Амагири Кюджу знал, что эта война не закончится ничем хорошим.
Войны всегда уносят слишком много жизней. Во имя правого дела, справедливости, обещаний лучшей жизни и прочих красивых слов, в которые так свято верят и воины, и простые люди, но за которыми стоит лишь пустота да набитые карманы чиновников.
Когда-то давно, когда он был еще совсем юн и горяч на голову, его учитель неустанно твердил, что искусство войны — это искусство мира. Правда в том, что людям не нужен мир. Их ослепляет алчность. Они плетут интриги, строят козни, принуждают, унижают, отнимают. Ввязываются в драки, устраивают дуэли, подначивают войны.
Каждая смерть порождает еще больше смертей. Каждая победа порождает желание мести. Отомстившим мстят проигравшие.
И снова.
Этот порочный круг ненависти невозможно разорвать, он продолжит губить жизни до тех пор, пока не найдется кто-то, кто сможет остановиться.
Именно поэтому он отказался носить оружие.
Победа через бой не является истинной победой. Истинная победа лежит в достижении целей без применения насилия.
Амагири никогда не хотел быть великим, он лишь хотел смиренно исполнять свой долг.
Неисчислимые часы тренировок закалили его тело, его дзюдзюцу не знает равных. Он почти чистокровный демон, его уважают за интуицию и тактические навыки. Он скромен, сосредоточен и до мозга костей предан своему клану.
А еще он тоже очень любит свою страну.
Давным-давно его предки обещали первому императору защищать Японию от бед, справиться с которыми простому человеку не по силам. Взамен им пожаловали укромные земли и обещали мир. И пусть за долгие века люди забыли свое обещание, демоны никогда не отрекаются от своих клятв.
Но Киото продолжал утопать в крови.
Не воинов, нет.
При всей нелюбви к насилию, нет ничего честнее, чем поединок двух мужчин, решившихся на смерть в момент, когда обнажили мечи. И даже война, со всеми напрасно загубленными жизнями, не шла ни в какое сравнение с происходящим. Там каждый знал, на что идет.
А в так называемое мирное время начался настоящий кошмар.
С каждым рассветом в городе находили трупы. Из рек всплывали якобы утонувшие рыбаки, на обочинах находили мертвых женщин в непристойных позах, из переулков выносили хрупкие тела беспризорников.
Но что ужаснее, люди Киото не видели в этом ничего необычного.
На первый взгляд, эти случаи никак не связаны, но Кюджу уже тогда заподозрил неладное. И не ошибся — у всех без исключения на одежде была кровь. Засохшая кровь плохо смывается водой, а значит — эти люди были мертвы задолго до того, как попали в реку. На телах женщин не было следов борьбы. А голодные звери не ограничиваются одним укусом.
У него не всегда была возможность тщательнее осмотреть трупы, но Амагири прекрасно знал, как выглядят тела людей, скончавшихся от кровопотери.
Кто-то очень грамотно заметает следы.
Настолько грамотно, что все его попытки выйти на след убийцы всегда заканчивались одинаково: у ног очередного мертвеца.
Но не сегодня.
Сегодня мертвеца не было.
Дорогу на окраине Киото заливало такое количество крови, словно здесь еще совсем недавно была настоящая резня. Ее притоптали, поднявшийся ветер унес следы вместе с невесомой пылью, но это не составило ни малейшего неудобства — кровавые капли еще долго тянулись по просохшей земле.
Амагири следовал за ними вплоть до Мибу, пока не вышел на старый, но вполне ухоженный дом вдалеке от основного поселения. Удобное место для того, кто не хочет лишний раз попадаться на глаза людям.
Кюджу ждал. В конце-концов, он же не какой-нибудь варвар, чтобы вламываться в чужое жилье без острой на то необходимости. К тому же, то существо уже наверняка почувствовало его присутствие.
Деревянная дверь, скрипнув, сдвинулась.
Человек, вышедший ему навстречу, тяжело ступал на левую ногу. На кимоно, свисавшем поверх хакама, проступали огромные потемневшие пятна.
Не сказать, что он был удивлен, Амагири вообще было сложно чем-либо удивить, слишком многое видел. Просто не ожидал встретить знакомое лицо.
Он помнил его, младшего капитана Шинсенгуми. Он помнил всех, с кем когда-либо сходился в поединке. Когда они встретились в первый раз, тот был еще совсем мальчишкой, отравленным собственной силой и неспособным трезво оценить противника. Впрочем, нельзя было не отдать должное его решимости и твердости духа.
Когда они встретились во второй раз, Амагири оборвал его жизнь.
По крайней мере, он так думал.
