37. Сын и мать
13 июня 2015 г. в 14:54
Зачем мы вообще во все это ввязались? Меньше знаешь - лучше спишь и ты сам, и все остальные.
Фан не мог отделаться от мысли, что вошел в какой-то лабиринт, из которого почти невозможно найти выход. Представить себе не мог, что было бы, если бы узнал правду раньше, будучи сам по себе. А если бы еще и рассказали ее по-другому?
Как же было жутко, даже говорить о таком не было сил. Еще хорошо, что Альзес договорился о встрече за него и выбрал подходящее место. Это значило намного больше, чем могли бы сказать утешения или обещания. Лорд вообще не был щедр на любовные речи (сказки о страсти с первого взгляда, рассказываемые публике, не считаются). Но... "над клятвами влюбленных смеялся сам Юпитер!".
...Некуда отступать. Фан вышел из мини-кара, оглянулся. Рыжая женщина в светло-голубом платье стояла у ворот, точно так же неуверенно глядя по сторонам. На вид ей невозможно было дать сорок шесть лет: стройная фигура, модная стрижка с косой челкой, во всем облике чувствовалась энергия и сила. Это и по изображениям было заметно, а вживую тем более. Точно, это она...
Фан подошел, все еще не веря в происходящее, заговорил, подал цветы. Да. Она.
И как бы трудно ни было, как бы ни мучил страх, что она снова оттолкнет и уйдет в неизвестность, Фан тихо произнес то самое слово, которое далось настолько нелегко:
- Мама.
Они смотрели друг на друга, не зная, с чего начать, что сказать. Наконец, чтобы только прервать это напряженное молчание, Фан, смущенно улыбаясь, спросил:
- Мам, ты тоже сюда приехала в первый раз? Давай пройдемся, тот домик найдем...
Она достала листок с картой комплекса. Но даже с картой найти необходимое место было нелегко, волнение сбивало с толку. Пару раз Эжени уходила не в том направлении, а Фан не сразу это замечал, приходилось возвращаться и сверяться с указателями снова.
Наконец добрались. У Эжени дрожали руки, она не могла попасть по кнопкам, набирая код на двери.
- Вот весело-то будет, если еще и сигнализация заорет, - пошутил Фан, нажимая на кнопки сам. - О, всё, порядок. А тут мило так.
Эжени села в плетеном кресле у окна. Не осмеливаясь взглянуть на сына, открыла сумочку.
- Ты не будешь против, если я закурю?
- Неа, всё нормально, - Фан устроился рядом.
Но всё валилось из рук, Эжени уронила пачку и зажигалку, дрожь колотила так, что Фан подал ей сигарету, помог зажечь, неуверенно потянулся сам:
- Я т-тоже попробую, можно?
Эжени кивнула, и он щелкнул зажигалкой, затянулся, закашлялся. По комнате поплыл сладкий ароматный дымок.
- Не спеши, не вдыхай сразу глубоко, - будто не задумываясь, посоветовала женщина и нервно засмеялась: - Ну и ну, мать учит сына курить. Хотя мать из меня...
- Да ладно, что случилось, то случилось.
Курили молча, дрожащими руками стряхивая пепел в пепельницу. И в какой-то момент случайно коснулись друг друга, и Эжени потушила окурок, закрыла лицо ладонями и заплакала.
- Не могу... страшно... я должна... должна сказать, почему оставила тебя, почему отдала чужим людям... Фан... я не могла по-другому, я боялась...
У него самого мурашки шли по коже. Вдруг мать и сейчас скажет, что не может принять его, как родного ребенка?..
- Мама, я знаю. Тебе было трудно, ты не виновата, что тебе пришлось так поступить. Я понимаю тебя...
Он боялся, что мать не примет утешения от него, но обнял ее, бережно провел ладонью по ее волосам. В горле будто комок застрял, слёзы потекли неожиданно, но за это не было стыдно.
Эжени не оттолкнула его, наоборот, прижала к себе сильнее.
- Как же ты жил там, через что прошел... меня с тобой не было, а ты, наверно, голодал, мерз, издевательства терпел... я... я даже не думала раньше, как ты там рос, с кем.
- Да не было никаких таких ужасов, кто тебе сказал? - возразил Фан. - Никто меня не обижал, группа хорошая, я с ними и после приюта виделся, пока не завертелась вся эта лабуда с армией и политикой. И я не голодал и не мерз...
