***
Человек без имени бесцельно бродил по улицам Киото, сжимая в руке пустую бутылку. Когда-то давно у него было звание и цель в жизни. Когда-то давно у него были друзья и место, которое он считал своим домом. Когда-то давно у него было что любить и за что сражаться. Теперь всего этого нет. Даже город, который он клялся защищать, больше не видел его. Его жители проходили мимо, в их глазах — абсолютное ничто. Ни радости. Ни страха. Ни воспоминаний. Никто даже не обернулся. Но человек продолжал идти. Он снова смотрел на то, как просыпается великий город. С рассветом его улицы наполнялись людьми, криками птиц и торговцев на рыночной площади. Воздух пах сырым деревом и пылью, и по его дорогам вновь скрипели телеги. Эти улицы он знал наизусть. Уже сколько раз он проходил мимо этих домов и гостиниц, узеньких переулков и торговых рядов. Но в итоге, пошатываясь, всегда возвращался в одно и то же место. Туда, где когда-то давно отряд людей в голубых хаори начинал свой патрульный маршрут. Теперь, таких же забытых. У него-то и оставалось… Лишь земля под ногами, почти ослепшие глаза и способность слышать. Торговую ругань, стук молотков и чью-то тихую песню. Звонкие голоса детей, храмовые колокола, телеги. Глухой удар о землю. Треск сминаемой корзины. Скрип обнаженной стали по ножнам. Где-то на краю сознания человек услышал звон разбившейся бутылки. Его тело само бросилось вперед, и летящее лезвие замерло меж ладоней. А ведь он еще даже не знал кто находится за его спиной. Зато был уверен, что слышал лишь один меч. Что ненавидит двое на одного. И что заросшие, опухшие от бухла рожи всегда означают неприятности. — Прочь. Повторять не пришлось. Перекошенные страхом лица утонули в толпе, а он все же смог обернуться. На земле, рядом с помятой корзиной и раскатившимися овощами, спокойно сидел старик. Морщинистый совсем, да только глаза пронзительные. Он смотрел прямо, на человека. Смотрел так, будто действительно видел, и от этого становилось неуютно. — Благодарю, — спокойно произнес он, а человек лишь потряс растрепанной головой. — Вообще не за что. Эти бандюганы совсем страх потеряли. И куда вообще смотрит императорская гвардия? — Наблюдая за тем, как пожилой мужчина медленно поднимается и тянется к раскатившимся овощам, он первым подскочил к помятой корзине. — Да погодите Вы, я помогу. Старик улыбнулся. — Как твое имя, юноша? Человек замер. — Хейске. — Хейске? — Ну… да. Когда-то его действительно так звали. Собрав все, что еще годилось в еду, он настоял помочь донести. Старик не возражал, но и не задал ни единого вопроса. Он снова шел, в тишине, и сердце его бешено колотилось. И только когда они дошли до старого, потемневшего от возраста дома, он наконец-то все понял. — Сенсей! Во двор вылетели двое мальчишек, грязные как черти, с зелеными от травы локтями и коленями. У обоих — кулаки в кровь. У одного разбита губа. У второго уже начинал чернеть фонарь под правым глазом. Сенсей картинно заломил бровь, и остановился взглядом на пареньке, лет, может, тринадцати. Точнее, на его заплывшем глазе. — Что случилось, Тетсуноске? — Упал. Простите, Сенсей! Я был неосторожен! Старик едва заметно ухмыльнулся. — А ты, Тайджиро? Тоже упал? — Прошу меня простить! — звонко крикнул младшенький и поклонился по самый пояс. Сенсей одобрительно кивнул. — Что ж, все мы иногда падаем. Это не так уж и важно, если вы все еще можете встать. — Внезапно, пожилой учитель обернулся. — Познакомьтесь, это — Хейске-сан. Сегодня он мне очень помог. — Не то чтобы… — проборматал он, но двое ребятишек как по команде поклонились и отчеканили: — Большое спасибо! Перемнувшись с ноги на ногу и стивнув корзину, Хейске опустил глаза. Сейчас он не имел и малейшего понятия как поступить. Но Сенсей оборвал их, махнув руков в сторону старого додзё, и наказал начинать без него. После чего забрал корзину и глубоко вздохнул. — Колодец за домом. — А? — Умойся. От тебя алкоголем разит. — Да я не пьян. Пожилой учитель хмыкнул. — Действительно. Больно хорошая реакция для пьяного. Не дожидаясь ответа, тот подхватил помятую корзину под дно и направился к пристройке. А Волк из Мибу, давно уже мертвый, снова слышал шум листвы, скрип плетеных подошв и стук боккенов в тренировочном поединке. Хриплым голосом, он спросил: — Скажите, может быть, я еще чем помочь могу? — Приходи завтра. И, ради всего святого, приведи себя в порядок.***