Видимо, Шинсенгуми не позволили одному из своих лучших мечников пасть смертью настоящего воина. Досадно. Зная почти все о сыворотке Юкимуры Кодо, он бы никому не пожелал такой участи.
Удивительно, что парнишка до сих пор жив. Насколько он знал, все разетсу были уничтожены в Сендае, но даже если и нет, укороченный жизненный цикл должен был все завершить.
И все же, они встретились в третий раз.
Принимая в расчет обстоятельства, к выжившему разетсу у Кюджу было очень много вопросов.
— Амагири? Надо же, какой паршивый сюрприз! И почему я догадываюсь, за чем именно ты явился?
Если это действительно так, то все становилось чрезвычайно просто.
Кюджу с вежливым интересом наблюдал за тем, как молодой капитан вынимает катану из ножен. На перевязке, слишком аккуратной для человека, так пренебрегающего своей жизнью, проступила свежая кровь.
— Ты действительно собираешься сражаться? — на всякий случай поинтересовался он, хотя уже знал ответ. Глаза юного самурая выражали твердокаменное упрямство.
— Если потребуется, я сражусь хоть с сотней воинов, хоть с тысячью демонов! — выпалил тот, скривившись. Амагири заломил бровь в недоумении.
Пустая бравада.
Невообразимо, как мальчишка умудряется в нее верить. Ввязываться в бой в его состоянии — чистейшее самоубийство.
— Опусти меч, это неразумно. Ты еще ни разу не смог меня победить.
— Тогда я еще был человеком.
Невысокий худой юноша стоял так неподвижно, что, казалось, его меч вот-вот задрожит. Удручающее зрелище. Но Амагири не был настолько невежлив, чтобы насмехаться над раненым противником. Даже если бой безнадежен, такая отвага заслуживает самого глубокого уважения.
Так или иначе, слишком опасно оставлять разетсу в живых.
Кюджу принял оборонительную стойку. Глубоко вдыхая влажный горячий воздух, он позволил энергии ки* свободно течь через тело. Твердая земля под ногами, свист ветра, шелест каждого отдельного листа и даже учащенное биение сердца его оппонента — он ощущал их так остро, словно они были продолжением его самого.
Его собственный разум спокоен. Ему не нужно рваться вперед, чтобы получить преимущество. Нет необходимости искать слабые места или применять обманные маневры. В конце концов, бой начнется, когда начнется, и завершится, когда завершится.
Исход уже и так предрешен.
Но юный капитан как всегда нетерпелив — первым бросается вперед, занеся меч над головой. Направив поток энергии по рукам, Амагири без усилий блокировал летящий сверху клинок правым запястьем — холодная сталь не оставила на коже и царапины. Собственно, как и в их первую встречу.
Досадно, очень досадно. Учитывая, что парень стал разетсу, Кюджу ожидал большего.
Впрочем, он сам вышел на расстояние удара: усиленный энергией ки кулак Амагири уже летел в живот противника, но так и не достиг цели — каким-то образом, парнишка сумел отскочить.
Не горя желанием растягивать и без того неприятное действо, Кюджу перешел в наступление. Он наносил удары четко, быстро. И все из них — мимо. Его противник не только умудрялся избегать атак, любая из которых могла с легкостью раздробить ему кости, но даже пытался контратаковать по мере возможности.
Уклонившись от мощного выпада в корпус, юноша кинулся в сторону, намереваясь разрубить Амагири плечо. Кюджу развернулся как раз вовремя, чтобы схватить острие катаны, но прежде, чем он смог сжать пальцы, меч выскользнул из его руки и теперь мчался ему в грудь.
Неплохо. Похоже, с их последней встречи парень действительно кое-чему научился.
Сбив клинок в сторону, Амагири с разворота нанес размашистый удар тыльной стороной ладони, и молодой капитан едва успел вскинуть руку, чтобы его остановить. И чуть было не задохнулся — алое пятно на его повязке стремительно разрасталось.
С трудом увернувшись от теперь уже усиленного удара под ребра, он снова сжал рукоять меча двумя руками. В глазах ни тени страха, только мервенный холод и намерение стоять до конца.
Несмотря на боль, мальчишка не колеблется. Нападает стремительно, все пытается достать своего противника одной из режущих комбинаций. Образцовые атаки школы Хокушин Итто-рю, как у Сакамото Рёмы и Ито Кашитаро. Основное преимущество Хокушин Итто-рю — совмещение атаки и защиты — делало его весьма эффективным в борьбе против единственного противника, недаром он стал таким популярным в последние время.
Но к сожалению, этому стилю попросту не хватает кинетической мощи.