Женщина всхлипнула:
- Ты так говоришь, чтобы меня утешить? Не надо, я устала от вранья, скажи, как есть.
Фан молчал, продолжая гладить ее по голове и плечам. Было неловко. С одной стороны, рассказ о том, что в детстве было хорошего, успокоит Эжени и уменьшит груз вины, - но ей больно будет знать, что ее сын всю жизнь звал мамой другую женщину.
- Честно, у меня было веселое детство, - смущаясь, начал он. - Воспитатели заботились, благотворители не то что просто необходимым обеспечивали, а баловали. Фрукты круглый год, подарки на праздники, летом поездки, ну, естественно, для тех, кто не шкодничал. С соседом по комнате я ладил, Тед намного спокойнее меня, но никому не говорил, если я что-то вытворял. А меня вечно на приключения тянуло. Как-то я увидел мультик про призраков, и полез их искать. Забрался на чердак, так вышло, что ход туда не закрыли, я и пробрался. И там в ящиках было много всяких старых вещей, мне стало любопытно, я разбирал всё, до чего мог дотянуться. Сижу, увлекся, а меня ищут! М... Миссис Кингджао, воспитательница наша, места себе не находила. Даже не знаю, почему никто не вспомнил про чердак... Уже вечер был, уже собирались в службу поиска детей звонить, а я привидений не дождался и сам пришел. Меня, конечно, оставили на всю неделю без сладкого. Но я не жалел, интересно же было!
Эжени улыбнулась сквозь слёзы, но успокоиться полностью еще не могла.
- Мне так стыдно, когда я думаю, что ничего о тебе не знаю... и даже не помню тебя маленьким, я... сразу отдала, не глядя... и вот теперь уже взрослым увидела.
- Не глядя... - задумчиво повторил Фан.
Он понимал причину, но все равно было больно слышать. И он злился на того человека, который вот просто так, не думая, покалечил судьбу его матери. Этот ублюдок развлекся и забыл, а память осталась!
- Я только позже смогла убедить себя, что мой ребенок может вырасти похожим на меня, а не на отца, - Эжени вытирала лицо влажной салфеткой. - И всё равно... и когда заговорили о тебе и графе, я не знала, верить ли, что ты такой же, как твой любовник, или спешить спасать.
Еще одна больная тема. Но этого следовало ожидать.
- Меня никто не заставлял, я сам согласился, - Фан пытался успокоить мать. - И Альзес не такое чудовище, каким его считают. Конечно, характер у него непростой, норов во всей красе этого понятия. Но остановиться вовремя он может. Да я и привык.
Эжени отстранилась, внимательно посмотрела на сына.
Нет, не похож, не похож ни капли, и его забота сейчас не вызывает мысли о притворстве. Но если этот милый вид не маска - как такой человек может спокойно жить с извращенцем и садистом, еще и выгораживать любовника?
- Ладно, не будем об этом, - усилием воли она заставила себя успокоиться. Пусть всё идет своим чередом, профессиональная привычка замечать выбивающиеся из общей логики детали возьмет свое, вранье так или иначе станет заметно.
- Не будем, - охотно согласился Фан. - Может, я сбегаю за лимонадом и мороженым? Я быстро.
- Хорошо...
Небольшой перерыв был кстати. Эжени закурила снова.
Ничего страшного еще не происходит. Это волнение, и слёзы, и сомнения - всё естественно, на консультации об этом шла речь не раз. И ведь могло быть хуже. И... в конце концов, никто же не отнимет у нее родную семью!
*
- А вот и мороженое прибыло. Самое классное выбрал, клубничное в вафельном рожке, в жару идеально.
Фан радовался лакомству, как подросток. Эжени подумала о том, что близнецы уже воспринимали такие мелкие удовольствия, как привычные. Но эмоции были заразительны, она и сама охотно принялась за лакомство.
Ей было легче от того, что сын пробовал развлечь ее рассказами, вперемешку о прошлом и нынешнем. Можно ничего не говорить самой, просто слушать, наблюдать, запоминать.
И так непривычно... Габриэль и Ванесса унаследовали особенности речи от нее, излагая мысли спокойно и по порядку что в учебе, что в быту; Фан мог с недавних событий перейти к воспоминаниям десятилетней давности или каким-то фантастическим ассоциациям, снова вернуться к теме и снова отвлечься на что-то постороннее.
