу снесло после того, как Чонин войдет в него. Но всё шло к тому, что Кёнсу лишится ума намного раньше этого момента. Омега коснулся своей промежности и оттянул напряжённую мошонку, чтобы отогнать приближающийся оргазм. Но знал, что это бесполезно. Перед смертью не надышишься. — Чонин! — он предпринял еще попытку. — Чонин! П-пожалуйста! Я хочу тебя внутри! Я не могу ждать. Чонин его не слышал. Он методично толкался пальцами в Кёнсу, перепачкавшись в смазке. Толкался миллион раз. Жадным взглядом сверлил обожаемое тело, красивую задницу и тонкие похудевшие ноги. Второй рукой машинально собрал член и яички омеги в кулак. Кёнсу сначала попытался убежать от двойной ласки, как маленький ребёнок. Понимал, что вот-вот кончит, но не хотел этого сейчас. Тело просило не такого оргазма, а оргазма, свойственного сцепке. Это были принципиально разные вещи, потому что приносили наслаждения разных сортов. Но Чонин, видимо, был садистом. Он не давал Кёнсу желаемого. Он довёл омегу до крайней точки, но так и не вошёл в него. Вскоре его пальцы встретили неожиданное сопротивление от упругих мышц, оказались в плену и были атакованы пульсацией. Чонин поднял удивлённый взгляд и заметил, что Кёнсу била крупная дрожь и он пытался отдышаться после оргазма. Чонин отнял правую руку от члена истинного и с лёгким недоумением уставился на белёсую жидкость. Он бережно обнял любимого под талию, а сам гадал, что случилось. Как он забылся? Он же не мог. Он не подросток, чтобы столь глупо терять над процессом контроль и позволять омеге кончить так быстро. Кёнсу был в обиде на Чонина. Омежье существо осталось неудовлетворённым и обманутым. Сколько раз ни кончай, голод не вытравить, пока Чонин не сделает всё как положено. Кёнсу совсем не стало лучше. Ни на йоту. Омега согнул в колене левую ногу, задрал к животу и проник в себя рукой, стараясь соскрести с внутренностей неудовлетворённость. Он находился прямо перед остолбеневшим Чонином и сам себя трахал тонкими пальчиками. Его движения были чёткими и уверенными, отработанными за годы омежьей жизни до абсолютного идеала. Не подавая виду, что этого мало для разрядки, он из вредности застонал, как стонали проститутки, и приласкал себя за член, который всё ещё оставался твёрдым. Это был чистой воды спектакль, но Чонин же дурачок — он насупился и ревностно поймал обе руки, сцепил их за спиной омеги, будто тот преступник. Затем грозно навис и заткнул ему рот той самой перепачканной ладонью, чтобы больше ни звука не слышать. — Еще раз такое вытворишь, и я тебе устрою кузькину мать, — шипел он гневно. Кёнсу немного испугался, — ты мой, понимаешь это? Ты мой омега, До Кёнсу! МОЙ! Я могу сделать всё это. Тебе не надо самому себя ласкать! Кёнсу затрясся и покивал головой. Чонина немного отпустило, и он упал бёдрами на Кёнсу, пару раз толкнулся членом в ложбинку, но без явного намерения войти. Скорее уж себе хорошо сделать пытался. — Ещё раз — ты мой, — он атаковал затылок и шейные позвонки омеги мелкими поцелуями, лизнул основание шеи и... И вонзился в бледную кожу зубами. По мнению альфы след метки должен отрисоваться отчётливо, а значит, и цапнуть Чонин должен достойно. Он не пожалел сил, стараясь прикусить плоть. Природа подсказала ему, когда нужно остановиться: в сознании стрельнуло, и он прекратил вонзаться в Кёнсу, отнял зубы от раненной шеи. Напоследок слизнул выступившую кровь, как дворовая псина. — Ты только что сделал меня своим, — неопределенно сказал Кёнсу, прикрыв ладошкой израненный участок шеи. — От этого уже не отказаться… Чонин совершил главный поступок всей жизни в отношении него. Связал себя с истинным омегой и намеревался прожить с ним до смерти. Это был совершенно осознанный шаг. Несмотря на обстоятельства. — Я люблю тебя и ни с кем делить не стану, грр. — Ты приревновал меня ко мне, — Кёнсу пустил слезу и сглотнул горький комок. Еще полчаса назад Кёнсу было мало рук, мало ласки и пусто внутри. Сейчас ему тоже было мало Чонина, зато появилась необоснованная вера в то, что он получил бы желаемое в любую секунду. Так и работала связь между альфой и омегой, которых скрепляла метка. Чонин взял Кёнсу не со спины. Он улёгся поперек кровати, поставил член за основание и пригласил Кёнсу насадиться самому. — Пошляк, — совестно отозвался Кёнсу, но покорно последовал за предложением. Он спешил принять в себя Чонина, поэтому занял самую простую позу из возможных, направил в себя твёрдую плоть альфы. Рассмеялся чему-то своему, не озвученному, и чертовски медленно опускался, постанывая громче и громче. Внутри все раздвигалось из-за крепкого твёрдого члена и приятно саднило. Это был самый сладкий и счастливый миг. Полностью ослабший морально, беззлобный, простивший, Кёнсу сумел двигаться ритмично всего пару минут. Он ударялся ягодицами о Чонина, принимая в себя весь член до основания, после чего поднимался. На кончике он вздрагивал от удовольствия, шипел сквозь зубы и резко опускался. После чего упал в объятия Чонина, оказался обхвачен за пояс и прогнулся в