Пожалуй, парень действительно смог бы в одиночку положить несколько десятков человеческих солдат или даже обезумевших кровожадных чудовищ, но этого не достаточно. Он уже сражается на пределе своих возможностей, в то время как Кюджу еще даже не высвободил свою истинную сущность.
А еще, Амагири видел эти приемы уже очень много раз.
Сколько бы противник не бросался на него, Кюджу легко предугадывал траекторию меча. Он целиком и полностью управлял боем: достаточно лишь направить ки в нужную точку, подпустить чуть ближе, принять и поддаться этой безрассудной прямолинейности. Еще немного и мальчишка совершит критическую ошибку.
Но юнец этого даже не замечает. Он по-прежнему пытается взять скоростью: бегает, прыгает, носится туда-сюда, сыплет ударами чуть ли не наобум. Быстро, но до абсурдного предсказуемо.
Более того, его репертуар неумолимо иссякал. Амагири даже не нужно было следить за движениями, он и без этого знал, где окажется меч в следующую секунду.
Сверху.
Он блокировал клинок почти лениво, в то время как парнишке пришлось отчаянно крутануться, чтобы избежать прямого удара в голову.
Боковой с разворота.
Он ступил в сторону, и острие катаны разрезало воздух, по инерции пролетая вперед, и молодой капитан поспешно потянул рукоять к себе.
Снизу.
Меч вспорол пространство в каких-то миллиметрах от его лица.
Что?
Лишь только Кюджу уклонился от серии колющих ударов, как невесть откуда появившийся клинок едва не опустился ему на голову. Шок от столкновения волной прошелся по рукам.
И тут Амагири понял, что его сделали, как несмышленого новичка. Хокушин Итто-рю — всего лишь приманка. Парень использовал Теннен Ришин-рю и отменно владел им. Он не просто брал скоростью — все движения стали куда агрессивнее.
Его собственный стиль, Кашима, просто не обладал такой подвижностью. Дело осложнялось еще и тем, что добрая часть захватов из раздела дзюдзюцу была расчитана на противников в броне или хотя бы в одежде, а юноша мало того, что был невысок и поразительно быстр, так еще и сражался полураздетым. Пока он так носится, достать его действительно непросто.
Сделав широкий шаг, Амагири ушел вниз, поймав противника за свисавший рукав кимоно, и уже было собирался припечатать вертлявого мальчишку к земле, но кусок ткани так и остался в его руке — отрубленный. А Кюджу повернул голову как раз вовремя, чтобы заметить подошву варадзи*, летящую в его висок.
Блокировать он уже не успевал. Но это было ему даже на руку.
Приняв удар, Амагири тут же выполнил резкий выпад вперед и противник едва не упал. Хоть мальчишка и обрел силы демона, разница в их весе по-прежнему была значительной. Он попытался сбить самурая с ног, но едва не напоролся на меч, пронзавший воздух быстрее, чем язык щитомордника Мамуши*.
Его катана была буквально везде, и Кюджу приходилось усиленно работать ногами, чтобы под нее не попасть. Хоть он и был физически сильнее, парень грамотно использовал длину клинка и не подпускал его на расстояние рукопашного боя.
Вопрос лишь в том, сколько ему еще осталось.
Мальчишка уже давно превысил возможности любого, даже самого стойкого человека. Сейчас он держался на силе разетсу, но его тело не выдерживало бешеного ритма, с которым он его использовал. Амагири слышал, как отчаянно колотится сердце юноши в попытке прогнать оставшуюся кровь по венам, что дыхание — тяжелое и поверхностное. Повязка на его груди насквозь пропиталась, густые багровые капли текли по животу и срывались на землю, но эта рана не заживала уже тогда, когда они только встретились.
Еще немного, и он достигнет своего предела.
Смерть, достойная чудовища, но никак не воина.
Самонадеянный мальчишка снова выбрасывает собственную жизнь, как будто бы та совсем ничего не стоит. Такие победы оставляют чрезвычайно дурное послевкусие.
Амагири чувствовал, как в глубине его души начинает вскипать ярость, но предпочел не сопротивляться — позволил гневу высвободить дремлющую силу. Он ринулся вперед, игнорируя мчащийся клинок, прорезавший его ки в нескольких местах. Младший капитан Шинсенгуми поспешно ушел влево, Кюджу почти не отставал. Он черпал мощь из самой земли, пропуская ее по телу. Уводил жалящие выпады меча в сторону и градом наносил удары. Блокировал рубящие и наседал превосходящей мощью, вынуждая противника пятиться, чтобы удержать выгодное расстояние.