"У нас почти везде аквариумы, в каждой комнате. Особенно, в библиотеке самый красивый, там такие разноцветные рыбы. Я Альзесу как-то сказал, что он, наверное, в прошлой жизни был русалкой. Иногда, когда такое вокруг происходит, что непонятно, за что хвататься, мы целую ночь лежим рядом и несем всякий бред. Особенно приемы достают, это же ни уму ни сердцу, и все эти графы и бароны, которые Альзеса называют другом, такая публика... не верю я в их дружбу! Терпеть не могу официальные сборища, но посещать приходится. Вот на Эурии я как-то на вечеринку пришел к бывшему одногруппнику по приюту, гуляли дооолго. Просыпаюсь - сижу на лавочке в каком-то ботаническом саду, с бутылкой джин-тоника в руке. Ночь, пальмы, созвездия над головой явно незнакомые. Кстати, тут в городе тоже есть красивый сад, надо будет нам съездить. И дельфинарий!".
Если бы не чувство вины, такие рассказы воспринимались бы, как увлекательное приключенческое повествование. Но, даже улыбаясь удачным шуткам, Эжени не забывала, что не сейчас, так позже придет время и ей заговорить о своей жизни, о близнецах. И ей было стыдно за то, что младшие дети ни в чем не нуждались, учились в столичных университетах и не знали, как это - отдалживаться у друзей до получки, выяснять отношения с соседями и комендантом в общежитии, выслушивать неприятные вещи при знакомстве с родителями предполагаемой второй половинки... да многое, многое, что Фан рассказывал как анекдот, им смешным бы не показалось.
Как же обжигает этот стыд, знакомый, наверное, каждому человеку при виде кого-то, живущего намного хуже!
"Бывает, ночью не можем заснуть, несем всякий бред...". Отчего-то эти слова напомнили ей о том, как она сама в первые годы жизни вместе с Луи страдала от бессонницы, боялась холода и голода, куталась в несколько одеял и даже среди ночи поднималась перекусить. Луи постоянно был рядом, что-то рассказывал, что угодно, лишь бы отвлечь.
Нет, лучше пока не говорить о серьезном... просто привыкнуть, для начала. Решившись, Эжени подхватила волну разговора, рассказав о том, как беспокоилась, в первый раз выступая на публику, и многие отметили эмоциональность речи и искренность переживаний, редкую для людей ее профессии.
- Конечно, я волновалась! Но до слёз меня доводила не суть дела, а новые туфли, которые давили просто немилосердно. Если честно, обувь от прославленных модельеров просто невозможно носить.
*
Если отвлечься от сомнений и перенести решения "на завтра", становится чуть-чуть проще. "Могло быть хуже", - подумала Эжени. Пусть сын воспринимает ее скорее как дальнюю родственницу, попавшую в беду, чем как мать (несколько раз в рассказах о приюте называл мамой свою воспитательницу, а потом смущался) - но ведь не упрекает, не винит ни в чем, уговаривает принять всё как есть, пытается развлечь.
Лучше на какое-то время забыть о том, что свело их вместе. Побродить по аллеям, заглянуть в кафе и устроиться за столиком недалеко от аквариума.
Так спокойно, уютно... Она не ожидала, что вопреки всем обстоятельствам сможет радоваться приятным мелочам вроде хорошей выпечки, билетиков с предсказаниями ("звезды предвещают удачу во всех начинаниях" - вот если бы!) и хорошей музыки.
А потом Фан предложил поехать посмотреть на дельфинов, за посещением дельфинария последовала вовсе не запланированная прогулка на концерт на площади - "почему бы и нет, судя по объявлению, всего квартал от аквапарка, дойти успеем, а не понравится, развлечений хватит". Эжени даже показалось, что такими темпами можно оказаться где угодно, причем не заметив, когда пять минут превратились в пять часов и больше. Наверное, в последний раз она так чувствовала себя лет в шестнадцать...
Лишь когда стало темнеть, она вспомнила о времени и о том, что скоро придется позвонить домой и поговорить со своими. Фан проводил ее до гостиницы, и уже тогда Эжени забеспокоилась снова:
- А... а граф не будет на тебя злиться, что ты почти весь день пропадал неизвестно где?
- Не будет. Честно, у нас всё в порядке.
В этом "порядке" еще предстояло убедиться. Но хотелось верить в лучшее.