спине. Но насаживался на член дальше. Звуки он не сдерживал. Он слишком долго ждал этого, поэтому скулил от каждого толчка в себе, намеренно напрягся, чтобы поплотнее обхватить член Чонина задницей. Впрочем, быстро раскрылся и наслаждался ощущением заполненности. Чонин охнул, толкнулся, разом засадив по самые яйца. Заодно обхватил омежку за бёдра, чтобы тот не смог сняться с тяжёлого, крупного, пронзающего органа. Двигаться медленнее не стал, но начал толкаться не так глубоко, как было поначалу. То ли угол верный подбирал, то ли отыскивал в омежьем теле самые томные, сладкие, чувствительные точки. Кёнсу стиснул зубы и вслух озвучил, что хочет ещё больше этой стыдной и откровенной до ужаса случки, жара и твёрдости чужого тела. Чонин засмеялся не в тему, одарил поцелуем шею любимого, спустился к ямочке меж ключиц и грубо обхватил левый сосок. Задвигался резче, жадно прикусив за плечо и рыча, рыча и толкаясь, рыча и елозя по покрывалу из-за быстрого темпа. Который сам же выбрал. У Кёнсу обязательно останутся крупные болезненные засосы, ссадины, будут ободраны колени, которые почувствуются только потом, после секса. Кёнсу затрясся, коротко вскрикнул из-за того, что Чонин покинул его тело и швырнул на матрас. Омежка просяще раздвинул ноги трясущимися руками. Перед собой ничего не видел, а саднящую боль от метки не замечал. — Чонин-а, — сладко позвал он, а затем провёл языком по сухим губам. Чонин потерялся в эмоциях. Но знал, что вскоре кончит, если омега будет так себя вести. Ким предпочитал в постели честных неробких партнёров. Тех, кто вызывал желание, был активным, отзывчивым, доступным только для него. Но впервые видел такое. Реально впервые. Это било все его пошлые фантазии. Он ущипнул себя за щеку, но картинка не расплылась как туман. Кёнсу действительно ждал его, соблазняя алой сочной дырочкой. Чонин быстро метнулся к прикроватной тумбе, изъял из верхнего ящичка презерватив и разорвал упаковку зубами — он не выдержал бы и кончил, это факт, но Кёнсу нельзя пока беременеть или сцепляться с альфой. Чонин весь взмок, пока раскатывал непослушную резинку. — Чонин-а, — Кёнсу сфокусировал на нём внимание. — Любовь моя, потерпи, — Чонин направил себя в омегу и с утробным рыком толкнулся в горячее нутро. Кёнсу крупно содрогался и радостно сжимал его в себе, излившись на собственный живот и уронив голову на подушку. Чонин рухнул на него, выбив из лёгких воздух, поймал за руки стальной хваткой и толкался в кончившего мужчину. Ему было слишком хорошо, чтобы вот так просто отпустить Кёнсу. Он так долго этого ждал, что, кажется, до сих пор не понял, что это наконец случилось. Он пытался взять от ситуации всё до последней капли. Когда Чонин тоже дошёл до крайней точки, Кёнсу это почувствовал — фрикции стали короче и стремительнее. Дышал Чонин через раз и напрягся. В итоге, согнулся, словно был ранен в живот, застыл каменным изваянием и бурно кончил, находясь в омеге. Кёнсу потянулся к его напряженному лицу и трепетно поцеловал в щёку. Он до сих пор был в "активной" фазе, зато ему явно стало легче. — Нам еще пару дней это делать, тебе хватит презервативов? Чонин улыбнулся этой полушутке, покинул тело любимого, стащил с себя использованную защиту, дев её куда-то, разлёгся с Кёнсу на кровати и пару минут неподвижно лежал. Ему нужно было время прийти в себя. — Докуплю. На следующее утро он выкроил время и отъехал в город, чтобы пополнить запасы еды, приобрести нужные в течку вещи и заодно прихватить для Кёнсу пышный прекрасный букет цветов. Они занимались сексом множество раз в надежде, что это поможет им по-настоящему утолить желание. Чаще всего это случалось утром. Он был по-звериному быстрый, бесстыдный. Во втором раунде становился жарким, но более продуманным и подвязанным на психологии отношений альфы и омеги. А вечерами, когда Кёнсу накрывало, они трепетно ластились друг к другу. Кёнсу соблазнительно выл, хватался за широкую спину Чонина и водил ногтями по кровавым полосам, оставшимся прошлой ночью. «Это моих рук дело, — думал он, — Чонин позволил вытворить с собой подобное и никуда не делся». Но грело душу именно то, что Чонин сделал его своим навсегда. Пометил. Когда наступило первое утро после окончания течки, Кёнсу проснулся раньше. Он подтянул к голым плечам тонкое одеяло, пропахшее Чонином, подполз альфе под руку и поудобнее устроился. Затем сонными глазами изучил повзрослевшего любимого, пока тот не заворочался, пинаясь. — Ты счастлив? — спросил Чонин с закрытыми глазами, прижавшись щекой к его макушке. Разве Кёнсу может желать большего ? Он уже не пах собой из-за метки, он родил красивого мальчика от мужчины, которого любит, он видел на кухонной полке маленькую бархатную коробочку с кольцом, потому что альфа не потрудился спрятать получше. У Кёнсу была самая простая мечта. Не без трудностей она осуществилась. Конечно, он счастлив. Как симс из одноимённой игрушки, который достиг главной цели. Будь у Кёнсу над головой соответствующий камешек, он бы всегда светился серебром.