Юноша все же смог вывернуться и бросился за спину Амагири. Ориентируясь больше на свист клинка и собственное чутье, чем зрение, Кюджу с разворота ударил прямиком в меч и в следующий же момент атаковал и его владельца. Кулак прошелся настолько близко от лица парнишки, что ударная волна содрала кожу с его щеки.
Амагири еще не успел вернуть руку в изначальное положение, как катана стремительно пронеслась прямо у его живота и теперь летела ему в грудь. Отпрянуть — логичнее, но Кюджу предпочел прорываться. Сконцентрировав ки на левом боку и сместив клинок туда, он ступил вперед, сокращая противнику пространство для маневра.
Молодой капитан, вопреки ожиданиям, тоже кинулся вперед. Его катана сменила направление и влетела в плечо с такой силой, что барьер из ки треснул, после чего резко ушла наверх. Амагири приготовился блокировать.
Меч прорубил запястье почти до кости.
Сам того не подозревая, этим мальчишка отдал Кюджу несколько бесценных мгновений.
Вывернув руку, он схватил острие. Ледяная сталь прорезала ладонь, юноша поспешно выдернул меч, но это уже не имело значения — Амагири нанес мощный удар в голову другой рукой. Парень бы ни за что не бросил свое оружие, чтобы уклониться — без дайто у него не было и шанса.
Мальчишка ринулся в сторону, но поздно. Кулак догнал цель — противника отбросило назад. Сгруппировавшись, тот все же устоял на ногах, не потеряв равновесия. Подошвы его варадзи оставили глубокие борозды на земле.
Он замер в оборонительной стойке, даже не пошатнувшись. Правую часть лица заливала кровь. Из волос выцвел пигмент. И только глаза — все те же, что и в Абурано-Коджи.
Такие же замерзшие.
Кюджу обдало холодом. Прозрачный колючий воздух закружился в миниатюрном вихре, и стрекот окрестных цикад оборвался. Амагири застыл в изумлении.
Мальчишка рванул вперед, как ни в чем ни бывало, словно совершенно ничего не замечал. Его меч готов к бою — обнаженное лезвие потрескивало, сталь окутывал белесый пар.
Кюджу уже не пытался блокировать удары, только уводил их в сторону. Чертов клинок рубил, резал, вырисовывал невероятные траектории почти что у его носа, вынуждая его отойти на несколько шагов.
Противник не отставал — хладнокровный и непоколебимый, он бросался на него, словно дьявол, безжалостный даже к самому себе. Юный капитан стремительно сокращал расстояние, не обращая внимания ни на молниеносные выпады, ни на то, что теперь Амагири мог с легкостью его достать.
Парень вел бой чрезвычайно опасно, пропускал сильнейшие удары мимо, почти не смещая ног, но даже в критических случаях умудрялся сохранить идеальный баланс. Его меч ни разу не сместился ни на миллиметр более необходимого, не упуская ни единой возможности для атаки, и каждый наносимый удар мог с легкостью прорубить незримую защиту, если бы Кюджу позволил себе отвлечься хоть на мгновение.
Он даже не сомневался — тот, кто его учил, был самым настоящим монстром.
Впрочем, Амагири и сам понимал, что осторожностью ничего не добиться. Отбросив благоразумие, он бросился напролом. Холодная сталь слизнула остатки ки и прошлась по ребрам. Где-то в глубине сознания порез отдал жгучей болью и заныл, затягиваясь. Юноша прыгнул назад, снова занося меч, и Кюджу ринулся за ним.
В этот момент Амагири показалось, что он услышал до боли знакомый женский всхлип.
Бывший капитан Шинсенгуми потерял всего одно мгновение.
Его кулак встретил левое плечо парнишки, практически не почувствовав сопротивления. Кюджу слышал, как с треском сминаются тонкие кости. Ослабевшая рука падала, уже не в состоянии держать меч, но левая ладонь соскользнула с оплетки рукояти еще до того, как он ударил. Все, что он успел — заметить, как острие катаны стремительно приближается к его шее.
Амагири почти улыбнулся.
Это был действительно хороший бой.
Меч колебался всего одно мгновение. Резко уйдя в диагональ, обледеневшее лезвие рассекло кожу и впилось в надкостницу.
Капитан Шинсенгуми оскочил назад. Продолжая сжимать катану, он завел рукоять за левое плечо и беспощадно рванул поврежденный сустав на место. Его пальцы сжимались и разжимались, но рука все так же не двигалась.
Амагири изумленно смотрел на своего противника, не в силах вымолвить и слова. Рассеченное плечо горело, теплая влага стекала с пальцев, зажимающих рану.
