Конкистадоры

      В порт мы прибыли ранним утром, когда над пустыми улицами еще стоял плотный туман. Натаниэль сонно сгреб свой походный рюкзак, спустился по шатающемуся трапу и оглянулся на меня. Я недовольно волок на спине набитый золотом и украшениями чемодан, наш “фонд” на ближайшие недели путешествия.       Меня даже не удивило, насколько Нат продумал свой план: учел, что переплывать Атлантику на британском или американском судне нельзя, скопил — и, чего греха таить, наворовал — сокровища, на которые можно не только добраться до Британии, но и дважды обогнуть Землю, до мелочей продумал легенду на все отрезки пути.       Сейчас, например, мы были торговцами драгоценностями из Панамы, которые приехали покорять большие города. Если по пути нас никто не решит ограбить, во Франции мы должны будем стать провинциальными испанскими пивоварами, направляющимися в Прагу постигать секреты чешского пива. На каждую из легенд у Натаниэля нашлись поддельные документы. На вопрос, где он их достал, парень презрительно хмыкнул и сказал, что некоторые американцы ради неограненных венесуэльских алмазов готовы продать не только свое и чужое гражданство, но и родную мать. [Отлично, хоть воровать с умом он научился, а то первый его опыт с Амулетом Самарканда был катастрофическим.]       Мы не стали ждать, пока город оживет, и направились на северо-восток, где, если верить карте, было шоссе. Нат время от времени ежился на морском ветру и ворчал, а на подходе к окраине города все же вытащил из рюкзака грязно-серую ветровку.       — Что, отвык от приморского климата?       — Похоже на то, — откликнулся он, стуча зубами.       Еще в Америке я заметил, что он перестал беситься и пыжиться от моих насмешек и подначек, как это было раньше. Когда я посмеялся над его внешним видом, он просто пожал плечами и сослался на жару. Когда я поддел его по поводу возраста и умственного развития, он поправил меня, сказав, что ему девятнадцать, но при этом посмотрел на меня так снисходительно, что уже мне впору было выходить из себя. Когда я от отчаяния попытался поглумиться над тем, что в девятнадцать его должны интересовать не государственные перевороты в Британии, а смугленькие и легконогие, как газели, индианки, он разом поскучнел и ответил, что всему свое время.       Кажется, я сломал свой любимый тренажер для сарказма.       Однако я не могу не признать, что отправить Натаниэля сюда было хорошей идеей. Жизнь в племени окончательно стерла для него границы между волшебниками и простолюдинами. Раньше он так или иначе избегал их, уступая общение с ними мне, но за те несколько дней, что мы готовились к отплытию и ехали в порт, я успел понаблюдать, как он ладит с местными. Отчасти причиной тому был я — тем, что оставил ему неплохую защиту, — но и сам Нат был непривычно любезен с этими людьми. Еще бы с джиннами он был таким же, и цены бы ему не было.       Заметив приближающуюся попутку, я напрягся и не мог избавиться от неприятного предчувствия. Пока Натаниэль на португальском договаривался с водителем, я озирался по сторонам, ожидая засады, и в машину сел взведенным, как пружина.       Как выяснилось, совершенно зря.       Сменив всего пару машин, мы без проблем добрались до границы Испании, где Нат легко перешел с португальского на испанский, навешал таможенникам развесистой лапши на уши и, довольный, миновал пост. Правда, почти сразу он сник и помрачнел. В политике нынешней Европы я разбирался плохо: после победы британцев над чехами я вернулся в Иное Место и не был здесь полтора столетия.       Дорога пролегала по обочине разбитого пустынного шоссе на уводящей в глубь материка равнине, нас окружали только колышущиеся на сухом ветру кусты можжевельника и полыни, и Натаниэль, убедившись, что за нами никто не наблюдает, устроил мне небольшой экскурс в европейскую историю.       Причиной его мрачных настроений оказался простой факт: Испания была под контролем Британии. Очевидно, старина Глэдстоун не остановился на одной только Чехии и, воспользовавшись всеобщей паникой и деморализацией, ураганом прошел почти по всей Европе. Под властью британцев оказались Франция, Пруссия и Швейцария. Ощетинившаяся Российская империя не только не пустила Глэдстоуна дальше на восток, но и успела отхватить себе приличный кусок Германской империи у Балтийского моря. Так они в тех краях и перетявкивались до сих пор, но в открытый конфликт не вступали.       