Иллюзия выбора

Фан снова вернулся мыслями в свой первый день в школе. Тогда после уроков он вернулся в приют и сидел на кровати в своей комнате, глядя в небольшое зеркальце, которым, бывало, ловил солнечных зайчиков. Рассматривал свое отражение, будто какого-то незнакомца, и спрашивал себя - "кто я на самом деле?". Раньше было всё просто и понятно. От него никогда не скрывали, где и как его нашли, мама Джи честно сказала, что не знает, кто его настоящие родители. "Наверно, им пришлось очень трудно, если они захотели, чтобы о тебе позаботились здесь". И он не задумывался ни о чем, считая воспитательниц и детей в группе своей семьей. Да и жилось им всем спокойно, место было тихое, старый дом, окруженный садом, больше напоминал усадьбу из кино, чем пристанище для брошенных родителями детей. Старшие говорили, раньше тут и правда было поместье какого-то богатого человека, который потом многое отдал, чтобы помочь другим людям. От прежних времен сохранились и затейливая лепнина, и плитки с узорами, и картины в кабинетах наставниц. В небольших, но уютных комнатах воспитанники жили по двое, самое большее по трое. Об опасностях и сложностях внешнего мира могли напомнить только случайно подслушанные разговоры старших или рассказы детей, которых переводили в приют из других заведений. Но в детстве это еще кажется страшной сказкой, такой же далекой, как повествования о драконах, чудищах и троллях. А вот в школе сосед по парте полюбопытствовал во время перемены: - Рыжий, почему у тебя имя китайское, а на узкоглазого ты не похож? Ты не из Эври? - Я из приюта. - этот ответ вызвал дружный хохот всех одноклассников. - Я не знаю, откуда я, меня воспитательница нашла, она и назвала. - Ну да, еще скажи, что нашла в капусте! Всё ты врешь, рыжий, даже в детдом сдают уже с именем. Ну ты и фантазер. После того впервые и подумалось: "А кто я такой, кто мои родители, почему я здесь?". Остальные в группе знали о себе хоть что-то! Родители Теда погибли в аварии, он даже немного их помнил. Мари привезли вместе со старшей сестрой, их нашли где-то на окраине, в трущобах. Дженнифер тоже "из колыбели", но при ней была записка с именем и кулон на цепочке - за это ее дразнили принцессой. "А я?". * Вода тихо журчала. На цветок опустилась пестрая бабочка. Фан подумал, что сейчас каждая мелочь запомнится, намертво застрянет в памяти. И ведь правда, узнать это в детстве было бы намного хуже, чем сейчас! * В тот день после школы вопросы очень быстро забылись сами собой, стоило явиться соседу по комнате и отвлечь: "ты тут сидишь, а во двор сейчас такая тачка въехала, пошли посмотрим, интересно, кто и зачем приехал". А позже, в школе, никто ни о чем не напоминал - разговоров только и было о том, что старшие парни разбили окно, когда играли в футбол, а Клод из параллельного класса написал записку Лоре, и теперь их дразнят женихом и невестой. Любопытство насчет родных, бывало, поднимало голову, когда в приют приезжали семьи, чтобы присмотреться к детям и кого-то усыновить. О таких визитах шептались долго... Многие хотели оказаться в числе счастливчиков, но некоторые из старших рассказывали страшилки о злых родителях, и все дети прижимались друг к другу, дрожа. * То, что раньше казалось песчинками в быстром потоке событий детской жизни, вдруг ярко и четко вспоминалось. Будто кадры вновь найденного знакомого фильма. И было так непривычно снова взглянуть в лицо детским сомнениям, страхам и вопросам. А Фан ведь думал, что забыл, как внутри всё холодело от темноты в спальне и шепота: "один папа усыновил детей только для того, чтобы бить их". Думал, что забыл, как мурашки шли по коже от истории о девочке, которую приняли в семью взамен умершей дочки, и назвали ее именем умершей и перекрасили ей волосы, и одевали в платья той малышки. Почему-то именно этот рассказ казался ему страшнее всего, фантазия всякий раз добавляла всё больше деталей... Но, к счастью или нет, на него люди, приходившие посмотреть на детей, внимания не обращали. И даже если директриса указывала сама (будто игрушку расхваливала, ей-богу!): "Ребенок здоровый, веселый, умный, с документами проблем нет, найденыш" - отказывались. Кто-то мягко и расплывчато - "душа не лежит", кто-то грубо: "неизвестно, какие у него гены, лучше посмотреть на детей, о которых хоть какая-то информация есть". И ведь тот же вопрос временами омрачал и взрослую жизнь. Серьезные девушки отказывали Фану сразу, как только слышали, что он не знает, кто его родители: "А вдруг я забеременею от тебя, а ребенок унаследует какую-то гадость?". Но несерьезных, зато веселых и сговорчивых, которые не задавали лишних вопросов, хватало, чтобы не помнить обидные слова слишком долго. Какие могут быть мысли о прошлом или будущем, если вот прямо сейчас можно познакомиться в баре, наговорить комплиментов, услышать похвалы в ответ, выпить, съесть мороженое, еще выпить, поехать, куда душа зовет. Смотреть на звезды, фотографировать заброшенные здания, сорваться прокатиться автостопом, без всякого определенного маршрута... проснуться утром в одной постели (или не в постели, а где-то в деревне на сене, как в древние времена - романтикаа!) и не каждый раз помнить точно, было ли. Разбежаться так же легко, как-то само собой. Хуже пришлось, когда Фан задумался о женитьбе, и мать Марианны с притворным сочувствием сказала: "Ты добрый парень, умный, для моей дочери ничего не жалеешь, но вот жаль, что детдомовский. Перед людьми стыдно выдавать ее замуж за такого... как это, чтобы со стороны жениха только друзья и всё". Забавно: что у медсестры из Эври, что у герцогини Титания аргументы и тревоги одинаковы - не годишься ты, бродяга без роду-племени, в пару любимому дитятку, не для того мама цветочек растила! Теперь правда открылась. Но становилось не по себе от того, какую историю предстоит узнать в деталях. И как-то потом смириться с тем, что волей судьбы стал причиной страданий родной матери. А еще... Выяснять правду значило так или иначе обсуждать с Альзесом не только свое прошлое - о котором лорд все равно мог узнать сам и намного больше! - но и свои чувства, сомнения, страхи. Это и смущало. Даже согласиться стать фаворитом, отдаться, подчиняться в "игре" было легче. Случилось само собой, и воспринималось по-другому. Тело - это только тело, плоть, просто реагирующая на умелые ласки. И откровенничать о сексе не составляло никакого труда - такая же составляющая часть жизни, как всё остальное, как еда, алкоголь, путешествия и зависание в сети. А открывать перед любовником тайник, в который сам опасался заглянуть... да это все равно, что в бою открыть противнику самую слабую часть построения. "Но в этом он не противник мне. Если бы он хотел сделать из правды оружие, то сказал бы сразу и не так деликатно. И не только мне, но и всем своим родным". * Так или иначе, особого выбора не было. Фан направился в дом.