— Почему ты не ударил? — наконец выговорил он, и его голос прозвучал громче, чем обычно.
— Не поверишь, устал рубить головы! — капитан скривился в почти безумной ухмылке, но Кюджу не видел в ней ничего, кроме боли.
В конце концов, теперь он понимал. Понимал больше, чем доводилось понять кому-то другому, ведь в этом они были до невозможного похожи.
Они оба ценили чужую жизнь куда выше собственной.
Большего знания ему не требовалось. Поклонившись на прощание, Кюджу направился прочь. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как его окликнули:
— Эй, Амагири! Почему ты меня не остановил? — юный капитан буравил его недоверчивым взглядом, в его голосе по-прежнему звенел металл. Кюджу приподнял бровь.
— О чем ты? Я не сдерживался.
— Ты ведь тогда мог ударить… — по-прежнему не выпуская меча, молодой самурай указал основанием рукояти на два кулака ниже плеча, в то место, где еще перед боем сквозь белую ткань перевязки проступало багровое пятно. — …сюда. Ведь я бы тогда…
Кюджу лишь качнул головой:
— Прискорбно, что мой противник остался обо мне настолько невысокого мнения.
В этот момент дьявольская маска рухнула. Вся несгибаемая решимость, бездушная жестокость и взгляд, от которого морозит кожу, испарились, словно никогда и не существовали. Перед ним снова стоял тот самый раненый парнишка с замерзшими глазами, столь безрассудно променявший свою жизнь на чужую почти три года назад, у храма Абурано-Коджи.
Прежде чем уйти, Амагири еще раз бросил взгляд в сторону дома. Туда, где из-за неплотно прикрытой двери пробивался тусклый свет масляной лампы и откуда снова донесся слабый скрип половиц.
— Передай Юкимуре, что мы будем ждать в Ясэ. Хорошего вечера.
И он позволил внезапно налетевшему порыву ветра унести себя, растворяясь во тьме.
***
Поначалу Чизуру думала, что ей все снится. Очередной невыносимый сон, один из многих, что снились ей с тех пор, как они покинули Эдо. В каждом из них — смерть тех, кто был ей дороже всего на свете.
До капитуляции Эдзо — кошмары. После — драгоценные воспоминания.
Но в этот раз было особенно страшно. Лязг оружия раздавался совсем близко, но Юкимура ничего не видит — вокруг лишь тьма и свинцовый воздух, которым она и дышать-то не может, но во сне это не имеет значения. Чизуру слишком хорошо знала, что будет дальше, и больше всего на свете ей хотелось только одного — проснуться.
Она все же нашла в себе силы открыть глаза. Тьма отступила — теплый желтоватый свет лампы подсвечивал рисовую бумагу на сёдзи.
Но кошмар не исчез. Свист рассекаемого воздуха и глухие удары раздавались все ближе, четче. От них было негде укрыться, и даже рассеянный теплый свет казался слишком настоящим.
И только спустя пару секунд Чизуру осознала, что именно происходит.
Наспех подхватив юкату на мужской узел, она бросилась к свету и дернула дверь что есть сил, но в комнате никого не оказалось. Воздух, густой и горячий, встал поперек легких. Колени предательски задрожали, и Юкимуре пришлось схватиться за створку сёдзи, чтобы просто не упасть.
Чизуру казалось, что звуки сражения разорвут барабанные перепонки. Она кинулась к шкафу, пытаясь найти хоть что-то, хоть какое-то оружие, и мысленно молилась всем известным ей богам, чтобы те не дали ей опоздать.
Но в доме Хейске не оказалось даже боккена.
А в следующую секунду все звуки стихли.
Очертания комнаты расплылись и тошнота подкатила к горлу. Поспешно прижав ладошку к губам, чтобы не закричать, Юкимура упала на колени. Она чувствовала, что слезы ручьями текут по ее щекам, что тело бьет крупной дрожью, но уже ничего не могла с собой сделать.
Невыносимую тишину прервали голоса. Среди них — тот самый, который она уже никогда в жизни не надеялась услышать. Сердце радостно подпрыгнуло в груди, и Чизуру даже забыла как дышать — лишь бы слышать каждый звук, каждый шорох… И понимать, что все обошлось. Что в этот раз…
В этот раз никто не погиб. Из-за нее.
Дверь скрипнула, и Юкимура поспешно протерла глаза рукавом прежде, чем он смог бы заметить. Хотя что там, вот же она — растрепаная, едва одетая, с высохшей солью на щеках.