В юго-восточной Европе этому сумасшедшему старику с посохом, видимо, ловить было совсем нечего, и дальше Чехии Глэдстоун не пошел, а Италия, издавна славившаяся могущественными волшебниками, задала Британии такого трепака, что оттуда никто из двадцати афритов Глэдстоуна не вернулся, не говоря уже об армии.       Все эти политические телодвижения меня не удивляли: на моих глазах рушилось столько государств и империй, что, если бы мне пришло в голову пересчитать их по пальцам, пришлось бы отращивать дополнительные руки; с самого первого мига, как меня вызвали в этот проклятый мир, люди только и делали, что воевали, сначала племенами и деревнями, затем городами, странами, империями и союзами империй, и рано или поздно начнут воевать планетами. Но ликбез оказался весьма кстати, теперь я хотя бы представлял себе масштаб тех сил, которые будут противостоять нам в этой нелепой вылазке Натаниэля. Хотя какова бы ни была польза, пацан явно или чокнутый, или…       Тут я даже сбился с шага, и тяжеленный чемодан с золотом стукнул меня по макушке.       ...Или у него есть другой план, в который он не посчитал нужным меня посвятить. Я сделал мысленную пометку следить за ним внимательнее. Через все наше "сотрудничество" красной нитью проходило соперничество в хитрости, большинство волшебников до этого просто не доживали, но Натаниэль шесть лет назад легко перешагнул чужие границы и принял правила игры. Учитывая все это, от него можно было ожидать чего угодно.       Тем не менее вел он себя не подозрительнее обычного. Мы довольно долго шли пешком по нагретому солнцем шоссе — вдалеке от моря, на равнине, было намного теплее, под вечер Натаниэль устал, и мы немного углубились в поле, по которому тянулись длинные серые тени, и устроили небольшой лагерь. Местность была совершенно безлюдная, но я все равно остался на ночное дежурство. Натаниэль, разморенный за день на жаре, подложил под голову свернутую куртку и уснул.       [Эта неприхотливость у волшебника меня уже не удивляла, я старался напоминать себе, что его подростковые годы прошли среди тропических лесов, заползающих в хижину ящериц, лягушек и двухвосток, надоедливых москитов и, к слову, охоты. Странно было бы теперь ожидать от него аристократических замашек и прочих оттопыренных пальчиков. И вообще-то таким он мне нравился гораздо больше.]       Первое время своего дежурства я ожидал нападения, но, как оказалось, зря. За ночь я настолько одурел от скуки, что, когда Нат проснулся ни свет ни заря, я играл жуками в мини-гольф. Натаниэль позавтракал хлебцами из купленных в порту припасов, и мы снова отправились в путь.       Сегодня нам повезло: через три часа пути позади послышался рокот двигателя, больше напоминавший бегемота с метеоризмом. Радости Натаниэля не было предела: водитель — дружелюбный фермер с роскошными “моржовыми” усами — согласился подбросить нас до самой Паленсии. Я был рад уже тому, что мне не нужно пока волочь на себе треклятый чемодан.       Как мое подсознание ни нагнетало паранойю, по пути все было тихо. Мы спокойно доехали с усачом до Паленсии, а там, едва я успел купить в дорогу еды, как Натаниэль уже договорился с водителем овощного грузовика, чтобы нас подвезли до Витории [Его нахрапистость и уверенность начинали напрягать. Семь лет назад этот юнец не мог себе шнурки без лишней драмы завязать.]       И вот, добравшись до приграничного городка, я получил свой подвох, которого подспудно ждал от самой Португалии. Остановившись в сыром и пахнущем плесенью номере маленькой гостиницы, Натаниэль запер дверь, скатал поеденный молью ковер и начал рисовать пентакль.       — Что, меня тебе уже мало? — поинтересовался я, в облике кота наблюдая за его манипуляциями с комода. — Хочешь еще себе слугу призвать?       — Нет, — коротко отозвался Натаниэль. — Во Франции британский контроль намного сильнее, на границе будут проверять следы магии, а если обнаружат тебя — нам обоим конец.       Кот изумленно изобразил хвостом вопросительный знак.       — Ты меня отпускаешь? Так ты всерьез надеешься выжить в одиночку?!       Натаниэль встал с корточек, придирчиво оглядел пентакль и посмотрел на меня. И улыбнулся.       — Ты меня недооцениваешь, Бартимеус.