Краем глаза заметив движение в проеме двери, Хейске убрал боккен за пояс и дважды хлопнул в ладоши, привлекая внимание зала: — Так, ребятня, я отойду ненадолго, продолжайте без меня! Тай за старшего! Младшенький тыкнул себя в грудь рукоятью, округлив глаза. — Я? — Ты. Тай — талантище, все честно! Пора б ему уже перестать оглядываться на возраст. Тех, кто младше и слабее всегда шпыняют. Ничего, его тоже когда-то шпыняли. Парнишка поджал губы и опасливо осмотрелся. Не дожидаясь подтверждения, Чизуру вежливо поклонилась и самым что и на есть бархатным голосом произнесла: — Тайджиро-семпай, я немного не уверена правильно ли я выполняю эту форму… Посмотрите? У Хейске потеплело на сердце. Чизуру, умничка, с полуслова все понимает. Не теряя и секунды, Тодо выскочил в сад. Он уже был на пределе. Еще немного, и вся его выдержка разлетелась бы на куски прямо там, на истертом полу, на глазах у тех, кто уж точно не должен видеть. Сжав рукоять боккена до белых костяшек, он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить разогнавшееся сердце, но от этого стало лишь хуже. Скрипнув зубами, Хейске лихорадочно оглянулся по сторонам и, углядев старика возле кухни, сорвался с места. — Сенсей, я… — Тодо чувствовал, что захлебывается воздухом. — Почему Вы взяли меня инструктором? Пожилой учитель спокойно указал на крыльцо. — Не суетись. Присядь. Хейске попытался возразить, но грудь сдавило так, что он не осилил и слова. Он дернулся вперед, замер, развел руками, и осознав, что сейчас до смешного похож на рыбу, обреченно плюхнулся на половицы. Через силу втянув в себя воздух, он развернулся к Сенсею, но прежде чем он успел проронить хоть звук, в его руках оказалась чашка чая. Горячая, твою мать! Внезапно он понял, что не может двигаться. Не может ни встать, ни развернуться, тело сковало чашкой и обязанностью не расплескать. Тодо тут же попытался опрокинуть в себя содержимое, но обжег язык и отшатнулся. А потом вспомнил, что Сенсей за неправильную температуру уши откручивает. Старый лис! Вот только он так умеет! Старик, тем временем, преспокойно сел рядом, и продолжил рассматривать облака на ярко-голубом небе, не произнеся ни слова. Хейске сглотнул и уставился в чашку. Было как-то неуютно. Но дышать стало самую малость легче. — Он был силен? — Да, — выдохнул Тодо, чувствуя, как вместе с этим простым словом с его сердца будто свалился булыжник. — О чем ты думал? — Ни о чем. Если б думал, здесь бы точно не сидел. — Осознание запоздало ударило в голову, и Хейске вздрогнул. — Я отвлекся… — Но ты все еще жив. — Едва ли… Сенсей кивнул, продолжая рассматривать облака. — Я встретил мастера Хокушин Итто-рю, и он не отказался помочь полупустому додзё. Тебе нужна иная причина? — Этого мало! — в три глотка одолев подостывший чай, Хейске отставил чашку и крутанулся в сторому Мастера — Хокушин — дуэльный стиль! Сгодится когда все честно, но… Морщинистый палец ткнул в лоб. Ощутимо. Тодо осекся. — Твоя проблема не в мече, а вот здесь. Не вини Хокушин. В этот момент клокочущий ад внутри вспыхнул, сосредоточился в пылающее ядро, и хаос в голове исчез. Сжав кулаки, бывший капитан Шинсенгуми поднялся на ноги и, не отрывая взгляда от старика, отспупил на пару шагов и упал на колени. Сложив руки, он поклонился так, что его лоб упирался в землю. — Сенсей, пожалуйста! Обучите меня скрытому разделу! Я что угодно сделаю! Его глаза слезились от пыли, и тишина разрывала уши. Мастер додзё тяжело вздохнул. — Не думал, что здесь есть кто-то, способный доставить тебе проблемы. Поднимайся. Я обучу тебя разделу Рёто.***