В комнату ворвался прохладный воздух, и сердце снова радостно подпрыгнуло… и тут же упало, едва тусклый свет выхватил его из темноты. Хейске выглядел просто ужасно: волосы на лбу слиплись от запекшейся крови, левое плечо было практически черным с желтовато-багровыми пятнами по краям, а на когда-то чистой повязке не осталось даже проблеска белого.
Он замер на мгновение, увидев ее, а затем вошел в комнату как будто ни в чем не бывало, но его выдавали шаги — тяжелые и неестественно короткие. Смерив беспорядок, который она развела, строгим взглядом, Хейске теперь смотрел на нее в упор.
— Чизуру?
Юкимура только заметила, что ее все еще трясет. И она не могла сказать точно, было ли ей сейчас хоть чуточку менее страшно.
Хейске не глупый, он точно все понял. Что она искала оружие. Что хотела вмешаться в бой. Что хотела сделать это потому, что думала, что он может проиграть. И что самое страшное — это все было чистейшей правдой.
Чизуру не представляла, что ей ответить. Вязкий ком встал поперек горла, а голова, казалось, вот-вот разорвется от мечущихся мыслей. Она чувствовала себя маленькой, очень маленькой и беспомощной, ей хотелось убежать и спрятаться… да где угодно, лишь бы не видеть укора в таких родных глазах.
Сердце отчаянно колотилось в груди, воздуха критически не хватало. Он продолжал смотреть на нее, но Юкимура так и не смогла решиться признать правду.
— Холодно… — выдавила она, уже ожидая упрека, но Хейске лишь кивнул и слабо улыбнулся.
— А, это ветер подул с моря.
Не сказав больше ни слова, Тодо зашагал куда-то в сторону, а Чизуру так и не смогла повернуть голову ему вслед, продолжая изумленно разглядывать пространство, где он только что стоял.
Из-за ее спины послышался шелест, а затем шаги. Звук замер совсем близко, и Чизуру почувствовала, как что-то мягкое и, как ей показалось, тяжелое легло на ее плечи. Она хотела было обернуться, но Хейске сам показался из-за ее плеча и, опустившись на колени, продолжил старательно заворачивать ее в… одеяло?
— Так теплее? — улыбнулся он, чуть склонив голову набок. — Может чая согреть?
— Не стоит…
Чизуру напоминала себе шелкопряда, спрятавшегося в своем коконе. Хейске завернул ее так крепко, что она не могла даже пошевелиться, но дышать стало намного легче. Она чувствовала, что ком в горле понемногу рассасывается, и даже если дрожь до конца не отступила, то сейчас этого, по крайней мере, не видно.
Но теперь, когда ее мысли начинали успокаиваться, вместо страха грудь начинала сжимать вина.
— Это был Амагири? — спросила она вроде бы обычно, но, возможно, ей так только показалось. Глубокие зеленые глаза на мгновение расширились, но Хейске снова улыбнулся и продолжил заправлять краешек одеяла где-то за ее спиной.
— Ага, только в гости я его не приглашал. Так что он ушел.
— Вот как…
Капитан-огонек гордо оглядел результат своей кропотливой работы и посмотрел на нее так радостно, что у Чизуру ёкнуло сердце. Она боялась даже представить, через что ему пришлось пройти, а он, весь израненный, продолжал улыбаться так легко и беспечно.
— Очень больно? — едва слышно прошептала она, всей душой жалея, что не может сейчас дотянуться до его щеки и стереть засохшую кровь.
— Не-а. Уже зажило, — бойко уверил ее Хейске, но от его слов стало только хуже.
— Врешь… Прошу, не обманывай меня…
— Не могу. Ну какой из меня воин, если я буду ныть перед девушкой? Особенно если это ты.
Он смотрел на нее неотрывно, на лице застыла мягкая улыбка. Чизуру не знала, что ей ответить. Чувство вины давило на ребра, глаза снова наполнялись влагой. Ей хотелось спрятаться в свой кокон еще глубже, вместе с головой, и крепко-крепко зажмуриться, лишь бы не видеть. Не видеть, как с каждой улыбкой напрягаются его скулы, как с каждым движением чуть щурятся глаза, как осторожно он кладет левую руку на колено после того, как снова поправит норовящее развернуться одеяло…
Но она не имела права отворачиваться. Еще с момента ее появления в Шинсенгуми, многим из них не раз приходилось сражаться с противниками, которые были в разы сильнее. И пусть никто ни разу не упрекнул ее, Чизуру чувствовала, что виной всему — ее слабость.
Именно потому, что она была не в состоянии защитить себя в Абурано-Коджи, Хейске был смертельно ранен. Именно потому сегодня он снова сражался против двух невероятно сильных противников, невзирая на чудовищную боль.
Если бы только она не была такой бесполезной, ей бы не пришлось терять дорогих ей людей. Если бы только могла хоть что-то сделать…
— Прости… Прости меня! — ее голос срывался, но Чизуру было уже все равно. — Обещаю, я буду усерднее тренироваться! Я больше никогда не буду тебе обузой!
Глаза Хейске опасно прищурились, губы сжались в тонкую линию. Он смотрел на нее пристально, изучающе, и его следующий вопрос ударил в самое сердце:
— Чизуру, ну неужели в твоих глазах я настолько бесполезный мужчина?
— Нет! Я не… — вскрикнула Юкимура быстрее, чем даже успела осознать, что делает, но Хейске поспешно прижал палец к ее губам и продолжил:
— Я правда очень рад, что тебе у нас понравилось. Тренировки — это замечательно! Я действительно не знаю лучшего способа держать тело крепким, а мысли — чистыми, и тоже считаю, что ты должна уметь себя защитить. Но пока ты здесь, твоя безопасность — исключительно моя обязанность. Верь в меня хоть немножко, ладно?
В его голосе не было укора, даже напротив. Хейске говорил спокойно, уверенно, но Чизуру понимала, как сильно его обидела своим неосторожным словом. Сказанного уже не вернуть, но, как бы глупо это ни было, она не собиралась оправдываться.
— Не в этом дело, — она качнула головой, решившись наконец высказать все как есть. — Просто ты совсем себя не бережешь. Если с тобой что-то случится, в кого же мне тогда верить?
Капитан-огонек широко распахнул глаза, а потом улыбнулся так ласково, что Юкимура не выдержала и тоже слабо улыбнулась. Ничего не ответив, он уселся на пол рядом и обхватил кокон из одеяла где-то в районе ее плеча. Чизуру, разумеется, не могла ничего почувствовать, но внутри было так тепло, что ей казалось, что и ладонь Хейске — такая же теплая.
— Даже не знаю, что сказать, — признался он и запрокинул голову, усмехнувшись каким-то своим мыслям. — Мне правда приятно, что ты обо мне беспокоишься, но… Давай так, я очень постараюсь этого не допустить, хорошо?
— Правда постараешься?
— Ну а то!
Чизуру прикрыла глаза, чувствуя, что краешки ее губ сами собой ползут вверх. Тепло волнами разливалось по телу, и она не знала, виной ли тому жаркий летний воздух, кокон из одеяла или же то, что ее лучший друг был совсем рядом. Что он был здесь, с ней, и ни политические козни Сатё*, ни жестокий эксперимент бакуфу*, ни даже сама война и ее собственное проклятое наследие не смогли этого отнять.
Что, в конце концов, этот кошмар наконец закончился, и теперь уже — совсем не страшно. Как будто вся тьма, долгими годами сжимавшая сердце, отступила, поддавшись тусклому свету короткого фитилька, красно-оранжевыми огоньками плясавшего на ее веках.
И ведь сейчас она могла совсем не много — искренне и всем сердцем верить, что так будет всегда.
***
В комнате замерцал свет и сзади что-то полыхнуло. Хейске поспешно обернулся, но то была всего лишь лампа — фитиль сгорел и поджег масло.
Чизуру даже не пошевелилась. Сейчас она была такая тихая, безмятежная… Тодо не помнил, видел ли ее такой, а если и видел, то, наверное, еще в прошлой жизни, когда они оба могли днями напролет смеяться, дурачиться и действовать на нервы суровому замкому. Тогда все было как-то проще.
Тогда у него всегда получалось ее развеселить.
Хейске изо всех сил старался не шевелиться. Он бы и не дышал, если б мог, да только в образовавшейся тишине сердце колотилось так громко, что, казалось, вот-вот ее потревожит. Каждый раз, когда одеяло под его рукой вздрагивало, Тодо был почти уверен, что его чертово сердце и вовсе проломит ему ребра.
Чизуру выглядела такой крошечной, уязвимой. И куда только рвалась, глупенькая, уж против Амагири-то. Ее же сейчас отпустить — точно упадет и поранится. Но, даже зная ее столько лет, Хейске не мог перестать удивляться тому, как в этом маленьком, хрупком тельце вообще может умещаться столько смелости.
Для нее он бы сделал что угодно и уже сотню раз решился на невозможное, лишь бы только эта улыбка не погасла на ее заплаканном личике. Чизуру была рядом, в безопасности. Ее реснички дрожали, растрепанная головка упала набок, на одеяло. Хейске мог бы сидеть с ней хоть вечно, но спать так нельзя — на утро потом шея не повернется. Уж он-то это очень хорошо знал.