Воистину прекрасен вид молодой листвы в предрассветной дымке. Казама Чикаге откинулся на оконную раму и глубоко вдохнул густой горный воздух, вслушиваясь. Здесь, вдали от людей, можно услышать гораздо больше. В обманчивом покое новой эпохи Казама предчувствовал величайшую опасность. Теперь, когда Сацума, Тёсю и Тоса вырвали правление из рук сёгуната Токугавы, бессмысленно ожидать покоя. Их переезд в Эдо — вздох облегчения для всех демонов, живущих близ Киото, но в воздухе по прежнему пахло грозой. Наивно полагать, что бедствие миновало. Люди всегда желали силы и власти. Они не остановятся ни перед чем в достижении своих целей, их не заботят честь и соглашения. Рано или поздно они вернутся. Но было что-то еще… Чикаге принюхался.Да, сегодня ветер дует именно с моря. Так странно… При всей любви к разрушению, люди создают удивительные города, строят семьи и точно так же наслаждаются рассветом. Их творения — восхитительны. Защищая свою мечту, люди способны стать свирепее демонов. Ради своей цели, они тратят долгие годы, чтобы сделать свое хрупкое тело сильнее и подставляют себя под раны, которые не способны исцелить. Они упрямо идут вперед, не осознавая, что их мечта — всего лишь иллюзия. И в итоге, совсем как мотыльки, летящие к столь манящему свету, опаляют крылья и обращаются пеплом. О ком же сегодня плачут цикады? Деревянная створка скользнула в сторону, но оборачиваться не было нужды. Казама и без этого знал, кто, кроме него самого, теперь находился в комнате. Где-то в глубине души он испытал облегчение. — Так непривычно видеть тебя раненым. Что произошло? Амагири Кюджу вежливо поклонился и присел на татами. Его лицо как всегда не выражало эмоций, но Чикаге знал лучше, чем кто-либо: больше всего пострадала его гордость. В этот раз Казама слушал внимательно. Доклады Амагири были скупы на подробности, особенно в последнее время. С тех пор как в Киото заговорили о кровожадном монстре, Чикаге приложил все силы для того, чтобы докопаться до правды и принять меры, но каждый раз неведомый убийца словно растворялся в тумане. Сегодняшний доклад был… интересным. — Шинсенгуми говоришь… — окинув взглядом изрезанное в нескольких местах и потемневшее от крови хаори Амагири, Казама перебрал в памяти знакомые лица. — Который? — Молодой капитан из Икеда-я. — Так мелкий щенок отрастил волчьи зубы? — Чикаге скривил губы в усмешке. Происходящее напоминало очень несмешную шутку. Той весной в Эдзо он в последний раз сражался с Хиджикатой Тошидзо, к тому времени ставшим легендой среди войск сторонников сёгуната. Сила, не принадлежавшая ему, уже практически уничтожила этого человека, но исход их боя решил куда больше, чем известно истории. Каждый раз когда Казама вспоминал этот день, теперь уже едва заметный шрам возле его сердца снова начинал болеть. Подумать только… Хиджиката Тошидзо все же смог его превзойти. И теперь его подчиненный едва не лишил головы одного из сильнейших демонов страны. Люди… слабые? Чикаге хотелось смеяться. — Ты уверен, что это был именно он? — спросил он, отрешенно наблюдая за тем, как соленый ветер треплет густозеленые листья. — Не думаю, что с тобой мог справиться перевертыш, но чтобы ты проиграл раненому разетсу… — Он больше не разетсу. Казама едва не поперхнулся воздухом. — Что? — Мы встречались с подобным. Полагаю, это исключительный случай. Чикаге чувствовал, как кровь вскипает в его венах и приливает к лицу. — Перерожденный?! И ты оставил его в живых? — Я готов за него поручиться. Амагири Кюджу снова поклонился, все с тем же непристрастным видом. Его взгляд был тверд, а смысл слов неизменен. Сделав глубокий вдох, Казама позволил горной прохладе охладить свое сердце. — Твой живот тебе совсем не дорог? — устало произнес он, прикрыв глаза. Глупо… Как глупо. Ничего не зная, рисковать своей жизнью. — Амагири… Та женщина тоже с ним? — Да. — Вот как… Порыв ветра ворвался в комнату, и Казама снова посмотрел наружу. Поблекшая луна тонула в серых облаках — небо в горах всегда разгорается слишком поздно. Не похоже, чтобы туман хоть немного рассеялся. В этой истории слишком много неувязок. Но даже то, что кажется очевидным, чаще всего слишком далеко от реальности. У него просто не было права на ошибку. На кону стояли жизни каждого из демонов Ясэ. Если слух об убийствах дойдет до Эдо, люди не станут разбираться. — Как насчет того места? — Я обо всем позаботился. Если бы инцидентом заинтересовалась императорская гвардия, у нас могли быть серьезные проблемы. — Действительно… И все же мне кое-что интересно. — Казама прищурился. — Если даже ты не смог с ним справиться… Кто же тогда его ранил?