Приподнявшись, Тодо уперся правым коленом в пол и шагнул вперед, после чего наклонил Чизуру к себе. Предельно осторожно уложив ее голову себе на плечо и подхватив под колени, он еще разок оценил стабильность своего положения и решил действовать.
А теперь потихонечку…
В плече стрельнуло так, что из глаз посыпались искры. Стиснув зубы до скрипа и помянув про себя парочку острых фраз, Хейске покрепче обхватил сверток из одеяла. Пол под ногами выглядел как-то не очень ровно, и он решил, что уж лучше туда лишний раз не смотреть.
Кое-как добравшись до сёдзи и сделав еще один широкий шаг, он почти что упал на колено и так же предельно осторожно опустил свою бесценную ношу на расстеленный футон.
Чизуру нахмурила бровки и пробормотала что-то неясное. Хейске улыбнулся — за то, что он сейчас сделал, его еще ожидал суровый нагоняй. Ну а пока будет лучше, если она просто поспит, ни о чем не тревожась.
Поднявшись на ноги, бывший капитан восьмого подразделения задвинул за собой сёдзи и направился ближе к выходу. Дохромав до нужного места, Тодо уперся спиной в стену и медленно сполз на пол.
Он уже и забыл, когда в последний раз чувствовал себя так паршиво. В ушах звенело, голова трещала едва ли не по швам, а в горле — так сухо, словно он не мечом махал, а всю ночь квасил с Шинпачи и Сано. И угораздило же нарваться на Амагири! Вот уж у кого рука тяжелая!
Дотянувшись до фляжки на полке и откупорив пробку, Хейске вылил в себя всю воду, что там была. Не помогло. А топать до колодца как-то не хотелось.
Не хотелось, как же.
Просто добрую половину пространства перед глазами застилали черные пятна, легкие все еще горели, и даже малейшее движение отдавало дикой резью в груди.
Ненавидел он такие моменты, до жути ненавидел! Терпеть не мог чувствовать себя слабаком!
Чизуру права, он был неосторожен. Сражался беспечно, совсем потерял хватку. В следующий раз он постарается быть осмотрительней. Хейске ведь обещал, что постарается.
Не мог же он ей сказать, что его раны заживали так же плохо, как после Тоба-Фушими. Что времени, возможно, уже почти не осталось. Что не представляет, как вообще еще способен дышать с ней одним воздухом, и эта неизвестность сводит его с ума.
Что бы ни произошло в Сендае, он точно чувствовал, что исчерпал свою жизнь. И даже если каким-то образом ему и удалось дотянуть до сегодняшнего вечера, вряд ли это можно назвать чудом.
Он ведь уже давно сдался… Так почему, черт возьми, именно сейчас так невыносимо хочется жить?
Тодо не верил, что разетсу можно спасти. Но он знал, что там, за перегородкой, спит девушка, которая снова будет плакать, если он посмеет оставить ее одну. И если уж другого выхода нет, то ради нее он готов был пойти даже на невозможное.
И потому сейчас он просто обязан поберечь силы.
Амагири без труда смог найти их по кровавым следам, а значит и тот белобрысый извращуга может заявиться в любую минуту.
Хейске никогда не видел, чтобы раны заживали так быстро. Он абсолютно точно пробил мерзавцу артерию, такое на какое-то время вывело бы из строя даже разетсу, а тот и глазом не повел! Уже только это делало его чрезвычайно опасным противником, но Тодо чувствовал — это далеко не все. А если учесть его нынешнее состояние, ситуация складывалась очень и очень дрянная.
Сейчас он как никогда скучал по своей старой регенерации. Но раз уж так сложились обстоятельства, то придется работать с тем, что имеем.
Хейске нащупал катану за поясом и крепко сжал ножны. Лакированное дерево было прохладным, и эта прохлада расползалась по телу шипящими искрами. Тодо чувствовал, как дерево медленно впитывает тепло его руки.
Пусть только сунется в Мибу. Здесь, в волчьем логове, живет кровожадный монстр, и он совсем не против быть монстром, если это даст силу защитить дорогого ему человека.
Потому что в одном Хейске абсолютно уверен — он точно умрет прежде, чем позволит хоть единому волоску упасть с ее головы.
Глубоко вдохнув обжигающе горячий воздух, Тодо поморщился и вцепился пальцами в почерневшую кожу на плече. Боль стихла всего на мгновение, снова расходясь по телу горячими липкими волнами.
Он едва сдерживался, чтобы не засмеяться.
Крепче стиснув в руке ножны, Хейске хрипло прошептал:
— Ну давай же, черт возьми! Заживай!
